скачать книгу бесплатно
Алиса не боится… Или Амазонка и Тимфок
И. Агафонов
Тележурналист Тимфок оставляет свою профессию и живёт до поры до времени ни шатко ни валко, взращивая, как капризный цветок, свою дочь, пока не совершает банальную, в сущности, глупость, из-за которой и получает массу неприятностей. Книга содержит нецензурную брань.
Алиса не боится…
Или Амазонка и Тимфок
И. Агафонов
© И. Агафонов, 2023
ISBN 978-5-0055-9870-7
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Записки Тимфока
(Далее называем Записки записульками – потому как они в основном о снах и грёзах, нечто вроде дневника – обыденное восприятие мимолётного вокруг и внутри себя стукнутого по голове субъекта – «или во мне или вовне» – как говаривал известный поэт.)
Так. И что у нас на сей раз?
Пациент, пожилой, останавливает в коридоре медсестру, молоденькую:
– Дорогуша, выходи за меня.
– Я замужем.
– И что? Бросай мужа и ко мне. Денег нет, но полагаю, нам будет не скучно.
– Я подумаю.
– Думай поскорей. Могу и помереть раньше…
Улыбнулась, побежала дальше. Обернулась:
– Живите, живите. Я же сказала, подумаю…
…Точно также осердился он ещё разок и позже – молочными зубками изорвал матери подол нового чудесного платья, отчего той пришлось воротиться «до дому-до хаты», придерживая этот самый подол от шалостей ветерка… Забыл вот только: с чего этот малыш тогда вспылил?..
Ты своей матери приписываешь необыкновенные качества? Не обыкновенные, не так ли?
Обиделся.
Да. Шёл, ел мороженное. Окружила ватага. Старший в ней паренёк забрал лакомство.
– Поел? Дай другим.
Нет, не вспылил, не кинулся в драку… обида захлестнула так, что ни до чего. Слёзы навернулись, махнул рукой и быстро поковылял прочь. Старший ватаги нагнал, протянул мороженное. Отмахнулся, двинулся дальше. Старший застыл в растерянности…
Рассказывают родственники.
Несёт его отец (не лиса) на руках, не потому что малец бегать не умеет, а торопиться надо куда-то. Ветрище в морду к тому же, дышать мешает. И вот выбивается из сил, останавливается перевести дух.
– Что, – спрашивает задышливо несомого, – не устал?
А пацанёнок не говорит до сих пор почему-то, уже к врачу намылились отвести с вопросом.
Вдруг ребёнок чётко и ясно:
– Ветер, ветер, ты могуч, ты гоняешь стаи туч. Ты волнуешь сине море, всюду веешь на просторе!
Отец едва не роняет его.
– Как это ты? И эр проговорил ясно-понятно и всё остальное, а? Разве так можно без предупреждения?
Ребёнок помалкивает опять. Очевидно, не понял взрослого юмора.
– Ладно, пойдём своими ногами, по-людски. Упарился я с тобой. Да и куда спешит теперь, да? Зачем нам врач, зачем всё такое… мутатень эта.
Всё же для меня диковато видеть пациента с купюрой в руке – в поликлинике… Не приучен? И не приучусь?.. Хотя врач вполне уже привычен к сему. Или то с незапамятных времён эскулапствуют так? Чехова в сей роли, правда, представить себе не можу… или Булгакова…
…почему повторяется загул? Потому, наверно, что я, с похмелюги, начиная соображать, мыслю: эге, и после такой передозы жив остался… Ну, так и чего?.. продолжим…
В нынешнее утро меня десантировали… в буквальном смысле. Записываю по горячему ещё отпечатку в мозгу, дабы не «обнаружить» ненароком в следствии некий амбивалентный символ, так сказать.
Не помню, снилось ли что-то ещё до этого момента. Только после многих дней тяжёлой с просыпу головы нынешнее утро встретило свежестью во всём теле. Не поверилось как-то, и хотел ещё поспать, но вот сам сон (Самсон! – чёртова символика) … я – ведь что интересно – не удивился даже. Так, слегка если, – лёгким облачком по периферии сознания. И вот, значит… Сидим в салоне автомобиля. Я… вроде как действительно я: и тело своё ощущаю и глазами повожу по сторонам, да. Женщина и ребёнок на заднем сиденье – вижу. Кто такие? Знакомые? – не пойму. Гляжу в стекло, смерч заходит на нас в лоб – чёрный столб, мощный, гораздо больший, чем видел когда-то… где? – не вспомню никак… закручивает к небу. Чудовищный! «Ой-ой-ой!» – это малыш голоском слабеньким… Тихо-тихо-тихо, говорю. Женщина помалкивает, ладошкой рот себя зажала. Столб ползёт мимо, мимо, мимо… прополз. Вдруг возвращается. Вкрадчиво. Спохватился, гад! Но… Аккуратно так подхватывает машину под днище, и начинает подвигать… вернее, по воздуху потянул, но именно как-то бережно, ласково, нежно. Мы дыхание затаили. Вот над каким-то сельским двориком опускают нас в мелкую лужицу и мы, не шевелясь, сидим некоторое время… рты пооткрывали, а дыхания не слышно. Замерли.
Всё?
Что опять за мутная, невразумительная символика? Освобождение от очередной иллюзии? От иллюзий не так просто, брат ты мой, отделаться. Верю-верю всякому зверю, как говорится… а тебе, ежу, верить по… погодил бы, да.
На квадроцикле к обрыву… И остановиться мог и спрыгнуть тоже мог… Так нет – бух сразу головой через руль. Тут же поток и подхватил… Холодная вода – нет ли, не понял, не почувствовал. Понял только – уносит от берега дальше, дальше… А под руками крошево из древесной коры вперемешку со льдом – загребать толком не получается… Почему-то не испугался.
Всё? – мелькнуло. – Всё.
Такие вот сны последнее время одолевают. Без итога. Без определённости.
– У-у – дру-у – чительно. Другого слова не подберу…
Поворочался с боку на бок… Продолжения сна не предвидится? Откинул одеяло…
Очередной дураковатый разговор с Артёмом:
Он: Они такие-сякие, говорят некоторые. Ну, мировое правительство… Мы же с тобой не знаем этого наверняка. А если они специяльно таким образом подталкивают общество к более справедливой организации дел? И предлагают, так сказать, России выполнить сию роль – роль лидера. Может, игра тоньше, чем можем мы с тобой предположить… тоньше, понимаешь? Не конспирология, а игра внутри игры – на потребу общественному сознанию. И все эти символы с цифрами и знаками лишь для обозначения своего присутствия и не более того… Игра. Тонкая.
Я: Не слишком тонкая? Не порвётся? Мир совершенно несовершенен. Грох, грох…
Он: И тем не менее… Всё будет не так, как мы с тобой думаем с нашими укороченными мозгами, говорю.
– Да говори, говори, кто мешает.
Не то чтоб я был мало информирован (инета, ясно-понятно, тогда не было), как все – сарафанным радио пользовался. Однако ж, оглядываясь, вижу: многие из сверстников старались меня надуть. Да только быстро теряли интерес, когда убеждались, что перед ними лох… и склонности к обману у меня нету. Сейчас другие времена. Да и сам я поднаторел в разоблачительстве… О чём это я? Ах да, про саблю хотел…
Почему я никому никогда не завидовал? Или мне ничего не надо? Может, я ненормальный?
И такое случается
В ожидании автобуса Алиса сидит на скамье, вытянув ноги (стройные, между прочим, изящные, коленки круглятся бронзовым отливом), прикрыла веки и расслабила лицо – без макияжа всё: и так хорошо; руки вдоль бёдер, ладони ковшиком вниз – медитирует девица… или ворожит – на жениха, допустим.
Слышит голос, достаточно приятный по тембру и, если не вполне трезвый, то в ту самую в меру, когда претендент на руку и сердце раскован на язык и готов изображать изысканного… ну, скажем, обожателя женских прелестей:
– О! Ноги! – И притоп, и прихлоп при этом, как кнутом по лопухам. – Привет, длинноногая.
«Ладно, хоть не корова…» – Алиса открывает глаза. Перед ней переминается парень с крупными кистями рук, напоминающие клешни, и пошевеливаются они у него, точно намерены сцапать либо перекусить добычу пополам. И парень этот, слегка поклонившись (и клешни качнулись из стороны в сторону), говорит достаточно опять развязно, но внятно и проникновенно:
– Разрешите па-аз-знакомиться, гражданка краля.
И, не спуская глаз с «крали», бочком присаживается на край скамьи, убирает под себя свои не промываемые ручищи (токарь, слесарь?). Алиса подымает дужками белёсые бровки:
– А чего надо-то?
Парень пожимает плечами, облизывает губы:
– Да вот, не климатит чего-то.
– На жизнь пожаловаться некому?
– Ну… где-то так.
И вдруг выпаливает:
– Пойдёшь за меня? – и сам пугается, откидывается корпусом, будто от неминуемой пощёчины: глаза округляются и слегка шалеют… но присутствует в этой пантомиме и нечто напускное – хитренькое, лукаво-игривое.
Алисе по темечку вроде как обушком – тюк («Сла-авненько, блямц…»): яркой вспышкой сон ей под нынешнее утро выпорхнул из недр памяти – в день и час своего рождения, на двадцать первый годок перещёлкнуло, точно в часах с кукушкой – чпок-пок распахнулось окошечко, и птица-синица высунула перламутровый носик: ку-ку, ку-ку!.. Вернее: чвик-чирик-вик! И в этом светлом сне: пред ясным взором – жёлтая песчаная пустошь, вширь и вдаль расстилается, и по жёлтому, значит, песочку ковыляет скорпион с загнутым кверху хвостиком, приближается к маленькому рачку, поднявшему над головкой свою клешню-лапку, поувесистей которая, – не то в защиту, не то в приветствии…
Алиса, вытягивая из себя слово за словом:
– А ты… случайно, парниша… не рак… по гороскопу?
Парень прищуривается: припоминаю, мол, – ракообразный я, да. Или подладиться под тональность незнакомки желает?
– Д-да. Как догадалась?
– Неважно.
– Так чего… пойдёшь? Щас сразу с мамулей помирю… сь… познакомлю.
– Вот так блямц, ей-ей! И сразу в загс?
– А чё!
– Да ничё себе! – И звонкий рассыпала смех. И сжав ладонь в кулачок, взмахнула им решительно: – А пойдём! Помен-дель-соним!
И вскочила со скамьи, цокнула каблучком по плитке тротуарной:
– Как тебя там?..
Парень огорошено – снизу вверх глядя, недоверчиво:
– Вик-тор.
И медленно, ошеломлённо выпрямляется. И оказывается, что, откуда ни возьмись свалившийся жених, – на полголовы ниже невесты… ну, на треть точно! Тут же Алиса нашлась и весело заметила (себе самой): «Как там матушка про „карманного“ муженька?.. Каблуки убрать!.. Ать—два—ать!»
И скинула с ног туфли, подхватила в обе руки за каблуки.
– Так вперёд, Тор… Вик!
И они пошли, Тор… то есть Вик-Тор сбоку и чуть в отдалении – смущённый неожиданным ростом нечаянной невесты.
Молча, переглядываясь – не передумал? не передумала? – до ближнего микрорайона, молча же (сказать, что торжественно не посмеем) – в подъезд пятиэтажной панельки…
«Хрущёвка», етить твою налево! – вздрагивает от внутреннего озноба Алиса. – Нет бы – дворец!..»
Сидя в маленькой кухоньке и помешивая чай, Алиса слышала, как мать жениха, щупленькая и с пугливыми, но любопытными мышиными глазками шептала в комнате сыну удручённо:
– Витюнь, ты чё такой… жениться с мутными бельмами? Ты хоть чё, не заметил, она тебя под мышкой могет унесть?..
– И нормально!
– Чё нормально?
– Не замёрзну. Зимой если упаду…
Мать бочком вошла в кухню:
– Ну чё ж, ну чё ж, решили раз… сошлось так, стал-ть. Будьм втроём жить… жуковать.
Величайший
Тимофею Емельяновичу снилось:
Разбомбленное шоссе вдоль оврагов с посечёнными тополями – подобием кривых телеграфных столбов.
Справа от водителя, чуть не носом по лобовому стеклу, мужчина в плаще и кепи. Бесстрастным голосом он предупреждает:
– Вон яма, гля! Ещё! Тормози! – И повисает на поручне при торможении, упирается в переднюю панель коленом. – Чё так резко, чё так грубо, парёная репа?!
Водитель ухмыляется:
