скачать книгу бесплатно
– Прости, – сказал мальчик. – Я не успел подготовиться, поэтому здесь так пусто.
Он напоминал человечка, нарисованного на полях комикса талантливым маленьким читателем в подражательство художнику.
– Куда я попал? – тупо спросил Денис.
Кажется, впору было испытывать облегчение уже оттого, что речь звучала как положено, а не вылетала изо рта облачками с текстом. Денис пока никакого облегчения не чувствовал.
– Дурачок, – ответил без улыбки мальчик. – Это делается очень просто. Как бы ты себя описал?
– Что делается? – растерялся Денис.
– Как бы ты себя описал? – терпеливо повторил человечек. Губы его, намеченные двумя линиями, двигались так естественно, что Денис не мог отвести от них взгляда.
– Не знаю…
– Ты должен что-то о себе рассказать, – настаивал человечек. – Иначе ты не появишься, и я так и буду стоять здесь и разговаривать с пустотой, как дурак.
Денис крепко задумался. Это была проблема. С ним вечно случалась чёртова прорва вещей, интересных, и не очень, но когда Тамара Викторовна, учительница начальных классов, подплывала к нему, чтобы спросить: "А ты как провёл лето, Пустохвалов?", Денису было трудно выдавить из себя даже слово. Тамара Викторовна была как враг из шпионских фильмов, который собрал в весёленькой зелёной комнате ватагу ребят и у каждого поочерёдно допытывался, где найти штаб партизан. Отмалчиваться было бесполезно. Она нависала над тобой, как туча, и где-то в груди у неё было заперто рокотание грома. Тянулись секунды, которые Тамара Викторовна могла растягивать сколь угодно долго, как хорошую жвачку. И тогда Денис выдавливал под тихий смех окружающих: "Ярмарка", и Тамара Викторовна, покачав головой и посетовав, что в городе для детей маловато по-настоящему интересных занятий, двигалась дальше. На той ярмарке побывали с мамами все ребята из класса, и было там, за исключением соревнования по метанию подков, неимоверно скучно.
Сейчас Денис чувствовал себя точно так же. От него хотели, чтобы он отрезал и выложил на блюдечко кусок своей жизни, или… что конкретно от него хочет этот незнакомец? Зачем ему рассказывать о себе, тем более, в таких странных обстоятельствах?
Окончательно перепугавшись, Денис гаркнул:
– А ты ещё кто такой?
– Разве не нужно для начала определиться, кто есть ТЫ? – удивился мальчуган.
– Нет, – отрезал Денис.
Он считал, что сейчас самое время сделаться упрямым. "Если не показать, что ты упрямец, и вообще, умеешь стоять на своём, тебя втопчут в землю", – так говорил героически упрямый Митяй.
– Ну, тогда я не буду с тобой разговаривать, – сказал мальчуган и повернулся спиной, чтобы уйти.
Денис оглядел себя и окончательно уяснил, что он действительно до сих пор ничего из себя не представляет. Даже надоедливая, глупая муха значила бы сейчас больше – оттого, что не напрягаясь пролетела бы сквозь его живот. И, конечно, оттого, что от её крылышек хоть немного, но шевелится воздух.
– Подожди, – сказал он, решив от упрямства, которое торчало из всех карманов, всячески мешалось и вообще ощущалось довольно неловко, вернуться к любимому здравому смыслу. – Это… и вправду по-глупому. Но я не могу.
– Почему это? – в голосе маленького человека плескалось ленивое удивление.
– Потому что у меня язык начинает заплетаться, когда нужно рассказать какую-нибудь сраную чертовщину, – признался Денис. Мамы рядом не наблюдалось, а нехорошим словом приятно подправлять всё что угодно – от радости, до небольшого, как здесь, унижения. Чертовски приятно. – Я иногда мечтаю стать писателем! У меня папа, знаешь ли, мечтал им стать, так что с сегодняшнего утра мечтаю и я. Рассказать что-нибудь интересное у меня не получится ну ни в жисть. Потому что… ну, знаешь, писатели много не разговаривают. Мысли у них не вода, а камушки, и через рот не вытекают.
Для верности Денис тряхнул головой, словно надеялся дать незнакомцу услышать, как они там грохочут.
Человечек обернулся и с интересом вгляделся в пустоту, которой сейчас был Денис. Потом он хлопнул в ладоши:
– Придётся всё осваивать на ходу. Значит, так. В этом мире слова имеют особенную силу. Вот попробуй. Скажи, кто ты?
– Ну, мальчишка…
И сразу Денис почувствовал себя им. Это было странно, но и забавно в некотором роде. Как будто ты, надкусив пирожок и жуя его, не мог угадать, что там за начинка до тех пор, пока заботливая и всезнающая мама не подсказала.
– Если сумеешь, можешь дорисовать то, что, по твоему мнению, не хватает, – сказал маленький человек.
Теперь, когда решалась одна из проблем – куда, собственно, подевалось его тело, – у Дениса наконец появилась возможность разглядеть собеседника. Несмотря на примитивность, с которой тот был изображён, некоторые детали были настолько выразительны, что просто лезли в глаза. Белокурая чёлка над похожими на шрамы бровями, тонкая, почти страусиная шея, костлявые, но изящные руки, видя которые у своих подрастающих чад многие мамаши впадают в трепет и норовят поскорее отвести их в какую-нибудь музыкальную школу. На вид этому малявке можно было дать лет пять, однако говорил он с пугающей медлительностью взрослого и смотрел снизу вверх серьёзно и внимательно. На маленьком, почти незаметном носу чудом держались очки, по сути, пара неровных окружностей, связанных дужками. Денис смотрел на этого серьёзного коротыша так, будто собирался прибить муху, которая вежливо с ним поздоровалась.
На первый взгляд на нём была самая обычная одёжка, в которую может быть одет любой мальчишка со двора. Но, присмотревшись, Денис заметил много занятных подробностей. Расшитый зелёными и красными нитями воротник, такой потрепанный и изжеванный, будто его владелец пытался накормить им целую деревню. Сандалии очень грубы, явно сшиты не на фабрике, но вместе с тем сработаны очень прочно. На поясе вещевой мешок, к которому пристали сухие листья и семена, выглядящие в этой пустоте как драгоценности, найденные в кармане дырявого застиранного халата. В завязках запуталась какая-то ветка. Шорты поддерживал узкий поясок, сплетённый из множества нитей. Столь яркой вещицы Денису в жизни ещё не приходилось видеть: похоже, каждая из его составляющих имела особенный цвет. К мешку, кроме того, была привязана шляпа, больше всего напоминающая пиратскую треуголку.
– Я лучше скажу ещё что-нибудь, – не отводя глаз от малыша, сказал Денис. Он представил, что будет выглядеть как тот человечек из тетрадки, которых он, бывало, рисовал, разыгрывая на бумаге миниатюрные наивные сценки. Палочки-ручки с пятью-шестью пальцами разной длины, голова-слива… иногда у таких человечков были в руках автоматы и винтовки. Денис хотел себе автомат или настоящий железный меч, острый, как тридцать семь процентов шуток Митяя – то есть лучшая их часть – но решил, что хочет для начала себе нечто, чем этот меч можно было бы держать.
– Ну, скажи.
Человечек ждал. Денис почувствовал укол страха. Хотя рядом с этим малявкой не хотелось бояться. Это был… ну, наверное, предупредительный укол.
– И скажу… – он оглядел свои призрачные ладони – ладони обыкновенного среднестатистического мальчишки, от царапин на пальцах до грязи под ногтями. – Ну, например, у меня кожа посмуглее, чем сейчас, волосы светлые и не такие длинные. Мама говорит, что если я не буду стричься, то это значит, что я либо девчонка, либо морской капитан… но я же не морской капитан… А глаза, пожалуйста, карие!
Денис замолчал, сообразив, что если вокруг по-прежнему будет так пусто, он никогда не сможет почувствовать своих глаз. Да и какая, в самом деле, разница, какого они цвета?
– Дальше, – подбодрил малыш. За бликующими непонятно отчего стёклами очков зажёгся огонёк интереса. Денис окончательно осмелел и потянулся к своей голове, чтобы понять, какие детали ощущаются не так, как должны.
– Ещё у меня уши не такие оттопыренные… эээ, совсем не оттопыренные. Голос, как у Железного Человека из фильма… нет, нет, стой, сделай как было. А ещё – вот! – татуировка в виде маленького чёрного якоря на правой кисти…
Всё, что называл Денис, появлялось, так, будто его быстро-быстро рисовал какой-то художник-виртуоз. Хотя нет, виртуозы, они не такие. Виртуозы рисуют полотна, где люди с надменными лицами застыли в нелепых позах, а эти локти с царапинами, и эти костяшки, и картинку с якорем рисовал художник-комиксист. Это было очень приятно. Денису почудилось, будто он чувствует, как волосы на затылке быстро-быстро вырисовывает ручка в чьей-то руке. Стало щекотно, но Денис постарался не дёргаться, чтобы не испортить невидимому художнику работу.
– Скажи, как ты всё это делаешь?
– Не я. ДРУГАЯ СТОРОНА.
– Что за сторона? – спросил Денис. Название это показалось ему до ужаса зловещим, и вот тут он по-настоящему испугался. Робко попросил, в последний момент осознав, что он голый:
– А можно мне какую-нибудь одежду?
– Я не гардеробщица. Попроси.
Одежда появилась. Это была "какая-нибудь" одежда, которую и просил Денис, поэтому ему пришлось выбираться из просторного индийского сари и каких-то невозможных штанов с раструбами, похожими на трубы паровоза. Это едва не довело его до обморока, однако, когда мальчик выбрался из бесполезных тряпок и описал свою одежду более подробно, он успокоился и вторично задал волнующий его вопрос:
– А теперь отвечай, кто ты такой.
– Ты так хотел меня найти, а теперь не знаешь кто я?
– Ты Масимба.
Мальчик поскрёб нос. Он был нарисован куда более небрежно, чем Денис, и Денису по этому поводу стало неловко.
– Вообще-то меня называли Максимом.
Денис подумал про сопли, текущие из носа воспитательницы.
– Точно. Я так и подумал. Так ты – тот, кого я искал. Ты мой братец.
– Не могу сказать, что это неприятно, когда тебя ищут, – строго сказал малыш, нахлобучив на голову треуголку. Этот жест придал ему комично-деловой вид. – Судя по тому, что ты меня нашёл, ты не разменивался на мелочи. Искал по-серьёзному.
– Не разменивался на ме-елочи, – зачаровано протянул Денис. Теперь он понимал, почему все говорили, будто Масимба… Максимка, старший брат, давно уже должен был измениться – но при этом он остался прежним. – Так вот какой ты!
И Денис, будто на запястьях его развязали какие-то путы, столь же невидимые, как и всё остальное, задушил Максима в объятьях.
– Митяй обалдеет, когда я ему расскажу! – вопил он.
Максим придушенно сопел, но старший-младший брат не обращал внимания. Он захлёбывался от восторга. Словно тогда, раньше, при виде игрушки, которую тебе дарят на день рождения и которая – ты вдруг это понимаешь – станет твоей любимой на долгие месяцы. В такие моменты всё твоё существо пронизывает одна-единственная мысль – чудеса существуют!
Наконец Денис отстранил от себя щуплое тельце. Заглянул брату в лицо: очки съехали чуть набок, однако нарисованные чёрными чернилами глаза смотрели строго и серьёзно.
– Да где же мы, Максимка? – спросил он. – Как нам попасть домой? Или что же, будем барахтаться здесь, в пустоте, как червяки в луже?
– Здесь нет никакой пустоты. ДРУГАЯ СТОРОНА полна жизни и событий, – малыш сделал небрежный жест рукой, выглядящий очень комично. – Посмотри вокруг.
И Денис огляделся, внезапно поняв, что под ногами больше не бесформенная невидимая вата, а что-то твёрдое, на чём вполне можно стоять.
– Моргни, – предложил Максим.
Денис выпятил нижнюю губу, что говорило о его проснувшемся, как всегда внезапно, упрямстве.
– Да не хочу я что-то моргать. Сам моргай, если хочешь.
На самом деле, ему, конечно же, было страшно. Он пучил глаза, сколько мог, а потом, когда уголки их начало жечь, не удержался и моргнул.
За мгновение темноты мир изменился; он чудом успел завершить перестановку декораций на сцене к тому моменту, как Денис открыл глаза. Они были в тесной соломенной хижине, чем-то похожей на чердак, где Денис только что был. Та же скошенная крыша, только теперь отчего-то на одну сторону, как будто кто-то начинал строить дом с размахом, а на середине пути вдруг понял, что для того нужны материалы поосновательнее. И бросил всё на середине. Снаружи, сквозь дырявый полог, было видно заходящее солнце.
– Что это? Ты здесь живёшь?
Денис сел на задницу, почувствовав сквозь штаны твёрдую холодную землю. Это ощущение было настоящим; но всё что можно было увидеть глазами по-прежнему походило на рисунок, сделанный торопливо и небрежно.
– Нет. Это просто охотничья хижина. Временное пристанище. Ночлег. Я остановился здесь, когда услышал твой голос совсем рядом. Подумал, что встретить тебя в поле или в лесу было бы не слишком гостеприимно.
Денис вдыхал прохладный воздух и чувствовал на своём лице солнечный поцелуй. Он замечал всё это потому, что не мог принять для себя разницу между тем, что видят глаза, и тем, что шепчут прочие органы чувств.
– То есть, она ничейная? Совсем?
Малыш посмотрел на брата поверх очков.
– Если она есть – значит, кому-то нужна. Может, построена специально, чтобы мы могли встретиться здесь. Может, ночью войдёт хозяин. Я оставлю на этот случай отодвинутым полог.
Денис вскочил и сделал несколько осторожных шагов. Хижина приветственно шептала и бросала на голову мусор. Всего одна комната, пять шагов вдоль и столько же поперёк. В одном месте под ногами хрустнула зола – в соломенной-то постройке! – Денис поднял голову и увидел в крыше отверстие дымоотвода. Никакой мебели, на глиняном полу набросаны шкуры. Если отвести от них взгляд, чудилось шевеление, будто эти шкуры по-прежнему стремились куда-то бежать, скакать на длинных изящных ногах или ползать, сгребая брюхом землю. Кто знает, кому они принадлежали…
Книг Денис не увидел. Зато увидел прямо на полу простую глиняную посуду, слишком небрежно изготовленную, чтобы мама сочла её подходящей для сервиза. В лавку, сработанную из распиленного напополам бревна, был воткнут длинный нож, такой большой, что больше походил на меч. В углу, рядом со входом, через который спокойно влетали и вылетали похожие на жуков насекомые, висел гамак, из-за обилия дыр похожий на подвешенный за два конца ломоть сыра. Кое-где их попытался затянуть своей паутиной паук, но не особенно преуспел.
Денис осторожно поинтересовался.
– Что он скажет, если застанет у себя дома двух детей? Как мы объясним, где наши родители?
– Это особенное место. Здесь никого не волнует, откуда ты и кто твои родители. Здесь встречаются маленькие люди и встречаются большие люди. А иногда, бывает, ты попадаешь в компанию других существ. Они ни о чём не спрашивают. Если ты здесь, где твои мама и папа совершенно неважно.
Заложив руки за спину, Максим прошёлся по помещению туда и обратно.
– Ты должен меня послушать, брат, так как я собираюсь рассказать тебе про то, что может тебя ожидать здесь. Про возможность менять мир словами я уже говорил. Это, если можно так выразиться, первое правило ДРУГОЙ СТОРОНЫ.
– Что-то вроде магии?
– Если хочешь, называй это магией. Второе. Всё, что есть в этом мире, уже давно придумано. Ты можешь что-то изменить только в мелочах. Даже словами. Даже рисунком: можешь дорисовать недостающие детали, но не можешь быть новым творцом. Одежда, которая сейчас на тебе, досталась от разных людей, существующих где-то здесь, на ДРУГОЙ СТОРОНЕ. Или существ.
Денис увидел в одной из мисок воду, заглянул туда. И ахнул:
– Это не моё лицо.
– Правильно. Лицо, которое кто-то уже придумал. Возможно, собранное по кусочкам. Но не твоё. Не думаю, что у тебя получится воссоздать себя в точности, как был.
Денис почувствовал обиду.
– Тогда пусть остаётся как есть. Всё равно оно симпатичнее того, что было у меня раньше. Голос-то уж точно получше.
– Третье, – малыш вдруг остановился и посмотрел на Дениса. Переносица его горела отражённым солнечным светом, будто лампочка размером с мизинец. – Если ты встретишь муравейник, покрытый туманом, держись от него подальше. Если ты вообще увидишь туман, не просто туман, а такой белый, как только выпавший снег, ни за что не подходи близко. То же самое касается предметов или существ, вокруг которых курится этот туман. В основном остерегайся муравейников, муравейники встречаются чаще всего.
Денису вспомнилось странное чувство – хорошо знакомое, хотя поймать его с поличным было почти так же трудно, как в северных карельских озёрах поймать крокодила. Мама частенько читала ему вслух. Года два-три назад это были сказки, и убаюканный маминым голосом Денис проваливался в сон. Момент перехода, момент между сном и явью, когда мамин голос ещё звучал (глухо, словно раздавался под сводами огромного зала), когда оживали сказки, и всё становилось странным, когда цвета блекли, а зелёный, наоборот, становился ярче и начинал пахнуть каким-то задумчивым дурманом.
– Да я же провалился в книгу! – воскликнул он. – В папину книгу. Вот почему всё такое необычное.
– Книги – это просто буквы, отпечатанные или написанные от руки на бумаге или пергаменте, – поджав губы, сказал Максим. – Очень много букв, много слов, есть какой-нибудь смысл… нет, это не книга. Это ДРУГАЯ СТОРОНА. А попасть в неё можно хотя бы и через дырку от бублика. Главное – твоё желание здесь оказаться. Или не желание. Словом, от тебя ничего не зависит. Ни способ, ни время.
Сказав так, мальчик повернулся к брату спиной и вышел прочь. Денис ещё несколько секунд стоял с открытым ртом.
– А от кого зависит? – спросил он наконец.
Нет ответа.
Испугавшись, что больше не увидит Максима, Денис рванулся вперёд и, запутавшись в пологе, вывалился наружу. Вскочил, ошалело озираясь. Всё вокруг было чьими-то каракулями и требовало узнавания, словно слово на иностранном языке, требующее чтобы ты вспомнил перевод. Вот это лесная опушка. Это овраг, заросший каким-то густым сиреневым кустарником. Небо с краешком солнца и намазанными на него, словно сливочное масло на молочный батон, облаками. Ветер… который ты не чувствуешь, а видишь – натурально, видишь: будто какой-то малыш задался целью закрасить всё вокруг ручкой с исчезающими чернилами, а чернила эти, не будь дуром, исчезают, и приходится снова приниматься за работу. Такой он здесь ветер.
– От кого зависит?! – закричал Денис брату.
– Скажи мне, если когда-нибудь узнаешь, – был ответ.
Денис вдруг почувствовал себя совершенно опустошённым. Дома уже, должно быть, глубокая ночь. А здесь по светлому небу, сквозь жидкий цвет которого, казалось, просвечивала текстура бумаги, летели птицы-чёрточки. На них не получалось задержать внимание, даже если сильно того захочешь.
– Можно, я посплю? – попросил он. – Я даже не ложился вечером. Следил за папой. Ждал, когда он пойдёт на чердак. Если бы я знал, что всё так просто, я бы не стал ждать, а просто нашёл бублик…
Максим покачивался с пятки на носок и, опустив руки в карманы, разглядывал прихотливый рисунок трещин в земле. Больше не казалось, что он собирается пропасть. Вещевой мешок с пояса перекочевал к входу в хижину, как этакий добрый знак, предвестие хорошего отдыха.
– Хорошо, – послышался снисходительный ответ. – Я буду учить тебя потом, если, конечно, захочешь уйти со мной. Так или иначе, эти правила тебе пригодятся. Но сейчас, перед тем как уснёшь, подумай хорошо и задай все свои вопросы. Это нужно сделать не откладывая, потому что одно дело просто обнаружить себя здесь, а другое – заснуть и проснуться на ДРУГОЙ СТОРОНЕ. Осознать, что ты её часть.
Денис выслушал не перебивая, а потом задал тот самый животрепещущий вопрос, который уже было решил отложить до утра:
