скачать книгу бесплатно
Есть!
Четыре минуты и двенадцать тысяч франков – во столько обходится мне обновленная карта местности. В центре – местоположение планшета, то есть и наше положение, карта захватывает радиус в двадцать миль и содержит достоверные данные на момент ее составления. Хочешь – обновляй, но это будет стоить еще двенадцать тысяч франков. Уменьшаю кратность, затем вывожу на максимальное увеличение подозрительный квадрат и наблюдаю за мгновенным изображением самодельной самоходной артиллерийской установки. На китайском крановом шасси установлена качающаяся часть советской 122-миллиметровой гаубицы…
– Готовим «Шмеля»! «Шмеля»!
«Шмель» – последняя наша надежда. Чертовски дорогая штука, поэтому он у меня в рюкзаке – чтобы ни у кого не возникло желания использовать его зазря. Это миниатюрный ударный БПЛА-самоубийца, его боевая часть содержит заряд, примерно равный заряду РПГ-7. Учитывая тот факт, что им можно прицельно бить в уязвимое место танка, можно считать, что это противотанковое вооружение.
Соединяя одну консоль с другой, выкладываем стартовую катапульту. Я собираю самолетную часть… совсем дрянное дело – собирать это под обстрелом. В этот момент первый разрыв ложится правее и ниже.
Понеслась душа в рай.
– Готово!
– Уй…
В кого-то попали… но времени нет. Не отвечая на огонь, подсвечивая себе инфракрасными фонарями, устанавливаем собранный планер на катапульту, и в этот момент второй снаряд взрывается на дворе, метрах в десяти от нас. Только то, что мы на верхотуре, спасает нас, а если бы группа прикрытия была во дворе, аккурат были бы двухсотые. Сейчас пехота может намного больше, чем двадцать лет назад, но никто не придумал, как уберечься от прямого попадания гаубичного снаряда.
– Целы?
Пыль, ни хрена не видно, но здание, похоже, стабильно. Если нам повезет, то стабильным оно и останется. Ставим обратно планер на катапульту.
– Контроль.
– Нет времени, пускаю!
Запускается винт. Он должен развить максимальную тягу, для чего аппарат удерживает на месте стяжка из резины. Ее усилие на разрыв точно рассчитано.
Хлопок – аппарат срывается с места. На секунду замирает сердце – а если облом? Но нет. Чисто сходит, летит… третий взрыв раздается за стеной, они неправильно взяли поправку по дальности, бьют между первым и вторым разрывом – пристреливаются, но неправильно. Аппарат летит через пыль, поднятую взрывом, его мотает – это видно по изображению. Аппарат веду я, потому что тренировался, и никому это больше не доверю.
Управление БПЛА – дело нелегкое. Нет терморежима, есть только примитивная камера, передающая изображение, и на ней – ИК-фонарь и ИК-фильтр. Какое там изображение – можете себе представить. Для экономии поставили самую примитивную, дешевую и требующую минимального питания матрицу. И вообще эта система предназначена для использования в основном в условиях ровной местности, никак не в горах.
Стреляют? Плевать, отвлекаться нельзя, я должен вывести БПЛА к цели. Мы переваливаем хребет, и тут я вижу вспышку… ага, вот и гаубица.
Четвертый разрыв ложится ближе и вываливает часть стены. Снова осколки и камни, летят в том числе и нам на голову. Но мне не до этого – я должен довести аппарат до цели, и плевать на все остальное.
В последний момент я решаю пойти ва-банк и меняю точку прицеливания – теперь целюсь не в саму установку, а в снарядный ящик. Видно более-менее, видна движуха – заряжают, и я видел снарядный ящик. Вот по нему и…
Изображение гаснет. Только сейчас я начинаю чувствовать холодный пот на спине и как сводит руки.
– Ну?
– Летела ракета… – начинает кто-то шуточку.
Глухой грохот разрыва вдали.
– Есть! Твою же… есть!
Шаттлы идут один за другим, их слышно не по двигателям – они очень тихие, а по пулеметам. Один из шаттлов канонерский, на нем установлен старый добрый «Миниган». Несмотря на засилье кейсов в пулеметных системах, он до сих пор картриджный, как в старые добрые времена. Причина этому проста – темп стрельбы от двух до четырех тысяч. Подобрать лак для покрытия порохового состава, который бы защищал от самопроизвольной стрельбы, – для «Минигана» не невозможно.
Когда стреляет «Миниган», мое сердце наполняется радостью. Это мало с чем можно сравнить. Отдельные выстрелы не слышны – вместо них глухой рокот. Сплошная струя трассеров разбивается о землю и, рикошетя от каменной земли, летит во все стороны. Жесть как она есть – вот почему большинство спецназов всего мира предпочитает на технике именно это оружие.
– Главный – всем, фаза три. Гаврила, тащи Ваню на крышу…
Не знаю, почувствовали ли что-то боевики или нет, но огонь ослабевает. Гаубица замолкла – значит, и в самом деле попал. Шаттл зависает над крышей, первым делом поднимается Гаврила с заложником, через люк в полу и лебедку.
Далее – время и нам, грешным.
В десантном шаттле на удивление тихо, после разрыва в десяти метрах от нас. Или я оглох. Ваня трепыхается в мешке… действие препарата начинает проходить, но мне как-то пофиг. Надо еще прикрытие забрать, и дело сделано.
Идем на базу…
Нет, все-таки какая шалава, а? Такая нигде не пропадет.
Да пофиг мне. Пофиг.
Индийский океан
25 мая 2023 года
Базировались мы на офшорном судне снабжения, это бывший контейнеровоз «Малайзиан Си», когда-то угнанный пиратами, потом освобожденный, потом проданный за копейки, потому что судовладелец обанкротился, потом выкупленный и переделанный в легкий вертолетоносец. С ним связано много любопытных историй в регионе, рассказать все не хватит и целого дня…
Сейчас «Малайзиан Си» уже представлял собой полноценный, хотя и самодельный вертолетоносец, с шестью полноценными посадочными площадками – вторая палуба была построена на манер японских вертолетоносцев столетней давности – сильно вынесенной вверх и перекрывавшей собой всю надстройку. А между нарощенной и настоящей палубами были контейнеры, соединенные между собой проходами, переходами, в которых были самодельные каюты, склады, операционная, брифинг-румы и все, что нужно. Центр тяжести судна теперь был смещен наверх, но оно при малой загрузке и при волнении набирало в танки воду, что делало его устойчивее.
Шаттл мягко сел на свободное место, я вышел из него первым, как и положено. Встречал меня невысокий бородач по имени Шон Галлахер, он один из команды британских эсбээсовцев, которым сейчас принадлежит это судно. Мы с ним познакомились при подготовке внедрения – классный парень.
– Салам.
– Салам.
– Все нормально?
– Ага. Еще на день, и мы отбудем…
Британец махнул рукой:
– Разгружай…
Я скомандовал – начали разгрузку. Британец проводил глазами трепыхающийся мешок.
– Сделали?
– Да.
– Чисто, смотрю.
– Чисто…
Британец бросил в рот пластинку жвачки.
– Молодец, русский. Круто работаешь.
– Сколько с меня? – спросил я, доставая деньги на расходы, если еще за день.
Британец мелькнул глазами по пачке.
– Если налом и франками – сто сорок.
Я отсчитал требуемую сумму, британец сунул в карман разгрузки. Он до сих пор носил L119A2 с подствольником – короткий карабин канадского производства, от американского «М4» он отличается тем, что у него аппер не из алюминия, а из доброй оружейной стали. Оружие картриджное, старое, но до сих пор ни флот, ни морская пехота ни в одной стране мира не приняли на вооружение кейсовое оружие. Потому что морской воды патроны с лаком вместо гильз не выдерживают.
– Молодец, – сказал еще раз британец, – танкер до Дайрена возьмешь? Сто двадцать на команду, жратва и снаряжение за счет судовладельца.
– Не. Не возьму.
– Чего так? Там рядом граница ваша.
– Устал я, брат… – сказал я, – сил нет как. Вложился.
– Ну, как знаешь…
Ваня… блин, это защитная реакция, наверное, в общем, заложница пришла в себя. Здесь, на судне, были врачи и даже операционная имелась, но у меня в команде был собственный врач, и заложницу местному я доверять не стал бы. Мы сняли две каюты – большую и маленькую. В маленькую поместили заложницу и нашего врача, чтобы присматривал за ней.
Сам я хлебнул отличного африканского кофе, чтобы прийти в себя, потом, к сожалению, и таблетку антацида, чтобы кислота не прожгла дырку в моем желудке. Мои охломоны принесли просяной каши – здесь кормили африканскими блюдами, но кормили просто и сытно. Каша на пустой желудок, да еще после спецпрепаратов – это хорошо. Но я кашу есть не стал. Вместо этого я пошел проведать заложницу.
Заложница была жива-здорова, она сидела на кровати, прикованная наручником, еще старым, из никелированной стали, а Саня Кобец, наш доктор, добрейшей души здоровила, который один раз взялся лечить боевиков, потому что оставались еще лекарства, и который один раз и меня зашивал, сидел на краешке кровати и упорно смотрел в другую сторону.
Я сделал головой движение, в пацанских компаниях обозначающее «Ну чо, как?». Вместо ответа Саня, которого вывести из себя принципиально невозможно, молча встал со своего места.
– Посидишь, ком?
– Ага. Иди, поешь, там кашу принесли.
Саня вышел, а я сфоткал красавицу на телефон, потом сел на краешек кровати, там, где он раньше сидел. Вытер с лица плевок, которым меня наградили.
– Ну, чо, – спросил мирным тоном, – натрахалась? По самые гланды?
…
– Щас вертак прилетит. Через пару часиков. Сдам тебя прикрепленным папашки и пойду пристраивать бабло, которое он за тебя мне заплатит. Ага?
…
– Мне вот интересно, подруга. Может, я какой-то отсталый по жизни, не понимаю чего-то, а? Тебе чо, так приспичило там, а?
…
Она ничего не ответила – и я вдруг, сам того не ожидая, схватил ее и тряхнул… твою мать, остановился вовремя. Рука прикована, а я в таком состоянии, что…
– Вот скажи мне, что ты за с… такая? Тебе же замуж выходить, б…на. Детей рожать. А ты с бородатыми…
…
– Тебе девятнадцать лет, б… Что у тебя в голове?! Что у вас у всех, с…а, в голове?!
– Ла иллахи илля Ллах Мухаммад Расуль Аллах…
– Чего… – не понял я.
– Ла иллахи илля Ллах Мухаммад Расуль Аллах…
Я отпустил ее примерно так, как опускают на землю, в яму снаряды, которые потом надо обложить тротилом и подорвать.
– Ты хоть понимаешь, что это значит, дура? Ты хоть понимаешь, что эти слова означают?
Я смотрел на нее… даже в таком состоянии, она была красивей, чем на фотографии. Татуировки, которые ее ничуть не портят. И взгляд, полный такой дикой ненависти, что даже мне не по себе.
– Ты чего? Ваххабиткой, что ли, стала? Они тебя ислам заставили принять?
– Меня никто не заставлял. А ты убогий.
– Убогий? Я убогий? Это с какой такой радости? С того, что я не понимаю, почему надо с бородатыми в постель ложиться?
– Он мой муж перед господом.
– Господом?! Господом?! Каким, в душу мать, господом?!
– Аллахом Всевышним. Он мой муж. Он стал шахидом, но Аллах воссоединит нас на небесах.
– Заткнись.
Я схватился за голову… господи, дура, какая дура. Нет, я понимаю, почему едут блудить, прикрываясь извращенно понимаемым никяхом, исламской помолвкой, дуры с какого-нибудь Засранска – у них и в жизни-то ничего нет, а тут что-то интересное. Я понимаю, почему мусульманские браки все более распространены в Татарстане и Башкортостане, просто мужику хочется легализовать любовницу в глазах жены: жена же понимает такие души прекрасные порывы далеко не всегда и часто подает на развод. Но почему…
– Придет время, и ты познаешь на своей шкуре всю пустоту собственной жизни и всю мерзость своей вражды с Аллахом.
– Заткнись! Заткнись!
Последние слова я произнес, выскочив из каюты.
Сам не знаю, как поднялся. Потом, уже на палубе, меня таки вывернуло – я долго блевал в воду какой-то ядовитой слизью, а потом блевать уже было нечем, но все равно выворачивало.
Как же мы живем?! Б… как же мы живем…
Когда уже нечем было блевать, я прополоскал рот водой из фляги, сплюнул и еще какое-то время стоял и смотрел на воду, на чаек, охотящихся за отходами… сбрасываемыми с корабля. Пришло в голову, что мы такие же, как эти чайки. Подбираем за другими.
Ладно…
Достал телефон, набрал номер. Ответил Батя.
– Десятка, – сказал я, – все чисто. Пусть переводят деньги, сейчас фото тебе послал, перешли там.
