скачать книгу бесплатно
Суданский остыл:
– Чёрт, не рассчитал. Я не хотел так сильно. Но он сам виноват: скребёт, скребёт, как крыса в доску гроба – вот и доскрёбся.
Вся компания дружно переживала за Андрея и не обращала внимания на оправдательный лепет усопшего судьи.
Наконец Задира пришёл в себя. В нём почти ничего не осталось от бравого и уверенного в себе шалопая.
– Ты что, мужик, супермен? – облегчённо вздохнул Виктор Георгиевич, отстраняясь от приятеля. – Бензин как воду жрёшь, дерёшься как Тайсон.
– Так получилось, – пожал плечами Суданский. – Я не нарочно.
Подруга Задиры вернула ему свои симпатии:
– Миленький, найди бензинчику. А я тебя поцелую.
Близость девичьего тела вновь затронула глубинные чувства гниющего организма. Виктор Петрович погладил девушку по спине и пониже тоже. А когда она встала на цыпочки и поцеловала его чёрные неживые губы, бывший судья ощутил себя готовым на любые подвиги.
Прихватив кефирную бутылку, ушёл в черноту ночи.
Пройдя наугад два-три переулка, Виктор Петрович приметил ночевавшую у ворот легковушку. Дальше было всё, как в фантастическом фильме. Ради полулитра бензина машина была искурочена, перевёрнута, поставлена на дыбы так, что горючее самотёком хлынуло в горловину. Какой-то болевой ограничитель отключился в мёртвом теле. Рвались жилы, расползались насквозь прогнившие ткани, а Виктор Петрович, ничего не чувствуя, проявлял чудеса атлетизма, нисколько, впрочем, не утомившись.
Молодёжь возликовала возвращению Суданского. Галина даже чмокнула мертвеца в щёчку, забирая бензин. Потом – трубочку в бутылочку, второй конец в нос и – кайф!
Учись, трупак!
– Век живи – век учись, – удивился Виктор Петрович.
– Мне не надо, – сказал Виктор Георгиевич. – Я шесть классов кончил, мне хватает.
Вернув страждущим «кайф», бывший судья Суданский почувствовал себя своим в компании.
– Позволь с тобой не согласиться. Бывает, что душа в небо рвётся, а ум, как тяжёлая задница, привстать не даёт. Человек мучается – всё-то он готов силой переломить.
– Не наша философия, – отмахнулся Виктор Георгиевич. – Вредный твой взгляд, трупак: человек может всё. Это ему природой дано, при чём тут школа?
– Хватит вам спорить, – Галина, поймав кайф, передала бутылочку и подсела к Суданскому.
Виктор Петрович решил: кутить, так кутить – один раз живём, и пошёл напролом:
– Милая Галя, с той первой минуты, как увидел, я полюбил вас, и теперь признаюсь в этом.
– Слышишь, чмо, как надо объясняться девушке в любви? А ты – Галка, я тебя хочу. Учись – на будущее пригодится.
Задира Андрей только сплюнул в сердцах и промолчал.
– Ну-ну, продолжай, – девушка положила Суданскому голову на плечо.
Виктор Петрович нежно погладил её волосы:
– Быть может, я стар для вас, или от меня дурно пахнет, но сердцу не прикажешь.
– Чудак, ох, чудак, – девушка тесней прижалась к нему и ткнулась носом меж бортами пиджака. – Какой чудак! Чем ты можешь пахнуть? Потом? Я люблю запах мужского пота. Он меня заводит.
Она сунула маленькую сухую ладошку под рубашку и погладила его живот.
– Вспотел, – она подняла руку над головой и не заметила, что ладошка окрасилась.
Суданский поймал её руку и сунул под пиджак.
– Знаешь, отчего кровь красная, а не бесцветная? Чтобы страшно было проливать её. Была б она синенькой или жёлтенькой – не так боялись, легче шли бы на убийство.
Она прижалась к его груди лицом и спросила:
– Тебе сколько лет?
– Пятьдесят, а может, все семьдесят, – печально сказал Виктор Петрович.
– Семьдесят? Ну, ты врать-то горазд шибко, – расстроилась было Галка, но тут же задорно тряхнула кудрями. – Пусть семьдесят! Это даже пикантно. Кому скажу – не поверят. Девчонки в общаге помрут от зависти. Миленький, ты меня хочешь?
– Девочка дорогая, я понимаю, что тебе не пара, но сердцу не прикажешь…
– Ты погоди про сердце: я о другом. Ты меня хочешь? Ну-ка, посмотрим, – девушка попыталась расстегнуть Суданскому штаны, но Виктор Петрович поймал её руку и удержал от опасного эксперимента.
– Разочаруешься, – шепнул он ей на ухо.
– Нет, – шепнула она и погладила ширинку его брюк. – Я тебя вылечу.
Галина легла на лавке, примостив голову на его коленях, млея от «кайфа», не сводя с Суданского нежного взгляда.
– Поцелуй меня, – она капризно надула губы.
Он не без труда склонился и чмокнул её в лоб.
– Сподобилась! – насупилась Галина. – Как старый дед внучку. Ещё отшлёпай и домой отправь. Ты поцелуй страстно, как любишь…. Докажи, что любишь. Докажешь – я твоя.
Голова девушки всё больше тяжелела, а фразы давались с трудом. Суданский не решился целовать её в губы, а положил ладонь на упругую грудь и чуть придавил.
Галка глубоко вздохнула и закрыла глаза:
– Кайф!
Компания, в которой – надо было раньше сказать – было три девицы и двое парней, нанюхавшись бензину, постепенно уходила в прострацию. Поймав кайф, они не пели, не плясали, словом, не резвились, а тихонько отрешались от окружающего мира, самоуглубляясь, наслаждаясь душевным состоянием, отыскивая в глубинах сознания россыпи алмазов и драгоценных камней. Об этих удивительных открытиях окружающий мир узнавал по тихим редким бессознательным возгласом или быстрому-быстрому невнятному бормотанию, заканчивающемуся тяжёлым вздохом разочарования.
Прошло немало времени.
Подъехал милицейский «уазик», из него вылезли трое.
– Ну, так и есть, опять эта шпана здесь! Бей их, Коля, по головам, один хрен за эту мразь ничего не будет.
Ночь взорвалась хрястом ударов, топотом ног, воплями, матом, визгами девчат.
Хрипел и рвался под тяжестью чужого тела Виктор Георгиевич:
– Трупак, Андрюха, помогите! У, падла ментовская! А-а-а!
Галка очнулась и порхнула с лавки в темноту. Узкий луч света упёрся в Суданского.
– Тут мужик какой-то, Колян. Глянь-ка. Ой, мать твою…. Никак покойник?
Суданский представил, как выглядит его лицо в свете фонарика. Для пущего страха он настежь распахнул глаза, повращал зрачками и оскалился.
Рука, державшая фонарик, крупно задрожала.
– Ой, Ко-ля….
Послышались шаги.
– Что тут у тебя?
– Сам смотри.
Вся эта сцена доставила Суданскому огромное наслаждение, и он решил продолжить игру. С сухим треском рвущейся материи лишил себя уха, отправил в рот, пожевал и проглотил. Сунул туда же палец и отгрыз с него мякоть, белой костяшкой поманил к себе обалдевших от страха блюстителей порядка.
– Мамочки, – пролепетал один, а другой упал на колени так стремительно и профессионально, будто век этому учился, и заверещал что-то бестолково, непонятно, налицо являя все признаки сошедшего с ума человека.
Ни слова не сказав, Суданский обшарил карманы двух остолбеневших милиционеров, изъял бумажники, часы, дубинки и фонарик. Оружия не нашлось.
Третий участник нападения, оставив Виктора Георгиевича, кинулся в машину, и через минуту рёв её двигателя затих в отдалении. В последнем блике погасшего луча фонарика лицо Суданского отразило чувство полнейшего удовлетворения.
– Эй, кто там живой остался? – крикнул в темноту.
Подошёл Виктор Георгиевич, лаская шишку на голове:
– Не ори, их ветер не догонит. Как тебе удалось, супермен?
– Просто, – пожал плечами Суданский и кивнул на парализованных страхом ментов. – Что за клоуны?
Один по-прежнему стоял на коленях и плакал. Второго нервный тик застолбил стоячим, лишив сил шевелиться даже.
– Не видишь – менты поганые, – сказал Виктор Георгиевич. – Слушай, дай-ка я с ними счёты сведу.
Он зашёл за спину служителям порядка и так саданул пинком стоящего, что тот побежал с ускорением вперёд, чуть не упал, но не упал, а рванул бежать прочь во все лопатки. Тому, что был на четвереньках, повезло меньше – Виктор Георгиевич три раза успел вонзить ботинок в его задницу, прежде, чем несчастный принял вертикальное положение и кинулся догонять товарища.
– А-та-та! У-тю-тю! Ату их, ату! – веселился Виктор Георгиевич. – Держи поганых!
– Даровитый ты мужик, трупак, – сказал он, успокоившись. – Я, пожалуй, пойду, а ты появляйся, приходи – мы примем тебя в нашу компанию. Мы тут почти каждый вечер кайфуем.
– И не стыдно у здания правосудия?
– Какое правосудие? Где оно? Кто, где и когда по правде судил? Ты сам видел, что менты творят, а сунься с жалобой – срок отхватишь. Может, и была правда, но не в наше время и не в нашей стране. Бывай.
Виктор Георгиевич ушёл, а Суданский долго стоял недвижимым, переваривая последнюю новость, с невесть откуда взявшейся сердечной болью. Наконец, решившись, одолел невысокую оградку палисадника и долго остервенело крушил стёкла зарешёченных окон милицейской дубинкой.
…. – Спят сукины дети – сторожа, – сказала Лидия Петровна.
– Где спят? – не понял Стародубцев.
– На диване в учительской.
Они остановились на дороге, по обеим сторонам которой чернели окна школ – начальной и средней.
– Сейчас с великим удовольствием растянулся бы на диване, – сказал Стародубцев. – Дома всегда спал на диване. Хорошо! Куда вы, Лидия Петровна?
– Я им посплю! Я им подрыхну! – сердито откликнулась из школьного двора бывший заврайоно.
– Что за женщина! – толи восхищённо, толи возмущённо вздёрнул плечами Стародубцев.
Владимир Иванович Ручнёв сумрачно молчал. Путь от кладбища дался ему нелегко. Дорогой один глаз вытек, другой, остекленевший, безразлично уставился на начальника милиции.
Бывший полковник тяжело вздохнул, скрипнул зубами:
– Ну, её! Пойдёмте, Владимир Иванович.
Мы с Серёгой действительно в ту минуту спали на боевых постах. Услышав громкий стук в дверь, я очумело выскочил в коридор, дёрнул шпингалет и отступил вглубь коридора, запоздало опасаясь чего-то.
– Не спишь? – раздался зловещий голос из темноты.
– Нет, – ответил машинально.
– Не пьян?
– С чего бы?
– То-то. На диване один или с девочкой?
– Да будет вам.
– Ладно, посмотрим, что там.
Послышались удаляющиеся шаги. Я выглянул за дверь. В тёмной фигуре и походке признал женщину. Глоток холодной воды вернул самообладание. Дозвонился не сразу.
– Серёга, спишь, козёл? Тут у меня баба с проверкой была.
– Какая баба? – раздался в трубке хриплый со сна голос коллеги за дорогой.
– Из тех, что юбки носят – молодая, красивая, с такой вот грудью, что тебе нравятся, а попец – закачаешься.
– Ну и что?
