скачать книгу бесплатно
– Больше. Летом я на дачу к тебе приезжал. С тех пор и не виделись. Так что стряслось? Излагай!
Маленький музыкальный центр на столе довольно громко проигрывал какой-то диск с классическим роком. Еще в ранней юности Ярослав был приучен дядей Гришей понимать эту жесткую, вредную для барабанных перепонок музыку и даже любить ее. Поэтому Ярослав не стал вовсе выключать звук – только сделал потише, чтобы не мешал разговору.
Он наслаждался вкуснейшей рыбой и смаковал каждый глоток хорошего итальянского вина.
– Да рассказывать почти нечего. Ко мне подошли двое пьяных мальчишек…
Матвеев рассказывал с заученными интонациями человека, которому уже пришлось участвовать в составлении милицейского протокола.
– Мальчишек?
– Лет по восемнадцать. Чуть больше, чуть меньше – не знаю. Подошли спереди. Ударили. Они, наверное, хотели оглушить и вытащить кошелек. Но я отбился и побежал…
– Не понял. Подошли спереди и ударили по темечку?
– Нет. Один попытался ударить по голове, но я успел отбить его руку. Другой хотел меня схватить за одежду. Я увернулся от обоих и отскочил в сторону.
Зная отличную спортивную подготовку Григория, Ярослав в принципе не удивился. Но все же уточнил:
– Как тебе удалось?
– Не сложно. Они были в хорошем подпитии. Я хотел банально убежать. Прости, история совсем не героическая!
Григорий обезоруживающе улыбнулся. Любому другому человеку Ярослав в продолжение диалога ответил бы веселой репликой типа: «Старая ты кокетка! Мне твой героизм даром не нужен; засунь его себе куда-нибудь и излагай по существу!» Григорию он тепло улыбнулся:
– Гриш, ну при чем тут героизм? Что было дальше?
– Я повернулся и успел пробежать шагов десять, по-моему. А дальше меня ударили по башке.
– Догнали?!
– Ясь, понимаешь… Милиция их уже схватила, я их опознал. Хотя лица из-за дождя плохо разглядел, но по одежде, по волосам. Собственно говоря, они сами сразу сознались. Но они пьяные вдрабадан, шатаются. Так что вряд ли догнали.
– Ты не слышал шагов за спиной?
– Как я мог слышать шаги?! Ливень был!
– Извини. Я понял. То есть в тебя чем-то бросили?
– Ну да. Попали, видимо, чисто случайно: метко прицелиться ни один из них не смог бы. Я добежал до магазина. На углу, знаешь? Там мне дали стул. Весь пол им кровью залил! У них есть аптечный киоск. Они меня перекисью мазали, пока милиция и «скорая» не приехали.
Ярослав вспомнил продавщиц с блестящими от возбуждения глазами. Усмехнулся:
– Да, развлечение ты устроил ночной смене магазина! Так чем в тебя швырнули-то? Бутылкой?
Григорий подобрался. Пообещал отрывисто:
– Сейчас покажу.
Он с усилием поднялся и вышел в коридор. Через минуту появился на кухне с белым полиэтиленовым пакетом, внутри которого угадывался некий маленький, но тяжелый предмет. Сел, медля передавать пакет в руки Ярослава.
– Я решил пока оставить это у себя – не отдавать в милицию. Понимаешь, пока не найдено орудие, вину мальчишек можно доказать только частично: нападение – да, сами сознались, а телесные повреждения – как, чем? Я не хочу через пару лет получить на свою голову двух матерых уголовников, которые будут мстить. Хорошо бы их засадили ненадолго – так только, попугали. Я сделаю широкий жест. Тогда они мне еще и благодарны останутся за то, что я их спас от более сурового наказания.
Ярослав с огромным удивлением воззрился на Матвеева:
– Хитрый ты змей! Как сумел все так быстро сообразить, да еще с пробитой башкой?!
– Ну какой хитрый. – Григорий почему-то искренно смутился и оттого продолжал с нотками досады в голосе: – У меня было полно времени до приезда опергруппы, пока я сидел в магазине с перекисью и льдом на макушке. Позвонил знакомому юристу и проконсультировался.
Ярослав рассеянно кивнул. Предмет в целлофановом пакете стянул на себя все его внимание. Появились азарт и собранность: началась настоящая работа! Сквозь непрозрачный пакет он уже почти видел…
– Ясь, у меня нет резиновых перчаток. Вот, возьми целлофановые пакетики, надень на руки.
Григорий стоял, опираясь ладонью о стол, и старался другой рукой, в которой все еще сжимал спеленатое орудие преступления, дотянуться до икеевской торбы с целлофановыми пакетами, висевшей над помойным ведром.
– Там отпечатки пальцев… их и мои… Будь аккуратен, пожалуйста: не сотри и не наставь своих!
Он говорил странно замедленно, растягивая слова. И слишком долго, слишком трудно тянулся к пакетам.
Ярослав успел вскочить как раз вовремя, чтобы подхватить друга под руки и, едва переставляющего ноги, почти что на себе оттащить в комнату. Укладывая Григория на диван, обнаружил, что тот по-прежнему сжимает в ладони свое убийственное сокровище. Несколько секунд, пока Григорий объяснял, что у него кружится голова, что так уже было сегодня и виной тому всего лишь несильное сотрясение мозга, Ярослав смотрел попеременно на телефон – не вызвать ли скорую? – и на стиснутую руку Матвеева.
Потом бросился в кухню, напялил на пальцы два первых попавшихся куска целлофана, метнулся обратно в комнату и выхватил наконец у хозяина таинственный сверток.
Ярослав сидел в глубоком белом кресле. Руки – на коленях, на ладонях – почтительно – белый пакет, который он уже не торопился разворачивать. Он осваивался с мощью маленького тяжелого предмета, от которой неподготовленному человеку становится дурно.
Обвел глазами комнату, будто впервые видел. Здесь произошла какая-то серьезная перемена с того последнего раза, когда он был у Матвеева в гостях. Шикарный велосипед, как обычно в сезон катания, торчит посредине. Но ощущение некоторой стесненности пространства – не от него. Журнальный столик сдвинут, тумбочка – почти вплотную к нему… Ярослав оглянулся и восхитился тем, что увидел за спиной. Электрическое пианино.
Вот это приобретение! Такие возможности, такой звук!
– Гриш, поздравляю с обновкой, ты так давно о нем мечтал! Когда купил?
– Еще в прошлом году. В конце, – бросил Матвеев довольно равнодушно.
– Ты, наверное, теперь гитару забросил – только на этом играешь?
Григорий почему-то поморщился:
– Я на этом инструменте почти не играю. Звук слишком громкий, перед соседями неловко.
– Можно же отрегулировать?
– Тихо неинтересно, – отрезал друг, всем своим видом демонстрируя, что закрывает тему.
Ярослав с удивлением пожал плечами. Что-то у Гриши не заладилось с этим пианино. Захочет – расскажет. На сегодня загадок вполне достаточно.
Григорий поднялся с дивана:
– Я сейчас.
– Сам дойдешь?
– Да.
Ярослав проследил взглядом: раненый шагал довольно уверенно.
Ярослав сидел под самой форточкой, распахнутой настежь. Любимая привычка Матвеева, которого раздражали малейшие намеки на духоту. От окна с отчаянной быстротой несся Ярославу в бок сырой, холодный воздух. Следовало накинуть какую-нибудь шерстяную фуфайку, чтобы не продуло, но ему и так было жарко. Он решил воспользоваться отсутствием хозяина и совершил маленькую диверсию: быстро вскочил и прикрыл наружную форточку. Внутреннюю предусмотрительно оставил распахнутой в надежде, что друг не заметит перемены. Вернувшись, Матвеев не взглянул в сторону окна. Ярослав вздохнул с облегчением и продолжил изучение трофея.
Только теперь Ярослав понял, насколько силен в его сознании материалистический образ мира: до сего момента он не верил, что нечто подобное вообще существует на земле. Тем менее надеялся когда-либо столкнуться с этим лично… Между прочим, такие объекты крайне редко попадают случайно в руки случайным людям.
– Гриша, как ты успел ее подобрать на бегу?
– Ее?
Ярослав задумался: в самом деле, почему в женском роде?
– Эту штуковину.
– Понял. Я вовсе ее не подбирал.
Матвеев почему-то громко расхохотался. Тут же скривился от боли.
– Ну вот, батенька, пролетарьяту уже и повеселиться не дают подлые враги, – прокартавил, очень ярко изображая Владимира Ильича, и пояснил, приподнимаясь на локте: – Она свалилась мне за шиворот! Я обнаружил это, только когда сидел на стуле в магазине: прислоняюсь к спинке – что-то мешает.
– А-а! Повезло! – вслух отозвался Ярослав, а про себя подумал: «Все-таки не случайность» – и громко зашуршал пакетом, разворачивая.
В его руках, изолированных целлофановыми мешочками, оказался кусок ноздреватого, темного, очень твердого вещества – не то металла, не то камня, не то застывшей лавы. Размером примерно в половину крупной мужской ладони, он имел правильную, осмысленную форму. Конус, высота раза в полтора больше диаметра основания; острие немного скруглено, как будто долго испытывало на себе воздействие силы трения; у основания – монолитно соединенная с конусом небольшая шишечка, формой и размером напоминающая раскрывшуюся шишку кипариса или туи. Все вместе вызывает ассоциацию с наконечником дротика, но предмет кривоват, с шершавинками и корявостями, так что и не поймешь: рукотворный он или перед тобой кусок живой природы.
В неярком свете торшера Ярослав едва различил на темной пористой поверхности казавшиеся более светлыми бурые пятна засохшей крови. «Наконечник дротика» сильно нагрелся в ладонях. Он был при своем маленьком размере очень тяжелым, будто сделанным из чистого золота.
Определенно необычный сегодня вышел день! Ярослав впервые в жизни держит в руках настоящий предмет силы – похлеще любого шаманского бубна или иголки за нагрудничком фартука жрицы культа вуду! Предмет, который по мощности несравнимо превосходит все, когда-либо виденное Ярославом лично! А за каких-нибудь четыре часа до этого эпохального события своей жизни он встретил красивую, сильную женщину, наделенную даром невзначай проламывать пространство, а то и время…
Точно… Ну конечно! Некрупный пробой в энергетической структуре «ЧеНепа» потому и откачивает так много, что является не только пространственным, но и временным…
Забытый им ненадолго Григорий подал недовольный голос:
– Ясь, ты зачем форточку закрыл? Душно!
Между прочим, Гриша полулежал на диване спиной к окну! Ярослав шумно вздохнул и покорно собрался встать, но тут раздался шум, треск удара – форточка сама распахнулась от очередного резкого порыва ветра, стукнулась о внутреннюю, открытую – чуть стекло не разбилось! Запах сырости и озоновой свежести снова ворвался в комнату.
Ярослав ненадолго отлучился из комнаты, а когда вернулся, Григорий уже спал. Лицо разгладилось, смягчилось, стало по-детски светлым. Губы сомкнуты, он тихо дышал крупным, будто у араба, носом. Ярослав растерянно огляделся. В гостиной один диван, лечь больше негде. Жаль: ему хотелось быть поближе к пострадавшему на случай, если тому вдруг станет плохо. Соседняя, смежная с гостиной, комната представляла собой крошечный кабинет: только письменный стол, кресло, шкафы. Оставалась комфортная широченная кровать в спальне Григория. Ярослав секунду колебался, преодолевая неловкость, и направился туда, прихватив с собой «наконечник дротика» и на ходу расстегивая рубашку.
Единственная – Ярослав мысленно взял на заметку этот факт – подушка располагалась с левой стороны широченного ложа, ближе к окну. Он удивился: нужно перекатываться через кровать или обходить ее – почему не лечь ближе к двери? Однако там и устроился. «Дротик» бережно уложил на свободном пространстве в изголовье и заснул, в буквальном смысле, едва донеся голову до подушки. Ушел сразу так глубоко, что, выныривая утром, ни одного сновидения не поднял с собой на поверхность сознания.
* * *
Вера, против обыкновения, заснула очень рано, а утром легко очнулась за полчаса до звонка будильника. Слушала свист и звон весенних синиц. Самая первая мысль после пробуждения: «Вчерашнее происшествие… Ерунда, дичь! Почудилось. Какие елочные фонарики?! Зачем? Жизнь и так чудесна!» Вера открыла глаза. Солнце на голых ветвях за окном, голубеющий кусочек неба. Удивительно, как не схожи дневное сознание и вечернее! Вчера она, как ребенок, верила в утраченное чудо, сердце переполняли тоска и горе. А сейчас она бодра и свежа, и не нужны ей никакие подпорки, чтобы чувствовать себя уверенно и комфортно в этой жизни.
Вера потянулась. Жорки уже не было рядом: он уходит на работу, когда жена еще сладко спит. Вечерняя Вера сейчас заныла бы, что уверенности и комфорта недостаточно для счастья. Нынешняя, утренняя, Вера немного напряглась. Счастье? Может, не станем начинать все сначала? В такое хорошее утро! Она еще раз потянулась. Несколько скованное получилось движение. Хорошо, а при чем тут фонарики? Глупая сцена, стыдно так! Как связано вчерашнее сновидение с неизбывной тоской о счастье, для которого почему-то катастрофически не хватает ни взрослеющего сына, ни доброго, надежного мужа, ни осмотрительных ухажеров, ни умелых – порой! – любовников? Вера лежа откинула одеяло. Резко пробрало холодом. Интенсивный внутренний диалог унес утреннюю беззаботность. Две Веры – утренняя и вечерняя – в процессе оживленной беседы сблизились, схлопнулись и вновь стали одной – тревожной, неудовлетворенной, но все же бодрой и готовой взять от этой скучной жизни все, что удастся вытрясти из ее закромов.
Она занялась гимнастикой. Просто вчера она ненадолго почувствовала себя маленькой девочкой. Это порой так приятно! А для ребенка нет большего счастья, чем много-много загадочных новеньких блестящих игрушек, и чтобы они сами собой валились в руки… Вера села на краю кровати и стала аккуратно крутить головой.
Расписание этого дня было составлено с таким расчетом, чтобы между двумя лекциями оставалась дырка в одну пару – нормально пообедать без спешки и риска быть затоптанной у входа в столовую толпой голодных студентов. Блаженный час покоя и относительной тишины, когда заветренный свекольный салатик прекрасен, как лучшее произведение ресторанного искусства, а горячая уха вызывает наслаждение сродни эротическому экстазу! Вера уже приканчивала второе, когда к ее столику подошла Мариша Ковалева с полным подносом еды. Стройная и, по Вериным меркам, жутко юная – только двадцать пять справляли в прошлом году, – Марина запросто позволяла себе оливье, мясной борщ с хлебом, компот с булочкой и прочие опасные для фигуры экзерсисы столовского шеф-повара.
– Верочка, привет! – нежно приветствовала приятельницу Мариша. Некоторые совместные увлечения, вроде позавчерашнего девичника, так сблизили этих двух женщин, что они, в нарушение строгих институтских традиций, запросто обращались друг к другу по имени и на «ты».
– Привет, Ковалева! Рада тебя видеть! Разве ты в этом семестре читаешь по вторникам?
– Нет. У меня в понедельник лекции, в среду – лекция и семинар. Сегодня я здесь, чтобы с научной пообщаться. Тебя вот встретила – тоже хорошо!
– Пишешь свой диссер, Ковалева?
В воскресенье обсуждать рабочую рутину совсем не хотелось.
– С горем пополам. Не везет мне с темой. Научная никак не может четко высказать, чего от меня хочет…
– Я забыла, кто у тебя?.. А! Я такой не знаю…
Обсудили подробности непростой Маришкиной ситуации: специальность, под которую трудно найти совет, научная – старая грымза, у которой десять лет никто не выходил на защиту, интересная тема, по которой материала не существует в природе.
Вера, никогда не стремившаяся обзавестись кандидатской степенью, едва заметно позевывала.
– А как твой старичок поживает? – спросила лениво.
– Да неважно. Тут его подранили – совсем стало тяжко: капризничает, не слушается.
– Подранили?
– Да, неприятная история… Теперь ведет себя кое-как…
– Ты с ним все-таки поаккуратнее. – Вера искренне улыбнулась. – Он такой славный!
– Я знаю. Я стараюсь, но иногда терпения не хватает!
Вера взглянула на большие часы у выхода. Полчаса остается до конца перерыва. Маринка может бесконечно говорить о своих проблемах. Если не перевести беседу в другое русло, они не успеют обсудить главное. Марина будто почувствовала – сама сменила тему.
– Как ты после нашей встречи? – спросила со значением. – Необычное что-нибудь заметила, новости есть?
– Мне вчера очень странный сон приснился. – Подойдя к самому интересному, Вера медлила, оттягивала удовольствие. – Тебя ливень не промочил?
– Еще как! – Ковалева оживилась, и Вера с досадой поджала губы: сейчас опять будет долго рассказывать о себе, слова не вставишь! – Я возвращалась после семинара, когда он начался. Стояла на остановке минут десять – ни одной маршрутки. А я усталая, голодная, как зверь. Плюнула, пошла пешком. Надеялась, что успею до дождя. У меня зонта с собой не было, вельветовое пальто. Я вчера на себе испытала, что значит «промокнуть до нитки». Когда я ввалилась в дом, на мне, в самом деле, нитки сухой не было! Родители так хохотали! Сказали: «Как ты ухитряешься попадать в необычные истории?! Мы в жизни ничего подобного не видели! Будто тебя в реке искупали!»
– Послушай… – Вера замялась. – А ты видела… Просто сильный ливень? И все?
– Не просто сильный! Ниагарский водопад какой-то!
– Мне под этот ливень приснился сон, – повторила Вера.
– Очень интересно! Расскажи!
