Акмеисты. Стихотворения

Акмеисты. Стихотворения

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2025

* * *

Николай Недоброво (1882–1919)

Ахматовой

С тобой в разлуке от твоих стиховМне не хватает силы оторваться.И как? В них пеньем не твоих ли словС тобой в разлуке можно упиваться?Но лучше б мне и не слыхать о них!Твоей душою словно птицей бьетсяВ моей груди у сердца каждый стих,И голос твой у горла, ластясь, вьется.Беспечной откровенности со мнойИ близости – какое наважденье!Но бреда этого вбирая зной,Перекипает в ревность наслажденье.Как ты звучишь в ответ на все сердца.Ты душами, раскрывши губы, дышишь,Ты, в приближеньи каждого лица,В своей крови свирелей пенье слышишь!И скольких жизней голосом твоимИскуплены ничтожество и мука…Теперь ты знаешь, чем я так томим? —Ты, для меня не спевшая ни звука.1913

«О, страсти, споря со словами…»

О, страсти, споря со словами,Неистово кипят клоками,Но кольца сильных гибких словИх мнут и гнут – и из оков,Укрощены, но в силе рвенья,Стремятся страсти; и теперьТо не ожесточенный зверь,Ломавший прутья заключенья,А многопевное волненье.Как радостно таить в себе —Блаженство чистых оргий слова,Изнемогающих и сноваРастущих в сдержанной борьбе!Вот – я; и явственное преждеСпустилось глубоко во тьму…Не всплыть ни скорби, ни надежде,Не возродиться ничему —Всё скрылось и ушло в основуОчаровательному слову.1913

«Плывет тоска, растёт, немая…»

Плывет тоска, растёт, немая,И дорастает до границы слов.Ничтожен я… И, как подмытый у основ,Дух сник, а мысль блестит, карая,Точа изысканный и меткий приговор.Что? Я любуюсь им? – уж дальним, самовольным.И вспыхнул мир: я становлюсь довольнымЕщё сильней, чем был до этих пор.1905–1916

«Ты помнишь камыш над гладью моря…»

Ты помнишь камыш над гладью моря?Там вечер розовый лег над нами…Мы любовались, тихонько споря,Как эти краски сказать словами.У камней море подвижно, сине;Вдаль розовей, и нет с небом границы,И золотятся в одной равнинеИ паруса, и туч вереницы.Мы и любуясь, слов не сыскали.Теперь подавно. Но не равно ли? —Когда вся нежность розовой далиТеперь воскресла в блаженной боли.1916

Демерджи

Не бойся, подойди, дай руку, стань у края.Как сдавливает грудь от чувства высоты,Как этих острых скал причудливы черты!Их розоватые уступы облетая,Вон глубоко внизу орлов кружится стая.Какая мощь и дичь под дымкой красоты!И тишина кругом, но в ветре слышишь тыОбрывки смятые то скрипа арб, то лая?А дальше, складками, долины и лесаДрожат, подернуты струеньем зыбким зноя,И море кажется исполненным покоя:Синеет, ровное, блестит – что небеса…Но глянь: по берегу белеет полоса;То пена грозного, неслышного прибоя.1916

Владимир Нарбут

(1888–1938)

В зной

Диск кровавый исподлобьяСмотрит. Зной – дыханье печек.Но зернистой звонкой дробьюРассыпается кузнечик.Травы жёстки: от сухменя,Серо-бархатны: от пыли!Долгоспинник к переменеБьет пружиною подкрылий.Стрелкой двигается усик,А глаза – агатов почки.В паутине резких музыкКосогор – в сухой сорочке.Как копьё поднявший воин,Жёлтый колос пепелится,Но кузнечиков треск зноен:Клонит к неге нивы лица.И в дремоте тяжко-пьянойЗреет мерный гуд прибоя:Под горою из тумана —Стрекотанье грозовое.1909

«С каждым днём зори чудесней…»

С каждым днём зори чудеснейСходятся в вешней тиши,И из затворов душиПросится песня за песней…Только неясных томленийНебо полно, как и ты.Голые клонит кустыВетер ревнивый, весенний…Выйти бы в талое поле,Долго и странно смотретьИ от нахлынувшей болиВдруг умереть…1909

Смерть

Река, змеясь по злым долинам,В овраг вошла о край села;Там церковь в золоте старинномТяжёлый купол подняла.Дорога в вётлах – так печальна,Ещё печальней синий взглядОсенних сумерек, прощальноСкользящих в парк, где пни горят.Они пылающей листвоюЗанесены и – как костры.И светят зеленью живоюЛишь сосны, иглы чьи – остры.А в доме, белом и безмолвном,Над гробом свечи возжжены:Благоуханный ладан волнамЛиловым отдал лик жены.Неугасимое страданье —Острее колких игл, и в нёмСквозит с краснеющею дланьюФигура ангела с мечом…Прозрачна синь грядущей ночи,Всей – в шёпоте и вздохах снов;И неземных сосредоточийПолна печаль немых венков…Фамильный склеп закроет скороПарчу и розовый глазет,И крупные цветы, и взораПод бледным веком круглый след…Но от морщин ли тонко-чёткихУсопшей барыни иль так —Плывёт суровость. И решёткиХрипят под шагом: сон иссяк.Струятся свечи. Жмётся дворня,А тени пляшут по стенам —Лохматей, шире и проворней,Ох, будет, будет лихо нам!Прядёт дьячок сугубым ритмомИз книги кожаной псалом,И капли воска по молитвамГорячим катятся стеклом.Тяжёл и низок церкви купол.И Ангел пасть уже готов.– Смотри: Он склепа герб нащупал!И крупен снег чужих цветов.1911

«Она – некрасива: приплюснут…»

Она – некрасива: приплюснутСлегка её нос, и глаза,Смотрящие долго и грустно,Не раз омывала слеза.О чём она плачет – не знаю,И вряд ли придётся узнать,Какая (святая? земная?)Печаль её нежит, как мать.Она – молчалива. И могутПодумать иные: горда.Но только оранжевый ноготьПодымет луна из пруда, —Людское изменится мненье:Бежит по дорожке сырой,Чтоб сгорбленной нищенской теньюСкитаться ночною порой.Блуждает, вздыхая и плача,У сонных растрёпанных ив, —Пока не плеснётся на дачуКровавый восхода разлив.И вновь на потухшей террасеСидит молчаливо-грустна,Как сон, что ушёл восвояси,Но высосал душу до дна.1913

«Как быстро высыхают крыши…»

Как быстро высыхают крыши!Где буря? Солнце припекло.Градиной вихрь на церкви вышиб —Под самым куполом – стекло.Как будто выхватил проворноОстроконечную звезду —Метавший ледяные зёрна,Гудевший в небе на лету.Овсы – лохматы и корявы.А оржаные-то поля:Здесь пересечены суставы,Коленцы каждого стебля.Христос! Я знаю, ты из храмаСурово смотришь на Илью:Как смел пустить он градом в рамуИ тронуть скинию твою!Но мне – прости меня, я болен,Я богохульствую, я лгу —Твоя раздробленная голеньНа каждом чудится шагу!1913

Людская повесть

Летучей мыши крылозадело за сердце когтем, —и грудь – пустое дупло,хоть руку засунь по локоть.Сегодня, завтра, вчера —всё тот же сумрак в деревьях:кленовые вечерав раскидистом, добром чреве.Нет плоти и – нет греха,нет молний мертвецких ночью…Сутулого женихазаластили по-сорочьи.Как вздёрнут лукавый нос!И солнце поёт в веснушках!Худой, привязчивый пёс —я с Вами, моя пастушка!Лиловое, синь кругом:цветочки: иван-да-марья.Откуда же этот гром,удушье тягучей гари?Ах, девушка, всех милей,не девушка, а наяда…Душа!Как пёс, околей!Под тыном валяйся, падаль!1913

«О бархатная радуга бровей…»

О бархатная радуга бровей!Озёрные русалочьи глаза!В черёмухе пьянеет соловей,И светит полумесяц меж ветвей,Но никому весну не рассказать.Забуду ли прилежный завитокЕщё не зацелованных волос,В разрезе платья вянущий цветокИ от руки душистый тёплый ток,И все, что так мучительно сбылось?..Какая горечь, жалоба в словахО жизни, безвозвратно прожитой!О прошлое! Я твой целую прах!Баюкай, вечер, и меня в ветвяхИ соловьиною лелей мечтой.Забуду ли в передразлучный деньТебя и вас, озёрные глаза?Я буду всюду с вами, словно тень,Хоть недостоин, знаю, и ременьУ ваших ног, припавши, развязать.1917

«Короткогубой артиллерией…»

Короткогубой артиллериейГубили город. Падал снег.А тучи и шинели серые,Обоз к обозу: на ночлег.Прищуренное (не со страху ли)Окошко проследило, как,Покачиваясь под папахами,Взобрались двое на чердак.Ползло по жёлобу, и в жёлобеЗахлебывалось по трубе,Когда шрапнель взрывалась голубемИ становилась голубей.И наконец ворвались.                                        ЯсноеСиянье скользкого штыка.На грудь калёная, напраснаяНапрашивается рука…

Чехов

А Ялта, а Ялта ночью:                                        Зажжённая ёлка,Неприбранная шкатулка,                                            Эмалевый приз!..Побудьте со мной,                                    Упрямый мальчишка —                                                                            Креолка:По линиям звёзд гадает                                            О нас кипарис.Он Чехова помнит.                                    В срубленной наголо буркеОбхаживает его особняк —                                                На столбах.Чуть к ордену ленту                                        (…Спектром…),                                                        Запустят в окуркиАзот, водород, —                                Клевать начинает колпак.Ланцетом наносят оспу москиты                                                            В предплечье,Чтоб, яд отряхая,                                Высыпал просом нарзан,В то время,                    Как птица колоратурой овечьей(…Сопрано…)(Кулик?)                – Усните! —                                        По нашим глазам…Побудьте со мной,                                Явившаяся на раскопкиЗатерянных вилл,                                Ворот,                                            Городищ                                                            И сердец:Не варвары – мы,                                Тем более мы в гороскопе,Сквозь щель,                        Обнаружим                                        Тёмной Тавриды багрец.…Горел кипарис в горах.                                        Кипарисово пламя,Кося,        Залупил свистящий белок жеребца.Когда,        Сторонясь погони,                                        Повисла над ВамиС раздвоенною губой человеко-овца.В спектральном аду                                    Старуха-служанка кричала,Сверкала горгоной, билась:                                                – На помощь! На по…—Не я ли тут, Ялта                                (Стража у свай, у причала),К моей госпоже – стремглав                                                        (…В тартарары…)                                                                            Тропой!Оружие! Полночь…                                Обморок, бледный и гулкий, —И Ваша улыбка…                                Где он, овечий храбрец?Алмазы, рубины                                В грохнувшей наземь шкатулке,Копытами въехав,                                Раненый рыл жеребец…Вы склонны не верить, —                                            Выдумка! —                                                                Мой археолог,Что был гороскоп:                                Тавриде и варварам – смерть…А Крым? Кипарис?                                А звёзды? А клятва креолки,Грозящей в конце                                Пучком фиолетовых черт?Среди ювелиров, знаю,                                            Не буду и сотым,Но первым согну хребет:                                            К просяному зерну.Здесь каждый булыжник пахнет                                                    Смолой, креозотом:Его особняк, пойдёмте,                                            И я озирну.Кидается с лаем в ноги                                            И ластится цуцка.Столбы, телескоп.                                  И нет никого, ни души.Лишь небо в алмазах                                        (…Компас…)                                            Над нашей Аутской:Корабль, за стеклом —                                            Чернильница, карандаши…Не та это, нет                         (Что с дерева щёлкает), шишка:К зиме отвердеет,                                  Ёлочным став, колобок.Другою и Вы,                        Креолка, опасный мальчишка,В страницы уткнётесь:                                            С вымыслом жить бок о бок.Когда ж в перегаре                                    Фраунгоферовых линий(Сквозь щель меж хрящами)                                          Тонко зальётся двойник, —Вы самой приятной,                                     Умной                                            Его героинейПроникните в сердце:                                     Лирик к поэту проник.Зима. Маскарад.                              И в цирке, копытами въехавВ эстраду,                Кивает женским эспри буцефал…Алмазная точка,                              Ус недокрученный:                                                                Чехов…Над Ялтой один                            (…Как памятник…)                                                                Заночевал!Зимой и в трамвае                                    Обледенеет креолка:Домой, —    Не довольно ль ветреных, радужных клятв?..По компасу вводит                                    Нас —                                                В тридесятое! —                                                                                Ёлка:Светло от морщин,                                    И в зеркале —                                                      Докторский взгляд…