скачать книгу бесплатно
– Вы не совсем правы. Из пожарных сразу умерло шесть человек, потом ещё несколько в течение года. Остальные выжили. Правда, на сегодня, из тех, кто тушил реактор, а не машинный зал, по-моему, уже никого нет в живых. Недавно умер бывший командир припятьской военизированной пожарной части Толоконников, Герой Советского Союза.
– Да, какая разница! – распалившись, не мог остановиться «лысый». – Всё равно умерли, могли бы остаться жить. Этот их командир, да, герой, его потом в Англию послали на лечение, так он был тогда в отпуске. На ночь уехал порыбачить на Припять. Сидел у костра с друзьями, а тут грохот, словно удар грома. В ту ночь была полная облачность. Глянул в сторону АЭС – а там зарево. Как был в портках, так и побежал на станцию. Возглавил тушение. А что было тушить? Вода из шлангов до реактора и не долетала – испарялась в воздухе. Там в реакторе температура была больше четырех тысяч градусов! И фон в несколько тысяч рентген! Зачем ребят гнали тушить реактор? А?
– Не знаю. А зачем? – спросил «спортивный костюм».
– Начальники должны были знать, что это бесполезно! Ребят только пожгли, а пользы никакой! Вот те, кто отстаивал машинный зал, где были турбины, баллоны, емкости, баки, горючие вещества, – вот те действительно, сделали важное дело – отстояли машзал. Многие из них до сей поры живут. – И чуть подумав, с видом человека, исполнившего свой долг, а мне показалось, что просто выдохнувшись, «лысый» уже более спокойно добавил. – А ведь пожар мог перекинуться и на третий блок. Вот, тогда было бы два Чернобыля.
Я внимательно смотрел на «лысого». Возможно, моё отношение к нему было неверным, потому что в последних словах я почувствовал – он знал, что говорил. Наши взгляды встретились. На меня смотрели ясные, чистые, совестливые, подернутые пеленой глубокой грусти глаза неравнодушного человека. Мне показалось, эти глаза видели большую беду, близкое горе, страдали и всё ещё продолжают страдать. Несомненно, «лысый» был в Чернобыле. Его задела огульность, черствость, безразличие наших попутчиков. Наверное, оттого так и распалился.
«Лысый» тоже смотрел на меня, как будто что-то изучал во мне. И вдруг, облизывая пересохшие губы, хрипло спросил:
– Ты тоже там был? В пожарниках?
– Все там были пожарниками – тушили три источника и три составляющие части советской системы: самонадеянность партийной власти, изворотливость трусоватого чиновничества и извечное «авось» подневольных производственников.
– Во, сказал! – восхитился «лысый», обводя всех взглядом – Во, сказал, так сказал!
– Нет, не я это сказал. Один очень умный человек так сказал незадолго до своей смерти.
– А кто это?
– Академик Легасов[7 - Валерий Алексеевич Легасов (1936—1988), академик, доктор химических наук, профессор. Был членом правительственной комиссии по расследованию причин и по ликвидации последствий аварии на Чернобыльской АЭС. Посмертно удостоен звания Героя России.]. И я с ним согласен.
– Ты его знал?
– Довелось работать с ним.
– Когда был там?
– В 86-ом, с мая по февраль следующего.
– Ого! Получается почти год.
– Если считать без перерывов, то полных 8 месяцев.
– А где работал? Что делал?
Но я не успел ответить, потому что в наш только что начавшийся разговор вклинился «спортивный костюм»:
– Стоп, стоп, стоп, дядя! Не уходи от разговора! Сам начал. Вот ты сказал, людей пожгли. Так? Т-а-ак. Но они же не сгорели в пожаре, просто облучились. Неча тут тюльку пороть!
И с видом человека, схватившего вора за руку, «спортивный костюм» победоносно окинул взглядом окружающих.
– Это тебя надо пороть, – охладил его «лысый», – пожгли, значит, получили дозу радиации больше установленной нормы. Переоблучили, то есть – пожгли радиацией. Таких людей тьма.
– Сто-о-оп! Опять на темноту берешь? – оскалился «спортивный костюм». – Какая тьма? Сколько пожарников могло там быть? Сто, ну, двести от силы. А ты говоришь, тьма.
– Какие пожарники! Да там вся страна перебывала! – вспылил «лысый», – За первые четыре года через Чернобыль прошло более миллиона человек. Это что не тьма?
– А какая норма облучения? – поинтересовался подросток из соседнего отсека.
– Это, как считать, – сказал «лысый». – При работе на ядерном объекте в мирное время – четыре бэра в год. Бэр[8 - Бэр – устаревшая единица измерения дозы излучения; то же, что и зиверт, но в сто раз больше.] – это биологический эквивалент рентгена, почти равен одному рентгену. Поэтому больше пользовались рентгеном. В Чернобыле была установлена норма в 25 рентген, в шесть раз больше нормы мирного времени для работников атомных электростанций. Но очень многие эту норму перебрали.
– А разве не считают радиацию в кюри[9 - Кюри – единица количественной оценки активности радиоактивного вещества. Названа в честь французских ученых Пьера Кюри и Марии Склодовской-Кюри. Один Ки = 3,7 беккерелей.] и в этих ещё, ну, как их… ага, в радианах? – опять интересовался малец.
– Не в радианах, ими измеряют углы, а в радах[10 - Рад – единица поглощенной дозы излучения. Один Рад = 100 эрг/г.]. Сейчас применяют ещё грэи[11 - Грэй – единица поглощенной дозы излучения, названа в честь английского ученого Л. Грэя. Один Гр = 100 Рад.], беккерели[12 - Беккерель – единица активности радиоактивных изотопов. Названа по имени французского физика А. А. Беккереля. Один Бк = 1 распаду в сек.] и зиверты[13 - Зиверт – единица дозы радиационного заражения поверхности, территории. Названа в честь шведского ученого Г. Р. Зиверта. Один Зв = 102 Бэра.]. Если учесть, что эти величины бывают микро, милли, кило, мега, можно в них запутаться! В рентгенах проще. Тем более все эти показатели являются его производными.
– А зачем так много показателей?
– Ну, как тебе сказать. Вот ответ из народного чернобыльского «черного» юмора:
Все начальники и члены
измеряли луч в рентгенах.
Но потом все дозы в бэр
перевел какой-то х…, простите, … сэр,
чем навел большую смуту.
Чтоб народ совсем запутать,
он ещё придумал выверт —
перевел всё в грэй и зиверт.
А хоть даже в хвост и в гриву —
нам ведь только быть бы живу.
Ну, теперь понятно?
– Да чего уж тут не понять.
Допрос с пристрастием
– Ладно, пацан, помолчи, не мешай – взрослые говорят. Уважай! – и обращаясь к «лысому», «спортивный костюм» потребовал. – А ты, мужик, не отвлекайся!
– Да-да, не отвлекайся! Не юли! – не сумев сдержать в себе раздражение, опять включился в разговор «начальник». – А то, такого наплел! Будто вся страна в Чернобыле была.
– Вот именно, почти вся была. И сейчас есть. И долго ещё грязь чернобыльскую будет есть.
– Как это?
– Сейчас скажу, только не перебивайте. В среднем по статистике семья составляет три-четыре человека. Возьмем три. Надо добавить родителей обоих супругов и их дедушек и бабушек. У половины вышеперечисленных есть хотя бы по одному брату или сестре со своей семьей из трех человек, а у всех них вместе взятых как минимум по одному другу или подруге со своей семьей из трех человек. Получается не менее 70 человек. Наша статистика и социология не признают такое понятие, как «круг семьи». А зря. Ведь семейный круг это родственники и самые близкие люди, которые поддерживают отношения между собой и переживают друг за друга. На Востоке семейный круг считается не менее 300 человек. А теперь давайте сделаем следующий подсчет. Всего Чернобыль за первые четыре года облучил более 4 млн. человек…
– Не может быть! Враньё! – резко перебил «начальник».
– Может. Не то ещё может быть. Да сам посчитай. В Чернобыле работало не менее ста различных организаций, строители, монтажники, эксплуатация, ремонтники разного профиля, торговля, питание, милиция, различные оперативные группы практически всех министерств Союза, РСФСР, Украины, Белоруссии, всех отраслей промышленности, наука, транспорт, связь, снабжение, авиация, медицина и так далее. В среднем по тридцать – пятьдесят человек в каждой, хотя были и более тысячи. Менялись каждые две-три недели. Конечно, некоторые и больше работали в зоне, но это в основном руководители. Таких, мало было. Да вот перед вами такой, – «лысый» указал на меня пальцем и выдал только что полученную от меня информацию. – Вот он был там почти год.
Все удивленно посмотрели на меня. Я смущенно улыбнулся. Надо было что-то сказать, но «лысый» продолжал:
– За четыре года сто смен. Вот уже 400 тысяч человек. Плюс химические войска, части гражданской обороны, инженерные части, летный состав, стройбат, тыловые части, связь, даже пограничники были, а с учетом сменяемости каждые два-три месяца – ещё более 600 тысяч человек. В городе Припять проживало около 50 тысяч человек и в остальной тридцатикилометровой зоне столько же. Сложи всё и получишь миллион.
– Не спеши! Куда летишь? – остановил лысого спортивный костюм. – Не успеваю за тобой считать.
– Один миллион сто тысяч, – отчетливо произнес подросток. – На сто тысяч больше миллиона.
– Я же сказал – миллион! – уверенно сказал «лысый». – А сколько жителей облучилось за пределами чернобыльской тридцатикилометровой зоны? Если прибавить население, облученное радиационными осадками во всех областях Белоруссии, Северной Украины, в Брянской, Курской, Тульской, Орловской и других областях России[14 - По данным на 1994 г. только в России около 8 тыс. населенных пунктов подверглись радиационному загрязнению вследствие аварии на ЧАЭС с населением 2,7 млн. чел. Было заражено 59,3 тыс. кв. км территории.], то как раз и получится четыре миллиона. А теперь главное. В то время в СССР было 280 миллионов жителей. Ну-ка, хлопец, раздели на семьдесят.
– Это просто. Четыре миллиона.
– Четыре миллиона семей! И четыре миллиона облученных. Это значит, что в среднем чернобыльская беда затронула каждый семейных круг. А на Украине, в Белоруссии, да в загрязненных областях России многие были облучены целыми семьями. Так разве не коснулся Чернобыль всей страны?
– Нет, не всех, – сказал «начальник». – В нашей семье никого не коснулся. Живем мы далеко, в Нижегородской области, у нас всё чисто – Чернобылю не достать!
– Ох, как достать! – сказал «лысый» и, взглянув на меня, спросил. – Звать-то тебя как?
– Петр.
– Меня – Николай. Значит, и познакомились. Вот, Петр подтвердит. В Хиросиме[15 - 6.08.1945 г. в 8 утра на седьмой по величине японский город Хиросиму, а через три дня на город Нагасаки, были сброшены боевые атомные бомбы мощностью по 20 тыс. тонн в тротиловом эквиваленте каждая. Погибло и облучилось сразу, а также заболело лучевой болезнью впоследствии, в т.ч. в последующих поколениях – более 600 тыс. человек.] число умерших за все прошедшие годы превысило количество облученных во время взрыва в два раза. И уже пятое поколение продолжает страдать от той бомбардировки. И сколько ещё поколений будут нести в себе смертоносные гены? Никто не знает.
– Ну и что? – невозмутимо спросил «начальник».
– А вот что! Вся ли твоя семья живет рядом с тобой? Небось есть братья, сестры, дети, племянники, друзья, их родственники, живущие в других местах? Покопайся в головушке своей и найдешь, кто из них живет ближе к Чернобылю, чем ты, а может, кто из них и побывал в Чернобыле. Что, они тебе безразличны? Вряд ли. А дашь ли ты гарантию, что члены твоей семьи, дети, внуки, их дети не женятся на детях, внуках, правнуках облученных Чернобылем людей или их потомков? Не дашь? То-то! Вот и отравят они твой такой чистенький исконно нижегородский род. – Тяжело вздохнув, «лысый» добавил. – Нет, всех достанет Чернобыль. Всех! Это кара нам за то, что от Бога отступились. За то, что возгордились, решив жизнь строить по-своему, не по-божески. Теперь долго молиться надо, отмываться и каяться. Всем, всем, всем…
Николай опустил голову и что-то продолжал бормотать себе под нос. Он стал похож на выжатый лимон, выбросивший из себя всю свою кислоту наружу, и после этого обмякший от безнадежности своего дальнейшего существования. Как после изнурительного допроса с пристрастием.
Каким колким был только что этот человек, и каким теперь стал. Просто никаким. Глядя на «лысого», я подумал тогда: «А ведь он прав. Ох, как прав!».
Мрачные подсчеты
Старушка участливо спросила «лысого»:
– Что ж ты так разволновался, милый? Стоит ли так серчать? Всего-то добрым словом помянули старое время, а ты так разошелся. Пошто злой такой?
– Да не злой я, бабуля! Просто живем мы не так. Быстро забываем, что было с нами, со страной. Вы же не молодежь, сами, небось, не на Луне жили, а забываете. Но многого и не знаете. Так как всё скрывалось. И про Чернобыль. Сколько душ пропало!..
– А где этот Чернобыль?
– Ты что, бабушка, про Чернобыль ничего не слыхала?
– Слышать-то слышала, а где он находится, подскажи.
– На севере Украины, в Киевской области, недалеко от того места, где река Припять впадает в Днепр.
– А от Гомеля далеко? У нас там тоже река Припять.
– Недалеко, около сотни километров. Чернобыль накрыл всю Гомельщину. К чему тебе Гомель? Родственники там?
– Не знаю. Может, кто и остался. Мы там жили до войны. Немцы село спалили. Жить было негде, подались на Урал. А сильный этот твой Чернобыль?
– Вот, бабуля, сравни. О Хиросиме слыхала?
– Как не слыхать.
– Так вот, бомба в Хиросиме была первая, самая слабая, взорвалась на высоте 600 метров, к тому же сильный ветер в тот роковой для японцев день сравнительно быстро снес радиоактивное облако в океан. Хотя всё было уничтожено в радиусе четырех километров, но заражение почвы произошло только в радиусе не больше десяти… Слушай, пацан, это сколько квадратных километров будет? Как у тебя с арифметикой?
– Хорошо. Только это геометрия.
– Ладно, всё одно, математика. Так сколько?
– Сейчас, – паренек начал что-то считать в уме, потом говорит, – чуть больше трехсот квадратных километров.
– Запомни, бабуля, и ты, пацан. Сейчас нам это пригодится. В Чернобыле только зараженная тридцатикилометровая зона составляет… Сколько, пацан?
– А я уже догадался, что вы хотите сосчитать.
– Ну и?
– Сейчас… м-м… Две тысячи восемьсот квадратных километров. Ну, чуть больше…
– Ё-моё! – воскликнул «спортивный костюм», – Это же почти в десять раз больше!
– В девять раз, – уточнил паренек.
– Видишь, бабуля, в девять раз. Так это только территория зоны отчуждения. В Чернобыле радиоактивные облака ветер разносил во все стороны света не менее месяца. Столько тысяч квадратных километров не забетонируешь, и в саркофаг не запрячешь. Добавь еще места, зараженные радиоактивными осадками в Белоруссии, Украине, России, наверное, 100 000 кв. км.
– Ого! Это же получается в триста раз больше! – выпалил паренек. – А вы сказали в сорок.
– Это я читал. После Чернобыля изучал всё, что смог найти о трагедии в Хиросиме. По погибшим в первый день Чернобыль не сравним. В Хиросиме и Нагасаки сразу погибло около двухсот тысяч человек. Один ученый писал, что Чернобыль в сорок раз больше нагадил. Может быть это по общей мощности радиационного заражения. Не знаю. По площади – в 300 раз.
– А сколько погибло в первый день? – спросил пацан.
– Двое. Затем в течение лета вроде ещё полсотни, а за год, слыхал, больше 6 тысяч человек умерло, потом не знаю. Не говорят же. Правда года два назад была передача по телевизору о Чернобыле журналистки, помните которую похищали чеченские боевики… Забыл фамилию…
– Елена Масюк? – неуверенно спросил мужчина, сидевший рядом с мальчиком.
– Во, во! Точно, Елена Масюк. Так вот она говорила, что за годы после Чернобыля, это почти за двадцать лет, уже умерло триста тысяч человек.
– Это по 15 тысяч человек в год! – воскликнул мальчик.
– Ага. А в Хиросиме, я уже говорил, ежегодно умирают по пять тысяч. Там сразу облучилось больше трехсот тысяч человек и за шестьдесят лет столько же умерло. Тут интересная особенность – оказывается японцы в силу своей традиции редко меняют место жительства. Поэтому облученные в основном не уехали подальше от Хиросимы. А у нас облучилось больше четырех миллионов человек и разъехались они по всем областям, аж до Сахалина.
– Это что же, и у нас столько же помрет, сколько облучилось в начале? – с недоверием спросил «спортивный костюм».
– Не знаю. Нет статистики, которой можно было бы доверять. Может быть, меньше, может, больше. Никто же правду не говорит. Всех по СНГ разметало. У каждой страны свои проблемы, да и смотрят они все в разные стороны.
– А если у нас такой же темп, как у японцев? – озаботился «спортивный костюм».
– Нет. Всё-таки медицина за шесть десятков лет продвинулась. Но у нас на огромной территории выпали радионуклиды тяжелых элементов, долгоживущие, некоторые распадаются сотни лет. Так что грязь чернобыльская, наверное, уже расползлась по всей стране. Может всех затронуть. А если реактор окончательно не успокоят, то может быть и хуже…
Последнее пристанище
Возникшую паузу прервал «спортивный костюм»:
– А может ты всё врешь, парень?
