скачать книгу бесплатно
– Принял.
– Пулемет налево, – прошипел я, – духи готовятся валить. Увидишь транспорт – огонь без команды…
Пулеметчик, здоровяк из пятой бригады спецназа (Марьина Горка) с позывным Бульбаш, начал перебираться налево, до этого он держал правый фланг. Если что, он со своим «НК221» – даст джазу[18 - Глубокая модернизация FN MAG, произведен в единичных экземплярах, первоначально предполагалось производство для армии Франции.]…
И тут я услышал двигатели на дороге. Не один, а два – крупные, как у легкого грузовика. Идут к нам.
Два грузовика – этого нам не хватало. Что, если это боевики или того хуже – миротворцы? И что делать?
– Кабан – Моли.
– На приеме.
– Движение на дороге входящее. Мы отсекаем, услышишь стрельбу – атака. Понял?
– Принял.
– Ни пуха.
– И тебе…
Ну, понеслась.
Я угнездил автомат на брошенный вперед, под цевье рюкзак однолямку и скомандовал:
– К бою…
Машины появились через минуту с небольшим. Два белых внедорожника «Шевроле Тахо». Я не придал значения, что американские – белые, а миротворцы на чем только не ездят…
Первым стрелял я – командир стреляет первым, вперед батьки никто не лезет, это святое. Цель – водитель в головной машине. Тоже с Афгана – первым делом надо валить водителя, стоящую машину расстреливать проще, а она еще и заминирована может быть. Замыкает цепь в таком случае обычно водила, на переднем, под ногами у пассажира бывают аккумуляторы и провода.
Стекло в прицеле моментально покрылось мутными разводами, но машина продолжала идти, даже ускорилась. И я с ужасом понял – хрен вам. Машина бронированная.
– Броня! – крикнул я.
Под огнем головная машина прошла основной сектор обстрела и рванула к лагерю. Вторая остановилась, открылась задняя дверь – и по нам врезали из пулемета. Тут же ответил «Хеклер» Бульбы, заткнув пулеметчика раз и навсегда. Двое с правой стороны машины попытались перегруппироваться по обочине – я видел, как один подорвался на мине – хлопок, дымок, лежащий человек. Второй попытался помочь, но упал под градом пуль из пяти стволов…
Наверху, на дороге, оглушительно хлопнул фугас, раздавалась автоматная и пулеметная стрельба…
Хреново все…
– Бульба, Комар – на месте. Контроль направо. Жиган – контроль налево. Двое со мной…
Мины. Гребаные мины. Нет ничего хуже мин, а тут их полно…
Проползя буквально на пузе, мы выбрались на дорогу. Перебежали к машине – пахло бензином, но огня пока не было…
И номеров на машине тоже не было…
Перешел на пистолет – им с одной рукой проще. Один в багажнике, дохлый, судя по всему, но после того, как в горелой машине забитого каравана ожил дух и кинул гранату, я в такие вещи не верю. Еще один свисает из задней двери…
– Дим, контролируй машину…
Проверил пульс у того пулеметчика, в багажнике – пульса нет, дохлый. Валяется пулемет, обычный югославский «М85», лента на двести, если бы Бульба не загасил его первой же очередью – сейчас сами не знали бы, куда деваться.
– Шеф, этот живой…
– Контролируй.
Порылся по карманам, в первом же обнаружил документы. Пластиковая карточка, с фоткой. Морская пехота США, активная служба, имя – Джеймс Картрайт, воинское звание – капрал, грейд оплаты – Е4[19 - Универсальная платежная сетка для армии США, часто используется для других целей, – например, в приказах ей обозначают, кто допущен к информации, а кто нет.]. Все, приплыли. Морские пехотинцы США…
Б…
Сунул карточку в карман – сам не знаю зачем. Такое носить – себе дороже…
– Бульба…
– На приеме.
– Оставь пулемет, и ко мне.
Подбежал Бульба, я молча ознакомил его с трофеем. Тот пробормотал что-то на своем языке.
– Что делать будем?
– Я наверх. Смени позицию и будь готов к неприятностям. Если что, отходи в застройку, рогом не упирайся. Хоп?
– Хоп – типично для «афганцев», понял? – понял! Хотя «хоп» – это из ташкентского сленга.
– Ты за старшего. И еще…
…
– Живых тут не было.
– Понял.
Конечно, добивать раненых – дело последнее. Никто такого в здравом уме делать не будет просто потому, что можно и самому оказаться раненым или в плен попасть. Но мы – не все. Мы – спецназ. Проводим операцию в зоне, контролируемой миротворцами ООН, что само по себе преступление. И пофиг, что миротворцы ни хрена тут не контролируют, и тут уже лагеря Аль-Каиды появились. Так что решение единственно верное – никого за спиной не оставлять. Нас тоже, доведись нам встрять, в живых не оставят.
В одиночку пошел наверх, по дороге в одиночку можно, мин тут точно нет, а если кто-то и выскочит – с одним-двумя я точно справлюсь. Наверху у самой стоянки догорал прорвавшийся головной джип – там, скорее всего, тоже американцы. Либо из посольства в Загребе, либо еще откуда. Пахнет гарью, горелым мясом и покрышками – знакомый запах забитого каравана. Наверху последними угольками потрескивают выстрелы – контрольные.
Наверху встретил Моль, он же – старший прапорщик Малкин. Моя опора в отряде. Перевязан, но на ногах и лыбится. Значит, все нормально. Относительно, конечно, нормально по-настоящему в спецназе не бывает никогда.
– Что там?
– П…ц. Их там в основном доме как тараканов было.
– Потери?
– «Двухсотых» нет. Один «трехсотый» – Бивень.
– Кто?
– Ты его не знаешь. Из морпехов пришел, совсем зеленый.
Все правильно. В бою погибают и получают ранения, как правило, самые неподготовленные члены отряда…
– Сам как?
– Норм.
– А это – че?
– Зацепило немного. Ничего, ширнулся – нормально.
Б…
– Иди к Дюку. С ранеными закончит – пусть тобой займется. Ты мне нужен на ногах.
Дюк – наш медик. Причем настоящий… почти – у него семья медики, врач в третьем поколении. Он из Одессы…
Дом, который я видел только на спутниковых снимках, – теперь передо мной, с расхлестанными автоматным огнем окнами. Сербы взяли с собой крупнокалиберную винтовку Черная стрела – и подавили точки одна за другой, пуля просто проламывала стену и вместе с ней стрелка. Без этой винтовки было бы намного мрачнее.
У дверей встретил Девятку – старший лейтенант Хромов, из Ленинграда, кличка такая потому, что, вернувшись из Афгана, купил втридорога у перекупщиков «девятку», «ВАЗ-2109», причем в экспортном исполнении для Бельгии, и так и ездил на ней до сих пор. Если я вылечу из отряда или уйду на повышение – отряд примет он.
– Что там?
– П…ц, – нецензурно выругался он, – мясники конченые. На втором этаже…
– Цел?
– Да.
– Собирай людей и занимай оборону. Будут неприятности.
– Без вопросов. На дороге что?
– Собирай людей и занимай оборону, – повторил я.
– Есть.
Внутри на полу месиво из человеческой крови, растоптанных вещей, гильз… в общем, все, что и бывает при массовом и жестоком боестолкновении. Валяется оружие – до хрена его тут, трупы – их оттащили к лестнице, их пять – это только то, что я вижу. На столе Дюк занимается раненым…
– Дюк?
Он, не отвлекаясь, показал большой палец. Уже легче…
– Все компы, все носители информации собрать и в мешки! – громко отдаю очередной приказ. Терять ничего нельзя, обычный сотовый может быть бесценен.
Поднимаюсь на второй этаж. Кровь на лестнице (она, кстати, каменная), кровь на площадке, кровь в комнатах – везде кровь. Дом сложен так, что низ – из местного камня с цементом, а верх – легкий, деревянный, пуля только так прошибает.
– Кто?
– Кабан.
В большой комнате мебели совсем нет, пол застелен ковром, и на нем спальники, воняет бараниной, дерьмом, кровью. На стене – углем или краской метка – кибла, направление на Мекку. Трупы сложены в небрежный ряд у стены, все с разбитыми головами – контрольными стреляли. Крови натекло столько, что она собралась в общую лужу и медленно просачивается к двери. Тут же отдельно автоматы, сброшенные пустые магазины…
Семь человек. Спальников двенадцать. Нехреново тут устроились.
– В соседней…
Захожу в соседнюю. Тоже спальники, тоже нет мебели – только на стене распят человек. Стволом отодвигаю длинные волосы – это Юсеф. Его прибили гвоздями к стене, после чего начали медленно снимать кожу с ног. Афганцы, значит, тут афганцы. Для них это не проблема. Как-то раз, еще в первую командировку, они попытались запугать нас пленным, сделали «тюльпан»[20 - Красный «тюльпан» – человека (чаще всего призывника) привязывают или прибивают к столбу, руками вверх, снимают кожу с живота и спины и заворачивают ее вверх, закрывая лицо. И оставляют так – чаще всего на пути движения колонн. Иногда таких вот «тюльпанов» находили еще живыми. Контрактники – в СССР в рамках военной реформы было введено ограниченное комплектование по контракту. Спецназ был контрактным целиком.]. Я не буду говорить, что мы сделали в ответ – военная прокуратура работала и работает с неотвратимостью гильотины. Но скажу одно – больше духи нас пугать не пытались. Убивали – было дело. А мы – их. Но пугать – больше не пытались. Потому что дотумкали, мы – не призывники зеленые. И меряться с нами одним местом бессмысленно. Нет ничего такого, что мы не могли бы повторить и даже творчески усовершенствовать.
Гудят мухи… гудит в голове… медный привкус крови оседает на языке. Давненько такого не видел. Интересно, а американцы, которые сюда ехали, им это как? Мозг не жмет?
Ну, ладно…
Кровь уже почти ссохлась на полу черной лужей, рядом лежит нож, возможно, тот самый, каким это сделали. Небольшой, какой-то странный – не похож на восточные ножи. Поднимаю, смотрю… да, не восточный, карманный какой-то. Интересно, кто это рукастый такой?
На улице вспыхивает перестрелка, хлопает граната – и все обрывается. Бегу туда…
Спецназовцы – сербские – столпились около одного из домов. Милош тоже там.
– Что?
– Сам глянь.
Захожу. Дом, но чердака в нашем понимании у него нет. Мощные балки – вверху, в темноте. На столе – две отрезанные головы, смотрится это как-то… до дикого обыденно – лежат отрезанные головы и лежат. Еще одного распяли. Пульса уже нет, югославская форма залита кровью. Ему медленно резали живот.
Пленные. Или похищенные.
В горле комок, а где-то внутри холодным комом шевелится ненависть. Если бы я мог, я бы отдал приказ нажать на кнопку и покончить со всем разом. Нанести ядерный удар по всем крупным мусульманским городам. И больше этой проблемы не будет.
Тут были двое. Я подхожу ближе, смотрю. Один палач – вон, перчатки на руках в засохшей крови. Расстегиваю ширинку и мочусь на него – больше я ничего «хорошего» сделать не могу. Отдать бы на корм свиньям, да свиней нет. У нас, на базе в Джелалабаде – свиньи были. Их выпускали гулять по двору, и никто из афганцев к нашей базе не приближался. Корм у свиней тоже был – всегда. Иногда одного обещания посадить в загон к свиньям хватало.
А этот живой еще, раненый, но живой. Я так подозреваю – телохранитель, личник. У джихадистов – к амиру джамаата, и к ценным специалистам, например, к опытному пулеметчику, снайперу, тому, кто обучен на «Стингере» работать – приставляют охранников, иногда не одного…
Афганец, я это вижу. Не меньше тридцати, опытный. До тридцати в Афгане еще дожить надо. Смотрит исподлобья, думаю, он понял, кто я и что его ждет.
– Ну че, с…а? – сказал я. – Мало тебе Афгана, так еще и сюда приполз?
Пленный молчал.
– Пашто поежи?
…
– Куа ап урду болте хан?[21 - Говоришь на пушту?(пашту) Говоришь на урду? (урду)]
