скачать книгу бесплатно
Упыри просыпались.
Сигмон шумно сглотнул и сделал то единственное, что еще мог сделать – взмахнул рукой и швырнул мешок в Рона, заглянувшего в комнату. Алхимика вынесло в коридор, и он ударился спиной о противоположную стену. Сдавленно кашлянул.
– Беги! – крикнул тан изо всех сил, уже нисколько не таясь. – Беги к свету, Рон!
Упыри разом зашипели и в мгновенье ока очутились на ногах. Сигмон выхватил кинжал из тайных ножен и шагнул им навстречу.
– Начнем, пожалуй, – только и успел сказать он.
Это ничуть не походило на дуэль с Тератом, принесшую тану сомнительную славу среди ночного народа. Упыри кинулись на него разом, пытаясь дотянуться до горла, а Сигмон не успел увернуться. Вампиры навалились дружно, свалили его на пол и сразу выбили из рук кинжал. Тан лягнул одного из кровососов, второму отвесил оплеуху, и схватка превратилась в кабацкую драку, где противники лупят друг друга, не разбирая, где свои, а где чужие. Именно это и спасло тана.
За время путешествия ему пришлось не раз участвовать в подобных баталиях, и он знал, как нужно себя вести: Сигмон бил, рвал, и кусал все, что оказывалось поблизости. Он превратился в яростный смерч, щедро раздающий тумаки всем, кто подвернулся под руку. Вампиры, пытавшиеся действовать сообща и поддерживать друг друга, были сметены натиском Сигмона. Если бы они оставались простыми людьми, то давно превратились бы в кровавое месиво. Но людьми они не были.
Они вставали после смертельных ударов и снова бросались в бой, не обращая внимания на переломы и раны. Сигмон отшвыривал их прочь, легко, как соломенных истуканов, но никак не мог нанести решающий удар – просто не мог атаковать, едва успевая защищаться. Быстрые и ловкие, Старшие ускользали из его рук и не давали ни мига передышки. Тан попытался нашарить на полу кинжал из эльфийского серебра, но кровососы повалили его, прижали к доскам, и Сигмон почувствовал, как их когти скрежещут по чешуе. Он забился в их руках пойманной рыбой и вывернулся из захвата. Ногами отбросил одного, а второй оказался так неловок, что попался в руки Сигмона. Тан мигом выдавил ему глаза пальцами, вырвал нижнюю челюсть и оттолкнул в сторону. Потом вскочил, одним ударом сшиб с ног первого упыря и стал охаживать его ногами, пытаясь попасть в голову.
Ему даже удалось это сделать. Один раз. Вампир распластался по полу, Сигмон нацелился добить его, однако на спину ему кинулся изуродованный, но еще живой упырь. Он прижал руки тана к бокам, тот ударил головой назад, потом еще раз, с ужасом понимая, что драгоценное время тает, как снег на солнце. Но он ничего не мог сделать – завяз в драке с упырями, вместо того, чтобы бежать.
Удачный момент был упущен: первый кровосос уже поднимался с пола, а дверь распахнулась настежь, впустив в комнату десяток новообращенных упырей, выглядевших как пародия на людей. Живой волной они катили на Сигмона, который никак не мог освободиться от повисшего на нем упыря. Новообращенные, не такие подвижные, как Старшие, замешкались в дверях, и Сигмон понял, что еще миг – и его захлестнет волной кровососов, жаждущих его крови. Он захлебнется под их натиском, его завалят телами и раздерут на мелкие клочья, как тряпичную куклу. И он больше никогда не увидит Арли. Арли.
Гнев огнем плеснул в голову, отдавшись в висках барабанной дробью. Тан зарычал, извернулся и ухватил упыря, что висел на нем. Отдирая его от себя, Сигмон услышал, как с хрустом ломаются пальцы кровососа, намертво впившиеся в его тело. Тан подхватил извивающегося вампира и поднял на руках, словно ребенка. Он слышал, как в спину дышит строй новообращенных, чувствовал, как к нему тянутся костлявые руки, несущие смерть и знал, что уцелевший Старший стоит за спиной, скаля длинные клыки в злой усмешке. От смерти Сигмона отделял один лишь миг, один удар сердца, что казался ему сейчас целым годом. И тогда тан изо всех сил швырнул свою ношу в черный бархат, скрывавший окно.
Упырь вышиб ставни и вылетел наружу вместе с занавесками. Он успел вскрикнуть, как раненый зверь, а потом солнце приняло его в свои объятья, и кровосос рассыпался прахом.
В окно хлынул солнечный свет и озарил комнату, словно пламя пожара. Тан успел повернуться и увидел, как ряды новообращенных тают в огненном дыхании весеннего солнца. Вампиры рассыпались в прах – не успев ни вскрикнуть, ни шевельнуться. Горстками пепла они падали на пол и открывали солнцу тех, кто стоял позади.
В мгновенье ока комната опустела. Последним растаял Старший. Он успел добраться до двери, надеясь спрятаться от солнца в доме. И уже шагнул в темный проем, но ему в спину ударил свет и в коридор высыпалась лишь груда пепла. Серой волной она перекатила через порог и расплескалась по доскам коридора. Дом, обращенный в склеп, замер. Потом вздохнул и заворочался – упыри почувствовали гибель сородичей и стали просыпаться. Тан ощущал, что в ратуше их осталось еще много – слишком много для одного охотника на вампиров. И там, в самой темноте, скрывались еще трое Старших. Сигмон улавливал их злую волю, что толкала новообращенных к светлому коридору. Они хотели мести, они жаждали крови охотника на вампиров, который посмел прийти в самое сердце их нового дома.
Сигмон оглянулся. Окно сияло солнцем, манило к себе и обещало спасение от ужасов ратуши, ставшей склепом. Ему нужно всего лишь выбраться из окна и спуститься вниз по стене. Упыри не осмелятся войти в эту комнату и тем более не посмеют преследовать его на улице. Всего пара шагов в сторону. Отступить не значит сдаться.
Вздохнув, тан отвернулся от сияющего проема. Он нагнулся, нашарил в куче праха кинжал и выпрямился, сжимая его онемевшими пальцами. Потом подобрал дубину и пошел к двери, ведущей в темноту.
Там, в коридоре, остался Рон. Успел он выбраться или нет – это Сигмон должен был узнать наверняка. Должен.
* * *
Ветер трепал перья, сбивал с пути, грозя снести птицу в сторону леса. Это было неприятно, и ворона, вечная спутница любого города, недовольно каркнула. В последнее время притихший Сагем нравился ей все меньше и меньше. Здесь стало очень мало еды и много опасности. Будь ее воля, она бы еще вчера отправилась на север. Всего полдня пути, и у нее будет новый дом и вкусная еда. Но что-то удерживало ее здесь – над пустой площадью города, что пах мертвечиной. Это ей не нравилось, и мертвечина – в первую очередь, ибо та двигалась и норовила закусить самой вороной, вопреки всякому здравому смыслу.
Ветер усилился, и птица спустилась пониже – к самой верхушке каменной ратуши. Она начала высматривать подходящий карниз, но ее вдруг развернуло и бросило вниз – прямо к распахнутым дверям.
Ворона забила крыльями, рванулась в сторону, подальше от черного проема и только краем глаза увидела, как из ратуши выскочил светловолосый человек с мешком в руке. Не удержавшись на ногах, он упал, и пыль взметнулась к солнцу сизым облаком. Ворона сделала круг, глянула на него с надеждой – этот не походил на живую мертвечину и вполне мог стать обычным трупом, старой доброй едой. К тому же свежей. Но человек резво вскочил, закинул мешок за плечи и погрозил кулаком в сторону распахнутых дверей. Потом закричал, и его пылающее гневом лицо налилось темной кровью. Не дождавшись ответа, он выхватил из-за пояса огромный нож и снова вошел в ратушу – в самую темноту, битком набитую живой мертвечиной.
Ворона решила, что все кончено и сегодня обеда не будет. Она взлетела и попыталась повернуть на север, к окраинам, но беспощадная сила бросила ее обратно вниз, прямо на ветви дуба, что рос посреди площади. Отчаянно бранясь, ворона утвердилась на самой толстой ветке и нахохлилась, разглядывая двери ратуши.
Она не знала, зачем она здесь сидит и почему. И что ее держит на этом засохшем дереве. Ворона знала только одно: она должна сидеть и смотреть на двери каменного дома, от которого пахнет смертью.
* * *
В пустом коридоре царил полумрак: свет, что лился из распахнутой двери, заставил темноту отступить. Но его было слишком мало, чтобы полностью рассеять тьму, пропитавшую весь дом.
Сигмон огляделся. Никого. Ни малейшего намека на то, откуда взялась толпа упырей. Лишь некоторые двери в длинном коридоре приоткрыты, те, что раньше были накрепко заперты. Быть может, это кабинеты, в которых мирно трудились счетоводы, а может – кладовые с залежами бумаг. В любом случае тан не собирался любопытствовать, что там. Себе дороже.
Осторожно ступая по скрипучим доскам, он подошел к лестнице. Около деревянных перил тьма снова сгустилась, и тан остановился, пытаясь рассмотреть, что там внизу. Полоса солнечного света осталась за спиной, и Сигмон почувствовал себя неловко, словно лишился поддержки друга, прикрывавшего спину. Ему не хотелось нырять в темноту с головой, возвращаясь в царство неупокоенных, откуда он только что вырвался. И все же… Он не слышал крика Рона, не почувствовал его смерть. И не ощутил радости вампира, утоляющего голод. Это значит, что алхимик жив. Если бы это оказался кто-то другой, не Рон, тан давно бы вылез в окно и поискал спутника на улице – вдруг ему удалось выбраться самому. Но если полуэльф не выбрался, то любая задержка могла обернуться его смертью. А это ведь Рон – тот самый, что шел с ним до самого конца, тот друг, которого он бросил в прошлый раз. Нет. В этот раз он не оставит Рона одного.
Затаив дыхание, как перед прыжком в воду, тан ступил на лестницу и начал спускаться, держа перед собой кинжал из эльфийского серебра. Тьма сгущалась над головой, словно Сигмон погружался в мутные воды стоячего пруда. Запах плесени накатил с новой силой, а дыхание сырой земли – осенней и холодной – он чувствовал всей кожей.
На последней ступеньке тан споткнулся и едва не скатился по лестнице. Пришлось спрыгнуть на пол, и уже тогда он понял, что не стоило этого делать. Лучше было бы ему остаться на лестнице.
Зал на первом этаже, что раньше пустовал, теперь был во власти проснувшихся упырей. Серая масса шевелилась ожившим болотом, качалась из стороны в сторону, подчиняясь неслышному ритму. Их было не меньше двух десятков. В темноте поблескивали обнаженные спины – большинство новообращенных не думали об одежде. И от всех от них волнами распространялся запах земли и могильной сырости.
Когда ноги Сигмона коснулись скрипучих половиц, десяток голов повернулись к нему. Быстро. Слишком быстро. Похоже, новообращенные уже приходили в себя – те, что были укушены раньше других. Утолив первый голод, они осознали, что произошло, и теперь пытались приспособиться к новой жизни. Скоро и остальные станут такими – когда уймут нестерпимую жажду крови, что сейчас лишает их рассудка. Они придут в себя, станут как Старшие – чувствующие и мыслящие чудовища, одержимые жаждой крови. Сигмон понял: это и содрогнулся. Только здесь, пред ликом пахнущей тленом толпы, он понял, это не просто нападение, не просто охота. Это рождение новой расы – злобной, смертельно опасной и на редкость плодовитой. Расы паразитов, что может в считаные месяцы заполонить все земли людей. Время ночного народа прошло. На смену им явились настоящие упыри из древних легенд.
Живое болото всколыхнулось, по нему пошла легкая рябь: самые сообразительные кровососы начали пробиваться к Сигмону. Остальные оборачивались – еще немного, и все они двинутся к лестнице серой волной. Но тан не собирался задерживаться: он уже узнал все, что хотел знать.
Упыри не зря собрались в огромном зале у выхода из ратуши. Вдалеке светилась огненным порталом распахнутая дверь – солнце заглядывало в зал, выбросив в темноту длинный язык света. Он распластался на грязных досках горящим пятном, и на этом крохотном светлом пятачке приплясывал человек. В одной руке он держал нож, а в другой – светлый заплечный мешок. Ронэлорэн.
Он прыгал и вертелся на месте спятившим скоморохом, поливал кровососов отборной бранью, в надежде выманить их на солнечный свет. Алхимик сделал все, чтобы отвлечь армию упырей от друга и преуспел – внимание мертвых было приковано к обезумевшему человечку, танцующему в лучах солнца. Вампиры не решались подойти ближе и толпились в центре зала, стараясь оставаться в темноте. Они морщились, прикрывали глаза, но не уходили – теплая кровь тянула их к свету. И некоторые, самые смелые – или самые глупые подошли слишком близко.
На глазах у Сигмона алхимик сделал шаг в темноту. Тотчас один из кровососов ухватился за его руку и тан вскрикнул. Но Ронэлорэн резко подался назад и выдернул упыря на свет. Тот вспыхнул факелом, и в лицо алхимику плеснула волна пепла.
