скачать книгу бесплатно
Уезжал на работу, а по возвращении домой бил маму, приписывая ей вымышленных любовников и прикрывая свои измены.
– Пока меня не было, ты тут мужиков принимала! А ну-ка иди сюда! – хватал за волосы и тащил по полу!
– Нет! Не надо, пожалуйста, ревела и прикрывалась от ударов мама.
Но в ответ – удар за ударом, сопровождаемые злобным: «Вот тебе, получай!»
– Ребенок! Только бы не ребенок! – в ужасе думала мама.
Прикусывая нижнюю губу и закатывая глаза, вновь и вновь бил, удовлетворяя садистские наклонности. Справившись с беззащитной жертвой, буднично осматривал побои и ложился спать. Замазав синяки «бодягой», мама, стиснув зубы, шла в кровать, стараясь превратиться в невидимку. Никому не жаловалась. Боялась!
А как же былая влюбленность? Она ушла вместе с ее сказочными представлениями о совместной жизни с избранником! Было тогда молодой жене невдомек, что страницы даже самых красивых романов в быту иногда сворачивают в тугой квадратик и подкладывают под ножку стола, а он все равно шатается!
Глава II Детство
Поднимают пыль тропинок
Пара ноженек босых…
Омывает вновь щетину
Память искренней слезы!
Читая эту книгу – помни, что в твоих руках «моя жизнь».
Родился в рубашке
Когда в семью «прилетает аист», оповещая этот момент первыми симптомами, то свет радости отражается в особо красивой улыбке будущей матери, а слова «Я жду ребенка» льются сладкозвучной мелодией из уст счастливой женщины! Кому-то хочется кричать об этом всему миру, а кому-то – повторять это шепотом или про себя, поглаживая животик, налаживая контакт с ребенком, приглашая его в этот мир.
Чудо ждут всю жизнь, а, узнав, что оно так реально близко, ожидают 9 месяцев! Едва заметный рост окружности приятно кружит голову. Перед зеркалом ее счастливая обладательница аккуратно разглаживает на себе одежду, выделяя такую значимую в этот момент часть тела. Вдруг представляется, как на скучно серый диван забавно вскарабкивается малыш. Монотонный ход часов становится неслышным за топотом маленьких ножек и заразительным детским смехом, поглаживание мягкой игрушки ощущается теплом нежнейшей кожи, что так сладко пахнет…
Когда мама была беременна, то испытала именно те чувства, что описаны выше! И вот настал тот долгожданный день родов:
– Тужься! Тужься! Головка уже показалась!
– А – а – а! Уф – уф! – старалась мама следовать командам фельдшера через отчаянные крики и тяжелое дыхание.
– Давай – давай! – продолжали уговаривать ее и удивляться увиденному:
«Ой, а малыш-то «в рубашке»!
Вдруг интонация принимающих роды поменялась.
– Боже, да он не дышит, синюшный, бедненький! Неужто мертв?
– Нет! Сердечко бьется! – в этих словах – новый прилив радости, почти восторга.
В родовой палате слышался только разговор акушерок, но неслышно было глашатого появления новой жизни – плача ребенка.
Пульсация схваток возобновилась.
– Тужься! Тужься! – снова звучало над роженицей, в то время как кто-то уже шлепал по попке родившегося ребенка.
Наконец, раздался плачь и облегченное «Слава Богу, живой!». Даже сквозь боль и удушье мать пронзило, будто молнией, осознание, что сын жив, что свершилось Божье чудо.
– Тужься, тужься! – меж тем снова требовали люди в белых халатах.
Судорожная боль вернулась в тело! Ритмичное удушье вынуждало жадно глотать воздух, крепко стискивать зубы. Весь поток сил был вновь направлен на вспомогательное выталкивание с трудом выходящего плода! На секунду вспыхнула мысль: «Близнецы».
– Тужься! Тужься!
– А! а – а – а! Уф – уф!
– Умничка, еще немного! Вот – вот, выходит!
Как только удушье прекратилось и дыхание выровнялось, а внизу живота почувствовалось облегчение, женщина вопрошающе взглянула на суетящийся вокруг нее медперсонал. А в ответ услышала новость, которая обрушилась на нее будто смертоносная молния из разорванного грозой неба,
– Мальчик мертв!..
В то время не было УЗИ, мама не знала, что ждет однояйцовых близнецов! На 5 месяце один из них умер в утробе.
Маму разрывало надвое от свалившихся разом и горя, и радости. Когда питала грудью младенца, везде и всюду виделся ей второй, что был так похож на живого братика!..
А я находился целых 5 месяца в едином пространстве с братом, в моменты его жизни, не имея возможности ни познакомиться, ни попрощаться!..
«Папа может»
Нынешнее понятие «стирка» не сопоставимо с данным процессом тех времен. Это были восьмидесятые. Воду нужно было носить ведрами от соседей, своей колонки не было, качать тугую колонку руками, стирать тоже вручную, как и полоскать, а это опять же носить воду от соседей, затем, развешивать белье во дворе…
Стирать приходилось часто. Этого требовал уход за двумя маленькими детьми. В то время не было подгузников и одноразовых пеленок…
В один из таких дней мама стирала, Вова спал, а я почему-то не мог заснуть.
Приехал домой отец и вместо того, чтобы помочь маме носить воду, лег спать, а мама пошла за водой.
Вернувшись, ужаснулась: шестимесячный ребенок (я) диким криком орал, а его тельце было покрыто вспухшими полосками от волдырей. Это отец шнуром кипятильника хлыстал по мне!
– Идиот!!! – взревела мама и кинулась на него, но получила удар и упала.
– Он орал (указал на меня пальцем) и спать не давал! Я с работы, устал! И ты заткнись! – грозно кричал он…
Чужой взор своими глазами не виден
Кто-то осудит маму, что мучилась сама и невольно позволяла, чтобы через пытки проходили и дети. Но осудить и назидательно изречь: «Я бы на ее месте…» куда легче, чем понять, почему это происходило.
Начнем с того, что это были восьмидесятые, где не было телепередачи «Пусть говорят» и интернета с подобающими форумами, на которых люди легко обнажают проблемы, их слышат многие и на них реагируют. А попробуйте погрузиться в ту атмосферу, где о «свободе слова» даже не помышляют и где сор не выносят из избы.
Представим на минуту, что мама пожаловалась подруге:
– Меня избивает муж!
Она бы, наверняка получила в ответ предсказуемую реакцию:
– Вот удивила, да мой дурак меня тоже бьет…
Она бы даже не дослушала ее и, перебив разговор на болезненную тему, перевела его на другую, не дослушав и не успев уловить ту ужасную разницу!
Людям свойственно рассуждать субъективно: у подруги такая же проблема, но хуже, чем у нее, не может быть! Не побывав в ее «шкуре», никогда бы не поняла той страшной трагедии, которая развернулась в семье.
Ловлю себя на аналогичном восприятии другой ситуации: по телевизору показывают истощенного до ужаса ребенка из Африки и, понятное дело, что он голоден! Мне жаль его. Но понять этого несчастного по-настоящему можно только имея свой горький опыт, вспомнив голод, с учетом глобальной разницы.
Отец продолжал безжалостно избивать маму, запугивая излюбленной фразой «Если кому-нибудь пожалуешься – убью!»
Участковый находился в районном центре, что 30 километрах от хутора.
Написать заявление?! Отец и об этом заранее предупредил маму:
– Тебе никто не поверит!
Мама своим родителям тоже жаловаться боялась и поэтому прятала и замазывала синяки.
То, что буду описывать дальше, отчетливо помню до сих пор! Это вовсе не значит, что в моем детстве не было счастливых моментов, куда хочется вернуться.
Дворик вечного лета
Наша семья переехала жить в другой дом в том же хуторе.
Дом был на два хозяина, и во второй половине жила прабабушка Лена (маминого папы мама).
Дом был разделен стеной, а двор – забором, но калитка была всегда открыта! Следы наших с братом босых ног скоро протоптали к прабабушке широкую и спасительную тропинку.
Прабабушку Лену я вспоминаю с теплом и трепетом сердца. Небольшой клочок земли – дворик вечного лета.
Цветы «Анютины глазки» блестели от счастья, купаясь в нежности солнышка, что росли чуть поодаль от порога, а рядом с ними, слегка сгорбившись от своего же веса, радовали глаз пионы, подвязанные веревкой к вбитым в землю колышкам. От дома до летней кухни об забор росла петунья. Она так гармонировала с нежными лилиями! Легкий взмах крыла ветерка касался бутонов, и все вокруг благоухало цветочной парфюмерией.
По другую сторону выложенной из кирпича дорожки расположились грядки с помидорами отменного вкуса. Все казалось исполненным добра и света. Даже летняя кухонька, которая притягивала гостеприимством и необыкновенным уютом. Его создавали два маленьких окошка, завешенные занавесками из тюли в мережку, стол, на котором красовалась тарелка с аппетитно пахнущими оладьями, рядом – газовая плита, баллон, а на нем – тряпочки, низкая и короткая лавочка с двумя ведрами питьевой воды и белой кружкой. Белый диван с мутно – оранжевыми узорами, похожими на цветы, был особенного интерьера: спинка из трех подушек, а вместо боковин – продолговатые подушки, похожие на боксерские груши.
Шарканье тапочек со стоптанными задниками и по-особому мелодичный и добрый голос обрывали тишину:
– Вова, Павлик, идите кушать.
На душевно-заботливый зов бежали, играючи, обгоняя друг друга. А прабабушка, подбоченившись, ждала, по-доброму улыбалась и шутливо называла нас озорниками. Ее по-особому вкусный борщ, жареная картошка и слегка смоченный сахар на кусочке хлеба – вкус детства!..
С интересом наблюдали за ее особой манерой резать хлеб, прислонив к груди и орудуя ножом об себя (сложно описать этот процесс).
Мама уже работала в столовой, что находилась через дорогу от нашего дома. В ней питались все, кто трудился на земле: трактористы, комбайнеры, кузнецы, сварщики, а еще солдаты, которых привозили в помощь хлеборобам в горячую пору страды. Так что приходилось готовить где-то на 70 человек, а то и больше. Адский труд, в котором помогали двоюродные сестры мамы Лена и Маша. Они приезжали из города на летние каникулы к бабушке Лене.
Отец развозил хлеб по району и в наш магазин тоже.
В то время, когда родители были на работе, за нами присматривала прабабушка Лена. Она нас часто журила, потому что мы росли озорными и не умеющими сидеть на одном месте.
Возле гаража рос огромный пышный тополь, где мы любили лазать, как обезьяны, а прабабушка, беспокоясь за нас, покрикивала:
– Ну-кась слезайте, немедля, а то упаните и руки с ногами убьете (цитирую дословно ее интересное изречение).
– Ну, ба! Не упадем!
– Ах вы, неслухи такие!..
Бранила, конечно, за дело, но быстро остывала и никогда не докладывала родителям о наших проделках. Как-то с братом мы стащили спички, чтобы покурить за сараями, а она как раз хворостиной прогоняла со двора кур, чтобы те не клевали помидоры. Как пригодилась ей тогда та хворостина, от которой попы наши горели. Повторюсь, наказывала редко, но по делу! Боялась и за нас, и за то, чтобы мы не сожгли сараи и сено.
Между тем постоянно баловала нас блинами, варениками, оладьями…
Ласково называла нас «Сыночек».
Все, что связанно с прабабушкой Леной, отложилось в моем сердце благодарностью и любовью, радостной порой, куда часто возвращают воспоминания. Видно, там и таится счастье ощущать себя босоногим внучком, которого любят и которому прощают его шалости.
Братская пуповина
С братом Вовой все детство были «не разлей вода», да и по сей день так, хоть сейчас нас разделяет расстояние в тысячу верст. Братская пуповина по-особому питает нас любовью и взаимопониманием. Мама не раз рассказывала, как я, будучи младенцем, спал, а Вова подходил, вставал на носочки, с детским любопытством заглядывал в кроватку и звал меня:
– Палик!
А мама шепотом предупреждала:
– Тише, а то разбудишь!
Вова отходил, но тут же возвращался и уже шепотом звал:
– Па – а – алик!
Мама давала ему игрушку, чтобы отвлечь, но его так и тянуло к кроватке с младшим братом, глядя на которого он мог бы повторять его имя вновь и вновь:
– Па – а – алик, Па – а – алик…
Забавно и в то же время душевно тепло!
Моя любовь к брату проявлялась несколько по-иному. Когда я немного подрос, то подошел к маме, рыдая и вопрошая:
– Почему ты назвала Вову – Вовой, а меня Павликом?! Я тоже хочу быть Вовой!
– У тебя красивое имя, Павлик, – утешала мама, гладя по голове.
– Нет! Я хочу быть Вовой! – топал я ногами.
Да-да, так хотелось во всем быть похожим на него.
Подрос и понял, что поводу имени «психовал» не зря! Как выяснилось, Вову назвали в честь дедушки Володи, а меня – в честь бабушки Пани.
И если следовать этой логике, то Вову, слава Богу, миновало имя – Надя (имя второй бабушки)! А сейчас я очень люблю свое имя! И еще думаю, что братская любовь сопоставима с первым полетом птенца. С одним крылом он не взлетит.
Помощники
