Змеиная верность

скачать книгу бесплатно

Здесь никого нет, сказала она себе, привидений не бывает. Все это расстроенные нервы, бессонная ночь и пустой чай вместо завтрака…

Что-то вроде тени прошло у нее за спиной, Лиза ясно увидела это краем глаза. Она взвизгнула и резко обернулась. Никого, пустой коридор… Холодок ужаса сполз по позвоночнику к ногам, колени ослабли, и Лиза осела на корточки, прижимаясь спиной к дверному косяку.

Она сидела, водя испуганными глазами по сторонам, стараясь держать в поле зрения и коридор и комнату. Было тихо… Как-то особенно, неестественно тихо…

Где-то этажом ниже хлопнула дверь, послышались голоса, и наваждение исчезло… Обычный коридор, обычная комната, все давно знакомое и привычное. Что это на нее нашло?

Лиза заставила себя встать и зайти в лаборантскую. Больше всего ей хотелось схватить весы и убежать, но что-то словно держало ее здесь.

Она внимательно огляделась. Здесь, конечно, побывала полиция. Дверцы шкафов распахнуты, ящики стола выдвинуты, стулья составлены в ряд у стены. Но на столе по-прежнему валялись фантики конфет и растерзанная пачка печенья. Здесь же лежала расческа с пучками застрявших белых волос, стоял баллон дезодоранта. Да, Ленку Кашеварову нельзя было назвать чистюлей и аккуратисткой. И еще здесь стоял слабый сладковатый химический запах…

Что-то знакомое, но Лиза не могла вспомнить, что.

Немного подумав, Лиза придвинула к окну стул и полезла открывать форточку.

Сзади скрипнула дверь. Лиза дернулась, едва не свалилась со стула и успела облиться холодным потом, прежде чем поняла, что в лаборантскую заглядывает Зоя Евгеньевна Болдина.

– Лизавета, это ты здесь? Что ты тут делаешь с утра пораньше? А Динка опять опаздывает? – Зоя Евгеньевна, как всегда подтянутая и свежая, вошла, держа на отлете мокрый зонт. На ее коротких волосах посверкивали капли дождя. – Ты чего на окно полезла?

Лиза облегченно вздохнула.

– Проветрить хочу, – объяснила она. – Воняет здесь чем-то.

– Ап-чхи! – Зоя потянула носом и звонко чихнула. – Правда, ну и вонища! Все-таки какая Ленка неряха! – И сразу же спохватилась, хлопнула себя ладошкой по губам. – Ох, господи, что же я, дура, говорю!

– Да нет, это химическое что-то. – Лиза дотянулась до форточки и распахнула ее. Сразу сильно потянуло сырым холодным воздухом, мерзкий запах стал быстро улетучиваться.

Зоя Евгеньевна еще раз чихнула, достала носовой платок и аккуратно промокнула нос.

– Ты молодец, Лиза, что сразу принялась за работу. Ситуация у нас, конечно, тяжелая, но жизнь-то продолжается. Надо стараться, чтобы все вернулось в свою колею. Павел Анатольевич сегодня задержится, ему с утра к следователю, а нам нужно приложить все усилия, чтобы работа шла как прежде. Лады?

– Лады, – согласилась Лиза, слезая со стула. – А он… Павел Анатольевич… ничего не рассказывал? В смысле, полиции удалось что-нибудь выяснить?

– Нет, пока ничего не ясно, скорее всего несчастный случай. – Зоя Евгеньевна опять расчихалась, уткнулась носом в платок и, кивнув на Лизин черный халат, невнятно спросила: – Ты сейчас в виварий?

Лиза кивнула, взяла весы, и они вместе вышли из лаборантской. Зоя Евгеньевна помахала Лизе рукой с зажатым в ней носовым платком и пошла в лабораторию. Лиза свернула на лестницу.

Виварщицы тетя Наташа и тетя Катя уже успели покормить животных, почистить клетки, насыпать в них свежих опилок и теперь пили чай за маленьким ободранным столом в самом дальнем углу вивария, за стеллажами с клетками. Виварские запахи их нисколько не смущали.

Лиза установила весы на большом металлическом столе неподалеку от входа и приступила к работе. Она вытаскивала из стеллажа клетку, переносила на стол, по очереди вылавливала из клетки мышек, сажала в специальную высокую чашку весов, записывала цифры в блокнот. Взвесив население одной клетки, Лиза задвигала ее обратно в стеллаж и вытаскивала другую…

Белые увертливые зверьки с красными бусинами глаз метались по клетке, сквозь прутья сыпались опилки. У Лизы свербило в носу от опилочной пыли, чесались глаза, и скоро заныла спина.

Словом, это была нудная, неинтересная работа. Лиза надеялась, что Людмила, попив чаю, придет помогать. Обычно они делали эту работу вместе, тогда она двигалась гораздо быстрее. Но Людмила что-то не спешила…

Дверь вивария была открыта настежь, видимо, для того, чтобы побыстрее выверился запах мышиного и крысиного помета, сгустившийся за ночь. Лизе было видно, как в подвал по одному, по два, а то и целыми группами, возбужденно переговариваясь, спускались сотрудники, а потом, уже притихшие, шли обратно. Народ ходил смотреть на место гибели Лены Кашеваровой. Лиза решила, что она закончит работу и тоже пойдет глянет.

Мысли Лизы текли своим чередом, и они, увы, никак не касались работы.

Что на нее нашло там, в лаборантской? Глюки какие-то… Хорошо хоть, никто не видел, как она сидела там под дверью, трясясь от страха. Поменьше надо трепаться с Валерой Николашиным на «потусторонние» темы, а то и правда начнешь разговаривать с призраками…

Что-то еще в лаборантской зацепило ее и не давало покоя… Запах, запах. Чем там пахло? Позавчера, когда она заходила в лаборантскую, этого запаха не было. А сегодня она заглянула туда первая. И что это значит? Что он появился в ту ночь, когда умерла Ленка. А вдруг это след работы криминалистов? Эксперты, например, применяли какой-то реактив. Но чем же там пахло? Чем-то знакомым… Нет, не вспомнить.

Что делать с Валерой Николашиным? Ведь что-то неладно с ним, что-то связывает его с Ленкой… или с Ленкиной смертью. Расспросить Свету? Последить за Валерой? Посмотреть, как он будет себя вести?

Лиза представила себе, как они с Людмилой крадутся за Валерой, подглядывают из-за угла, выведывают что-то у ничего не подозревающей Светы… Ей стало резко противно. Ну уж нет! Не будет она выслеживать Валерку!..

Виварщицы допили чай и, подхватив свои котомки, двинулись на выход. Проходя мимо Лизы, маленькая, юркая тетя Катя сварливо заметила:

– Ты это че ж, девка, опилками на полу набрыляла? Токо помыли… Замети, когда пойдешь!

– Замету, – пообещала Лиза.

Тетя Катя, большая любительница громких разборок, была явно разочарована Лизиной покладистостью и, уходя, продолжала недовольно ворчать:

– А то ишь ты! Кажный будет брылять на мытые полы!..

Пышная, добродушная тетя Наташа, неспешно плывущая в кильватере у тети Кати, подсказала:

– Совочек с веничком возьми там, за ящиком.

Лиза кивнула.

Задвинув в стеллаж последнюю клетку, она сунула блокнот и карандаш в верхний кармашек халата и пошла за «веничком» и «совочком», которые хранились у большого ларя с кормовым зерном.

Ларь стоял рядом с шахтой грузового лифта, чтобы удобнее было сгружать зерно, овощи, опилки и большие клетки с животными, которых привозили из питомника. Обычного лифта в институте не было, а грузовой ходил от верхнего этажа до подвала. Кроме кормов и животных в нем возили мебель и тяжелое оборудование.

Нагибаясь за веником, Лиза выронила из кармана карандаш, который отскочил к лифту и, конечно, по закону подлости закатился в узкую и довольно глубокую щель между плитками пола и порожком лифта. Лиза, чертыхаясь, попыталась добыть его оттуда, но не получалось. Оставлять карандаш было жалко, надо было его чем-то подцепить. Лиза отломила прутик от веника и с трудом выковыряла карандаш из щели. Вместе с карандашом выковырялось что-то еще непонятное – маленький кругляшок, серебристо сверкнувший на свету.

Лиза подняла непонятный предмет и поднесла поближе к свету… Камешек цвета морской воды в серебристой металлической оправе, не круглый и не овальный, скорее сердцевидной формы. В основании сердечка было совсем крохотное серебристое колечко.

Скорее всего, это была часть какого-то украшения, подвеска. Насколько Лиза могла судить, из бирюзы с серебром. Колечко, которым подвеска крепилась к чему-то, было разогнуто. На металлическом ободке Лиза увидела выгравированные буковки: «О.Р.».

Лиза сунула находку в карман – надо поспрашивать народ, может, найдется хозяйка. Аккуратно подмела опилки, вышла из вивария и пошла в сторону террариума.

Подвальный коридор был пуст, видимо, все любопытствующие уже посетили место трагедии и разошлись. Лиза прошла мимо слесарки, миновала комнату, где сидели электрики, ткнулась в дверь каморки, где обитали инженер-приборист Саша Грачев и герпетолог Бахрам Магомедов. Дверь была заперта. Лиза вздохнула и пошла дальше.

На полу перед террариумом виднелось затертое меловое очертание тела. Лиза остановилась над ним.

Так вот где это произошло… Почему же она все-таки не убежала, не закричала?.. Интересно, если громко закричать, на вахте слышно? Надо бы проверить… Хотя что толку, если Михалыч спал мертвым сном! Этого уже никогда не проверишь.

Стоя над меловым контуром тела, Лиза постаралась представить, как все могло произойти. А может быть, Ленка сразу потеряла сознание от ужаса, ведь она так боялась змей! Может, у нее вообще остановилось сердце, и она умерла еще до того, как подействовал яд.

Вдруг что-то шевельнулось у нее за спиной, по стене метнулась черная тень, и Лиза, в который уже раз за сегодняшний день, почувствовала, как оборвалось и куда-то рухнуло сердце, а волосы на голове зашевелились от ужаса. Она обернулась…

Позади нее стояла странная девушка Ада Лещова.

Аду Лещову в институте сторонились и даже побаивались. Она ни с кем не дружила, общение сводила к минимуму. Молча, не здороваясь, проходила мимо, на приветствия не отвечала, как будто не слышала. Федька Макин частенько, глядя Аде вслед, задумчиво напевал на мотив известной пугачевской песни: «До свиданья, крыша, до свидания…» Девочки-секретарши, работающие рядом с Адой, уверяли, что Ада – сектантка.

В обеденный перерыв она никуда не ходила, доставала принесенную из дома еду и книгу. Книги, которые она читала, тоже были странными: оккультизм, эзотерика, хиромантия, еще какая-то заумь… Валера Николашин, со своим интересом к «потустороннему», попробовал было общаться с Адой, но быстро отступился. Лизе он потом признался, что после общения с Адой у него мозги «свернулись в лист Мебиуса». Ада же с тех пор стала как-то отличать Валеру от других, что-то мелькало у нее в глазах при виде Валеры.

Между тем Ада была из очень приличной и очень нормальной семьи. Единственная дочь известного в городе профессора-офтальмолога Михаила Яковлевича Лещова, она на корню зарубила папины надежды на продолжение врачебной династии и наотрез отказалась поступать как в медицинский, так и в какой-либо другой институт. Она жила в своем мире, и все, что не касалось этого мира, ее не интересовало. Врачи осторожно намекали папе на психическое расстройство дочери, заводили речь об аутизме, но Михаил Яковлевич ничего слышать не хотел и настойчиво тянул дочь в нормальную жизнь. По его просьбе директор института фармакологии, давнишний друг Михаила Яковлевича, принял Аду на работу и придумал ей должность помощника ученого секретаря. Ада отстукивала на компьютере разные деловые бумаги и выполняла другие несложные поручения.

И вот теперь Ада стояла перед Лизой. Как всегда, в чем-то длинном, темном и балахонистом. Прямые волосы наползали на впалые щеки, глаза, полуприкрытые крупными веками, смотрели непонятно куда.

Неслышно ступая, Ада обошла Лизу и, подойдя к меловому силуэту на полу, застыла над ним.

– Они забрали ее, – сказала она, слегка кивнув на меловой контур.

Если бы с ней заговорила статуя Святой Татьяны, покровительницы студентов, поставленная недавно на Университетском проспекте, Лиза удивилась бы меньше. Она, пожалуй, впервые слышала голос Ады, монотонный и тоже какой-то странноватый.

– Кто забрал, полиция? – осторожно переспросила Лиза. Конечно забрали, не оставлять же здесь труп.

– Посланцы, – пояснила Ада. – Все думают, что это несчастный случай, но это они. Она нарушала гармонию. Порок, разврат, зло… Она вовлекала во все это очень достойных людей. Это должно быть наказано.

Вот это да, изумилась Лиза. Оказывается, Ада способна разговаривать вполне связно. Хоть и не очень понятно. И оказывается, она – моралистка! А Лиза-то думала, что она ничего не замечает и ничто ее не трогает. А оказывается, очень даже замечает, и очень даже трогает. И, похоже, она сильно недолюбливала Ленку. Интересно…

– Вы что-нибудь знаете об этом? – осторожно спросила Лиза.

– Творящий знает, а знающий творит. – Ада чуть подвинулась и повернулась к Лизе лицом. – Это одно и то же. Только в грубом мире мысль и деяние разобщены, а в тонком мире это одно и то же.

О чем это она? Лиза во все глаза смотрела на Аду, пытаясь хоть что-нибудь понять. Ада по-прежнему стояла, не поднимая глаз, но теперь она слегка вытянула руку над нарисованной на полу фигурой, словно ощупывая ее. Тонкие растопыренные пальцы слегка подрагивали.

– А… посланцы – это кто?

– Кто угодно. – Ада пошевелила пальцами. – Змея или камень, или огонь. Змея жалит, камень падает, огонь сжигает… Кто угодно. Зовущий может не знать.

Лиза изо всех сил пыталась нащупать смысл этих странных речей. Значит, змея – это посланник. Кого или чего? Тонкого мира, где мысль и деяние – одно и то же? И она куда-то забрала Ленку. Куда? В тот же тонкий мир? Бред… Вот зачем она стоит тут и слушает ненормальную Аду Лещову? У нее полно работы!

– А зовущий – это кто? – уже почти раздраженно спросила Лиза.

– Это я, – спокойно сказала Ада и подняла на Лизу глаза.

Лизе стало не по себе, когда она увидела эти глаза. Большие, выпуклые, темные радужки и сверху, и снизу отделены от век полосками белков, черные зрачки расширены в тусклом свете подвала.

Странное выражение было у этих глаз. Они не «читались». Как будто были глазами не человека, а существа иной природы.

Ада в упор смотрела на Лизу, и Лиза почему-то не могла отвести взгляд. Непонятная сила сковала ее и, как в воронку, затягивала в глубину этих странных глаз. Ноги отяжелели. Захоти она сейчас убежать, ничего бы не получилось. Но даже и желания убежать не возникало. Тяжелое, тягучее оцепенение сковало ее как саваном.

– Не делайте этого, – вдруг негромко сказала Ада и отвела глаза.

Лиза почувствовала облегчение, оцепенение отпустило ее.

– Чего «этого»? – с трудом ворочая языком, спросила она.

– Не потворствуйте праздному любопытству, – медленно и монотонно произнесла Ада. – Это может кончиться плохо.

Вдалеке лязгнула входная дверь подвала, послышались голоса. Ада отвернулась и неслышно скользнула прочь. Лиза, переведя дух и еле оторвав тяжелые ноги от пола, тоже двинулась к выходу.

За поворотом подвального коридора Лиза увидела идущего ей навстречу замдиректора Петра Алексеевича Метельчука. За ним шли еще двое. В первом Лиза узнала одного из полицейских, которых видела вчера, а вот второй… Вторым был профессор Обухович. Вообще, профессор был в институте, и в частности в их лаборатории, нередким гостем, но встретить его здесь, в подвале, Лиза никак не ожидала.

– Здравствуйте… – поздоровалась она и отдельно кивнула профессору: – Здравствуйте, Андрей Степанович!..

Больше всего профессор Обухович походил на огромную, добродушную и очень элегантно одетую гориллу. Очень высокий, с массивной лысой головой, тяжелой челюстью и добрыми маленькими глазками под мохнатыми бровями. Узнав Лизу, он приветственно вскинул над головой обе руки.

– Лиза, здравствуйте! – громыхнул он звучным баритоном. – После к вам зайду, поговорим! – И вся троица двинулась дальше, по направлению к террариуму.

Лиза проводила их глазами и пошла к выходу. По пути она снова толкнула дверь, за которой надеялась увидеть Бахрама Магомедова, но дверь по-прежнему была заперта.

В лаборатории было шумно и очень светло. Поскольку за окном стояла темень от обложного дождя, в большой общей комнате зажгли все лампы. Тарахтела кофемолка, стоял густой запах кофе, в большой круглой колбе на плите закипала вода.

Людмила Пчелкина занималась любимым делом – накрывала стол для кофе. Утренний кофе в лаборатории фитопрепаратов был священной традицией, вроде английского файв-о-клока.

Мужчины шумели, сгрудившись у стола Николашина. Слышался хрипловатый баритон Ивануткина: «Ивануткин так и знал!». Лиза прислушалась и удивилась – обсуждали не вчерашнее происшествие, а какой-то футбольный матч.

Среди общего безделья работали только трое – Зоя Евгеньевна за своим столом, Саша Грачев, ковырявшийся в спектрофотометре, да маленькая лаборантка Диночка, старательно драившая раковину в огромных, ярко-желтых резиновых перчатках. Приглядевшись к несчастному испуганному лицу Диночки, Лиза поняла, что та сама придумала себе эту скучную и не такую уж срочную работу – только бы не сидеть в лаборантской наедине с призраком Ленки Кашеваровой.

Зоя Евгеньевна, не обращая внимания на шум, что-то считала на калькуляторе и быстро записывала в тетрадь. Правой рукой, не выпуская шариковой ручки, она считала на калькуляторе, левой прижимала к носу платок. Глаза у нее были красными и больными.