скачать книгу бесплатно
А народное – не трожь!
Помню, травы терпко пахли,
Смолкли птахи у проток.
А Забит лишь на порог,
И опять в руках папаха:
– Вечер лег,
Пора на ток.
– Ты присядь да пообедай, —
Как всегда ворчит Айшат. —
Так и в Мекку по обету
Перед смертью не спешат.
Растолкуй мне, много ль толку
До зари бродить по току,
Уходить в поля чуть свет?
В сакле хлеба только-только,
И толики лишней нет.
– Не избалованы ситным,
Нам знакома лебеда.
Пусть живем не очень сытно —
Не беда.
Зато постыдным
Хлеб наш не был никогда.
– Мне чужого и не надо.
Да с тобой не стало сладу.
Так, как ты бежишь на ток,
И на собственную свадьбу
Не спешил еще никто.
А Забит улыбку прячет.
– Дед сказал про свадьбы мне:
«Кто опаздывает – плачет,
Кто торопится – вдвойне».
Хороша зурна звучаньем,
А жена, Айшат, молчаньем.
Мгла легла,
Зовут дела.
И чем потчевать речами,
Ты бы хлеба мне дала.
– Начала я печь мичари[25 - Мичари – чурек из кукурузной муки.],
Да, беда, недопекла.
Говорит народ обычно:
«Не прожарился испод,
В рот не взять чурек пшеничный,
Кукурузный – так сойдет».
Говорят, жене перечить —
Красным перцем черный перчить.
И Забит, не тратя слов,
Хвать сырой мичари с печки,
Со двора – и был таков.
Ночь промчалась, ночь кончалась.
Затуманилась вода.
Как сазан, в прудах качалась
Предрассветная звезда.
Тишина плыла над током.
Но, едва зашла луна,
Над потоком, как под током,
Резко вскрикнула желна.
И до срока в чаще дрока
Затрещала вдруг сорока,
Как сварливая жена.
– Неспроста не спится птице.
Знать, и мне дремать не след. —
Глядь – в кустах арба с пшеницей,
Обок – давний их сосед.
– Жаль, что поздно я на помощь… —
А ему в ответ Мужай:
– Коль соседство чтишь и помнишь,
Прочь ступай и не мешай!
Под покровом темной ночи
Кончим дело, ну а там,
Точно братья, если хочешь,
Все поделим пополам.
Говорит Забит со вздохом:
– Мне, сосед, хвала судьбе,
От чужой пшеницы плохо.
Ты ее оставь себе.
Подарил Аллах нам встречу,
Если он на небе есть.
Помнишь, ты в мечети речи
Людям вел про долг и честь?
Я до слова их запомнил.
Забывать их смысла нет.
Вижу, ты арбу заполнил,
Значит, едем в сельсовет.
Рвется только там, где тонко,
Где жена не подвила.
Ты подвел вола тихонько,
Да сорока подвела.
Как ни ловок коршун черный,
Меткой пули – не избечь.
Съел чурек недопеченный,
А тебя сумел допечь.
Мало сладкого испито,
Много всякого избыто.
Годы мчат, как реки с гор.
Только те слова Забита
Не забыты до сих пор.
Мысли в рифмы облекаю
Торопливо, на бегу.
Вечность им не предрекаю.
Пусть порой недопекаю,
Кой-кого допечь смогу.
Кичи-калайчи[26 - Кичи-калайчи – шутливое название лакских лудильщиков.] на Луне
Перевод С. Сущевского
Стучит молоточком кичи-калайчи,
Паяет, лудит, выправляет.
Но тает закат, над кустами арчи
Из тучи луна выплывает.
Взглянул на нее калайчи и грустит:
«Такая работа кумухцам[27 - Кумухцы – жители аула Кумух, известного своими мастерами.] не льстит.
Осудят лудильщиков люди.
Как старое блюдо, совсем не блестит,
Кой-где отлетела полуда».
Как каждый, кто в лакском ауле пожил,
Кузнец, и жестянщик, и медник,
В хурджин[28 - Хурджин – дагестанская ковровая сумка.] он пожитки немедля сложил,
Надел свой прожженный передник.
Ручаться – нелепо, судить не берусь,
Где был калайчи, а где не был.
Но лакцу, который забрался в арбуз[29 - «И в арбузе лакец себе работу найдет» – народная поговорка.],
Не трудно добраться до неба.
Сперва он работу прикинул на глаз:
«А, право же, выйдет на славу!»
Отчистил планету золою, как таз,
Нанес осторожно протраву.
Взял висмута в меру кичи-калайчи
И олово в горне расплавил.
Луну полудил он, как прадед учил,
И плечи устало расправил.
Достал уголек, самокрутку зажег,
Глоток из кувшинчика выпил.
«И лучше бы мог, да забыл молоток,
А то бы и кратеры выбил».
Проснулся под утро, не верю глазам:
Сверкает, качаясь на ветке,
Большая луна, будто новый казан
На кухне у нашей соседки.
Аяу[30 - Аяу (Акавов) – известный дагестанский сказитель.] меня небылицам учил,
И выдумал их я немало.
Зачин сочинил про кичи-калайчи,
А сказка, увы, запоздала.
Мы парус подъемлем на звездном ветру,
И сказки ветшают, как вещи.
И только смекалка, уменье и труд
На свете останутся вечно.
Пахарь и поэт
Перевод Н. Перевалова
Старый плуг погрузил на арбу Сабанай
Да пшеницы насыпал в мешок через край.
И в упряжке волы побрели не спеша.
– Пусть стократным вернется домой урожай!
Плуг он в поле поставил. Восходит заря.
А волы недовольны. Клянут плугаря.
Тянут в разные стороны, хмуро мыча:
– Намозолим ярмом свои шеи мы зря!
Плуг уперся. Не хочет идти он вперед:
– Дал я клятву: «Железо во мне не умрет!»
Но я в поле нежданно сломаться могу —
И железная клятва моя пропадет.
Застонала земля перед пахарем: – Ах!
Я такая зеленая – в травах, цветах.
И изрежут меня – почернею с тоски.
