скачать книгу бесплатно
– Мы подождем вас на улице, – сказал он, выходя. – Только, умоляю, не задерживайтесь. Креонт ждет.
– Хорошо-хорошо, – ответил Геракл.
Он ненадолго остался с отцом наедине.
– Посмотри мне в глаза, Геракл, ведь это был ты? Юноша в львиной шкуре.
– Я-я…
– Ты понимаешь, что ты наделал? Из-за тебя в опасности весь город. Креонт хочет тебя выдать, и я не знаю, смогу ли я тебя защитить.
Это был последний раз, когда Амфитрион еще думал, как ему заступиться за сына.
– Не беспокойся, отец. Боги на моей стороне. Я это знаю. Ты думаешь, Фивам было бы лучше, если бы я не отрубил носы этим миниям? Знаешь ли ты, с чем эти двое сюда ехали?
– С чем же?
– Они везли приказ Эргина увеличить дань вдвое!
– Геракл, я прекрасно понимаю, что ты неспроста изувечил этих несчастных миниев. Но все же, о Фивах надо было подумать. Пока кровь не пролита, есть возможность договориться, а теперь… Ладно, пойдем. Стража ждет.
Они направились в царский дворец.
– Как ты думаешь, Промах, – спросил его по дороге Геракл, – много ли в Фивах таких, как ты?
– Я такой один единственный. А тех, кто думает, как я много. Вот он, например, – Промах указал на своего напарника, тот кивнул головой. – Просто он слишком мудр, а излишняя мудрость часто мешает говорить открыто, что думаешь.
– Так значит, молодежь настроена биться?
– Да, кончено! Ты только не подумай, Геракл, и ты, Амфитрион… Вы не подумайте, что я мятежник. Я верно служу Креонту и поступлю так, как он прикажет. Но и молчать я тоже не могу при виде того, как гибнет город. И ведь так думают очень многие, но боятся. Не Креонта боятся – войны… Я понимаю, дела наши плохи, но если не пытаться ничего сделать, то никогда ничего так и не изменится. Я человек простой и молодой к тому же, вести войну – не мое дело, но если бы нашелся кто-то…
Промах говорил так зажигательно-проникновенно и при этом так страстно жестикулировал, что своим копьем едва не покалечил на узких улицах нескольких человек.
– Скажи Промах, а кто ты будешь родом? – перебил его Геракл.
– Мои родители – простые рыбаки, – отвечал стражник, – живут на берегу Ликерии. А я, вот, вырос большим и сильным, решил податься на царскую службу. Но, когда возвращаюсь домой, и порыбачить тоже люблю. Эх, сейчас у них наверное славный угорь пошел!
– Почему именно сейчас?
– Кто-то говорил мне, что Копаида сейчас в разливе. Весь угорь-то обычно там. Но стоит ей разлиться, воды в протоке становится больше и с ней приносит и угря. Вы думаете, зря миниец такую узкую протоку сделал? Неет! Это все из жадности: угря своего бережет! Хотите, съездим с вами к моим? Хоть завтра. Вот только сейчас разберемся с минийцем.
– Ну… завтра не обещаю, но скоро… поедем. – с хитрецой подмигнув глазом, ответил Геракл на приглашение.
Они, между тем, приближались к дворцу. Его обладателем Креонт стал в тяжелейшее для Фив время: он наблюдал воочию братоубийство сыновей Эдипа и принял на себя руководство войском в решающий момент, спасши таким образом Фивы от Семерых и от стоявшей за ними микенской пяты. А Микены были в ту пору могущественны… Эти истории, красочно рассказанные ему отцом, Геракл вспоминал на подходе к большой агоре, в глубине которой находился дворец. Царское жилище мало того, что стояло на плоской вершине кадмейского холма, – оно было помимо того еще и выше всех строений в городе. С его крыши можно было видеть и гору Лафистион, что рядом с Орхоменом, а в то утро наверное еще и краешек разлившейся Копаиды.
«Но как же так? – думал про себя Геракл. – Почему же он, победитель Семерых, победитель Микен, не позволил им забрать тела погибших? Для чего была ему эта гора трупов?» Да, Креонт был своенравен, и боги наказывали его за это. Так тогда, когда он отказался выдать тела погибших микенцев, в Фивы совершенно неожиданно, ночью нагрянуло войско из Кекропии. Его повязали и отправили в Аттику, но, благо, быстро вернули, не причинив вреда городу. Все это случилось лет за пять до переезда в Кадмею семейства персеида Амфитриона. Стоило Фивам немного оправиться от этой беды, как началась вражда с Орхоменом. Потому Креонт, испытавший немало превратностей судьбы, не любил грозных символов вроде лабриса, который был очень почитаем в Пелопоннесе, или льва, которым любили отмечать себя потомки Кадма. Переднюю стену его дворца за колоннадой украшали большие осенние виноградные листья с темными, обильными гроздями. Две крайние колонны были увиты плющом. Справа и слева от ведших к колоннаде ступеней находились два жертвенника, украшенные старыми, позеленевшими от времени доспехами, щитом и мечом. Таких жертвенников, впрочем, было немало по всему городу. Говорили о том, что эти жертвенники – память о тесте Кадма, неистовом боге Арее.
Все же, своенравие Креонта тревожило Геракла тем больше, чем ближе они подходили к дворцу. Он вспомнил другой случай, в котором он, будучи уже мальчиком, принял деятельное участие. У Креонта был сын, первенец, почти что ровесник Амфитриона, прекрасный воин и тоже, как и Амфитрион, держатель стад. Звали его Гемон. Гемон, как рассказывали Гераклу, был влюблен в Антигону, дочь Эдипа. После смертельной для обоих ее братьев, но оказавшейся спасительной для города битвы, когда Креонт и стал царем, Антигона посмела ослушаться царского слова и похоронила своего брата Полинника, пришедшего с Семерыми. Тогда Креонт приказал своему сыну заживо закопать Антигону в могилу к ее брату. Но и Гемон ослушался отца, решив, что его гнев недолговечен и скоро пройдет. Он сделал вид, что исполнил все по приказанию, а на самом деле отправил Антигону к своим пастухам и тайно обручился с ней. Антигона родила сына и, не зная забот, жила с пастухами где-то в отрогах Геликона. Гемон время от времени навещал ее и дитя. Дабы не вызывать подозрений, он завел в Фивах жену, но отцу объяснял, что несмотря на отчаянные мольбы, боги не дают им детей.
По прошествии же многих лет случается вот что. В Фивах умирает кто-то очень и очень знатный, и в городе, как полагается, устраивают погребальные игры. Среди юных борцов сильнее всех оказывается мальчик, которого никто не знает – Геракл ведь был еще молод, чтобы участвовать в состязаниях, ему тогда едва исполнилось десять. И вот, Креонт, увенчивая победителя, видит на его теле странное родимое пятно. Присматриваясь, он узнает в нем змею – с этой печатью рождались все без исключения потомки Кадма. Мгновенно поняв, в чем дело, он немедленно, на глазах у горожан срывает с мальчика венок и приговаривает его к смерти. Гемон тут же обнаруживает себя, он бросается с мольбой к отцу, но Креонт непреклонен: ничто не остановило его расправы над внуком, ибо на связь Гемона и Антигоны им был наложен запрет.
Среди пытавшихся урезонить царя был и Амфитрион. Он имел неосторожность рассказать об этом происшествии Гераклу, и мальчик под предлогом того, что хочет посмотреть дворец, напросился пойти к Креонту вместе с отцом. Он смирно сидел, пока взрослые беседовали. Когда же он понял, что разговоры никакого влияния на Креонта не оказывают, сорвался с места и, вцепившись стареющему правителю в бороду, стал исступленно кричать: «Отпусти! Отпусти его! Слышишь?» Креонт заголосил от боли, вбежала стража. Амфитрион насилу, но, все же, без помощи вооруженных людей сумел справиться с сыном. После такой выходки Геракл едва не последовал участи креонтова внука. Он плакал всю дорогу домой. Успокоить его смогла только Алкмена. Творимое Креонтом казалось ему уже тогда и, тем более, сейчас вопиющей несправедливостью. «Ну если он вправду считал сына виноватым, наказал бы его. Чем же не угодил ему внук? Чем провинился он? Только ли тем, что мать его родила?» – так рассуждал Геракл в тот момент, когда сложенные накрест в дверях дворца копья стражников открылись перед ним.
Судьба Гемона была ужасна. В отчаянии от невозможности уговорить отца он прямо с игрища отправился в горы и убил Антигону, а вслед за нею и самого себя, оставив пастухов в совершенном недоумении о причинах произошедшего. Кстати говоря, был при дворе Креонта и другой носитель кадмовой печати – сын эдипова сына Этеокла, Лаодамант. Правил Фивами Креонт в том числе и по праву опекунства над ним. Так вот, этот Лаодамант, бывший одного с Гераклом возраста, тоже чувствовал неправоту своего опекуна, но высказать это вслух боялся. Выходку Геракла Креонт тщательно от него скрывал, но каким-то образом Лаодаманту все-таки стало о ней известно. Проникнувшись смелостью сверстника, он завел с ним тесную дружбу.
Впрочем, Креонту надо было отдать должное: несмотря на отдельные случаи проявленного им своенравия, он по-настоящему радел о судьбах родного города. Единственно в надежде на это и вступал Геракл в его, Креонта, тронный зал. Дверь за ним и за Амфтрионом затворилась, за нею остался и стражник Промах со своим старшим напарником.
Креонт величественно восседал на троне, возвышаясь надо всем залом. Два высоких стула справа от него занимали Лаодамант и Тиресий, старый фиванский прорицатель. Геракл сел против своего друга. Против Тиресия сел Амфитрион.
– Ну вот, теперь, все в сборе. Думаю ни для кого, не секрет, зачем мы тут собрались. Я обращаюсь прежде всего к тебе, Геракл.
– Не секрет, царь, твои стражники мне доходчиво все передали.
– Это хорошо. И я, надеясь на твое благоразумие, Геракл, полагаю, что ты не будешь отпираться, и мы не будем тратить время на установление твоей вины. Время сейчас для нас дороже, чем когда-либо.
– Вину свою я признаю, от содеянного не отказываюсь, но…
– Не торопись возражать, Геракл. Сначала выслушай. В нижних комнатах сейчас ожидают двое послов от Эргина. Они требуют выдать юношу в львиной шкуре. В противном случае Эргин угрожает нам очень скорой войной. Положение нашего города тебе известно. Подвергать людей опасности я не имею права и потому, лучшим выходом я считал бы выдать тебя минийцу. Но все же справедливость требует выслушать и виновную сторону. Что можешь сказать в свою защиту?
– В свою защиту сказать мне нечего, Креонт. Я сделал то, что сделал. И сделал я это движимый ненавистью к людям, поносящим мой родной город. Хотя по здравом рассуждении я понимаю, что поставил под угрозу его благополучие. Ты можешь меня, выдать, Креонт. Но…
Геракл остановил в свою речь. Он еще раз прокручивал в голове созревший у него план ведения войны с Орхоменом, вспоминал виды, увиденные им с отрогов Геликона и из колесницы Афины. Не в последнюю очередь молитвенно призывал он себе и городу на защиту и щит богини.
– Так что же ты хотел сказать, Геракл? – прервал его Креонт.
– Я хочу сказать, о царь, что прошу не выдавать меня, – продолжил Геракл, глядя ему прямо в глаза, – потому что я знаю, как нам справиться с Орхоменом.
Геракл оглядел в этот момент всех присутствующих. Лицо мудрого, хотя временами и своенравного Креонта выказывало лишь небольшое смущение. У Тиресия были лишь слегка насуплены его седые и густые брови. Он сомневался в том, правильно ли расслышал слова Геракла. Амфитрион смотрел на сына с нескрываемой тревогой, ибо считал его все еще ребенком, едва ли способным всерьез носить оружие. Наконец, Лаодамант. У него у единственного были на лице искренние восторг и надежда: снова и снова убеждался он в том, с каким прекрасным другом свела его судьба.
– И как же? – испытующе и грозно прозвучал в тишине вопрос Креонта.
Геракл стал излагать свой план. Это вызвало между ним и царем настоящую склоку. Креонт ругал юношу последними словами, говорил на разный лад одно и то же, что он-де еще молокосос и ничего не смыслит, но Геракл, соглашаясь со всем, просил только дать ему говорить и мало-помалу продвигался в изложении. Впрочем, Креонт был действительно мудр, и, почуяв в рассказе Геракла здравое зерно, он немедленно превратил склоку в испытание на стойкость. Он припомнил Гераклу так же и старое, когда тот старался защитить сына Гемона и Антигоны, но юный герой не поддался.
– Ну хорошо, Геракл, я тебя понял. Амфитрион! – неожиданно обратился царь к главному военначальнику. – Сколько нам для этого нужно людей?
Амфитрион вздрогнул. Он заслушался спором сына с Креонтом.
– Навскидку… тысячи полторы лучников, по триста тяжело– и легковооруженных ну и где-то сотня-две конницы. Этого должно быть достаточно против того, чем располагает Эргин.
– И еще, Креонт, мне нужен твой стражник Промах и отряд человек из пятнадцати ликерийских рыбаков, – добавил Геракл. – Без них все напрасно.
– Я понимаю, – ответил Креонт. – А зачем тебе Промах?
– Так ведь он родом с Ликерии и, насколько я смог его узнать, отличный воин.
– Ладно, Геракл, считай, что Промах и рыбаки у тебя уже есть. Как у нас обстоит дело с людьми, Амфитрион? Мне думается, для тех количеств, что ты назвал, проблем быть не должно.
– Да, Креонт, ты прав, – ответил Амфитрион. – Главная трудность, которую я вижу, – это оружие.
– Будет время, будет и оружие. Так что давай со временем сначала разберемся. Сколько Эргину нужно на сборы?
Глаза Лаодаманта зажглись с новой силой после этого вопроса Креонта. Только теперь он понял, что царь всерьез настроен воевать.
– Никак не меньше трех дней. Но это надо будет разведать более точно, если мы решим вести войну.
– Вот. Можем ли мы в три дня добыть оружие?
– Произвести нет. Разве только легкие щиты. Для луков нужно подходящее дерево, его у нас нет. Доспехи делать долго. Не успеем. Единственная возможность для нас – это ввезти откуда-то готовое.
– Откуда? Тиринф?
– Договориться было бы возможно, но Платейскую дорогу охраняют минии.
– По морю?
– Морем можно, но дорога в Авлиду тоже закрыта.
– Отец, а что ты думаешь насчет Кекропии? – вступил в разговор Геракл. – Феспий мог бы оказать нам услугу? Тогда и доставить было бы легко: Феспий говорил мне, что к западу от Киферона есть небольшая бухта с причалом, а оттуда дорога через Феспия к нам. Она, конечно, не такая широкая, как на Платеи или Орхомен, но для нескольких повозок будет достаточно.
– Хм… А что? Можно попробовать и с Феспием поговорить. – обращаясь к Креонту, ответил Амфитрион. – Он из знатного кекропийского рода. У него должны быть там связи.
– А еще… Не знаю, правда, как понравится тебе это, царь, – поспешил продолжить Геракл, – но тяжелого вооружения и мечей у нас полно – на каждом жертвеннике, а на некоторых по два.
При упоминании жертвенников старик Тиресий, который уже клевал носом, вдруг очнулся, и кстати, потому что Креонт решил обратиться к нему.
– Хорошо, Геракл, будем это иметь в виду. Как тебе кажется, о Тиресий, не идем ли мы столь дерзким поползновением против богов?
Главный фиванский прорицатель был действительно очень и очень стар и жил уже скорее не на земле, а в одном из миров, что показала Гераклу Афина. Счет лет он потерял давно, и о возрасте ему при случае напоминали только окружающие. Впрочем, никто не был уверен, действительно ли он не помнил, когда родился, или намерено говорил так, чтобы показаться еще более «старцем». Тиресий обмочил пересохшие губы и заговорил:
– Креонт, друзья, говоря откровенно, мое присутствие на этом совете излишне. Единственное, что я вам скажу по делу – Геракла нельзя выдавать миниям ни в коем случае. Он – будущее и надежда Фив. А в остальном… я чувствую, что в последние годы мое знание теряет силу, хотя ум ясен как и тридцать, и сорок лет назад. Вот и сейчас… прорицание говорит, что Фивы спасутся если никто не покинет город. Но с другой стороны, Геракл, на которого тоже указывают боги, предлагает столь далекие вылазки. И где правда, я не знаю…
Старик говорил хоть и ясно, но медленно и прерывисто и… по сути против его плана, как и ожидал Геракл. С юношеской горячностью он перебил прорицателя:
– Постой, Тиресий, но ведь мы именно что делаем вылазки. Никто ведь не собирается бежать из города. Я считаю…
– Геракл! – решил образумить сына Амфитрион. – Имей уважение к старости! Разве ты не видишь, что Тиресию трудно говорить?
Тиресий засмеялся. Все посмотрели на него.
– Креонт, скажи, – ты всегда это помнишь – сколько мне лет?
– Сто восемь, Тиресий.
– Вот, видишь, Амфитрион. Так что ты можешь себе представить, скольких юношей я перевидел, а скольких из тех, кто были когда-то юношами, пережил. Я знаю, что юность быстро проходит, а с нею и пылкость души, которую ничем не остановить. – Тиресий снова засмеялся, вспомнив наверное что-то из собственной юности, а потом глубоко и тяжело вздохнул. – Так что, не надо одергивать Геракла. Тем более, что спрашивает он совершенно правильные вещи. Так вот, еще что я хотел сказать… О жертвенниках. Обычай не велит брать с них оружие. Но…
– Если мы победим, мы принесем богам новые еще более богатые дары! – от нетерпения вставил Геракл.
– Именно! – подхватил Тиресий и снова с улыбкой. – Так что, если вас будут останавливать только крики тех, кто имеет от жертв, что вы приносите на этих жертвенниках, мой вам совет, – не слушайте их. Но если кто-то из вас имеет против этого что-то внутри, тогда всерьез усомнитесь. Вот такое будет вам мое слово.
Креонт поблагодарил прорицателя и обратился теперь к кадмову потомку:
– Лаодамант, в течение всего разговора ты не проронил ни слова. Что ты думаешь о войне с Орхоменом и о том, как предлагает вести ее Геракл?
Вопрос Креонта был настолько неожиданным для наследника фиванского трона, что привел его в замешательство.
– Я…? Ну как, что я думаю…? Я счастлив, что нашелся наконец кто-то, кто на это решился и сам готов во всем помогать!
– Прекрасно. Итак, друзья, раз мы с вами во всем согласны, давайте решим, что кому делать. Амфмитрион, я считаю, мы с тобой должны поговорить с другими военачальниками. Поэтому прошу тебя как можно скорее собрать их здесь у меня. Для вас, Геракл и Лаодамант, считаю необходимым узнать мнение молодежи. Соберите наиболее видных юношей на крыше дворца, чтобы не привлекать всеобщего внимания. Я беру на себя минийских послов. Если в двух этих собраниях мы достигнем согласия, я отпущу послов с сообщением о том, что мы предпочитаем воевать. После этого мы с Амфитрионом отправляемся к Феспию.
– Послушайте, а что будет, если Феспий откажет? – с опаской спросил Лаодамант.
– Лаодамант, скажи, ты хотел бы иметь юную наложницу?
– Да, не отказался бы, Креонт.
– Так вот, у Феспия пятьдесят цветущего возраста дочерей и нет ни городских стен, ни армии. Армии у меня тоже нет, но есть хотя бы вооруженная стража. Так что, если Феспий откажет в услуге, у тебя будет большой выбор. Ну и у Геракла тоже. Так что мы с Феспием договоримся. Надеюсь, по-хорошему.
У амфитрионова сына прыгнуло в груди сердце при упоминании дочерей Феспия.
– Ладно, друзья, если возражений нет, предлагаю всем приняться за дело.
Все, кроме уснувшего окончательно Тиресия потянулись к дверям.
– Геракл! – окликнул юношу Креонт. – Прости меня, ради богов, но выпустить тебя я пока не могу. Промах откроет тебе дверь наверх. Промах!
Стражник тотчас явился.
– Пусти этого юношу на крышу и смотри, чтобы никуда не выходил.
Промах отворил дверь к винтовой лестнице. Геракл поднялся по ней. После несомненной удачи на этом собрании он был, тем не менее, в некотором расстройстве. Креонт до конца не доверял ему. Хотя, как думал сам юный герой, на месте Креонта он поступил бы точно так же.
Когда все вышли из зала, Промах подошел к спящему Тиресию. Тот сильно храпел и, как казалось юноше, едва не падал со стула.
– Тиресий, проснись, – стал теребить его Промах. – Все уже кончилось.
Старик открыл глаза.
– Все уже ушли? – спросил он. – А где Геракл?
– Все ушли, но Геракл там, наверху.
Промах указал на дверь, которая вела на крышу. Он помог Тиресию подняться со стула. Геракл смотрел вдаль через равнину в тот момент, когда ему послышались медленные, все время прерывающиеся шаги старого прорицателя. Юноша оглянулся, встретив взглядом его появление на крыше, но тут же неприветливо повернул голову назад. Он уже погрузился в свои мысли, и не хотел ни с кем разговаривать, но все же сознание того, что к нему решил подойти столь уважаемый старец польстило ему. До того дня Геракл никогда не имел с ним дел. Скорее, он побаивался Тиресия из-за его длинной и развесистой бороды и, как казалось Гераклу, недоброго взгляда. Сегодняшний разговор у Креонта, конечно, многое изменил. Старик подошел и положил руку ему на плечо. Геракл слышал его тяжелое дыхание.
– Я плохо вижу. Куда ты смотришь, мой юный друг? – спросил Тиресий.
– На Лафистион, – ответил юноша.
– Правильно смотришь. Враг пойдет оттуда.
