banner banner banner
Чувства на продажу
Чувства на продажу
Оценить:
Рейтинг: 0

Полная версия:

Чувства на продажу

скачать книгу бесплатно


Ричи отпустил мою руку и рванулся к стойке. Я с облегчением плюхнулся за ближайший свободный столик. Здесь мало людей, в основном одиночки, торопливо глотающие кофе. Все верно – сейчас самый разгар рабочего дня. Лишь у самой стойки сидели два бородача, что яростно орали друг на друга, размахивая руками. Наверняка режиссеры. Не поделили сюжет или актера. Я попытался прислушаться – в баре можно раздобыть полезную информацию – но так ничего и не услышал. Голова просто раскалывалась от боли.

– Вот твое пиво, – сказал Ричи, подходя к столику.

Он поставил передо мной запотевшую бутылку. Дорогое пиво, натуральное. Интересно, какой сегодня праздник? А, плевать. Раз угощают – надо брать. Я быстрым движением свинтил пробку и приник к горлышку.

Ричи опустился в пластиковое кресло напротив меня и осторожно поставил перед собой крохотную чашечку кофе и высокий бокал с пивом.

– Неважно выглядишь, – сказал он, – ты бы побрился, а то смотреть страшно.

– Что ты хотел? – прямо спросил я. – Знаешь, у меня страшно болит голова. Давай побыстрей, а?

– Слушай, – вдруг оживился Ричи, – а почему ты не пьешь водку? Русские сенсеты говорят, что это помогает.

– Не знаю, что там им помогает, – мрачно отозвался я. – От водки я становлюсь агрессивным. Крепкие напитки возбуждают. А от пива становиться так спокойно, оно для меня как успокоительное.

– Ага, – веско сказал Ричи и аккуратно глотнул из бокала, – а ты знаешь, что это путь к безразличию? К твоей профессиональной смерти? В конце концов, тебе станет очень спокойно, и твои записи потеряют яркость.

– Ба, – пораженно сказал я, отрываясь от бутылки, – ты что, читаешь мне мораль?

– Да нет, старик, расслабься, это я так к слову. Но разговор будет именно о твоей профессии.

Я откинулся на пластиковую спинку, держа бутылку в руке. Опять он за свое. Ну почему именно сейчас, когда у меня голова как чумная?

– Сколько ты со мной работаешь? – лицо Ричи вытянулось и вдруг стало серьезным. Таким я своего агента еще не видел, обычно с его губ не сходит ослепительная улыбка.

– Полгода.

– Ты всем доволен?

– Да, – отозвался я, осторожно пригубив пиво. – А что?

– Контракт у нас на год. Как думаешь, мы продлим его?

– Еще рано об этом говорить, – уклончиво ответил я, пытаясь понять, куда он клонит. – Но, наверно продлим. Я же говорю, – всем доволен.

– А я не всем, – веско уронил Ричи.

Он подался вперед и поставил локти на стол, едва не раздавив чашку с кофе. Я невольно подался назад, подальше от этого острого взгляда.

– Тебе пора понять, что мнемозаписи не искусство, а ремесло – тихо сказал Ричард. – И что с художествами пора кончать. Если я приношу тебе заказ его надо выполнять. Твой дар – средство получения денег. И для тебя и для меня.

Я не ответил – у меня просто язык отнялся от неожиданности. Ричард Клео еще никогда не говорил со мной таким тоном. Обычно он просил сделать какой-то эпизод, а я отвечал ему да или нет.

– У меня есть несколько клиентов твоего класса, – продолжил Ричи, – но ты потенциально самый талантливый. Неужели тебе доставляет удовольствие перебиваться эпизодам? Почему капризничаешь, когда я приношу очередной заказ? Хватит этих страданий – мое, не мое… Ты должен работать. Тебе надо расширять диапазон ролей. Почему ты занимаешься только негативом? Какого черта?

– Потому что это у меня получается лучше всего, – честно ответил я.

Все та же песня. Что ж, этого следовало ожидать. Ричард, конечно, неплохой парень. Но он никогда бы не пробился к деньгам, если бы у него не было деловой хватки. И на самом деле он не парень. Не паренек, не кореш, не друган. Он – профессиональный агент мнемозаписей, что зарабатывает деньги, продавая чужие чувства.

– Нет, Генрих, – отозвался он, – вовсе не поэтому. А потому что ты не хочешь постараться и сделать, наконец, что-то серьезное. Тебе проще плыть по течению, не напрягаясь. Это неправильно. Тебе нужно начинать работать, если ты хочешь чего-то достичь. Скажи, если я достану тебе полную роль в каком-нибудь фильме, ты справишься?

– Не знаю, – мрачно ответил я, хотя прекрасно знал ответ.

Я не потяну. Не справлюсь. Это не эпизод, это целая жизнь. В фильме нужно быть таким разным, то грустным то веселым… Нет. Это не для меня.

– Подумай об этом, – попросил Ричард. – У меня на примете есть пара ролей. В этом месяце я жду от тебя минимум два эпизода, в которых не будет твоей обычной тоски. Потом поговорим о ролях. И помни – пора, наконец, становится на ноги. Время уходит, Генрих. Если не сейчас, то уже – никогда.

Он одним глотком опустошил свой бокал и поднялся из-за стола, отодвинув в сторону пластиковый стул с рисунком мышонка, что смеялся как круглый идиот. Смеялся надо мной.

– Подумай над этим, – серьезно сказал Ричард. – Посмотри чужие ленты, сходи в бордель, набей кому-нибудь морду. Покури травки. Изменись.

Он смотрел на меня – цепко и зло, ожидая ответа. Пришлось кивнуть в ответ, чувствуя в груди неприятный холодок. Я словно увидел Ричи в первый раз. Он стал другим. Улыбчивый щеголь исчез, и на его месте появился бизнесмен, холодный и расчетливый деляга. Лицо Ричарда побледнело и заострилось. Голубые глаза стали ледяными – холодными и прозрачными. Резко выступили скулы, а короткая стрижка наводила на мысли о военных. Я вдруг отчетливо увидел, как в руке Ричи появляется пистолет. Его рот сжимается в тонкую полоску, он наводит ствол на чей-то затылок и с невозмутимым видом спускает курок.

– Генрих?

Я вздрогнул и поднял глаза. Ричард все еще стоял у стула, внимательно всматриваясь в мое лицо.

– Извини, – выдавил я. – Мне немного не по себе. Трудная запись была. Я все понял и обязательно подумаю над твоими словами. Я все сделаю как надо.

Губы Ричарда расплылись в широкой улыбке, и вместо бизнесмена на меня снова взглянул довольный паренек.

– Отлично, – сказал он и засмеялся, – тогда до завтра, старик!

Он хлопнул меня по плечу и направился к выходу.

– Ричи – окликнул я его.

Он обернулся.

– У тебя есть пистолет?

Его улыбка дрогнула и исчезла. Ледяной взгляд агента по продаже чувств кольнул меня острым копьем. Рот сжался в тонкую полоску и вытолкнул наружу слова:

– Есть. Пластиковый Глок. А что?

– Ничего, – отозвался я, внутренне содрогаясь, – так, подумалось просто. Все в порядке, до завтра!

Я шутливо отсалютовал ему бутылкой с пивом. Ричи ухмыльнулся и, развернувшись, вышел из забегаловки.

У меня задрожали руки. Так сильно, что пришлось поставить бутылку с пивом на стол. Это все запись – только запись и ничего больше. Но теперь я знал, что больше никогда не повернусь спиной к своему агенту. Больше никогда.

* * *

Вернувшись домой, я уселся на диван и попытался честно посмотреть старые ленты. Но уже на второй меня затошнило. На третьей я решил, что на сегодня с меня хватит, а остаток дня лучше провести в каком-нибудь кабаке. Какого черта, ведь именно это посоветовал мой агент. В конце концов, он прав. Пора бросить размышлять о смысле жизни и начинать просто жить. Зарабатывать деньги. Играть главные роли, записываться, давать интервью… Пора. Я клятвенно пообещал себе, что буду записывать все что попросят, или хотя бы пытаюсь это делать.

Я вышел из дома, когда летнее солнце уже опускалось на черепичные крыши. Привычно поправил на поясе «Вампира». Пусть записывает, может потом пригодиться. Порадую агента.

На улицах оказалось довольно много народа. Люди улыбались, хмурились, радовались, печалились… Звенели древние трамваи, превращенные в движущиеся кафе, по мостовой шныряли юркие электрокары. Жизнь продолжалась. Это не запись, это – жизнь.

Позвякивая мелочью в кармане, я привычно направился к подземке. Не обзавелся я еще личным каром. Хотя деньги есть. Просто мне это не нужно. А может и правда, – купить машину? Не очень дорогую, но чтобы смотрелась хорошо. Похвастаться – у меня есть деньги на такие глупости. Хмыкнув, я достал сигареты из кармана и нахмурился: в пачке оставалась одна штука. Придется вернуться к магазину.

Мимо прошмыгнул «Медан» новой модели, черный, стремительный, бесшумный и гладкий, как все электрокары. Я посмотрел ему вслед. Все-таки надо купить машину, завести подругу – блондинку под два метра ростом и наслаждаться жизнью. Вот только не утрачу ли я тогда свою ценность? Ведь главное в моей профессии – именно чувствовать. Переживать. Терзаться. Только тогда ты представляешь ценность для компаний. А, гори оно все огнем!

Я плюнул на сигареты и на подземку. Встав у бортика тормознул общественный кар и отправился в тот самый кабак, где не был уже давно – темную, грязную и на редкость подозрительную забегаловку. В ней я был всего пару раз, но дорогу помнил хорошо. Это очень своеобразное место, бывшее когда-то легендарным, а потом одряхлевшее и пережившее свою славу. Бар – пенсионер.

Раньше там собирались сенсетивы, еще в то время когда мнемозаписи были окутаны легендами и слухами. А потом… Потом удачливые актеры перебрались в шикарные рестораны а в кабаке остались только неудачники. Но и они со временем перестали заходить в бар – тяжело еще и вечером пялится на свое собственное отражение за соседним столиком. Нет, это не выход. Сенсеты полюбили другие бары, те, в которых не встретишь коллег. Там где нормальная жизнь, в которой не сходят с ума к тридцати годам.

Я толкнул двери из темного стекла с истертой надписью «Текила Бум» и внутри звякнул колокольчик. Мне он ужасно нравился, я и забыл уже какой у него нежный и приятный звук. Я улыбнулся начал спускаться по узенькой лестнице в зал.

Там царили полумрак и тишина. Клубы табачного дыма медленно плавали вокруг столов, застилая белый свет. Кажется, это последний бар в городе, где можно курить в общем зале. В остальных либо запрещено вообще, либо есть отдельное помещение. Но тут – можно. Это старый бар, и его уже никто не сможет изменить.

Я подошел к стойке и поздоровался с барменом. Тот кивнул в ответ. Я заказал бочковое пиво и сигару. Сегодня будем форсить. Заняв свободный столик, я сделал первый большой глоток. Потом поставил кружку на стол, раскурил сигару и откинулся на спинку деревянного стула.

Где-то я слышал, что чем больше человек думает, тем больше у него неприятностей. По-моему это верно. Но ведь встречаются такие люди, кто не может прекратить думать. Можно забыться, но это только на время. Спорт, выпивка, женщины… Но все равно мысли возвращаются, заставляя сжиматься от боли виски. Плохо быть чувствующим. Сенсетивом. Иногда мне казалось, что я отдал бы все, чтобы стать обычным человеком. Но при этом я знаю – я лгу самому себе. Нет, это лишь кокетство, игра ума. Сенсетив ни за что не отдаст свой талант за новую машину. Даже самый плохенький сенсет, и даже за самую шикарную машину. О, черт. Опять!

Торопливо отхлебнув из кружки, я постарался выбросить из головы все мысли. Нет, в самом деле, хватит на сегодня. Прикончив пиво, я поднял пустую кружку. Бармен немедленно налил новую, и поспешил ко мне – этот универсальный знак знали везде. «Бармен – повторить!»

Стряхнув хлопья белого пепла с кончика сигары, я откинулся на резную спинку деревянного стула, и осмотрел зал. Может, стоило пойти развеяться в ночной клуб? Туда где громкая музыка, танцы, девчонки в прозрачных топиках и пареньки в модных футболках… Черт возьми, а ведь я не знаю таких мест. Те дискотеки, что я посещал десяток лет назад, наверно, все закрылись. Надо будет попросить Ричи показать пару популярных клубов. Думаю, он с радостью согласиться.

Медленно выпив вторую кружку, я снова откинулся на спинку стула и огляделся. И удивился – за то время пока я расправлялся с пивом, в баре прибавилось народа. Оказывается, это не такое уж и забытое местечко, как мне казалось. Правда, компаний почти не было – посетители садились по одному за столик, предпочитая оставаться с выпивкой наедине. Я даже узнал некоторых. Коллеги. С ними я встречался на записях, но не был близко знаком. Вот, скажем, двое парней за столиком у стены – я их помнил. Веселые ребята, обычно работают с молодежными комедиями. Один из них поймал мой взгляд и, улыбнувшись, поднял кружку. Я повторил его жест. Как-то мы пили пиво в баре перед студией «Орион». Я приходил туда на пробы, а Майк, кажется, так его зовут, забежал глотнуть пивка после сеанса. Интересно, а о чем грустят они? Быть вечным шутом тоже не легко.

– Свободно?

Я обернулся, удивленно приподнимая брови. Над столиком навис высокий человек в строгом костюме. В темноте не разобрать лица… Кто это? Неужели во всем баре не осталось свободного места?

– Да, пожалуйста, – растерянно ответил я.

Мужчина кивнул и тяжело опустился на свободный стул и только тогда я понял, почему не разобрал в темноте его лица. Он был черным, как смоль. Афро-европеец, как принято нынче говорить. На вид лет за тридцать, а черная бородка, аккуратно подстриженная, делает его еще старше.

Подавив любопытство, я отвернулся – нехорошо так откровенно разглядывать человека. Невежливо. Бармен выбрался из-за стойки и принес моему соседу по столику пиво. Тот одним глотком ополовинил высокий бокал и повернулся на стуле, оглядывая зал. Невольно я скосил глаза и заметил характерную выпуклость под пиджаком. «Вампир». Ага, значит, все же, это не случайный посетитель. Свой парень. Я посмотрел на его темный профиль и попытался вспомнить – быть может, я его знаю? Неожиданно он обернулся и поймал мой взгляд.

– Ник. Меня зовут, Ник, – сказал он.

– Генрих, – представился я.

– Твое здоровье, Генрих, – сказал Ник и снова припал к своему бокалу. И только тут я заметил, что мой новый знакомый уже навеселе – видно успел опрокинуть не один стаканчик по дороге в бар. Что же, не мне его осуждать. Все мы одинаковы, все мы заложники нашего дара.

– Твое здоровье, Ник – мягко сказал я и приложился к кружке.

Сенсетив поставил кружку и демонстративно взглянул на мой пояс. Конечно, он сразу заметил под пиджаком моего «Вампира» и подмигнул мне.

– Как жизнь, брат? – спросил он.

– Идет понемногу, – отозвался я. Почему не поговорить с человеком? Мы вовсе не такие уж одиночки, какими нас порой выставляют журналисты. Мы общаемся между собой, дружим. Просто чаще предпочитаем одиночество, чем шумную компанию.

– Это хорошо, – отозвался Ник и икнул. – Слыш, парень, а тебе никогда не хотелось снять шлем?

– Что, простите? – удивился я.

– Содрать с головы поганую железку и вынырнуть из этой трахнутой жизни?

И тут я его узнал. Он так эмоционально произнес фразу, что я ощутил отголоски его дара и сразу узнал интонации знакомые по записям. Это был Николай О’Нил, сын русской эмигрантки и черного ирландца. Известный сенсет, чья слава уже пошла на убыль. В основном он работал с боевиками, в которых очень мало крови. Я его никогда не видел раньше, но смотрел несколько фильмов, где он работал с главным персонажем. Похоже, и у него сегодня у него трудный день.

– Нет, Николай, – я покачал головой. – Эта жизнь еще не настолько мне опротивела.

– Мы знакомы? – спросил Ник, блеснув в темноте белками глаз.

– Нет. Но я смотрел пару твоих работ.

– Узнал, значит, – Николай махнул официанту. – Тебе чего? Пива или водки?

– Светлого, любого, – отозвался я.

Отказаться от угощения – значит обидеть.

Сенсетив показал бармену два пальца. Тот кинул и взялся за кружки. Похоже, он неплохо знал Николая и его вкусы. А может, даже, помнил и меня. Эти ребята – профессионалы в своем деле.

Получив новый бокал, черный сенсетив откинулся на спинку стула, точно как я, рассматривая меня слезящимися глазами.

– Посмотри кругом, – сказал он, обводя рукой зал. – Что ты видишь? Бар? Нет. На самом деле ты лежишь сейчас привязанный к креслу, а проклятые режиссеры сосут из тебя твои чувства.

– Ник, у тебя был трудный день? – спросил я.

– Нет, у меня чертовски трудная вся жизнь, – мрачно отозвался сенсетив.

Он достал из кармана мятую пачку и закурил. Я молчал. Пусть человек выговориться. Сейчас он даже не слышит моих ответов, да и не нуждается в них. Сейчас он живет в своем мире. Такое бывает и со мной.

– Эта трахнутая жизнь на самом деле просто фильм. Понял? – сказал Ник, затягиваясь сигаретой. – Представь парень, что сейчас раздастся крик «Запись»! С тебя снимут шлем, и окажется, что ты давно спятил, подыхаешь в клинике от цирроза, а режиссеры делаю запись твоих последних впечатлений.

– Брось, Ник, это не запись. Она такой чистой не бывает, – отозвался я, пытаясь вдавить из себя улыбку.

Николай засмеялся.

– Брат, не думай, что я сошел с ума. Не надо меня жалеть. Просто и тебе однажды очень захочется снять шлем. И захочется оказаться зрителем, а не актером. Захочется, чтобы у тебя была совсем другая жизнь. И чтобы шлем всегда можно было откинуть в сторону.

У меня защемило сердце. Вот болван! Я же хотел на сегодня забыть о работе, и тут… Вот поэтому мы и не общаемся. Каждому вполне хватает собственных проблем. Слушать о чужих, – перебор.

Я поднялся, не допив пиво, бросил на стол мятую купюру.

– Извини Ник, мне пора. Удачи.

И не дожидаясь ответа, я направился к выходу.

– И тебе, брат, – донеслось в спину, – помни о проклятом шлеме!

Я взбежал по лестнице, распахнул двери и вылетел на улицу. С наслаждением втянул вечерний воздух, стараясь унять сердце, что колотилось в груди безумным барабаном. Этого следовало ожидать. Надо было пойти в ночной клуб и снять шлюху, а не изображать из себя звезду мнемозаписей. Почему у меня всегда все получается так по идиотски?

До дома я решил пройтись пешком. И старался ни о чем не думать. Просто шел по улице, разглядывая витрины. Пару раз я ловил на себе взгляды молоденьких девчонок и старательно улыбался в ответ. Прекрасно. Значит, не все потеряно. Можно еще жить, не думая о самом главном шлеме, – шлеме жизни.