Новогодние сказки

Тимур Агаев

Новогодние сказки

Самый лучший подарок

Олеся сидела у окна и пила горячий какао. Ей хотелось согреться, так как тепло, как известно, дарит ощущение безопасности. За окном бушевала метель – да так, что виднелись только очертания домов напротив. Ничего волшебного в этом не было, а скорее, нагоняло лишь скуку.

Лесе сильно хотелось к себе домой.

Но её дом теперь тут.

Прошло несколько лет с тех пор, как её приютила семья Мивдич. Мивдичи были далеко не самой плохой семьёй: наряжали ёлку на Новый год, радовались празднику, и то и дело зазывали к себе… дочь…

Она ощущала себя заменой той девочки, что умерла в том же году, как её приютили. Заменой их настоящей дочери, которая когда-то жила с ними. Леся даже не уверена, что тот свитер, что был на ней надет, это не свитер той девочки.

И их фотографии в коридоре всё это время висели рядом. Это насмешка?

Такое поведение… родителей… немного пугало. Они действительно видели в ней свою дочь, которой теперь нет? Им было настолько тяжело справиться с этим?

Но разве родитель может быть столь безрассуден, чтобы в собственном бреду испортить жизнь другому ребенку? Или они действительно думали, что девочка ничего не поймет. Достаточно было пожить с ними пару лет, и все прояснилось. С тех пор, как картина окончательно сформировалась в голове Леси, ей было тяжело уснуть. А каждый раз, когда та проходила по коридору, она старалась не замечать фотографии.

– Ну что доча, ты проснулась? – Милена, увидев в коридоре силуэт девочки, стала ожидать утвердительный ответ. Но не получила его…

Пугающая тишина окутала дом. Что-то случилось?

Милена встала со своего кресла и направилась в коридор, а после решила пройти туда, куда, как она полагала, пошла девочка.

– Ах вот ты где! – женщина застала Лесю, когда та увидела гору подарков. – Доча, ты чего?

– Это всё… мне?

– Конечно тебе, доча! Мы тебя сильно-сильно любим и… захотели сделать этот праздник для тебя особенным. В последнее время ты унываешь. Может, тебе есть, что сказать?

– Нет.

Конечно, такой ответ Милену не радовал. Она даже чуть-чуть разозлилась в мыслях: «Как так?! Мы её приютили, дали ей всё это, а она даже не улыбнётся, даже не скажет, что не так! Неблагодарная».

– Всё хорошо. – эти слова буквально выползли из уст девочки. Она была рада подаркам, но… подарки? Она хотела любви, тепла, нежности… Ощущения, что ей рады. Они действительно решили загладить это всё подарками? Но… так нельзя.

Или…

У подростка возникли сомнения: а может, так и должно быть. А может, откупаться от своих детей нормально? Конечно, любой взрослый человек, находящийся в здравом рассудке, сказал бы, что нет. Но то был подросток. И раз новые родители именно так выражают свою любовь, так может, то нормально и естественно? Может, так и должно быть? Но несмотря на то, что девочка хотела, очень хотела это принять, где-то в глубине души ей было больно оттого, что у неё забрали тепло, а взамен дали бездушный подарок, каким бы он там ни был. Детям нужны не подарки, детям нужны родители, и сердце ребёнка это чувствует.

Сердце взрослого сильно отравлено: болью, разочарованием, горем. На протяжении жизни взрослые проходят много трудностей, через которые не всем удаётся пройти. Но если удаётся, то взрослые заводят семьи и воспитывают своих детей, надеясь устроить им всё самое лучшее: подарить лучшие игрушки, отвести в лучшие развлекательные центры, показать лучшее кино, лишь бы не показывать своё сильно покалеченное, измученное, и так сильно боящееся выйти наружу сердце. Они его прячут глубоко внутри, за каменными стенами и металлическими цепями, и даже своему ребёнку часто не дают к нему притронуться. А он просит, он надеется.

– Ладно, иди в зал, девочка моя. Сейчас открывать слишком рано! Прости, что не смогли нормально это утаить – оно просто не помещалось никуда. – женщина похихикала. – В целом, подарки надёжно упакованы, так что сюрпризу быть! А пока можешь покушать вкусный салат. Иди, там тебя папа совсем заждался Ан… Иди-иди!

– Хорошо, ма. – девочка спокойно отошла от подарков и побежала в зал.

Но там не было отца. Видимо, он решил прогуляться или сходить за чем-то ещё в магазин. Олеся села за стол и съела пару бутербродиков с красной икрой, параллельно любуясь прекрасной ёлкой.

Когда Олесю накрывают тревожные мысли, она любит перекусить. Хотя при этом понимает, что нужно знать меру – живот как у папы себе никакая девочка не хотела бы, насколько бы мягким тот ни был.

– Кушаешь? Кушай. Скоро Новый год! А куда подевался папа?

– Он ушёл куда-то.

– Куда?

Милена сильно удивилась. Она прошлась по коридору, прошла на порог дома и посмотрела в глазок. А после увидела на комоде какую-то записку. Прочитав, женщина побледнела. Ей стало плохо, она еле дышала, но старалась не показывать своего ужаса. У неё теперь есть дочь.

И… или была.

Женщина старалась улыбаться, но у неё это плохо получалось. Она подошла к дочери и сказала тихим голоском:

– Давай уже открывать подарки? Новый год ведь совсем скоро.

Ей хотелось получить каплю облегчения от радости ребёнка на фоне того ужаса, что она сейчас почувствовала.

– Да, конечно, ма. – ребёнок чувствовал этот ужас. Олесе было не по себе. Она тоже боялась. Девочке было очень тревожно, но, чтобы не расстроить мать, та последовала за ней и направилась в комнату к подаркам.

– Нет! Ты сиди, сиди. – Женщина почти закричала. – Я тебе всё принесу. Как в прошлом году, помнишь? Под ёлочкой! – последнюю фразу она произнесла так, словно обезумела.

– Хорошо. – девочке хотелось плакать от непонимания и ужаса, который проходил холодом по её коже, но она держалась. Держалась, чтобы не добить и без того шаткое состояние матери.

«Что происходит?»

Мать перетащила подарки, встала в угол и заявила: – Открывай!

Словно подарки эти, всё-таки, её…

«Но раз ей так надо»

Под ёлкой стояло три коробки. Девочка подошла к первой и открыла. Там оказался набор для шитья и открытка. Конечно, Леся прежде всего ухватилась за открытку. Может, там они выразили то, что ей так необходимо было услышать всё это время… слова любви. Может, все эти годы они их прятали и надежно скрывали, чтобы именно в этот Новый год одарить её их волшебной нежностью и теплотой?

Мама с нетерпением глядела на свою дочу, ожидая услышать радостное детское восклицание, что, как ей казалось, затмило бы ту боль, ревевшую в женщине в самый разгар праздника.

Но от дочери послышалось только:

– Любимой Анне?..

Олеся вскочила и побежала в коридор. Там она с гневным криком набросилась на фотографии и скинула их на пол. Через какое-то время послушался стук – девочка заперлась в своей комнате.

«Почему меня никто не любит… Почему меня никто не любит…»

Леся повторяла одну и ту же фразу раз за разом.

Прошло пять минут. Потом десять. В доме снова стало тихо. Мама не пошла за дочерью? Не стала успокаивать и говорить, что это всё была ошибка? Может, она сейчас сидит и горюет из-за испорченной фотографии прошлой дочери? Тогда зачем им она? Как напоминание или как замена.

Это жестоко.

Это неправильно.

Тишина съедала девочку изнутри. Видимо, Олесе всё-таки придётся встать и проведать мать. Тот самый момент, когда ребёнок должен стать взрослым, когда взрослый этого не осмелился сделать.

Но дома было пусто. Вообще. И тут послышался стук. Из спальни?

Может, мама там?

Девочка направилась в спальню. Там она увидела в окне синицу. Но птичка была необычной: золотой окрас и, даже казалось, она немного сияла. Синичка словно хотела сломать окно и пройти внутрь.

«Видимо, замёрзла»

Добродушная девочка открыла окно и впустила необычного зверька. Синица залетела в дом и мигом метнулась в коридор. Видимо, она полетела в комнату Олеси.

– Кто ты?

– Ложись спать, Олеся. Ты сильно устала.

– Мама? Мама!

– Да, девочка моя. Я никогда тебя не брошу одну. Я всегда буду рядом.

– Мам…

– С Новым годом тебя, милая моя. Ты сильная девочка. Всё будет хорошо. Всё обязательно будет хорошо.

Девочка плакала и не знала, что сказать. Она была просто рада вновь услышать голос матери.

– Мам, прости…

– Я тебя прощаю.

– Не хотела…

– Я знаю.

Карта, ведущая к свету

Как дети. И ведут себя как дети, и разговаривают как дети. Словно отметки в 20 лет им недостаточно, чтобы признать то, что они уже давно вышли из ребячества и пора переходить во взрослую жизнь, быть ответственными. Прежде всего: смотреть на свою жизнь, свою ответственность в ней. Это ребенок может просто сидеть и размышлять, что он весь из себя такой умный, считать себя центром всего. Со временем эта зацикленность на себе должна была смениться на чуткость к жизни, прежде – своей. Видимо, не у всех сменилась.

Эти зомби как люди. Хотя… что сказать, если так оно есть?

Мэтт, перебирая своими слабенькими ногами, шёл до дома с остановки. Он радовался, что скоро наконец доберется домой. Его сознание уже еле держалось на своём месте. Так много мыслей из гнева и ненависти плясало вокруг, что ему было нехорошо.

Он был самым простым зомби, но кое-что его отличало: возможность читать мысли других зомби. Он считал себя особенным.

Людей тот не любил. Считал их высокомерными и глупыми. Люди жили на другой стороне улицы и зомби считали, что давно пора уже перебежать к ним и всех покусать, чтобы не осталось уже никаких надоедливых людей в этом мире. Конечно, Мэтт такую риторику поддерживал. Тем более, это поддерживали его друзья.

Да и к тому же, непонятно, что было у этих людей на уме. Они какие-то странные… Говорят каждый о своём, занимается каждый чем-то, о какой-то доброте говорят… То ли наивные дурачки, – думали зомби, – то ли хотели усыпить бдительность, не менее! Несомненно, читать мысли людей Мэтт не мог. Да и не очень ему то и хотелось! И так про всех этих людишек всё понятно и всё ясно! Он всё и так знал!

Правда?

Дом, к которому он подходил, пах ароматами яблок и мандаринок. Как-никак, скоро Новый год, все готовились к нему как могли. А вот семья Мэтта решили этот новый год не праздновать. Им это было незачем, думали они. Новый год – только называется так, а на деле ничего с ним не изменится, думали они. Или не думали. У зомби же, вроде как, мозгов нет? Хотя мозгов могло и не быть, но… сердце-то обязано! Где то сердце, которое перекраивало любые мрачные мысли своей кристально чистой верой в добро и свет?

Конечно, Новый год не манна небесная, но разве не прекрасно хотя бы раз в году почувствовать сказку? Подумать о смысле прожитого года, сделать выводы, и, в конце концов, просто вспомнить, что ты жив… Слишком много бывает мрака, чтобы тому не радоваться. Хотя всё же от наших усилий в будущем зависит, наступит ли он ещё или скоро всё действительно изменится в лучшую сторону.

Пускай и не всегда так, но часто, и это тоже повод порадоваться. Хотя бы чуть-чуть позволить себе улыбнуться.

Вы только представьте: мы родились на этом свете, в котором есть как зло, так и добро. И мы вольны решать, примкнуть ко злу или идти за светом. И мы вольны менять это решение. Мы свободны. Разве это не прекрасно? Это тот самый мир, где даже самый богатый человек не может позволить себе искреннюю улыбку, настоящую любовь. А ребёнок, только явившийся на свет, не имея ни единой монетки, уже мог озарять своей улыбкой всё вокруг.

Но район, где жили зомби, окутывал исключительно мрак. Возможно, они прокляты, думал каждый из них. И Мэтт тоже не особо радовался наступающему празднику. Вернее, его даже бесило, жутко бесило, что это был ещё один повод порадоваться людям!

Ох… В доме ещё и были гости…

Мэтт ненавидел любого, кто приходил к ним в гости. В целом, тот не любил гостей. Они как дополнительные зрители твоего несчастья, кивающие и улыбающиеся в лицо, но на деле – зачастую судящие. Причём их суд происходит в тех рамках, которые они сами и зададут. Вы можете не понравиться им внешне, и они будут находить в окружающей обстановке только негативное, гнилое. Но если вы будете милы или (бывает – и) им будет, чем с вас поживиться, то их внутренний судья вдруг обнаружит привлекательные мелочи даже в самом отвратительном месте.

На этот раз, судя по всему, вообще случился кошмар – к нам приехали… люди. Да, однажды у нас дома родилась сестра, «будь она неладна» – подумал тем временем Мэтт, которая вышла замуж за человека. И что она нашла в человеке? Их же все не любят. Да и любить тех, как все знают, не за что.

И почему Мэтта не спросили, хочет ли он видеть в доме этих… людей?! Почему они не стали интересоваться его мнением? Это было невыносимо больно: зомби, сразу по прибытию домой, ринулся в свою комнату и демонстративно закрыл дверь, для выражения протеста и чтобы не слышать все эти дикие людские голоса.

И тут в дверь постучали.

– Входите.

«Ну наконец пришли долгожданные извинения!»

– Мэтт, ты как? – это была сестра.

– С предателями не общаюсь. Вернее, с предательницей.

Ему стало ещё более грустно. Никому не будет хорошо, называя так свою сестру. Может, надо было выслушать?

– Но Мэтт…

– Что ты нашла в этом человеке, Лиз?

Взгляд сестры стал суровым. Лизе явно не нравился тон, с которым Мэтт с ней разговаривает. Это же, как-никак, её жизнь и ей решать, что делать, а что нет. Из-за этого так глупо обижаться?

– Я его люблю. – пробормотала девушка, надеясь услышать понимание к своему выбору. У них с Николаем действительно выстроились прекрасные отношения за всё это время.

– Он – человек, Лиза! Ты что, не видишь?!

– Он мой любимый человек…

Сестра покинула комнату.

Мэтту хотелось плакать. Ненависть внутри говорила ему: «Все не могут быть плохими. Все хорошие. Все тебя любят. Ты всем нравишься. Все ненавидят тех людей, что живут на другой стороне улицы. Ты тоже должен их ненавидеть. Будь как все. Будь хорошим… в глазах всех!». Эти мысли – словно полотно, закрывали глаза Мэтта от реальной картины. И последняя мысль заставила его внутреннее состояние окончательно разорваться: «Ты же хочешь быть хорошим?».

Но разве «быть хорошим» и «ненавидеть» могут быть чем-то близким… Может, тут просто есть недоказанность: «Ты же хочешь быть хорошим в их глазах…»

Но Мэтт эта пелена ненависти давно уже закрыла глаза Мэтту.

Перед уездом Лиза решила вновь зайти к брату. Приоткрыв дверь и вновь пройдя в комнату, та шепнула:

– С тобой точно всё в порядке?

Конечно же она беспокоилась за него и его состояние. Она была чуткой девушкой, потому понимала, что его гнев вызван не её решением в её жизни. Там что-то глубже, внутри… надо только прислушаться.

– Всё хорошо.

Девушка протянула брату открытку. В комнате Мэтта было, также как и в душе парня, чрезвычайно темно, что в целом дополнительно отражало текущее его состояние. Тот взял открытку.

– Что в ней?

– Это карта. Она решает многие проблемы и ведёт к свету. Пожалуйста, когда я уйду, открой её. Сейчас отложи. Знаю, что тебе интересно, но…

Парень быстро убрал открытку в карман. Возможно, этим он хотел сказать: «Да мне вообще не интересно! С чего ты это взяла!». Но если взглянуть правде в глаза, то ему было крайне любопытно, что за карту там оставила сестра. Тем более, если она решает проблемы… Возможно, действительно есть место, где всё иначе. Об этом Мэтт часто задумывался.

Лиза и Мэтт пошли на порог дома.

– Всё же решил проводить сестру? – сказала мама.

– Угу.

И без того доброе лицо зомби-сестры ещё больше засияло, хотя она старалась это не показывать своему депрессивному братцу.

– Пока-пока. – помахала она, уходя.

Лиза ещё какое-то время стояла на крыльце и ждала машину Николая. И в этот момент Мэтт всё же решил посмотреть. Он достал открытку из кармана, раскрыл её и увидел криво нарисованное розовым маркером сердечко.

Любовь…

Говорящая книга

Лейла. Все мысли парня были забиты только ей. Она на мгновение появлялась перед его глазами, казалось – живая, и озаряла его своим теплом, а после, также быстро как и появилась, исчезала. Воображение рисовало образы, образы составляли воспоминания.

Как же им было хорошо когда-то…

Марк сидел и пил кофе, глядя в окно. Страшно всё это, терять тех, у кого в руках было твоё сердечко. Кому ты его доверил. Вытащил из груди, несмотря на весь страх, и передал. Хотя, может, в разрыве весь смысл – трудно быть благодарным за добро, не зная, что оно может быть невечно. Когда тепло временное, оно воспринимается иначе. Такие мы, чуть-чуть, но животные. Конечно, надо стремиться к бескорыстной, искренней, честной любви, которая будет только твоя. Но так как доверять другим нельзя, то такую любовь нужно воспитывать в себе самом.

Или можно?

У него не было оснований, но он полностью доверял Лейле. Он доверял ей всё своё и доверял всему её. Иногда ему казалось, что он словно ребёнок – как можно быть таким доверчивым по отношению к другому человеку в столько лет? Но это говорил разум, и всем известно, если слишком часто его слушать, жить будет трудно. Иногда, хотя бы при ком-то, но надо отворить огромные металлические двери и выпустить страшного зверя – себя.

Маленького, доверчивого, любящего и желающего любви.

Того, кого со временем закрывают в кандалы, запирают на десять замков, приговаривая: «Да чтобы ещё хоть раз я его вызволил!». И каждый раз вновь влюблённое сердце отворяло эти двери и снимало эти оковы…

И таким был Марк при Лейле. Он мог быть злым без неё, чёрствым, мог неважно себя чувствовать, но каждый раз, когда видел милое лицо своей прекрасной девушки, он оттаивал и готов был ринуться в её объятия, что чаще всего и делал. Её любовь целила даже самые глубокие раны, останавливала даже самые напряжённые душевные терзания.

Но вот, её нет. И кто виноват? Марк, что не уследил? Лейла, что оставила его в этом бренном мире? И что теперь делать? Марк не хотел уходить ни к какой другой девушке – он даже вида их не переносил, никто ему не заменил бы нежного взгляда Лейлы и её доброты, заботы.

Марк чувствовал, что его… как будто обокрали, насколько циничной бы эта мысль не была. Он только-только нашёл золото! Пробился сквозь всю боль и разочарования, встретил чудесную Лейлу, обрёл себя настоящего, обрёл любовь! И жизнь окунула его прямо лицом в грязь. Будто хотела показать: ничего не будет хорошего в твоей жизни, Марк, ничего.

Но он верил, что будет. Он верил: Лейла с ним. Она всё ещё смотрит на него, хоть откуда-то. Может любящим взглядом смотрит… Может, как и он, тоже вновь хотела бы почувствовать эти объятия, эту чарующую нежность друг друга.

И в конце концов, с ним есть воспоминания о ней. Они согревают в тяжелую минуту, хоть и заставляют плакать даже такого, казалось бы, строгого к своим чувствам мужчину.

Лейла… Как же её ему не хватало…

– «Хоть бы ещё раз услышать твой голос» – думал Марк, глядя на снегопад за окном. Снежинки грациозно летели вниз. Но, конечно, до грациозности Лейлы даже им было ещё далеко. – «Прошу…» – От последней мысли и сам Марк опешил. – «И чего прошу? Что прошу? То, что было, уже не вернуть, как бы ни хотелось… как бы ни хотелось здесь вновь сидеть с тобой»

Это кафе было родным для Марка. Тут он сидел после уроков с друзьями, когда был школьником. Здесь же он отдыхал после пар, когда уже был студентом. А уже через несколько лет… именно здесь, в этом кафе, он наткнулся на Лейлу. Наткнулся и… познакомился. Это было, наверное, самым верным решением за всю его жизнь. Смелым и очень, очень верным!

Когда он увидел девушку впервые, чувства в груди были настолько сильны, что он просто не мог их таить. Он не мог их зажать, уничтожить, размыть. Они рвались наружу и вырвались, превратившись в прекрасную, милую, волшебную любовь. Любовь, что въелась в его сердце и убила все страхи.

Ну какие могут быть трудности в жизни, когда дома тебя ждёт любящий взгляд Лейлы?

Теперь ему было больно даже вспоминать его. Он был благодарен за эти моменты своей жизни Богу, но ему было тяжело осознать, что этого теперь не будет… никогда.

И почему Господь забрал её? Неужто её любовь была настолько чиста и сильна, что она понадобилась Раю больше, чем ему?

Возможно. Ему хотелось так думать.

– «Но хоть знак! Пожалуйста, дай хоть знак… что ты всё ещё меня любишь. Что ты меня простила…» – на глазах парня показались слёзы, в голову полезли разные малоприятные мысли… и чувство вины. У этого чувства не было обоснований, оно просто было, и будто сдавливало душу. – «Прошу…» – Марк был готов молить.

Как маленький ребёнок, потерявший из виду маму, он жаждал вновь увидеть её на горизонте. Было трудно поверить, что за пределами своих чувств Марк был достаточно деловым человеком, занимал высокую должность в крупной компании, почти никогда не улыбался на фотографиях. А сейчас…

А сейчас он позволил своему сердцу любить и бояться. И оно любит… и боится.

И вдруг в самом дальнем конце кафе, позади людей, на стекле… кое-что появилось. У Марка было плохо со зрением, но тот отчётливо видел стрелочку куда-то влево.

Сначала он подумал, что это включили какой-то новомодный баннер. Но любопытство взяло вверх, да и, в самом деле, «Какой ещё баннер?!».

Он прошёл вперед, глядя в окно. Люди сначала не понимали, куда человек пошёл, но тут же отвлеклись в телефон, у каждого свои дела ведь. Да и Марку было не до них. Ему давно уже было плевать, что о нём подумают люди, ещё с момента вступления на сколько-нибудь приличную должность – они чаще всего либо ничего не думают, либо тихо давятся своей ненавистью. Добрых людей мало.

Тот подошёл к окну, и да, он увидел, что снежинки за окном будто сами выстроились в форму стрелочки. И стрелочка эта указывала влево. Там в кафе были установлены книжные полочки, чтобы гости не скучали, пока делается их ароматный кофе. Будучи студентом он иногда брал что-то почитать, но сейчас совсем обленился. Самым любимым произведением было «Ромео и Джульетта» Уильяма Шекспира. Тот ещё романтик.

Марк подошёл к книжным полкам. «И куда эти снежинки меня хотят привести? И как такое вообще возможно! Что за шутки такие!».

И тут одна из книжек будто развернулась к нему.

Странно. Книга буквально уставилась на Марка. Она шевелилась. Он это видел. Что делать? Взять и открыть теперь страшно. Но и стоять как истукан у книжных полок, мешая местным любительницам романтических рассказов, долго не получится – или прогонят, или сам со стыда «под землю провалится».

Одна из девушек, сидящих за своим кофе и столь заинтересованным взглядом смотрящих в сторону книжек, обратилась к Марку:

– Ну и чего стоим?

– Татьяна, будь повежливее! – послышалось от второй. – Вам что-то нужно?.. Что-то подсказать?

– Нет, спасибо.

– Присядьте к нам. – сказала третья.

И в этот момент тот ощутил пугающе знакомое чувство. Чувство ревнивых глаз рядом. Так смотрела на него его любимая Лейла, когда ещё была жива. Её воротило каждый раз, когда хоть кто-то из женского пола обращался к Марку. И она смотрела таким презрительным, недоброжелательным взглядом. В целом, любая романтичная девушка является ещё и чуть-чуть собственницей.