скачать книгу бесплатно
Я поднялся сам и поднял свой потухший факел – не понятно отчего он потух. Мне это совершенно не нравилось. Может, проверка Маниту, а может – это я дошел до ручки и окончательно свихнулся. Шизофреники слышат голоса – слышат ли они музыку?
Поджигая свой факел, я посмотрел на невозмутимое крючконосое лицо старого индейского шамана. Подумал – еще одна такая проверка, и ты найдешь меня сидящим на полу с указательным пальцем во рту и, возможно, тихо смеющимся.
Кто-то очень умный наверняка говорил, что, когда все остальное потерпело неудачу, надо попробовать сказать правду. Звучало настолько хорошо, что я был уверен – не мне первому пришла в голову эта мысль, и, кажется, это единственное, что мне осталось. Я сделал попытку:
– Шаман, ты мало говоришь, а я много думаю… и вот какая несуразица получается. Ты говорил, что ваш бог Маниту выбрал меня для великой миссии. А теперь ему вздумалось проверять меня. С какой стати?
Поскольку мой проводник в никуда ударился в молчанку, я продолжил.
– Если ты с ним общаешься, передай хозяину здешних мест, что я здорово стреляю с обеих рук. А куда прилетят пули, выпущенные в темноте, отрикошетив от скалы, известно лишь великому Маниту. Ты понял меня?
Он остановился, долго и жестко рассматривал меня, затем плечами пожал. Сплюнул на пол – довольно странный жест для великого шамана – и покачал головой.
– Бледнолицие, – сказал он. – Вы пришли незваными в нашу страну и обобрали нас до нитки. И затем, когда у нас ничего не осталось, кроме веры, вы хотите добраться и до нее. Хо!
Он погрозил мне пальцем, словно учитель нерадивому ученику.
– Слушай меня, бледнолицый. Если дух великого Маниту войдет в тебя, ты об этом узнаешь. Если нет – ты останешься здесь навсегда.
– Но и ты тоже, – усмехнулся я, положив правую ладонь на рукоятку кольта.
– Нет, – отрезал он. – Сейчас наши пути расходятся. Ты теперь во власти Маниту, моли его о помощи.
В ту же мгновение неизвестно откуда взявшийся порыв ветра одновременно загасил пламя наших факелов. Причем, бросив мне дым и гарь в лицо.
Кольт я таки выхватил, но пока проморгался и прочихался, стрелять стало поздно – вокруг было темно.
Я яростно выругался, и эхо из темноты ответило тем же. Так понимаю, шаман пропал, возможности запалить факел у меня нет. Я присел и задумался – какое великое чудо Маниту можно придумать для моего спасения?
Итак, я обманут, брошен в пещере без спичек, с оружием, и в полном одиночестве. Однако, в любой ситуации есть положительные стороны, если достаточно хорошо посмотреть, и после попытки найти хоть одну, я понял, что должен признать – пока не подвергся нападению голодных крыс.
Одиночество и темнота побудили меня перейти к философии.
Когда-нибудь все мы должны уйти. Даже в этом случае, смерть от голода в темной пещере не входила в мой список десяти лучших способов погибнуть. Заснуть и не проснуться – вот был номер один. Но как это сделать здесь и сейчас – не имею понятия. А загнусь все равно. Просто пущу себе пулю в рот, когда голод или жажду не в силах станет терпеть – револьвер при мне.
Что я увижу, когда умру? Я не верю ни в душу бессмертную, ни в Ад или Рай, или другую торжественную ерунду. В конце концов, если бы у меня была душа, разве бы я не имел возможности с ней пообщаться? Значит, нет. Если бы она была и общалась бы только с Богом, то чем она тогда лучше глистов, которые в нас заводятся и едят поедом? Если совестью нашу душу назвать, то скажу откровенно – нахрен мне такая душа: так порой бывает тяжко от совершенных поступков. И представляете – с совестью в Рай! Да он с ней Адом покажется.
Нет, нет и нет! Человек, как и все живое – бездуховные существа!
Но думать о замечательном, единственном в своем роде мне, уходящем навсегда без возврата назад, было очень грустно. Трагично, правда. Тут и в душу поверишь. Или некоторые возможности реинкарнации.
Какие шансы после смерти мне снова стать человеком? Да никаких! Могу возродиться навозным жуком. Или хуже того – глистой в чьих-то кишках. Так что…
Будет ли кто оплакивать меня? Эгоистично жил – эгоистом помру.
Ладно, чего высиживать? – побреду куда-нибудь хоть на ощупь. Возможно, так будет лучше. Глядишь, действительно, великий Маниту сжалится надо мной и куда-нибудь выведет. Помолиться что ли ему?
Нащупал стену и потихонечку шаг за шагом побрел в кромешной темноте.
Возможно, жены мои, меня бросившие, оплачут меня. И дети, конечно, будут скучать. И внучки – эти уж точно!
Смотри-ка ты, кажется позитив возвращается!
Движение даже в никуда, оказывается, всяко лучше, чем бесполезное сидение на месте. Я двигался так – одна ладонь на стене, другая вытянута вперед, чтобы не торзыкнуться головой о какой-нибудь выступ или вдруг понизившийся потолок свода; вся тяжесть тела на одной ноге, второй аккуратно ищу опору впереди. Иду.
Знаете, а я ведь совсем недолго шел. Мне показалось, за первым же поворотом открылся широкий вход в пещеру и звездное небо за ним, а в нем огромная темная фигура шамана. Достал кольт, спокойно прицелился и подумал – попался, сукин сын! Но не выстрелил.
Опустил оружие и пошел быстрее, не держась за стену.
Догнал предателя, оттолкнул и вышел из пещеры. Звездное небо, силуэты деревьев в их незавидном свете – самое прекрасное, что я когда-либо видел. А вон и костер наш, оставленный перед спеленгом, тлеет углями.
В течение долгой минуты я наслаждался вновь обретенной жизнью. Потом повернулся к шаману:
– Мне следовало тебя убить, но есть вопросы.
– На все отвечу. Пойдем к костру, – несколько легкомысленно ответил он.
Шаман действительно подсел к костру, пытаясь не показать слишком многого на своем лице, и подбросил сучьев в огонь. Они с треском начали разгораться.
Когда я присел к костру, краснокожий сказал:
– Ты выдержал все испытания – Маниту проверил тебя.
Я понимаю, что должен был сообразить – другого ответа не может быть. Но вроде бы мы шли за сокровищами. Что скажешь, шаман?
– Я принес сколько мог унести. Мало? – схожу еще.
Он кивнул на котомку, лежавшую в кругу света костра.
– Это золото Маниту.
Насколько я понимаю положение вещей – мне по-прежнему не доверяют. Да Бог с ним! Я и не собирался вникать во все тайны пещеры, шамана и божества.
– Здесь…, – я взвесил котомку индейца в руке и показал свою грамотность, – четверть центнера, если в фунтах мерить. Чистоган?
Развязал горловину, зацепил в ладонь и вытащил на свет костра пригоршню самородков. Они светились в сполохах огня медовым светом.
Заметил внимательный взгляд шамана и швырнул самородки обратно в мешок.
– Ночь на исходе, а мы еще и не спали. Кемарнем?
Шаман кивнул и привалился к дереву – я так вряд ли усну. Мне надо… Я подложил котомку под голову, сунул ладошку прокладкой под ухо, сверху шляпу и вытянул ноги к костру. Сразу же отключился. Но проснулся еще до рассвета.
Луна прямо над моим лицом. Чей-то шепот на ухо. Даже не звук, лишь легкое ощущение – будто кто-то сказал что-то, совсем рядом. Мол, не спи, ковбой, свое счастье проспишь. Очень близко и тихо так, будто мысль на одном дыхании. И дыхание почувствовал, и теплый воздух от него на своей щеке.
Резко повернулся и, конечно, никого не увидел. Мистика!
Луна, наверное, шалит в ночи. Какая же она огромная и круглая – эта болтунья небес. Поговори со мной – мне есть, что тебе рассказать.
А потом снова пришла мысль, что сегодняшняя ночь еще не закончилась, и она будет особой. Меня снова потянуло взглянуть на самородки в котомке – интересно: как они выглядят в лунном свете?
Тихонечко сел, чтобы не потревожить шамана, развязал горловину и запустил руку внутрь – зацепил первый попавшийся покрупнее и вытащил на лунный свет. Все та же непривычная тяжесть, все тот же тускло-медовый цвет… Удивительно – какую волшебную силу над людьми имеет этот драгоценный металл. Просто с ума сводит.
К примеру, что мне стоит пристрелить шамана, а с этим золотом я – обеспеченный человек на всю оставшуюся жизнь. Но ведь мне его дали на дело. Да и я не готов избавиться от жизненных хлопот, став обеспеченным человеком. Но, разумеется, это было не самым главным – готов я к оседлой жизни или нет. Нет никакой разницы. Главное то, что золото манило к себе.
Раньше я был почти уверен, что деньги не властны надо мной – меня не увлекла Калифорнийская золотая лихорадка, как десятки тысяч других людей. Я предпочел охоту на бизонов и приключения на великих озерах. Потом по реке спустился. Но оно меня настигло и здесь.
Держа в одной руке мешок с сокровищем Маниту, а на ладони другой самородок, на который можно было купить себе ранчо на западе или виллу с плантацией и чернокожими рабами на юге, я чувствовал себя слабым, опьяненным и неуверенным в полной нормальности ситуации. Жажда личного обладания этим богатством возникла и разрастается внутри меня – ящерицей выползла из глубин сознания и готова превратится в огнедышащего дракона. И все это может закончится лишь одним. Все сходится именно на этом человеке.
Я бросил тревожный взгляд на шамана. Он не спал – смотрел на меня. В свете луны сверкали белки его глаз…
Или все это кажется мне? Я почти уверен, что старый шаман не спит, а наблюдает за мной. Все сходится – еще одна проверка избранника Маниту. Мне должно понять, что это индейское золото – не тот случай, когда мечты об обеспеченной жизни имеют первостепенное значение.
Да, конечно, прежде всего дело. Мне нужно немного везения, чтобы исполнить то, что задумано. Интересно, поедет со мною шаман в Новый Орлеан?
Он поехал. Но сначала мы обогнули гору обратным путем к месту нашей встречи и припрятанной мною пироге.
В пути мы беседовали. Старый шаман упрекал бледнолицых, которых его народ встретил как братьев, а те поступили по-свински – согнали индейцев с насиженных мест, вырубают леса, убивают бизонов…
– Но цивилизация, которую несут белые люди, приносит и пользу, – утверждал я. – Создаются богатства и рабочие места, уменьшается зависимость людей от капризов природы. Торнадо, засухи и наводнения не мало убили краснокожих людей.
Шаман посмотрел на меня сердито.
– Ваши фабрики чернят небо дымом. Ваши огнедышащие машины калечат людей и бизонов. Ваши дети рождаются хилыми – у вас нет будущего. Мир белых людей обречен, но прежде он погубит людей с красной кожей.
– Ты удивительно хорошо информирован для жителя необитаемого острова.
Эти слова мои не возымели на него никакого действия.
– Ты думаешь в голове у меня труха? Сан Севан общается с Великим Маниту, которому все известно.
Я улыбнулся, хотя мешок с золотом изрядно натер плечо.
– Предлагаю альянс – я выдвигаю свою кандидатуру в Сенат Соединенных Штатов, а вы с Маниту помогаете мне. В законодательном органе да с помощью божества мы много всяких делов натворим. К примеру, облегчим участь индейцев в резервациях.
– Божество ваших людей – это золото. И пока оно у нас есть, мы сможем подкупить даже вашего большого белого отца в Вашингтоне.
– Тоже верно. Может, передохнем? Чертовски тяжела моя ноша.
Старый шаман без долгих уговоров тут же присел на скрещенные ноги. А я сбросил лямку мешка с плеча и рухнул спиной в траву.
– Что ты собираешься делать с золотом? – спросил шаман.
– Я положу его в банк и открою счет – по сути обменяю на зеленые бумажки, за которыми гоняются все бледнолицые.
– И чем ты займешься, когда обменяешь золото на зеленые бумажки? – шаман достал из своей котомки кусок пемикана и разделил его ножом на две равные доли. Одну подал мне. – Подкрепись.
– К нему бы стаканчик бренди, – посетовал я.
– Лучше родниковой воды ничего не бывает, – сурово сказал шаман.
– Ну, это ты зря. Будем в Новом Орлеане, я приучу тебя к пиву – чудесный напиток.
– В рот не возьму. Краснокожие братья легко спиваются, – подтвердил Сан Севан. – Но не служители великого Маниту.
– Ушам своим не верю.
– Таков наш культ. Маниту сурово карает отступников – сводит с ума, насылает порчу, лишает зрения и слуха.
– Это ужасно, мой друг. Конечно, во всем надо знать меру. Глоток бренди сейчас бы вернул наши силы, а родниковая вода лишь утолит жажду.
– Ты бледнолицый. Тебе не понять наших обычаев.
– Но почему же? У меня много друзей среди краснокожих людей.
Шаман кивнул:
– Мне известно. Мару считают справедливым бледнолицым многие потомки Маниту от низовьев Отца Вод до Больших Озер. Маниту бы не доверил свое золото плохому человеку.
– Признаться, о чем-то подобном я давно задумывался, но не было средств. Теперь они есть. Мы купим остров и переселим туда всех краснокожих из резерваций, где они обречены на вымирание. Ваш народ возродится.
– Такова воля Великого Маниту!
– И твоя, Сан Севан, и моя – вместе мы сила! Это варварство запирать людей в безводной пустыне. Этот остров станет землей обетованной для краснокожих.
– И бледнолицым не будет туда ходу.
– А я?
– Ты наш брат, Мару.
Пирогу нашли в том месте, где я ее и оставил.
Путь наш лежал в Новый Орлеан.
– Я надеюсь купить остров у штата за бесценок – деньги в казну нужны, а остров необитаем. Тысяч за десять-одиннадцать долларов. А здесь, – я кивнул на мешок с золотом, – тысяч двести будет, не меньше. Главное, чтобы никто не догадался, зачем он нам нужен.
Шаман ничего не говорил – сидел с непроницаемым лицом.
– Если все пойдет хорошо, нам достанет денег и на обустройство острова.
На второй день пути наша пирога вошла в один из многочисленных протоков дельты великой реки. К концу третьего дня мы увидели индейские хижины на берегу. Человеку, который стоял у кромки воды и смотрел на нас было по крайней мере семьдесят лет. Длинная снежно-белая шевелюра и того же цвета клинышком борода. Карие глаза взглядом, кажется, прожигает насквозь. С моим попутчиком знаком много лет.
Они обменялись обычными индейскими приветствиями – когда рука от сердца простирается навстречу гостю.
– Доброго пути, Сан Тен Севан.
– Да пребудет с тобой Маниту великий вождь Морена.
