скачать книгу бесплатно
Очень любопытный тип Илья Колесников, и определенно неприятный. Сам капитан Ушаков не был идеальным отцом, но мальчишек своих обожал, готов был ради них наизнанку вывернуться, родительский инстинкт в капитане был наиболее сильно развит, даже сильнее инстинкта самосохранения. А потому он окончательно и бесповоротно невзлюбил покойного Колесникова, тот был подлецом и эгоистом и, по большому счету, получил по заслугам.
– Еще что-то можете добавить о покойном?
– Еще? Мне кажется, он любил играть в карты, – задумчиво проговорила уборщица.
– Почему?
– В доме больше нет игр, а карты есть.
– Ну, что там у вас по этому убийству на Кирочной улице? Разобрались? – поднимая голову от бумаг, спросил полковник Тарасов, глядя на свою «банду», как он ласково, по-отечески называл сотрудников следственного отдела.
– Георгий Владимирович, да когда бы мы успели, его же только вчера грохнули, точнее, позавчера. А вчера мы его осматривали, – воззвал к совести начальства, бесстрашный в своей этической недоразвитости, Толик Жуков.
– Жуков, вы как с руководством разговариваете? – тут же вскинул убеленную сединой голову полковник. – Напоминаю, вы на службе, а не на танцах, и я вам не девушка. Впрочем, мало какой девушке придется по душе ваша развязность. Никита Александрович, я вам советую больше времени уделять воспитанию молодых сотрудников, а то за отдел стыдно. Они же с людьми работают, это же недопустимо! – обратил он укоризненный взор на капитана Ушакова.
– Извините, Георгий Викторович, буду уделять, – покладисто и охотно согласился капитан, зная, что если с полковником не спорить и не упираться, объясняя, что у них в отделе хронический завал, и что ему не то, что сотрудников, родных сыновей воспитывать некогда, тот о выданном распоряжении минут через десять забудет и вспомнит не раньше, чем Толик в следующий раз рот раскроет. Вывод, надо держать Толика подальше от начальства. Потому, как молчать он не умеет, а перевоспитывать его бессмысленно, уже пытались.
– Ну, вот и хорошо. Докладывайте, что там у вас.
– По заключению эксперта, удар тонким колюще-режущим предметом был нанесен точно в сердце. Смерть была мгновенной. Никаких следов борьбы, никаких следов присутствия постороннего в квартире обнаружено не было. Смерть наступила четырнадцатого апреля, предположительно, с двадцати трех часов до двух часов ночи пятнадцатого апреля. Следов взлома на двери не обнаружено. Орудия убийства тоже. Свидетелей найти пока тоже не удалось. Дом новый, заселен только наполовину, жильцы друг друга знают плохо.
– А консьерж?
– Нет там консьержа. Есть видеонаблюдение, но оно, оказывается, неделю как не работает, управляющая компания ждала мастера еще три дня назад, он не пришел, а второй раз забыли вызвать, в общем, никому нет дела до этого видеонаблюдения, – махнул рукой капитан Ушаков. – Жильцы не жалуются, и ладно. А жильцы просто понятия не имеют, что оно не работает. Так что заходи кто хочешь, делай чего хочешь. Ну, правда, территория и подъезд закрыты, так просто, конечно, не пройдешь, хозяин квартиры должен открыть дверь.
– Значит, убитый знал своего убийцу, – заключил полковник.
– Ну да. Или убийца прикинулся службой доставки или соседом, который ключ забыл. – Подкинул ему еще несколько версий капитан Ушаков. – В общем, Георгий Викторович, вариантов множество, – печально заключил он, с намеком, чтобы начальство с них много не спрашивало.
– Ну, вот видишь, значит, скучно не будет, – перевернул на свой лад полковник. – Так что, бойцы, вперед на баррикады. Все свободны. Плешаков задержись, расскажи, как у тебя с делом Семенова продвигается.
«Что же с этим Колесниковым делать? – размышлял капитан, стоя в пробке на Лесном проспекте. – Хоть бы какая зацепка, пальчики, окурок в пепельнице, любопытная соседка-пенсионерка с ворохом сплетен. Нет ничего. Нет, пальчики, конечно, есть, их немало накопилось с пятницы по понедельник, именно столько времени прошло между визитами уборщицы, но чьи это пальцы? Самого Колесникова, уборщицы, его родителей, друзей? Предстоит еще выяснить. Придется долго и муторно расспрашивать родственников, коллег, приятелей, разыскивать любовницу.
Есть, конечно, шанс, что бизнесмена Колесникова заказали конкуренты, но, во-первых, он был не того полета птицей, во-вторых, сейчас не девяностые, чтобы всех мочить направо и налево. А вот удар нанесен мастерски. Такое нечасто увидишь».
– Илья был таким хорошим мальчиком. Учился всегда хорошо, спортом занимался, в теннис играл, плавал. У него даже грамоты есть, – глядя на капитана с бездонной собачьей тоской в глазах, рассказывала Наталья Алексеевна, мать Ильи Колесникова. – И университет окончил очень успешно, потом вот с приятелем занялись бизнесом. Я, честно говоря, всегда была против, лучше бы он на государственное предприятие устроился. Или в крупную фирму. Но Илюша всегда говорил, что хочет быть независимым человеком. А вот теперь… – То и дело шмыгая носом и сморкаясь, говорила Наталья Алексеевна. – А сколько у него всегда друзей было! Он был очень добрый общительный человек.
– А семья у него была? Жена, дети? – холодно глядя на Наталью Алексеевну, спросил капитан. Как бы она не расписывала сыночка, но он-то знал, что на самом деле представлял собой покойный.
– Конечно. Илюша был женат, но сейчас они в разводе. Понимаете, это был очень ранний брак, они с Полиной тогда как раз университет оканчивали, оба еще толком на ногах не стояли. А тут Полина забеременела, те родители стали настаивать на браке. Я, конечно, с самого начала понимала, что долго их союз не продержится, …
– А почему?
– Ну, как же, такой возраст. Илюша и погулять еще толком не успел, а тут сразу такая ответственность, ребенок.
– Я тоже в этом возрасте женился, и Илья у нас сразу родился, справились как-то, – буркнул сидящий чуть в стороне Андрей Сергеевич Колесников.
– Андрюша, ну тогда же совершенно другая жизнь была. – Укоризненно взглянула на него жена. – А ребята все равно разошлись через два года. Нет, вы только не подумайте, Илья Полине помогает, алименты хорошие выплачивает, ну, и мы со своей стороны, чем можем… Только у нас возможности, конечно, не большие, мы обычные служащие, – словно извиняясь, проговорила Наталья Алексеевна.
Капитан молча выразительным взглядом окинул комнату. Супруги жили в старом доме недалеко от Мариинского театра, высоченные потолки, пышная лепнина, наборный паркет, все в изумительном состоянии.
«Реставраторов небось нанимали», – предположил капитан. Мебель исключительно старинная, на стенах картины, на постаментах скульптуры, на камине огромные часы, кажется, даже позолоченные, и уж совершенно точно старинные и жутко дорогие. Вообще квартира скромных служащих больше смахивала на какой-нибудь дворец. Если и не царский, то уж великокняжеский точно.
– О, – заметив выразительный взгляд капитана, проговорила Наталья Алексеевна. – Вы об этом? Дело в том, что мой покойный отец десятилетиями коллекционировал предметы искусства, но к нам с мужем все это не имеет никакого отношения, и квартира и все вещи принадлежат маме. Мы с мужем всю жизнь трудились, я преподаю музыку, а муж работает инженером. А все это, – она обвела комнату широким жестом, – не имеет к нам никакого отношения.
Откуда-то сбоку раздалось едва слышное покашливание.
Капитан обернулся и взглянул на сидевшую в кресле у окна крепкую старуху с газетой в руках. Коротко стриженные на молодежный манер седые волосы, решительный нос, прямые плечи и плотно сжатые губы. Вся она была четко очерченная, выразительная. На лице старухи, обращенном к Наталье Алексеевне, читался плохо скрытый сарказм.
Мать Натальи Алексеевны и бабушка Ильи Колесникова являла собой фундаментальный типаж русской женщины. Волевая, решительная, из той породы, что в горящие избы шагают. И было совершенно очевидно, что собственная дочь с ее присюсюкиваниями одобрения в бабуле не вызывает.
– А что касается Илюшиного неудачного брака, так теперь у нас хоть Ванечка есть! – не обращая внимания на мать, продолжала Наталья Алексеевна.
Но капитан краем глаза на старуху взглянул и заметил, как она брезгливо скривила губы. Ясно, прежде внук не нужен был, обуза для всех, а теперь вот «хоть Ванечка есть». Лицемеры.
– Мы все надеялись, что Илюша создаст новую семью, найдет себе достойную пару.– «Вот как «достойную», – отметил в очередной раз про себя капитан, семейство Колесникова ему не нравилось.
– Как-то устроит свою жизнь, – продолжала сетовать Наталья Алексеевна, – но у него отчего-то не складывалось. Илюша очень много работал, был очень ответственный, очень целеустремленный, да и женщины, наверное, подходящей не встретилось…
– Раздолбай он был и эгоист, – не выдержав, сказала, как отрубила, бабуля, откладывая в сторону газету. – И нечего дифирамбы петь, Наташа. Не на панихиде.
– Мама!
– Полиции не нужны твои выдумки. Они убийцу ищут, а не характеристику для выезда за границу составляют. А то, трудолюбивый, морально устойчивый, ответственный, политически грамотный. Не был он таким, – резко, твердо проговорила бабуля. – Был он легкомысленным раздолбаем, эгоистом и бабником, как и большая часть его успешных приятелей. Жил в свое удовольствие, ни о ком не беспокоился. Но, правда, и плохого никому не делал. Злым, завистливым не был. Не подличал, не пакостил. Может, прожил бы подольше, еще повзрослел бы, человеком стал.
– Спасибо, – благодарно кивнул капитан.
– Вы найдете того, кто это сделал? – С надеждой взглянула на него Наталья Алексеевна.
– Непременно.
Глава 2
28 августа 1955 г. Ленинград
– Здравствуй, Анюта! – Николай Васильевич вошел в комнату жены, неся в руках большой букет полевых цветов.
Анна Петровна радостно обернулась на голос мужа. Коля обожал сюрпризы. Вот и сегодня явился совершенно нежданный. Их часть уже неделю как отправилась на учения на какой-то дальний полигон, и она не ждала мужа раньше следующей пятницы. И вот, пожалуйста.
Анна Петровна поправила съехавший с плеча шелковый, отделанный кружевом, пеньюар и, грациозно изгибая тело, поднялась навстречу мужу.
– Доброе утро, соскучился ужасно. – Целуя ее в щеку, признался Николай Васильевич. – А это тебе в честь премьеры. – Протягивая жене букет и большой тяжелый сверток, проговорил полковник Щербатов. – На счастье!
– Что это? – Нетерпеливо разворачивая плотную сероватую бумагу, пробормотала Анна Петровна.
Анне Петровне, Анюте, было чуть за тридцать, высокая, с пышной грудью и царственной осанкой, роскошными каштановыми волосами, она была редкой красавицей и признанной звездой Ленинградской оперной сцены. Муж – полковник Николай Васильевич Шербатов – обожал свою Анюту, баловал, гордился ею, а она как должное принимала его поклонение.
– Боже, какая прелестная шкатулка! Коля, откуда? – разглядывая серебряную, украшенную эмалью шкатулку, восторженно спросила Анна Петровна.
Шкатулка была удивительно красива. Тонкая старинная работа, потемневшее от времени серебро, яркие свежие краски эмали, изящный рисунок. Анна Петровна не была тонким ценителем, но даже ей было понятно, что шкатулка невероятно дорогая и очень старая.
– Купил по случаю, – улыбнулся Николай Васильевич. – И кстати, взгляни вот сюда. Видишь вензель? Эта шкатулка принадлежала княгине Голициной. Той самой, что стала прообразом пушкинской «Пиковой дамы». Так что подарок со смыслом.
– Потрясающе! Где ты ее достал? – вертя шкатулку в руках, вдыхая ее запах, разглядывая завитушки серебряных листьев и стеблей, спросила Анна Петровна.
– Я же сказал, купил по случаю. Кстати говоря, моя мать была в родстве с родом Голициных.
– Что?
– Ну да. Моя прабабка была Строгонова, а одна из дочерей княгини Голициной вышла замуж за графа Строгонова, так что…
– Почему ты мне никогда об этом не рассказывал? – чуть обиженно спросила Анна Петровна, глядя на мужа.
– Потому что о таких вещах говорить не стоит.
– Так ты, выходит, граф? – в восторге воскликнула Анюта, глядя на мужа.
– Нет. Я обычный советский гражданин, – спокойно возразил ей Николай Васильевич. – А князей и графов у нас еще в восемнадцатом году отменили, некоторых расстреляли. Так что, будь добра, никому, пожалуйста, об этом не рассказывай. Ни Галочке, ни Капочке, ни Софочке. Никому. Иначе следующая твоя премьера может пройти за полярным кругом. Это в лучшем случае. – Под конец голос мужа звучал угрожающе холодно, так что у Анны Петровны даже мурашки по коже пробежали, она с испугом взглянула на Николая Васильевича. Но он уже улыбался ей, и холодный ужас отступил.
– Конечно, я понимаю, – попыталась улыбнуться в ответ Анюта.
– Ну, дорогая, – легонько чмокнув жену в нос, проговорил Николай Васильевич, – мне пора. Водитель ждет.
– Но ведь на премьере ты будешь?
– Разумеется. Хорошего тебе дня.
Николай Васильевич уехал, а Анна Петровна осталась рассматривать чудесную шкатулку.
– Анна Петровна, уже десять, на репетицию опоздаете. – Заглянула в комнату Глаша, домработница Щербатовых.
– Ой, Глаша, как ты меня испугала! – Сердито обернулась к ней Анна Петровна. – Еще и волосы зацепились. Завтрак готов?
– Накрыто давно. Кофий уже стынет, шли бы.
– Сейчас, сейчас иду. – Анна Петровна пыталась распутать зацепившуюся за завиток серебряного листочка тонкую прядку, когда раздался тихий щелчок, и круглый эмалевый медальон на крышке шкатулки открылся.
Сердце Анны Петровны затрепетало от любопытства. Внутри на эмалевом медальоне были изображены кавалер и дама в напудренных париках с искусственными улыбками на лицах. У дамы был чуть длинноват нос, у кавалера был маленький кукольный ротик. Полюбовавшись этой пасторалью, Анна Петровна, забыв о завтраке, принялась внимательно изучать шкатулку, пытаясь открыть и другие медальоны, но ничего не получалось.
– Анна Петровна, опоздаете. – Снова заглянула в комнату Глаша.
– Сейчас, сейчас, – отставляя в сторону шкатулку, проговорила Анна Петровна, поднимаясь, и напоследок нажала пальчиком на медальон с дамой и кавалером. Изображение с едва слышным щелчком открылось.
– Невероятно! – обрадовалась Анна Петровна, заглядывая в небольшой тайник.
Перстень грубоватой работы с большим мутным голубовато-синим камнем был невероятно красив, а голубовато-синий камень словно завораживал, притягивал взгляд, открывая бездонные искрящиеся глубины.
Вот это подарок! Николай и сам, наверное, не представляет, что ей подарил. А, может, и продавец не знал о секрете шкатулки? Ведь она обнаружила тайник случайно.
Надев на палец кольцо, оно скользнуло на него легко, словно было сделано по заказу, счастливая Анна Петровна отправилась завтракать.
– Ну, теперь точно опоздаете, – ворчала Глаша, демонстративно протиравшая листья фикуса возле окошка. – Давно уже одеваться надо, о чем только думают. И это перед самой премьерой!
– Глаша, помолчи, я сейчас быстро, – прервала ее охи Анна Петровна, у нее было прекрасное настроение, и испортить его не могла даже Глаша.
И все же в театр Анна Петровна, несомненно, опоздала бы. Но, когда она, постукивая каблучками, спешила к автобусной остановке, то и дело поглядывая встревоженно на наручные часики, ее окликнул сзади знакомый голос. Не обернуться было невозможно. На тротуаре стояла Капа Одинцова в роскошном брючном костюме, ее муж только что вернулся из-за границы.
– Здравствуй, Капочка! – крикнула на бегу Анна Петровна, помахав ручкой.
– Куда ты так торопишься? Постой же! – Капа определенно спешила за ней, пришлось остановиться.
– Извини, я страшно в театр опаздываю. – Нервно высматривая, не покажется ли в конце улицы автобус, проговорила Анна Петровна.
– Ну, так какие проблемы? Пойдем я тебя подвезу. Костик сегодня дал мне машину, так что, подруга, тебе повезло. – Беря Анну Петровну под руку, весело сообщила Капочка. Они с мужем проживали этажом ниже, и Капа была близкой приятельницей Анны Петровны.
– Поехали, Володя, – устраиваясь на мягком сиденье, распорядилась Капочка. – Ну, что у тебя в театре? Как репетиции?
– Ой, пока вроде все в порядке, – вздохнула Анна Петровна.
– А что может быть не в порядке? – проявила дотошность Капочка.
– Ну, замдиректора наш, Бельский, ну, помнишь, я тебе рассказывала, пытается на мою партию пропихнуть эту выскочку Леночку Леденеву, – пожаловалась Анна Петровна.
– Кто такая?
– Его пассия. Моя дублерша, во втором составе поет. Без году неделя в театре, а уже метит премьеру петь! Интриганка!
– Ну, что тебе волноваться? Ты же у нас звезда, тебя весь город знает.
– Знает. Только этот Бельский – такая хитрая бестия, к тому же у Леденевой голос.
– У тебя тоже голос.
– Не знаю. Он бегает по театру и на всех углах кричит, что пора смелее молодежь выдвигать и что у меня и без того слишком большая нагрузка, – вздохнула Анна Петровна, натягивая перчатку. – Ну, спасибо, что подвезла.
– До встречи на премьере, и не вешай нос. В конце концов, твой Николай может этого Бельского вызвать на дуэль, и дело с концом, – легкомысленно усмехнулась Капочка. У нее не было проблем по службе, она никогда нигде не работала.
– Добрый день, Анна Петровна.
– Добрый день, Игорь Константинович.
– Добрый день.
– Желаю здравствовать.
– Приветствую, Анна Петровна.
– Добрый день, Юрий Леонидович.
