скачать книгу бесплатно
После него на столе остались пустой стакан, смятая салфетка… А еще перо, расческа и кость. Перо было темно-золотое, с зеленоватым кончиком. Расческа – красная, пластиковая. А кость – наверное, куриная, да только походила по форме на человеческий палец. Она была вычищена добела. Эти три предмета были выложены на столешницу так, что напоминали иероглиф – странный знак, запечатлевшийся у меня в уме, когда я смахнула свои находки в карман форменного фартука.
– О’кей, кто это был? – я до сих пор никогда не видела в глазах Ланы такого интереса к своей персоне. – Слушай, у тебя губы… Они совершенно белые. Он тебе что-то сделал, тот парень?
Да, похитил меня, когда мне было шесть. Я думаю, он из Повелителей Времени.
– Да так, никто. В смысле, не знаю кто. Я ошиблась, подумала, что это один знакомый… и обозналась.
– Никто, значит? Я не верю ни одному твоему слову, но неважно. Давай-ка ты сядешь, а я принесу тебе чего-нибудь поесть, и ты не вернешься к работе, пока не перестанешь так погано выглядеть. В смысле, до конца моей смены осталось двадцать минут, и я надеюсь, этого тебе хватит, чтоб прийти в чувство.
Я тяжело опустилась на стул – колени у меня подогнулись сами. Одна из женщин, тех, с обручальными кольцами, оглянулась на меня и постучала чашкой о блюдце, как будто требуя бесплатно долить ей чай. «Только дай мне повод разозлиться», – подумала я, хотя чувствовала себя слишком слабой, чтоб действительно выйти из себя.
Слишком испуганной. Давай называть вещи своими именами, Алиса. Может, мне бы и удалось уговорить себя поверить в то, во что так безумно хотелось верить – что я никогда раньше не видела этого человека, просто немного похожего на того знакомого десятилетней давности. А потом, может, у меня получилось бы даже забыть о нем, если бы не книга у него в руках. Книга, которую он взял со стола перед тем, как стремительно выйти.
Долгие годы я не видела эту книгу, но узнала ее сразу же, едва различив знакомую зеленую обложку.
Мужчина в кафе читал «Истории Сопредельных земель», конечно же. А что бы еще он мог читать?
3
Впервые эта книга попалась мне на глаза, когда мне было десять. Небольшая, карманного формата, в зеленой твердой обложке с золотым тиснением. Под странным заголовком – имя моей бабушки, все заглавными буквами.
Я уже была таким ребенком, который с закрытыми глазами ощупывает задние стенки шкафов в поисках потайных дверей и загадывает желание при виде падающей звезды. Так что находка – зелено-золотая книга со сказочным названием – в самом нижнем ящике комода, такого скучного на первый взгляд, очаровала меня. Я играла в мансарде дома, где нас приютили – наши хозяева, супруги, по шею загруженные работой, были не против нанять для своего двухлетнего сынишки няньку с проживанием, пусть даже при наличии у няньки собственного ребенка. Мы занимали в их доме гостевую спальню все первое полугодие моего пятого класса – как ни странно, без единого инцидента, пока отец семейства не начал делать Элле определенные намеки, вынудившие нас покинуть насиженное местечко.
Я уселась, скрестив ноги, на ветхий ковер мансарды и благоговейно открыла книгу, водя пальцем по странице с содержанием. Конечно, я знала, что моя бабушка – писательница, но как-то никогда ей особо не интересовалась до этого момента. Мне о ней почти ничего не рассказывали, так что я думала, что она пишет скучные книжки для взрослых, которые мне все равно бы не понравились. Но это явно была книга интересных историй, причем самого лучшего толка – волшебных сказок! Всего сказок в книге оказалось двенадцать.
Дверь, которой не было
Ханса-Странница
Механическая невеста
Дженни и Ночные женщины
Девица без кожи
Трижды-Алиса
Дом под лестницей
Ожидание Ильзы
Морской погреб
Мать и кинжал
Дважды-Убитая Катерина
Смерть и лесничиха
Конечно же, меня сразу привлекла сказка «Трижды-Алиса» – ведь меня саму звали Алисой. Страницы были волнистыми, как будто когда-то их намочили и высушили, и пахли пыльными фиалковыми конфетами, которые я терпеть не могла, а мама любила. Я до сих пор помню первую строчку истории – все, что я успела прочесть до того момента, как вошла Элла, которой подал сигнал внутренний материнский радар, и сразу же вырвала книгу у меня из рук.
«Алиса родилась с глазами черными-черными, без белков, и повитуха сбежала от роженицы сразу, даже не потрудившись обмыть новорожденную».
Начало было такое страшное, что мое сердце сжалось, и я была рада увидеть Эллу. Я только не поняла, почему ее глаза так сверкали, почему она дышала так тяжело.
– Эта книга – не для детей, – резко заявила она.
Я даже не знала, как на это реагировать. До сих пор мама никогда не говорила мне, что я слишком маленькая для какой-нибудь книги – да и вообще для любого рода информации. Когда я спросила ее, откуда берутся дети, она мне все объяснила в подробностях, достойных канала «Природа». Если кто-то из ее друзей пытался сменить тему, когда я входила в комнату, Элла не давала это сделать. «Алиса отлично знает, что такое передоз, – могла сказать она. – Не надо недооценивать ее умственные способности». После чего она, скорее всего, постучала бы по краю бокала и кивнула мне в направлении кухни, и я бы отправилась смешивать ей очередной превосходный мартини.
То, что Элла впервые на моей памяти разыграла «возрастную» карту, разожгло во мне пылающее, нестерпимое любопытство. Я просто должна была прочитать эту книгу. Не могла оставить ее непрочитанной. Книгу из мансарды я больше никогда не видела, но запомнила название и выжидала благоприятного случая. Я обшаривала все доступные мне библиотеки и книжные магазины, а также книжные шкафы во всех домах, где нам случалось жить, но нигде не находила искомого. Я даже как-то поучаствовала в аукционе eBay – у меня к тому времени был установлен Google alert, – но цена лота быстро превысила мои покупательские возможности.
Так что я взамен чтения книги стала читать о ее авторе все, что могла найти. Так началась моя одержимость собственной бабушкой, Алтеей Прозерпиной.
~ ~ ~
Лана ушла, и ее сменил парень по имени Норм. Так что следующие три часа мне пришлось слушать его рассказы о вечеринке, на которой он был вместе с Ланой и теперь пытался выяснить, можно ли это назвать свиданием – «не то чтобы это важно, сама понимаешь, но, все-таки, ты случаем не помнишь, может, после того вечера Лана меня разок-другой упоминала?»
Я пыталась отвечать уклончивыми фразами, но наконец взорвалась.
– Господи боже, Норм. Хочешь, я тебе покажу танец «Не застревай и двигайся вперед»? – я изобразила что-то вроде мчащегося поезда. – Ну как, помогло тебе? Лана ни разу не говорила о тебе в моем присутствии, если что.
Выражение обиды на его лице вызвало во мне вспышку мрачного удовлетворения.
– Черт, Алиса, могла бы что получше сказать.
Он снял кепку, заломил ее козырек, чтобы выглядеть поувереннее, и снова водрузил ее на голову.
До конца рабочего дня он больше со мной не разговаривал, и у меня было время подумать в тишине. Время еще раз проиграть перед внутренним взором всю сцену, и снова, и снова. Наконец моя смена закончилась, и я вышла в ночь, чувствуя себя человеком без кожи. Было темно, дома по сторонам дороги к метро выглядели крепко запертыми и негостеприимными – в такой дом ни за что не постучишься на Хэллоуин. Я вздрогнула, когда по тротуару слишком близко от меня зашагал прохожий. Мне показалось, что от него пахнет паленым, а глаза светятся в темноте.
Прохожий все шел неподалеку, не обращая на меня внимания. Я начинала вести себя как параноик. Повсюду я высматривала вязаную шапочку, голубые глаза. Нет. Пусто.
На остановке маршрута «Q» ждали несколько человек. Я встала поближе к женщине с коляской, чтобы со стороны могло показаться, что мы с ней вместе. Она не оглянулась на меня, но я увидела, как напряглись ее плечи. Когда подошел поезд, я быстро вошла в него – и выпрыгнула обратно на платформу в последний момент, как делали герои фильмов.
Но теперь платформа была совсем пуста. Я вставила в одно ухо наушник и включила запись белого шума – Элла поставила это приложение на мой мобильник и велела мне запускать его каждый раз, когда я начинаю чувствовать себя ружьем со взведенным курком.
Подошел следующий поезд, и я практически запрыгнула в него. В голове прокручивалась, как кинопленка, сцена из кафе: грохот разбитой тарелки, синие глаза, стремительное движение к дверям, книга под мышкой… Но воспоминание уже начинало размазываться по углам, терять свою яркость. Я чувствовала, как оно увядает у меня в руках.
Шея у меня занемела – настолько я старалась держать ее не расслабляя, реагировать на каждое движение вокруг. От постоянного напряжения где-то по ту сторону глаз молоточками билась кровь. Когда дверь между вагонами раскрылась, пропуская парня с саксофоном, в груди у меня разорвалась шаровая молния паники.
Может, есть какое-то рациональное объяснение молодости этого человека, его лица, не тронутого ни единой морщинкой? Ботокс, французский увлажнитель кожи, игра света?.. Или черная дыра у меня в голове, из-за которой образ прошлого наложился на лицо в настоящем.
Даже если так, у него была с собой книга, которую нигде невозможно найти. Этот мужчина десять лет назад сказал мне, что он знает бабушку и собирается меня к ней отвезти. Что, если это правда? Что, если Элла ошиблась, приняв его за чужака?
А что, если Элла солгала?
Я-то думала, что давно похоронила свою прежнюю одержимость, но она снова зашевелилась в мне. Когда поезд наконец выехал из туннеля на мост, я открыла на телефоне старую статью об Алтее. Когда-то это была моя любимая статья, самая длинная, какую удалось найти. У меня даже имелся журнал, в котором она изначально была напечатана – я чудом отыскала его в букинистической лавочке в Салеме. «Ярмарка тщеславия», номер за сентябрь 1987 года. Целых шесть страниц занимало интервью с моей бабушкой, рассказывающее об особняке «Ореховый лес», который она только что купила. На фотографиях бабушка была тонкой, как сигарета у нее в руке; тончайшая талия, укороченные брючки, ярко-красная помада и взгляд, которым можно резать стекло. У коленей бабушки – моя мама, размазанная фигурка черноволосого ребенка, колеблющаяся тень на глади сверкающего пруда.
Статья начинается так: «Алтея Прозерпина кормит свою дочь волшебными сказками». Странное начало, потому что дальше о маме нет почти ни слова; наверное, журналистке понравилась двусмысленность фразы. Имелось в виду, конечно, что маме, как и любому ребенку, рассказывают сказки, – но также и то, что родительница растит ее на деньги, заработанные на этих самых сказках. Особняк Алтеи, «Ореховый лес», тоже был куплен на «сказочные» деньги.
До того, как стать автором маленького загадочного томика, сделавшего ей имя, моя бабушка зарабатывала статьями для женских журналов – в те времена скорее пестревших заголовками «Как вывести ужасное пятно с белой рубашки мужа», чем «20 сексуальных игр с кубиком льда».
Но все резко изменилось в 1966 году, когда бабушка отправилась в путешествие. В интервью она не называет имен, но подробностей не скрывает: она путешествовала с женатым мужчиной старше себя – редактором одного популярного мужского журнала. Вместе они отправились в круиз вокруг континента с группой скучающих богатеньких американских туристов. После девяти дней распития теплых коктейлей (бабушка не доверяла ледяным кубикам) и написания писем домой они с ее женатым спутником крупно поссорились, и она отделилась от группы. Тут-то все и произошло.
Что именно произошло, Алтея не рассказывает. «Я нашла очень старую дверь, ведущую к новому типу литературы, – говорит она в интервью. – Путь обратно занял у меня много времени». И больше ни слова о том, чем она занималась в период между 1966 и 1969 годами, за который ее комнатные цветы засохли и умерли, а ее нью-йоркская жизнь покрылась паутиной и была сметена, как мусор.
Когда Алтея вернулась в Штаты, мир уже успел ее позабыть. Она говорит, что ощущала себя «призраком, бродившим по музею свой прошлой жизни» (по ее речи очень заметно, что она лучше знала книги, чем людей). Она нашла подругу по Барнард-колледжу, у которой можно было остановиться, поставила в гостевой комнате ее квартиры пишущую машинку, села за нее и напечатала свои двенадцать историй. Они и составили книгу, озаглавленную «Истории Сопредельных земель», и ее вскоре купило маленькое независимое издательство в Гринвич-Виллидж, специализировавшееся на женской прозе, которую никто не читал.
Но по неизвестной причине бабушкину книгу стали читать. Ее красивое лицо на задней обложке не могло не привлекать внимания: большие честные глаза, на самом деле голубые и светло-серые на черно-белом фото. Насмешливо приподнятая бровь, красиво очерченные полуоткрытые губы. На Алтее мужская белая рубашка, расстегнутая сверху на одну пуговку больше, чем следует, а на указательном пальце правой руки – тяжелый перстень с ониксом. В этой руке она, конечно же, держит сигарету.
Книга получила несколько хвалебных отзывов в небольших журналах, о ней заговорили, она стала сенсацией. Тогда нашелся французский режиссер, который искал подходящий сюжет для своего первого американского фильма.
Работа над фильмом шла из рук вон плохо – съемку омрачали закулисные интриги, профессиональные скандалы и, наконец, два независимых друг от друга исчезновения членов съемочной группы. Но сам фильм в итоге оказался хитом арт-хауса. Сценарий был психологической драмой – главная героиня просыпается в лесу и ничего не помнит о своей прошлой жизни: истории из бабушкиной книги выступают в качестве ее сновидений или внезапных воспоминаний. Согласно рецензиям, которые мне удалось найти, сюжет фильма не имеет ничего общего с исходным материалом.
Успех фильма, отчасти подогреваемый скандальной историей его создания, породил несколько театральных спектаклей-однодневок, а также мини-сериал, который так и не сняли, и краткую и неудачную карьеру Алтеи в качестве телевизионного консультанта в Лос-Анджелесе. Вернувшись в Нью-Йорк, она сразу же купила «Ореховый лес»: он продавался за бесценок после странной смерти своего последнего владельца – тот погиб при пожаре, который еще и повредил часть особняка.
Алтея пару раз побывала замужем – сначала за актером, с которым они познакомились на съемках фильма. Чтобы жениться на Алтее, он развелся со своей первой женой и вскоре был убит сумасшедшим наркоманом на собственной квартире в Виллидж, когда Алтея еще была беременна Эллой. В Лос-Анджелесе она встретила своего второго мужа – члена греческой королевской семьи в изгнании – и увезла его с собой в «Ореховый лес».
Так что, в некотором смысле, мою маму вскормили волшебными сказками, но смерть тоже играла в ее судьбе важную роль. И деньги. Деньги покойного мужа и деньги, заработанные на сказках. Часть этих денег все же осела в карманах мамы, помогая нам продержаться и оплачивать бесконечную череду съемных квартир, – спонтанных и не особенно денежных попыток моей мамы что-то заработать нам явно не хватило бы. Постоянное движение было такой же неотъемлемой частью нашей жизни, как резкий мамин смех и мои приступы гнева. И злая судьба, которая ослабляла хватку при каждом новом переезде, но потом снова прицеплялась к нам, как красная глина, налипающая на башмаки.
Независимо от того, насколько плохо шли наши дела, за нашими спинами всегда оставался «Ореховый лес». Место, куда Элла не собиралась возвращаться ни за что в жизни. Она заботилась обо мне, а я – о ней. Нас связывали симбиотические сестринские отношения, которые очень трогательно смотрятся в телесериалах, но на самом деле жутко выматывают, когда приходится переезжать третий раз в год, а у тебя нет даже двери собственной комнаты, чтобы ей как следует хлопнуть.
В сотый раз я перечитала статью об Алтее – и на этот раз она читалась совсем иначе, чем прежде. Когда-то я представляла себе бабушку как далекую, но все же благоволящую ко мне звезду, сказочную фею-крестную, наблюдавшую за мной издалека. Мой горячечный детский мозг создал гремучую смесь из прочитанных сказок, отсутствующей бабушки и загадочного мужчины, внушившего мне подозрения, о которых я никогда не говорила вслух. Глядя в зеркала, я втайне верила, что Алтея может меня видеть. Когда какой-нибудь мужчина слишком надолго задерживал на мне взгляд через окно машины или в продуктовом магазине, я видела в нем не опасного извращенца и не вестника приближающейся злой судьбы, а тайного посланца Алтеи. Она наблюдала за мной, любила меня и собиралась однажды предстать передо мной во плоти.
Но теперь я читала ее интервью другими глазами. Это была не восхитительная королева фей, а амбициозная и высокомерная писательница. Которая ни разу, с моего рождения и до своей смерти, не попыталась связаться с Эллой. С Эллой, которая родила меня в девятнадцать и с тех пор не имела, кроме меня, никакой опоры на свете.
Вот о чем в статье нет ни слова. Через несколько месяцев после ее выхода второй муж Алтеи покончил с собой в «Ореховом лесу». После его смерти Алтея перестала пускать к себе кого бы то ни было. Они с Эллой затворились в особняке и кормились волшебными сказками и бог весть чем еще, не имея никакой компании, кроме друг друга. Об этой части своей жизни Элла никогда не рассказывает – о четырнадцати годах, которые она провела полностью отрезанной от мира. Она даже в школу не ходила. А кто мой отец и как они с ним познакомились – это секрет, сокрытый так глубоко, что я даже и спрашивать о нем давно перестала.
Когда я добралась наконец до нашей квартиры, голова моя гудела, как котел.
Погодите. Слово «квартира» может создать у вас неправильное впечатление. Скажем так: апартаменты. Это уже ближе, хотя и не совсем то.
Жилище Гарольда пахло дорогими моющими средствами, духами моей приемной сестры и едой, которую на этот раз Элла заказала из ресторана. Думаю, у Гарольда сначала были иллюзии, что она будет готовить ему ужин – на это намекала кухонная коробочка с рецептами, унаследованная от его матери. Но его ждало разочарование: мы с Эллой привыкли неделями жить на овсянке, поп-корне и вареных соевых бобах.
Еще в холле я услышала отдаленные звуки ссоры – голоса доносились из-за закрытой двери родительской спальни. Возле двери их было слышно гораздо лучше.
– Ты не меня сегодня опозорила, а только себя саму.
На звуках «с» Гарольд шипел, как змей. По голосам я смогла определить местоположение ссорящихся – он слева от меня, а слабое движение, обозначавшее присутствие Эллы, – справа, на кровати.
Я прижалась спиной к стене. Пусть только попробует подойти к маме ближе.
– Когда ты одна, можешь выглядеть как бомжиха, это не мое дело, – но сегодня вечером ты выступала в роли моей жены! – Слово «жена» прозвучало даже хуже, чем «бомжиха», но я еще не двигалась с места, сглатывая холодный металлический вкус гнева. Элла снова и снова просила меня доверять ей. Верить, что она может сама разобраться с Гарольдом. Что она любит его. Что эта попытка стабильности предпринята не только ради меня.
Ее молчание звучало громче, чем голос Гарольда. Это ее главное оружие, хотя против меня она его никогда не использовала. Она просто смотрит на вас, пока вы пытаетесь собраться с мыслями, подобрать слова, чтобы достучаться до нее, и никогда не отвечает. Я видела, как она вытягивала из людей все, что ей было нужно – тайны, признания, обещания потерпеть нас в доме лишний месяц – одним своим молчанием. Она им владела в совершенстве.
– Элла, – в голосе Гарольда зазвучало отчаяние. Мне даже стало его жалко, хотя жалеть его я не хотела. – Элла, скажи хоть что-нибудь, черт побери!
Я услышала движение – он пересек комнату, двигаясь к кровати, где сидела моя мать.
Я вдохнула, выдохнула и надавила на ручку двери.
Заперто.
– Мам! Что там происходит?
– Боже мой, это опять твоя дочь?
– Мам! – я ударила в дверь рукой. – Пусти меня!
Тишина, скрип кровати, потом голос Эллы – совсем близко:
– Все в порядке, детка. Иди спать.
– Открой дверь.
– Алиса. Я в порядке. Мы просто разговариваем. Лучшее, что ты можешь сделать, – это пойти спать.
Гнев клокотал в моей крови.
– Он назвал тебя бомжихой. Открой дверь!
Дверь рывком отворил Гарольд, и я отшатнулась. Он был растрепанный, полураздетый. Его бритое лицо казалось темным, глаза были налиты кровью. У Гарольда глаза, как у Капитана Крюка – грустные и голубые, как васильки, а стоит ему разозлиться – сразу поблескивают красным.
Рядом с ним Элла, в облегающем черном платье, с копной темных непослушных волос, казалась похожей на черный мак. Платье было сшито будто специально, чтобы привлекать внимание к татуировке у нее на плече, поднимающейся почти до самого горла: психоделический цветок на колючем стебле, из которого могла бы получиться отличная иллюстрация для марсианского ботанического атласа. Близнец этого цветка был вытатуирован у меня на плече, в зеркальном отражении: это был мой подарок Элле как-то на День Матери – подарок крайне неудачный, потому что она мою татуировку сразу возненавидела.
В тусклом свете ламп из холла она выглядела хищником, а Гарольд – добычей. Мой гнев отхлынул.
– Я не называл ее бомжихой. Я только сказал… – Гарольд взъерошил волосы ладонью. – Эти званые ужины очень важны. В них участвуют потенциальные клиенты, они определяют курс – ох, Господи, да с какой стати я перед тобой оправдываюсь?
Элла прислонилась к дверному косяку, холодно глядя на мужа.
– Я была точно так же одета в вечер нашего знакомства. Ты не забыл?
– Да, но тогда ты была официанткой. Да плевать, я не намерен тут стоять и защищаться от вас обеих! – Гарольд перевел взгляд на меня. – Я не злодей, Алиса. Почему ты всегда смотришь на меня, как на какого-то чертова монстра?
Он развернулся на пятках и удалился в уборную.
– Мама.
Элла повернула голову, мгновение смотрела на меня, будто хотела задать вопрос. Но вместо этого долго и тяжело вздохнула.
– Иди спать, Алиса. Поговорим с утра, ладно?
Она наклонилась и ласково прижалась своим лбом к моему, а потом закрыла разделявшую нас дверь.
На меня навалилась резкая тишина. Звук жилища, отделенного от шумного города, вакуум богатства.
Я прошла в кухню тихо, как воровка, и начала в темноте шарить по кухонным шкафчикам.
