Кровь Проклятого Дерево. Книга 2. Корни Пустоты

Альбина Мурзаева

Кровь Проклятого Дерево. Книга 2. Корни Пустоты

Глава 1: Серебряные Слёзы

Земля под пальцами была теплой. Живой. И от этого – чуждой. Флора вдавила ладони в мягкий мох, покрывавший место, где когда-то зияла черная впадина Древа Желаний. Теперь здесь был лишь холм. Неровный, покрытый молодой порослью папоротников и нежных, серебристых трав, которых она не знала. Лес спешно залечивал рану, но шрам чувствовался. Глубокий. Больной. Сквозь тепло почвы пробивался холодок. Не зимний. Пустой.

– Ты уверена, что это сработает? – Эмми сидела на корточках рядом, обхватив колени. Ее голос был тихим, настороженным. Глаза, большие и темные, не отрывались от серебристых стеблей, тянувшихся к Флоре. Флора не ответила. Она закрыла глаза, пытаясь услышать. Не голос Леса – тот оглушительный хор воли, что заполнял ее как Хранительницу. А тот тихий шепот, что остался. Шепот корней. Травы. Древних камней под слоем перегноя. Раньше он звучал как журчание ручья. Теперь – как стон в пустой комнате. Помоги, послала она мысль в землю. Не приказом. Просьбой. Давай сделаем это место целым. Давай вырастим что-то новое. Без жертв. Она сосредоточилась на образе: крепкие, здоровые корни, сплетающиеся под холмом. Яркие цветы, впитывающие свет, а не жизнь вокруг. Дерево. Не древо желаний – просто дерево. Сильное. Живое. Под ее ладонями мох зашевелился. Серебристые травинки дрогнули. Из земли, прямо между ее пальцев, медленно, нерешительно, показался росток. Тонкий, хрупкий, почти прозрачный, как стебель хрустальной травы. Он тянулся вверх, к серому небу, увенчанному кронами. На его кончике набухла крошечная почка, отливающая перламутром.

– Получается! – прошептала Эмми, затаив дыхание. Флора почувствовала слабый отклик. Тонкую нить тепла, протянувшуюся от ростка в ее ладони, вглубь ее собственного существа. Это не была сила Хранительницы. Это было… сотрудничество. Хрупкое. Драгоценное. Но прежде чем улыбка успела тронуть ее губы, росток дрогнул. Серебристый свет в его стебле померк, сменившись грязно-серым оттенком. Почка съежилась, почернела, как обгоревшая бумага. Тепло под ладонями сменилось леденящим холодом. Росток замер, затем начал медленно крениться, увядая на глазах.

– Нет! – Флора инстинктивно сжала ладони, пытаясь удержать ускользающую жизнь, передать ему свое тепло, свою волю. – Держись! Прошу! Но росток был мертв. Он сломался у основания, упав на мох черным, безжизненным прутиком. Холод под ее ладонями усилился, пробираясь в кости. Пустота. Та самая пустота, что осталась после Древа. После него. Она была здесь. В самой сердцевине попытки исцеления. Флора отдернула руки, как от огня. На ее ладонях, там, где касались увядшего ростка, остались тонкие серебристые линии – не шрамы, а что-то вроде морозных узоров, но не тающих. Они слегка жгли.

– Что… что это было? – Эмми подползла ближе, ее лицо побледнело. Она смотрела не на мертвый росток, а на Флору. Вернее, на ее руки. – Твои руки…

– Ничего, – резко сказала Флора, пряча ладони в складках грубой шерстяной туники. – Не получилось. Земля еще не готова. Нужно время. Она встала, отряхивая с колен мох. Тело ныло – странной, глухой болью, не в мышцах, а глубже. Как будто что-то внутри сопротивлялось попытке отдать силу, а не взять. Остатки Хранительницы? Или страх?

– Это не просто не получилось, – Эмми тоже поднялась. Ее темные глаза были пристальными, слишком взрослыми для ее лица. Она обняла себя, будто внезапно замерзла. – Я… я чувствовала. Там, под землей, где ты пыталась… было холодно. Очень холодно. И… больно. Как будто кто-то бьется. Запертый. В стекле или… во льду. – Она содрогнулась. – И он злился. Страшно злился. Флора замерла. Ледяные узоры на ладонях вспыхнули едва уловимым холодом. Запертый. Во льду. Злился. Образ Веспера, растворяющегося во тьме Древа, встал перед глазами с пугающей четкостью. Его последний крик. Его ледяные глаза, полные не страха, а ярости.

– Это эхо, Эмми, – сказала она, стараясь, чтобы голос звучал твердо. – Осколки силы Древа. Остатки… старой боли. Они еще здесь. Но они уйдут. Мы их вытесним.

– Это не эхо, – прошептала Эмми, глядя куда-то в сторону густых зарослей папоротника. – Эхо не бьется. Не злится. Оно… оно помнит. Флора не успела ответить. Лес вокруг них внезапно затих. Исчезло стрекотание невидимых насекомых, щебет птиц. Даже ветер стих, замер в ветвях. Тишина стала гнетущей, плотной, как вата. И тогда они услышали. Сначала – хруст ветки. Потом – тихий, влажный звук. Как будто кто-то шагал по мокрому мху. Медленно. Неуверенно. Из-за гигантского, покрытого лишайником валуна, в тени вековых дубов, вышла фигура. Олень. Великолепный самец, с могучими, ветвистыми рогами, покрытыми бархатистой кожей. Но что-то было не так. Шерсть его, которая должна была быть рыжевато-коричневой, была тусклой, почти серой, местами клочьями свисала с боков, обнажая ребра. Он шатался на ходу, как раненый или смертельно усталый. Но самое страшное – его глаза. Они не были темными и влажными, как у здорового зверя. Они были… голубыми. Ярко-голубыми, как чистейший горный лед. И абсолютно пустыми. Как два куска вымерзшего стекла, вставленные в череп. В них не было жизни. Не было страха. Только холодная, бездонная пустота. Олень остановился в десяти шагах от них. Его пустой ледяной взгляд упал на Флору. Голова медленно склонилась набок, неестественно, как у марионетки. Пасть приоткрылась, и раздался звук. Не рев. Не фырканье. Хриплый, скрежещущий звук, который сложился в слова. Голос был надломленным, чужим, но узнаваемым до мурашек. Голос Веспера.

– Ты… забыла… меня… слишком… быстро… Хранительница… Эмми вскрикнула, вжавшись в Флору. Флора почувствовала, как по спине пробежали мурашки, а под кожей, в местах старых шрамов-прожилок, заныло, защекотало. Шипы. Тело реагировало на угрозу, на эту кощунственную пародию на жизнь.

– Веспер? – выдохнула она, не веря своим ушам, своим глазам. – Это… ты? Ледяные глаза оленя сверкнули. Пустота в них на мгновение сменилась чем-то другим. Огромной, нечеловеческой болью. И яростью. Чистой, ледяной яростью.

– Имя… – проскрипел голос через пасть животного. Олень сделал шаг вперед, когтистая нога увязла в мху. – Мое имя… ты… потеряла… право… его… знать… Он поднял голову. Ледяной взгляд скользнул на Эмми, сжимавшую рукав Флоры.

– Девочка… – голос стал шепотом, полным ложной нежности, от которого кровь стыла в жилах. – Ты… чувствуешь… меня? Чувствуешь… боль? Приди… я… покажу… тебе… красоту… льда… и… тишины… Эмми замерла. Ее глаза расширились, но не от страха. От какого-то внутреннего оцепенения. Она смотрела в ледяные глаза оленя, как загипнотизированная. Ее губы шевельнулись беззвучно.