скачать книгу бесплатно
– Анечка, не бойся, мы рядом!
– Ты видел?!
– Да, вон там! Оно побежало туда!
– Ты видел его размеры?!
В голове гудело, как в пустой бочке. Я сидела на земле, держась за виски. Вокруг стояли ребята.
– Ты сможешь идти?
– Да, – я попыталась встать, но ноги подкашивались.
– Я понесу тебя, – сказал Рамит и обнял меня.
Сильные, добрые руки заслонили меня от черной, безжалостной ночи с её тайнами и призраками, окутали теплом, чувством защищенности. Страх и слабость куда-то исчезли. Я заглянула в карие глаза, с нежностью смотревшие на меня, и представила себе тихий осенний московский скверик: падают золотистые листья, и Рамит несет меня на руках… Мысленно встряхнулась.
– Нет. Мне не нужна помощь. Я пойду сама. Мы должны нести дрова. Мы должны принести много дров. Ночь длинная.
Собрала рассыпанные ветки и встала. Подняв глаза, увидела удивленные лица друзей.
– Ну, ты и крутая девчонка! – покачал головой Миша, – Настоящий кинорепортер! Без страха и упрека!
– Наша школа! – с гордостью добавил Олег, – Никаких слёз и истерик!
– Загадочная русская женщина, – пробормотал Амир.
И только Рамит понимающе улыбнулся.
Забрав все, что заготовили, и, вернувшись на поляну, где те несчастные разводили костер, мы остановились в молчании, не зная, на что решиться.
– У нас нет выбора, – после некоторого колебания сказал Амир, – Слишком темно, чтобы искать какое-то другое место.
И бросил ветки возле кострища. Никто не спорил. Развели огонь. Достали все оставшиеся запасы еды.
– Немного, – сказал Рамит, – Но на ужин и на завтрак нам хватит. А к обеду в лагерь уже придем. Главное – у нас достаточно воды. Не нужно кипятить.
Никто и словом не обмолвился о том, что рядом, в палатке, были продукты тех бедолаг, что покоились теперь на пригорке под чуть наклонившимся деревом. Эти продукты никому не полезли бы сейчас в горло. Даже котелок не хотелось брать.
– Ну, что ж, – сказал Миша, когда наш скромный ужин был закончен, – Давайте проанализируем обстановку!
– На данный момент вырисовывается следующая картина, – начал Рамит, – Где-то около недели назад эти шестеро итальянских парней нашли тех троих бельгийцев. Когда погибли бельгийцы, не известно. Итальянцы похоронили их и разбили лагерь в стороне от дороги, в этом самом месте. Возможно, что их, как и нас, застала врасплох ночь. Теперь уже не определить, по каким причинам они не ушли отсюда. Но ясно одно, они понимали всю опасность своего положения.
– Да, – согласился Миша, – Возле костра лежал топор. У каждого из них в руках или рядом был нож.
– Я осмотрел ножи, – сказал Амир, – Только два из них в крови. Остальные люди по каким-то причинам так и не смогли ими воспользоваться.
– Отсюда следует, что нападение было внезапным и мощным, – подытожил Олег.
– С этим все более или менее понятно, – продолжил Рамит, – Далее идет самое странное – характер нанесенных этим людям травм. Их как будто душили и били об землю. Если бы на них напало животное, то в первую очередь оно бы их рвало зубами.
– Да, странно, – задумчиво произнес Миша, – Животные обычно сторонятся человека.… А вы заметили, что лица у этих ребят были перекошены от ужаса? Чертовщина какая-то. Тут еще огромная тень у обрыва.
Все повернулись ко мне: «Можешь рассказать подробно, что ты видела?»
– Громадину, отделившуюся от скалы, и жуткие глаза, – начала я.
И вдруг все ущелье содрогнулось от страшного рева, идущего сверху, от монастыря. Я захлебнулась так и не высказанными словами, сжалась до хруста в костях. Там, наверху, схлестнулись какие-то чудовищные силы, ожесточенно пытающиеся отстоять свое господство на перевале.
Рев, визг, рычание, визжание переливались страшными, отчаянными нотами от самых низких, бросающихся в атаку, до самых высоких, корчащихся в невыносимых муках, задыхающихся от боли и слепой ярости.
Хотелось закрыть глаза, плотно заткнуть уши, превратиться в улитку и забиться под какой-нибудь листочек, чтобы никто, ни одно из этих страшилищ не могло тебя достать! Хотелось мчаться: вверх по дороге, потом вниз по склону, и далеко-далеко, чтобы не слышать этих жутких звуков!
Небо, как черное опрокинутое сито с миллионами предательских дырочек, бледная, зловещая, как лицо мертвеца, луна безжалостно освещали нас, усмехаясь, что нам некуда бежать, радуясь, что мы так доступны, так беззащитны!
Я готова была закричать сама, еще громче и пронзительнее, чем те существа у монастыря! А вдруг эта битва монстров перекатится сюда, вниз по дороге?! А вдруг эти чудовища увидят наш костер и разорвут нас так же, как тех несчастных парней?!
Рамит взял меня за руку: «Энни, успокойся! Мы – рядом. Все будет хорошо». Я почти не слышала его голоса из-за громовых раскатов этой дикой, остервенелой бойни. Просто смотрела на него остекленевшими глазами и думала: «Я сейчас сойду с ума!»
Неожиданно все замерло. Два-три рыка вдогонку кому-то (или над чьим-то трупом, о ужас!), и тишина, черным, почти осязаемым облаком расползающаяся по ущелью. Тишина, от которой глохнут уши, лопается голова в тщетном усилии услышать крадущиеся во мраке ночи шаги, понять, откуда теперь ждать опасности!
Все сидели с напряженными лицами, с оружием наготове – ножи, топор, лопата.
– Может, убежим отсюда? – шепотом предложила я.
– А если на нас нападут из засады? – вздохнул Миша.
– Давайте тогда потушим костер, – внес следующее предложение Олег, – Чтобы нас не заметили.
– Нет, – сказал Рамит, – Вы видели, как лежали дрова? Эти парни не успели развести огонь. Возможно, он спас бы их.
– Но здесь же было кострище? – не понял его Миша.
– Этому кострищу уже несколько лет. Это одно из любимых мест туристов, – объяснил Рамит, – Помните, когда мы пришли, дрова были только возле него? Оно само было абсолютно ровное.
– Но, может, дрова просто прогорели? – неуверенным голосом спросил Олег.
– Ты же сам прекрасно понимаешь, – вступил в разговор Амир, – Если бы хоть какие-нибудь дрова здесь горели, от них все равно остались бы недогоревшие кусочки. Рамит прав – костер тушить нельзя. И в него нужно положить сучья потолще так, чтобы один конец горел, а за второй можно было бы взяться рукой. Возможно, они нам пригодятся.
Мы положили в огонь сучья, сели на свои места и опять погрузились в темную, гнетущую тишину. Я смотрела на костер и первый раз в жизни не радовалась веселому треску дровишек, причудливым формам пепла, диковинным, переливающимся то алыми, то багровыми оттенками цветам, распускающимся и умирающим в сердце огня. Картины детства, беззаботного, наивного, проплывали в моей голове. Мне бы сейчас те проблемы, из-за которых я, глупая, даже иногда плакала! Веки мои стали тяжелыми. Голова как будто налилась свинцом. Я медленно погружалась в бездну, безвольно поддаваясь охватившей меня слабости.
Лодочка на реке, я иду с рюкзаком со своими товарищами, странные, причудливой формы холмы – мозаика, неизвестно из чего составленная моим подсознанием. А потом голос. И я все пытаюсь рассмотреть лицо человека, зовущего меня. Вот я все ближе и ближе. И чем я ближе к нему, тем мне страшнее…
– Энни, Энни!
– Аня, проснись!
Открыла глаза: черное небо, костер, ребята. Я вдруг вспомнила все ужасы этой ночи и пожалела, что проснулась. Вот бы заснуть летаргическим сном и проснуться, когда весь этот кошмар будет уже позади! А будет ли он когда-нибудь позади?!
– Аня, – извиняющимся голосом сказал Олег, – Мы не хотели тебя будить. Мы были даже рады, что ты уснула. Но у нас проблема – заканчиваются дрова. Нечем поддерживать огонь. А ночь еще долгая. Нам нужно опять идти на ту поляну. Но оставлять тебя здесь одну мы не можем. Мы идем все. Пошли, а?
Я огляделась в надежде найти убежище, где бы можно было подождать ребят. Но с грустью поняла, что надежнее укрытия, чем спины моих товарищей, мне не найти.
– Конечно, я иду, – обреченно сказала я.
На этот раз мы шли вверх по дороге более осторожно, время от времени останавливаясь и прислушиваясь. Вот и поваленные деревья.
– Не будем рубить это толстое дерево, чтобы не поднимать лишнего шума, – предложил Амир, – Давайте наломаем сучьев с тех, более тонких деревьев.
Мы подошли к деревьям и стали как можно более тихо обламывать с них ветки. Одна ветка была очень длинная. Я попыталась обойти её со стороны ущелья, как вдруг почувствовала, что под моими ногами нет опоры. Со страшным треском, слышимым, наверное, за десять километров, обрушилась я на дно ущелья. Хорошо, что склон в этом месте только набирал высоту и был поэтому невысоким. И кусты не были колючими. Помогла еще спортивная сноровка – сумела сгруппироваться. Иначе бы не избежала переломов.
Я ощупала себя. Вроде, все нормально. Руки – ноги целы. Ссадины не в счет. Нужно скорее выбираться отсюда. Ребята вон уже спускаются. И вдруг (опять это кошмарное, тошнотворно—страшное «вдруг») прямо перед собой, на расстоянии вытянутой руки я увидела два получеловеческих, полунепонятно каких глаза! Ядовито – желтая луна, изо всех сил пытаясь довести меня до паралича, с радостью садиста освещала жуткую, покрытую серо-бурой шерстью морду! Что такое бешено выпученные глаза и отвалившаяся челюсть, я испытала в тот момент на себе. Я не могла двигаться – тело перестало слушаться. И когда это страшилище испустило низкий гортанный звук, я с силой зажмурила глаза, не в силах бороться, не в силах убежать!
Крепкие руки схватили меня.
– Энни, Энни! Что с тобой?
Открыв глаза, увидела склонившегося надо мной Рамита.
– Рамит? Это ты? Ты пришел, чтобы спасти меня? Или ты не Рамит, а оборотень?!
Сознание не в состоянии было больше справляться с захлестнувшими меня эмоциями – я погрузилась в кромешную темноту…
* * * * *
Что-то неприятное происходило со мной. Не могла понять, что именно, но хотела избавиться от этого. Открыв глаза, увидела Амира, лупящего по моим щекам.
– Не бей меня, мне больно! – я инстинктивно прикрыла щеки ладонями.
– Слава Богу! Жива! – выдохнул Рамит.
– Ничего! Главное, нет переломов, – бодрым голосом сказал Миша.
– Где мы? – простонала я.
– Где мы?! Где оно?! – закричала я, сразу вспомнив всё и увидев, что мы находимся в том же самом месте, куда я упала.
– Не бойся, – сказал Рамит, – Оно здесь. Вернее, он здесь. Посмотри!
Мужчины раздвинулись, и я увидела Олега, протягивающего сухарик какому-то маленькому, страшненькому существу. В лунном свете он казался нереальным, как будто телепортированным из какого-то ужастика.
– Это что, детеныш снежного человека, йети?! – в недоумении воскликнула я.
– По всей вероятности, да, – задумчиво ответил Амир, – И очень маленький детеныш. Совсем кроха. Ходить еще толком не умеет.
– На гоблина похож, – без тени иронии сказал Миша.
Малыш с деловым видом откусывал кусочки сухарика и тщательно пережевывал их, не упуская при этом из поля зрения каждого из нас. И как я могла испугаться такого малявки? Мне стало стыдно за свои страхи.
– Бабу, – сказал Амир, – Настоящий бабу («бабу» – ударение на втором слоге – прим. автора).
– Действительно, – улыбнулся Рамит, – Настоящий кхокабабу!
– А что обозначает «бабу»? – поинтересовалась я.
– «Господин», – объяснил Рамит, – У нас в Индии так обращаются к важным людям. Посмотри, с каким деловым видом он ест!
– А «кхокабабу»?
– «Кхокабабу» – «маленький господин».
– Интересное слово, «бабу», – сказала я, – Мне оно напоминает другое слово – «бэйби», «младенец». Он такой маленький, жалкенький!
– Какой он «бэйби»? – не согласился Миша, – Бабуин натуральный! Вы на его морду посмотрите! Уродина!
Олег и Рамит громко рассмеялись. Бабу посмотрел на Мишу внимательным, строгим, немигающим взглядом, словно взывая к его совести. Затем продолжил не торопясь, с расстановкой жевать угощение.
– Для тебя бабуин, а для его мамы он самый красивый! – возмутилась я.
– Не хотел бы я встретиться с его мамой, – мрачно ухмыльнулся Амир.
В резко наступившей тишине слышалось только журчание реки и деловитое посапывание Бабу, занятого разгрызанием сухарика. Зловещая луна ехидно освещала густой кустарник, расползшийся по дну ущелья и скрывающий речушку и Бог знает еще что или кого, и почти отвесную, такую же заросшую скалу за нашими спинами.
– Интересно, а где его мама? – понизив голос почти до шепота, спросил Олег.
– Может, её сожрал тот монстр, наверху? – предположил Миша.
Чудовище, засевшее у монастыря, как будто услышав слова Миши, испустило долгий, протяжный вой, душераздирающими ступенями спустившийся в ущелье и заполнивший его до краев ужасом. Казалось, что кто-то стонет не то от радикулита, не то от смертельной тоски, утолить которую может только чья-то жертва, чья-то хлестающая кровь и разрывающаяся плоть.
Мы все инстинктивно прижались к скале. Рамит подтащил к себе ничего не понимающего, окаменевшего от страха Бабу и сел поплотнее к нам.
«Хорошо, что мы ушли от той палатки, – подумала я, – Место там открытое. Мы видны, как на ладони. А здесь кругом кустарники. Никто нас не увидит. Отсидимся до утра и тихонечко отправимся назад, подальше от этого перевала. Лучше уж неделю в объезд добираться, чем попасть в лапы тому монстру наверху».
Стоны, вой, переходящий в рёв, становились все напряженнее и ритмичнее, словно кто-то раскачивался всем телом и мотал в такт ему головой. Страшное соло на скале, леденящее душу, которое никто не в состоянии был слушать, которое никто не хотел поддержать!
Но когда эта агония, от которой оцепенело все живое, дошла до апогея, до полного исступления, напоминая буйство умолешенного, снизу, со дна ущелья ему ответил другой голос, полный гнева, ненависти и желания убивать. Два голоса слились воедино, не желая уступать друг другу. И вдруг они стали двигаться в нашу сторону!
– Быстро! – закричал Амир, – Отсюда нужно срочно уходить!
– А Бабу? Что делать с Бабу? – с отчаянием запричитала я, – Он же совсем маленький! И совсем один! Они же его съедят!
Амир секунду колебался: «А, ладно! Берем его с собой!»
Рамит подхватил Бабу под мышку, и мы, помогая друг другу, полезли наверх и бросились вниз по дороге, не обращая внимания на хруст веток под ногами. Какой там хруст, когда весь перевал содрогался от выступления взбесившегося дуэта! Прибежав к кострищу, начали в спешке заталкивать вещи в рюкзаки.
Неожиданно звуки умолкли. Мы застыли на своих местах, растерянные, застигнутые врасплох этими новыми обстоятельствами.
– Что делать? – спросил Олег, – Вдруг они придут сюда?
