скачать книгу бесплатно
– Ваша сестра? – спросила девушка, и они уже дошли до широкой парадной лестницы, на которой состоялся ее первый разговор с мужчиной. Широкая лестница с темными деревянными перилами вела прямо к огромным дверям на подъездную аллею.
– Да, она сказала отцу, что я…
– Что он не смог противостоять провокационным слухам, – позади послышался мелодичный и приятный женский голос, и обернувшись мисс Россер увидела мисс Уанхард. Несмотря на то, что было раннее утро, выглядела она шикарно, стоя в белом пышном платье, украшенном жемчугом. Она была похожа на невесту, так как юбка платья была в несколько ярусов, и верхние были сделаны из блестящего фатина. Волосы она убрала на затылок, закрепив их заколкой, а на лице лежал приятный, светлый макияж.
– Доброе утро, мисс Уанхард, – проговорила мисс Россер, и та в ответ легко качнула головой в приветствие.
– Сестра, что ты тут делаешь? – уставшим голосом спросил мужчина, и та с широкой улыбкой ответила, словно она злорадствует или ехидничает:
– Я узнала, что мисс Россер покидает твое поместье и решила тоже с ней попрощаться, – потом она тихо хмыкнула и продолжила, – мне очень обидно, что столь прекрасная девушка так и не станет моей родственницей.
– Иридия, ты как обычно в своем репертуаре, – ответил мистер Уанхард, пытаясь не закатить глаза, и было видно, что удается ему это с огромным трудом, – ты копия наш отец, потому он и любит тебя сильнее всех.
– Перестань, братец, – девушка широко улыбалась, подходя к брату, – ты же знаешь, я не хочу тебе ничего плохо, – а потом она перевела взгляд на девушку, – не слушайте его, мисс Россер, я хорошая сестра.
– Да, столь хороша, что не дала поговорить мне с отцом самому, и просто пожаловалась на меня ему, – строго проговорил мистер Уанхард, и девушка сжала губы, не зная, что на это можно ответить.
Втроем они спустились к выходу и оказались на улице. Экипаж мисс Россер был уже готов к дороге, и Сид стоял возле него в ожидании хозяйки, не показывая ни кусочка своей кожи, словно кто-то забыл у колеса повозки черный мешок с неизвестным содержимым. Мисс Уанхард, заметив черную ткань, незаметно улыбнулась и заговорила:
– Ваш слуга очень стеснителен, неужели он никогда не показывает своего лица?
– Его зовут Сид, и он обычно прячется, – ответила мисс Россер, осматриваясь вокруг.
Земля еще не просохла, ветер был холодным, а сквозь одеяло из тяжелых туч пробивался тусклый солнечный свет.
– Что ж, мне пора отправляться в путь, – выдохнула девушка, оборачиваясь к брату и сестре, – я была рада посетить Ваше поместье, мистер Уанхард. Вы являетесь хозяином удивительного места, у Вас здесь очень красиво, и меня приятно удивил Ваш розарий, к сожалению, от которого из-за натиска погоды, ничего не осталось. Но я надеюсь приехать сюда следующим летом, или, возможно, даже раньше, на Вашу свадьбу и застать розы цветущими.
– Спасибо мисс Россер за столь приятный отзыв о моем поместье, – отвечал мужчина, улыбаясь, – я рад, что Вам понравилось у нас.
В этот момент двери в усадьбу открылись, и на улицу вышел мистер Мак-Дугал, который растерянно смотрел на мисс Россер, а потом перевел взгляд на мистера Уанхард.
– Так это правда? Я считал, что это не более чем провокационные слухи, что помолвка разорвана! – говорил он, проходя к хозяину поместье, а потом снова перевел взгляд на мисс Россер. – Значит, Вы действительно покидаете нас?
– Да, боюсь, что это действительно так, – ответила девушка.
– Мне очень жаль, мисс Россер, – мужчина поджал губы, медленно качая головой и опуская взгляд, – я был уверен в Вашей паре, но я буду надеяться, что время всё расставит по местам.
– Я тоже буду на это надеяться, – проговорила Иридия Уанхард, – я знаю теперь, о чем молить Господа, чтобы Вы обязательно стали здесь хозяйкой.
– Иридия, – снова устало повторил мистер Уанхард, а девушка, словно чувствуя его раздражение, пыталась удержать насмешливую улыбку.
– Мне было очень приятно со всеми Вами познакомиться, – говорила мисс Россер, – теперь мне пора, – и она посмотрела в сторону своего слуги, – Сид, ты можешь садиться в экипаж.
Слуга молча кивнул и подчинился, и девушка проследовала к экипажу следующей. Лакей помог ей подняться по ступенькам и сесть на сидение, поправив подол платья, чтобы оно ни за что не зацепилось.
– Всем до свидания! – мисс Россер махнула рукой всем троим.
– До свидания, мисс Россер! Не забывайте нас! – мисс Уанхард так же махнула рукой в ответ, и экипаж тронулся.
Покачиваясь и прыгая на камушках, он направился к воротам поместья, и девушка, поправив ворот своего жакета, надеялась, как можно скорее попасть в родной Лондон, который сейчас шумел как улей. Она так хотела домой, пусть там был, она знала, разгневанный отец, готовящийся наказать её, но она хотела почувствовать покой своей комнаты, где никто не станет подкупать слуг и следить за ней в ванне, где никто не будет распускать слухов. Окончательно распрощавшись с мыслью о том, что она жительница поместья мистера Уанхард, она решила обернуться назад, чтобы убедиться в реальности усадьбы, и что это не было длинным и странным сном. Каменные, светлые стены тянулись ввысь на четыре этажа, а на южной и северной стороне упирались в небо башни, с которых было видно все поместье мистера Уанхард. Стекла в окнах были серыми, отражая мрачное небо, и у огромных парадных дверей мисс Россер увидела фигурку в розовом платье и с яркими рыжими волосами. Мисс Вуд вышла на улицу, вероятно, ликуя от осознания своей победы.
В этот момент гнев охватил душу мисс Россер, и она была готова заставить лакея развернуться обратно к стенам усадьбы, так как проигрывать было для девушки слишком болезненно, но Сид решил вмешаться, заметив её перемены в настроении.
– Мисс, – из-под капюшона стали видны два бесцветных глаза и белый нос, самый кончик которого отдавал легкой синевой, – Вам не из-за чего переживать. Вы поступили правильно.
– Думаешь? – спросила девушка, переводя взгляд на слугу.
– Поверьте мне, – он кивнул и снова скрылся под капюшоном.
Девушка тяжело вздохнула и отвернулась от стен усадьбы, надеясь, что, когда в следующий раз она решит посмотреть назад, стен поместья уже не будет видно.
Глава 4. Немой крик о помощи
Лондон. Милый, любимый Лондон встречал её шумом и палящим солнцем. Нещадные солнечные лучи обжигали брезент экипажа, поэтому внутри стало жарко. По брусчатке, подпрыгивая, мчались экипажи, а лошади, громко фыркая, бежали вперед подгоняемые лакеями. Раздался свисток констебля, требующего пропустить дам в широких пышных платьях, желающих перейти дорогу. Они были в тонких шляпках, бросающих на их лица тень, в руках они держали летние зонтики и множество разноцветных пакетов из шляпного магазина, из пекарни, из магазина туфель и еще откуда-то. Шумный Лондон так отличался от Вустершира, что Глэдис невольно широко улыбнулась, радуясь, что она вновь в шумном и любимом, родном и живом Лондоне. Сид, сидящий рядом, невольно поднял на хозяйку глаза, так как она совершенно изменилась, когда под колесами экипажа застучала брусчатка и через открытое окно почувствовался запах грязной Темзы.
Только сейчас, вновь оказавшись в Лондоне, Глэдис вспомнила главное различие этого города и провинции. Лондон, Центр Англии – коктейль из сословий, рас, и готовящийся взорваться революцией рабочего класса, требующего достойных условий для жизни, в то время, когда в графствах текла мирная, спокойная жизнь. Она была по-особенному приятна. Но Глэдис с восторгом смотрела в окно, видя дам, одетых по последней моде, и джентльменов в черных камзолах с густыми бакенбардами или с идеально выбритыми лицами, или с шикарными усами.
Её дом стоял в районе Гринвич, и эти белоснежные стены с шикарными колоннами и широкими окнами жители Лондона ласково называли Нерис-Хаус из памяти по покойной матери Глэдис, пусть в свое время дом назывался совершенно иначе, и даже на табличке у парадного входа было написано другое название. Три этажа, покатистая металлическая крыша, металлический забор вокруг дома, и пусть скромная подъездная аллея, но украшенная клумбами цветов у самых стен первого этажа с мягкой землей и цветущими маргаритками, анютиными глазками и петуньями. Летом дом казался олицетворением мягкой женской руки и нежности, поэтому горожане прозвали дом женским именем, обладательница которого была при жизни самой настоящей леди. Колонны были широкими, украшенными у самой крыши каменными веточками, листочками и завитками, а над парадным входом гостей встречало личико молодой девушки, а по бокам в передней стояли два мраморных льва.
Сейчас, для современного стиля в Англии, этот дом казался устаревшим и совершенно безвкусным, но Глэдис любила Нерис-Хаус, так как это был дом ее детства, где все напоминало ей о матери.
Когда экипаж остановился на подъездной аллее, Глэдис выглянула в окно и увидела, что встречает ее только прислуга. Экономка миссис Джонс и ее камеристка мисс Хоггард.
Миссис Джонс всегда носила на своем поясе тяжёлую связку ключей, которая с каждым годом становилась всё объемнее. Она работала на мистера Россер долгие годы, а её муж мистер Джонс, работающий в этом доме, был одним из лакеев. У них были дети, но воспитывались они в церковной школе Святой Троицы и редко видели своих родителей, иногда приезжая в дом мистера Россер. Он позволял им гостить какой-то период, и это заставляло мисс Россер приходить в недоумение. Её огорчал факт, что мужчина любит собственную дочь меньше чем чужих детей, и к ним он был значительно добрее, позволяя себе периодически их баловать. Мисс Россер успокаивала себя мыслями, что её отец так добр лишь из-за того, что дети супругов Джонс гости дома, и воспитание не позволяло ему вести себя иначе.
Женщина стояла на самой нижней ступени у входа в дом, улыбаясь приехавшей мисс Россер. Волосы ее светло-русого цвета были скреплены на самой макушке, но этого было не видно, так как на голове был белый чепчик. Руки она держала на животе, натянув ткань своего платья.
Мисс Хоггард стояла на подъездной и улыбалась шире, явно счастливая от факта возвращения своей хозяйки. Когда мисс Россер родилась, её мать была обеспокоена мыслью о будущей камеристке своей дочери, поэтому взяла девочку из сиротского приюта, которой дала имя и работу и воспитала ее. Нерис хотела, чтобы они были подругами и воспитала ее быть не только камеристкой её дочери, но и подругой. Мисс Хоггард не носила форменную одежду, наряд ее был аккуратным, но гораздо скромнее чем у Глэдис. Она обладала заурядной внешностью и на фоне своей хозяйки была серой мышкой, высокой и болезненно худой. Кожа на ее скулах казалась серой и сухой. Пальцы, тонкие, длинные всегда холодные. Длинные, с легкой волной пепельно-русого цвета волосы переливались на солнце серебром. А глаза, крупные, ярко голубые, но не столь яркие как у мистера Уанхард. Слуги беспрекословно ей подчинялись, но для мистера Россер она была такой же прислугой как и все другие.
Экипаж остановился, и мисс Россер поспешила из него выйти.
– С возвращением домой, мисс Россер, – говорила миссис Джонс, – пусть мы и удивлены Вашим столь ранним возвращением. Ваш отец не так давно ликовал, что Вы выходите замуж, и собирался ехать к Вам, но Вы вернулись.
– У Вас что-то случилось, Глэдис? – спросила мисс Хоггард, глядя своей хозяйке в лицо.
– Вам обеим не из-за чего переживать, – ответила мисс Россер, – где сейчас мой отец?
– После завтрака он не выходил из своего кабинета, – ответила миссис Джонс.
– Вы пойдете к нему? – спросила мисс Хоггард, явно испытывая беспокойство.
– Нужно сообщить, что я вернулась, и, я уверена, он захочет со мной поговорить, – отвечала мисс Россер, а в то время лакей разгружал экипаж. Сид же контролировал процесс, прося быть аккуратным с вещами хозяйки.
– Я могу пойти с Вами и дождаться Вас у кабинета, – предложила мисс Хоггард.
– Да, спасибо, Лаурель, – согласилась мисс Россер с лёгким кивков, – мне нужна будет поддержка.
Вдвоем они направились в дом, а миссис Джонс осталась на улице отдать последнее распоряжение слуге отнести вещи мисс Россер к ней в спальню.
Мисс Россер и мисс Хоггард прошли внутрь, и с улицы послышался громкий и строгий голос миссис Джонс, что звала прохлаждающихся слуг приступить к работе.
Изнутри дом совершенно не изменился. Те же лампы, ковры и картины. Этот же привычный уют, который когда-то создала миссис Россер, а слуги дома из года в год его поддерживают. Отец девушки ничего в доме менять не хотел, и она понимала, что это только из-за глубоких чувств к своей покойной жене и желание сохранить воспоминания о ней как можно дольше. Вдвоём девушки прошли через весь первый этаж через небольшой холл с диванами цветами и вышли в коридор к двери в кабинет мистера Россер.
Глубоко вздохнув, девушка пыталась собраться с силами, но сделать это никак не получалось. От ужаса, который внушал ей отец, по коже, казалось, поползли мурашки, и тело бросило в мелкую дрожь. В голове с бесконечной скоростью сменялись мысли, и она не знала, как обратиться к отцу, с чего начать и чего ждать от него.
Мистер Россер был высоким плечистым брюнетом с тяжёлым взглядом глубоко посаженных почти черных глаз. Игнорируя моду, он отрастил густую темную бороду длинной два сантиметра, среди которой практически не было видно тонких губ. Он напоминал своей дочери султанов из книг с иллюстрациями в библиотеке, которую в свое время организовала миссис Россер, а турецкие мужчины, стоящие у власти, всегда отличались беспощадностью. Руки его были крупными, так и стопы, поэтому перчатки и обувь всегда изготавливалась ему на заказ. Он был скалой, огромной и неприступной, и больше всего мисс Россер боялась, когда мужчина приходил в ярость. Она надеялась, что эти крупные тяжёлые руки никогда не позволят себе сделать ей больно.
Больше стоять у двери смысла не было, и девушка, нерешительно постучав, приоткрыла дверь и, заглядывая внутрь, прошла в кабинет.
– Отец, – обратилась она к мужчине, который, словно не заметив визита дочери, продолжил читать книгу. В его крупных ладонях книга казалось маленькой и хрупкой.
– Отец, я вернулась, – повторила мисс Россер, и мужчина низким и строгим голосом проговорил:
– Не смей со мной разговаривать.
Ужас сковал сердце девушки, и, ей казалось, оно не бьётся. Она даже думала, что не дышит – так пугал её этот мужчина.
– Позвольте мне объясниться, отец! – вновь заговорила девушка, и мужчина с силой ударил кулаком по столу, поднимая взгляд на девушку. Та была испугана настолько, что чувствовала, как хотят вырваться слезы, но не могла позволить себе заплакать.
– Объясниться? – прогремел своим почти утробным голосом мужчина. – Лучше бы он выбрал кого-то другого, чем сначала выбрал тебя, а потом расторгнул помолвку. Как ты могла позволить случиться подобному? Неужели ты совсем не понимаешь, что наша репутация и так очень хрупка, а подобные события совершенно нам не на руку.
«А Сид сказал, что я поступаю правильно!» – в гневе подумала Глэдис. – «Маленький уродец!».
– А что я могла сделать, отец? – спросила мисс Россер, чувствуя, как ее трясет. – Я чувствовала себя такой бессильной.
– Ты в первую очередь думала о своей гордости! Уверен, ты не забыла про свою прямолинейность и высказала ему всё, что думала в лицо! А теперь опозоренная ты увилась ко мне!
– А куда же мне было ехать? – спросила мисс Россер. – Это мой дом.
Девушка стояла у самой двери. Теперь она не хотела плакать, злость захлестнула ее так, что любимые белые стены дома стали ей ненавистны. Она была готова в любой момент выскочить из кабинета и убежать как можно дальше от разгневанного отца, нащупывая за спиной дверную ручку. Мужчина был так зол, что в его глазах от эмоций полопались капилляры – белок медленно наливался кровью. Мистер Россер смотрел на дочь и всего его колотило от бушевавшей внутри злости. Он держал в трясущихся руках книгу, но о чтении её уже забыл.
– Я не могу поверить, что моя дочь может доставлять мне столько проблем! – в гневе кричал мистер Россер. – Ты была помолвлена! Что может быть скандальнее, чем известие о том, что мужчина сначала выбрал тебя, а потом выгнал из своего поместья! Тебя! Мою дочь! И ты, проигравшая и опозоренная приехала сюда, вместо того, чтобы бороться за честь нашего рода! Я просил тебя в письме беречь нашу репутацию!
– Зачем мне было вообще ехать в Вустершир? – спросила мисс Россер.
– Потому что тебе пора вступить в брак, и чем выгоднее будет этот брак, тем лучше, – говорил мужчина уже несколько спокойнее, но все ровно смотря на дочь гневным взглядом.
– Дело в том, что мне не было места в этом поместье, туда съехались все безнадёжные девицы Великобритании, в надежде удачно выйти замуж, именно они поспособствовали тому, что мистер Уанхард перестал рассматривать меня как кандидатуру в свои жены, так как они распускали про меня мерзкие слухи. И к черту всё! Сдался мне этот брак!? Ненавижу теперь и мистера Уанхард и всё его поместье, и всех гостей, что были там! И знаете, отец, я как могла берегла нашу репутацию, – со злобой в голосе говорила Глэдис, – может и Вам стоит начать её беречь! Самой отвратительной идеей было отправить меня в Вустершир, я была против, но Вы настояли! Вот и расхлебывайте!
Девушка говорила громко, окончательно потеряв контроль над своими эмоциями. Она была готова в любой момент сорваться на крик, развернуться и уйти из кабинета, громко хлопнув дверью и вновь крикнуть: «К чёрту всё!», но не могла сдвинуться с места, словно гвоздями прибита к месту тяжелым, сердитым взглядом отца. В какой-то момент ей показалось, словно он сейчас швырнет в неё книгу. Столь хамски она никогда не говорила с ним, но никогда она не чувствовала себя такой униженной. Ту радость, которую ей подарил Лондон по приезду, она больше не испытывала. Душа ее кипела, и ей казалось, словно она ненавидит Нерис-Хаус.
– Как ты смеешь так разговаривать со мной? – строго, но спокойно спросил мужчина. – Как ты смеешь повышать на меня голос?
– Как Вы смеете, отец, ненавидеть меня за то, в чем я не виновата? – спросила Глэдис и все же вышла из кабинета, но тихо закрыв за собой дверь.
«Жаль мамы нет, она бы поняла меня!» – думала Глэдис. – «Она бы поняла нас обоих и не позволила бы нам так ругаться!».
Миссис Россер знала всё, и могла найти в любой момент подходящие слова. Как женщина она была очень умной, мудрой и была лучшим лекарством от вспыльчивости своего мужа. Она могла вернуть его к чувству спокойствия одним только взглядом, а для дочерей она была другом, защитником, врачом и могла понять их, в какой бы ситуации они не оказались, всегда принимая их сторону.
У дверей в кабинет Глэдис все это время ждала мисс Хоггард, явно испуганная и растерянная всеми криками, которые ей пришлось выслушать. Увидев свою хозяйку, побелевшую и обессиленную, она взяла мисс Россер под руку, решив, что девушка, вероятно, близка либо к обмороку, либо к рыданиям.
– Глэдис, мне очень жаль, – говорила она, – пройдёмте к Вам, чтобы никто не видел Ваших слез.
Девушка молча кивнула, сглатывая ком в горле и пытаясь вернуть ясность ума. Она не хотела плакать и возвращаться к мысли о том, какие козни строили ей мисс Вуд и мисс Миллсон, про которые она даже не догадывалась, пока она не допросила об этом Сида.
Комната мисс Россер находилась на втором этаже и вход в неё прятался за небольшим стеллажом в коридоре и парой белоснежных кресел. Покои девушки были огромными, но половиной комнат она не пользовалась. У неё была своя гостиная, комната с туалетом и косметическим столиком, спальня, и небольшая комнатка в которой стояла большая эмалированная ванна, в которую вмещалось двести пятьдесят литров горячей воды. В гостиной стоял камин, в котором тихо потрескивали дрова, которые мистер Джонс принес специально, чтобы из помещений ушла влажность, появившаяся, пока в них не жила мисс Россер.
В комнатах было тепло и светло, солнечный свет, проникающий через окна создавал там особенный уют, но сейчас мисс Россер не замечала этого. Пройдя в свою гостиную, она не чувствовала ничего кроме выжигающей её насквозь злобы. Она надеялась, что письмо, написанное совместно с Сидом, поможет ей избежать трудностей в общении с отцом, поэтому ехала в родной дом с лёгким сердцем, но она ошибалась. Мистер Россер был слишком сложной личностью, чтобы хоть кому-то удалось понять его и найти к нему подход. Даже его жена, любящая его и очень мудрая женщина, не была способна до конца понять эту темпераментную и порой необоснованно жестокую личность. Когда ещё миссис Россер была жива, многие из прислуги боялись находиться с ними в одном помещении, если между ним и его женой возникало недопонимание, так как в такие моменты он мог начать рушить всё вокруг. Этим Глэдис Россер была очень похожа на своего отца, и, как часто казалось самой девушке, за это он её и презирал. Ему, вероятно, хотелось, чтобы его дочери унаследовали характер своей матери вместе с её рассудительностью, мудростью и дипломатичностью, но обе девушки были копией мужчины. Порой ему это льстило, когда они проявляли свои лучшие качества и черты, которые он узнавал в себе, а порой – ужасно злило, если свои недостатки он узнавал в них.
Мисс Россер села на диван. Она уже не плакала, но глаза её блестели от влаги. Она опустила голову и смотрела на свои руки, с которых ещё не успела снять перчатки.
– Как Вы себя чувствуете, Глэдис? – спросила мисс Хоггард, которая всё это время была рядом.
Она поправила платье и села на софу, глядя на девушку с нескрываемой жалостью во взгляде. Ей очень хотелось взять руки хозяйки в свои и заглянуть ей в лицо, поддержав и заставив вспомнить про свою внутреннюю силу, но она могла лишь сидеть рядом и ждать, когда мисс Россер заговорит.
Через открытое окно доносилось чириканье птиц, воздух уже окончательно прогрелся, и на улице больше не чувствовалась утренняя влага. Большие часы на полке над камином показывали десять утра.
– Всё хорошо, Лаурель, – ответила ей девушка через несколько минут, – просто мне жаль, что я вновь не справилась со спасением нашей репутации.
– Я уверена, Вы сделали всё, что было в Ваших силах, – ответила ей мисс Хоггард, опуская голову.
– Лаурель, я хотела бы побыть одной, – проговорила мисс Россер, и девушка понимающе закивала.
В доме воцарилась тишина. Отец девушки продолжал оставаться в своем кабинете и не соизволил прийти на обед, поэтому уже успокоившаяся мисс Россер с мисс Хоггард обедали вдвоем в огромной столовой, которая когда-то в любой праздник могла уместить в себе всех друзей семьи.
Когда миссис Россер была жива, Нерис Эйра Россер (до замужества Уинн), дом всегда был полон гостей. Требовалось много комнат для размещения жалеющих погостить подольше, было решено достроить третий этаж. Так как он был построен значительно позже чем первый и второй, лестница на него была узкая и неудобная, а сам третий этаж сильно отличался от нижних. Но гости никогда не жаловались, наоборот находя миссис Россер столь замечательной хозяйкой, сумевшей превратить холостятский особняк рода Россер в семейное уютное гнездышко.
Дом мистера Россер до женитьбы считался местом мрака и холода, да и мрачные слухи ходили про это злополучное место. Мистер Россер рано лишился матери, а его отец, не выдержав горя, сильно запил, медленно сходя с ума. В пьяном бреду он мог устроить погром в доме или даже попытаться убить собственного сына, но прислуга всегда защищала юного наследника и пытались усмирить своего хозяина, до того момента пока мистер Россер-старший во время очередного пьяного вечера не убил одну из прислуг. Тогда по Лондону прокатилась дурная слава этой семьи, и никто не верил, что мисс Уинн сможет восстановить репутацию белого дома на окраине города. В этом плане Нерис Россер обладала удивительной магией, она могла уговорить своего мужа в любом деле и знала к нему подход как никто другой. Когда Глэдис спрашивала об этом мать, как она может быть такой спокойной рядом с таким эмоциональным и несдержанным мужчиной, та слабо улыбалась, говоря о любви. Со слов ее матери именно любовь помогает ей.
– Понимаешь, милая, – говорила женщина, – чем громче он кричит, тем ему больнее. Он злится, кричит, рушит всё вокруг, но это лишь мольба о помощи. Ему тяжело, и всё, что он хочет, чтобы окружающие это заметили, и я замечаю это и даю ему то, в чем он больше всего нуждается.
– Что же это? – из-за наивности детского ума спрашивала Глэдис, глядя на мать.
– Любовь, милая моя! Каждый из нас нуждается в любви.
И миссис Россер всегда была добра к своему мужу, даже когда по мнению окружающих он этого не заслуживал. Каково было горе всего дома и тех, кто знал, какая атмосфера была внутри благодаря женщине, когда стало известно о её кончине. Миссис Россер упала с лестницы, ведущей с третьего этажа. Случайно, отвлекшись на что-то, что совершенно не стоило ее внимания, она наступила на подол своего платья и кубарем упала с лестницы. Шум привлек внимание мистера Россер, и он, крича ее имя, побежал к ступеням. На голубом с серым узором ковре лежало тело его скончавшейся жены. Врач, прибывший сразу же, диагностировал перелом первого шейного позвонка.
Тогда в дом, казалось, были готовы вернуться тьма и холод. Мистер Россер запил, а воспитанием Глэдис недолго занимались нянечки и гувернантка, после чего, уволив всех, мужчина решил заняться своими дочерьми самостоятельно. Теперь строгость его и пыл усмирять было некому, теперь никто не знал, что нужно ему сказать, чтобы он смог вернуть свои эмоции под контроль. Мисс Россер понимала, что её отцу сложно без любимой женщины, но не понимала, почему он так ненавидит своих дочерей.
За обедом мисс Россер пыталась не думать о своем отце, разговаривая с Лаурель. Та внимательно слушала и по большей части задавала вопросы, так как ей было очень интересно узнать о поместье мужчины, откуда приехала девушка.
– И он выбрал Вас, Глэдис? – уточнила мисс Хоггард, поднимая глаза на хозяйку.
Мисс Россер легко рассказывала всё, что происходило в поместье, так как мисс Хоггард была одной из тех, кому можно было доверять. Она была ей хорошей подругой и камеристкой, не ставшей доносить на неё отцу, поэтому девушка могла быть открытой с ней. Ко всему ей так хотелось выговориться, что она воспользовалась любопытством девушки, чтобы всё рассказать.
– Да, Лаурель. Думаю, теперь он сильно жалеет об этом! Ну и пусть, если честно, то мне вообще все равно, но думаю, никто никогда не сделает мне предложение так же как он, ведь это была сделка чистой воды.
– Он собирался жениться, потому что на него давил отец. Это правда? – спросила мисс Хоггард, делая глоток воды из бокала и разрезая мясо в своей тарелке. Ее голубые глаза горели от любопытства, и этим девушки были особенно похожи – любопытство было их отрицательной чертой.
