скачать книгу бесплатно
В колледже я и замуж вышла за старшего на курс Смайла. Из всей семьи он единственный был верующим. Сейчас Смайл сильно изменился. Но тогда это был веселый, озорной затейник, который никогда не сидел на одном месте. Все ему было интересно, все он хотел попробовать на зуб, во всем разобраться и всем доставить радость. Поскольку Смайл был столичным парнем, жил он дома с родителями, а ко мне приходил в общежитие при колледже, всегда с цветами и тортиком. Развлекал меня и двух соседок по комнате разными смешными байками и случаями из своей жизни и жизни друзей или знакомых, но целоваться не умел. Я не говорила ему этого, потому что чувствовала, что Смайл позовет меня замуж, а если скажу, обидится и не то, что не позовет, а вообще перестанет приходить в гости. Хотя, кроме него, в женихи мне набивались еще несколько парней. Я же была первой красавицей колледжа, это вам не хухры-мухры. И поняла я это, конечно, не сразу, но очень быстро, сравнив себя с остальными девушками-студентками. Тогда же все чаще мне стали сниться сны, повторяющие в различных вариантах и ритмах те сцены и эпизоды из небольшого моего детского сексуального опыта. Я просыпалась в поту и вскакивала, отгоняя сон, но засыпая вновь, рассчитывала, что приснится то же самое. Физиологическое, то, что заложено природой, как его не закапывай и не замуровывай, все равно вырывается наружу и фонтанирует с невероятной мощью. Поэтому я с нетерпением ждала замужества, ведь до свадьбы нельзя – грех, чтобы насладиться тем, о чем не говорится и скрывается при свете дня, но что необходимо и позволено делать в браке. Тем более что Смайл обещал открыть мне такие горизонты и дали, которые я и представить себе не могла.
С Гошей мы перестали общаться сразу после того, как я покаялась и приняла крещение. Он не понимал и не хотел понимать моего решения. Считал, что я попала в религиозную секту фанатиков, но, если мне там хорошо, мешать не будет. Однако и в гости приходить не будет тоже. Он вообще к религии и к вере, в частности, относился скептически, спорить на тему не любил и всячески противился разговорам, затрагивающих Бога. Понять его можно, и Гошу я поняла, но не сразу. Сначала упрекала в невежестве и незнании жизни, это я-то, соплячка необразованная, прочитав несколько страниц из Библии, пытаясь вразумить и наставить на путь истинный. Сама оттолкнула от себя Гошу. С тех пор мы не общались. Но он был единственным родственником, родным братом, которого не позвать на свадьбу я не имела права. К тому же, что это за невеста такая, которую некому подвести к алтарю?
Я позвонила в театр узнать расписание ближайших спектаклей с участием Гоши, хотя могла, в принципе, и сходить лично познакомиться с репертуаром на афише. Мне вежливо подсказали нужные дни и, выбрав методом тыка один, я отправилась на представление, причем честно купила билет.
Спектакль шел на военную тему. Гоша блестяще справлялся с ролью. Военная форма сидела на нем, как влитая. Я смотрела на него, на его лицедейство и гордилась, что я родная сестра, а он мой старший брат. Его игра пробирала до дрожи, а слезы текли по щекам, не останавливаясь, особенно поразил финал, когда герой Гоши погибал. Я аж вскрикнула, испугавшись за него, и закрыла глаза, чтобы не видеть лица смерти, хоть и ненастоящего. Когда открыла, взволнованно улыбнулась. Гоша, держа за руки партнерш, благодарно кланялся и лучезарно улыбался, живой и невредимый.
После спектакля к братику было не пробиться. Но я покорно ждала, пока рассеется толпа фанаток, потом попросила кого-то из работников театра, чтобы передали Гоше, что его ждет сестра. Он не задержался ни на секунду. Сразу выбежал, увидел меня, схватил на руки, закружил и поцеловал, на зависть многим и многим девушкам, стоящим в сторонке в ожидании возможности хоть автограф получить.
Гоша увел меня в свою гримерку и заперся на шпингалет, усадил меня в кресло, сам присел на краешек стола у зеркальной стены.
– Потрясающе выглядишь! – оценивающе, по-мужски, рассмотрел меня братик.
– Спасибо, – потупила я глаза, но быстро подняла их и восхищенно ответила: – А ты потрясающе играл!
– Еще бы! – самодовольно встряхнул головой Гоша. Но меня нисколько не покоробило это. Он артист, артисты, как дети. Тщеславие и самомнение им необходимо, чтобы стимулировать личный творческий рост. – С чем пожаловала? – охотно спросил после и высказал предположение: – Надеюсь, не за тем, чтобы агитировать меня вступить в твою секту?
– Гоша, не начинай! – не понравился мне его тон. – Я же не учу тебя, как нужно говорить и двигаться на сцене.
– Ну, ты априори не можешь этого делать, – возразил он. – Но не будем о грустном. Что-то случилось?
– Я выхожу замуж, – в лоб, как снайпер, выпалила я.
– Куда ты выходишь? – уставился Гоша на меня строго и как-то по-отцовски, что я вдруг потерялась вся и не знала, что делать, да еще засомневалась, нужно ли мне замуж вообще.
– Замуж, – еле слышно повторила я, со страхом, как приговора, ожидая, что Гоша скажет дальше.
– Это же прекрасно! – спокойно произнес он. – Мечта каждой женщины – выйти замуж. К тому же ты созрела как раз для такого шага. Избранник твой – достойный человек?
– Старше меня на курс, – появившаяся было надежда, что все пройдет гладко, погасла, как огонек свечи.
– Он что, тоже богом ударенный, как и ты? – взорвался Гоша.
– А за кого, по-твоему, я должна выходить замуж? – рассвирепела и я. – За ублюдков, таких, как в деревне? Или за таких, как твои друзья-гомосеки?..
Гоша расхохотался.
– Что ты смеешься? – ударила я его кулачком в плечо, от чего он еще больше расхохотался. – Я что-нибудь смешное сказала? Или сама такая смешная?
Гоша сгреб меня в охапку, сел в кресло, в котором сидела я, меня посадил к себе на колени.
– Как ты сказала, «друзья-гомосеки»? – сквозь смех проговорил он и снова неудержимо засмеялся, заразив и меня. – Тебе слова-то такие можно произносить? Боженька не заругает?
– Прекрати, – шутливо отвечала я.
– Да, сестренка, – успокоившись, но еще вздрагивая периодически от беззвучного смеха, сдерживая себя, вздохнул Гоша, – семейка у тебя будет еще та…
– Ты придешь на свадьбу? – спросила я.
– Конечно, приду, – не задумываясь, ответил Гоша. – Ты же мой единственный родной человечек.
– Только… – замялась я.
– Только что?
– Свадьба будет безалкогольная. Сам понимаешь…
– Ну, что тут поделаешь, – задумчиво произнес Гоша. – Будем пить минералку. Иногда полезно.
– Спасибо, Гоша! – чмокнула я братика в щеку.
Он проводил меня до метро. Хотя, кто кого провожал, было непонятно. Липнущие со всех сторон фанатки замедляли движение и вообще преграждали дорогу. Утром Гоша приехал в общежитие от колледжа, поставил всех на уши, во-первых, своим визитом. Верующие люди, хоть и закоснелые в консерватизме, но такую личность, как мой брат, трудно было игнорировать. Во-вторых, удивил меня. Он подождал, пока я оденусь, потом усадил в машину, но ничего не говорил, почему приехал за мной, и куда едем. Остановилась машина у свадебного салона. Гоша купил мне платье, самое красивое и умопомрачительное, которое я выбирала полдня, он же спокойно и терпеливо ждал, а вокруг бегали и суетились девочки из персонала. Я была счастлива за такой подарок, потому что собиралась брать платье из проката. В день свадьбы Гоша организовал и девушек из салона красоты, которые делали мне укладку, маникюр и из просто красивой невесты превратили в прекрасную. Смайл, когда увидел меня, упал в обморок от неожиданности, пораженный силой моей красоты.
Гоша появился не один, с подругой, Марией Журавлевой, декаденствующей поэтессой и драматургом, по чьей пьесе готовился премьерный спектакль, в котором, безусловно, Гоша репетировал главную роль. Лет под двадцать пять, приятной наружности, со слегка пышными формами, она не сводила глаз с Гоши, одетого в белую тройку, но с черным галстуком и в черных ботинках. На двоих, они подарили нам со Смайлом две тысячи долларов, но побыли недолго. Когда закончилась торжественная церемония, удалились, отмечать мою свадьбу в своем кругу. На их месте мне тоже было бы неинтересно, наверное. Уходя, Гоша предупредил Смайла, что, если он узнает, хотя бы в полунамеках, о возможных обидах, причиненных сестренке, Смайл очень пожалеет о том, что вообще знаком с Гошей. Но супруг Евы – глубоко верующий человек, поэтому Гоша не сомневается в его порядочности. Братик поцеловал меня на прощание, кивнул Смайлу. Его спутница тоже поцеловала меня, пожелала счастья, по щеке Смайла провела рукой.
Отец Смайла вообще не пришел на свадьбу. По его представлениям, свадьба без водки и последующей драки – фарс и ничего больше.
Но, тем не менее, свадьба состоялась.
Было весело, легко и просто. Проводились различные игры и конкурсы. В качестве сюрпризов приглашенные гости разыгрывали для нас театрализованные представления, пели песни, поздравляя меня и Смайла, и славили Бога.
3
Утро взорвал телефонный звонок моего несостоявшегося работодателя. Обычно на ночь я отключаю телефон, но в тот раз забыла. Смайл зло пробубнил что-то на ухо и укрылся с головой одеялом. Я вылезла из постели, сонная и растрепанная, схватила телефон и послала назойливого абонента на самый далекий и длинный хутор, но в ответ услышала истерический хохот, который, не то чтобы испугал, заставил насторожиться. Что-то в смехе было не так.
– Выгляни в окно, сука, будешь приятно удивлена! – сменился хохот на приглушенный шепот.
Я нырнула под занавеску, уставилась в окно. С девятого этажа открывался прекрасный вид урбанистического двора, в котором, прямо напротив подъезда, под самыми окнами, стояла машина нарушителя спокойствия, а сам ее хозяин сидел на капоте, свесив ноги, и махал мне рукой.
– Ты что – больной? – вырвалось у меня во весь голос.
– Евушка, нельзя ли потише! – требовательно провозгласил Смайл из-под одеяла. – Здесь все-таки люди спят! Выйди куда-нибудь и там разговаривай. А еще лучше выключи телефон и приготовь чего-нибудь покушать…
Я выбежала из комнаты в зал, где тоже прилипла к окну.
– Надо поговорить, – продолжал несостоявшийся работодатель. – Выходи немедленно или я лично поднимусь и устрою в твоем семействе такой кипеж, что геноцид покажется раем.
– Ты на часы смотрел, ублюдок?.. – вскипела я, но говорила тихо, боясь разбудить сонное царство «родных и близких».
– А как же! – отозвался абонент. – Самое время побеседовать по душам. Тем более что я обещал тебя ждать. Вот сижу и жду. Но не испытывай моего терпения. Я уже почти настроился подняться к тебе…
– Сиди, где сидишь, козел! – выдала я. – Сейчас выйду.
– С нетерпением ожидаю!
Я отключила телефон и выскочила из квартиры в том, в чем и проснулась. На мне болталась длинная, как платье, белая футболка, которую я одевала вместо ночнушки. Джинсовые короткие шортики я все-таки успела натянуть и всунуть ноги в шлепанцы. Не накрашенная, неумытая, с торчащими в разные стороны волосами, больше похожая на фурию, чем на красивую девушку, я распахнула настежь подъездные двери и с разбегу влетела в этого тупоголового извращенца, который радушно распахнул объятия, в надежде принять меня в свое лоно. Он очень удивился, когда я заехала ему между ног коленом, при этом потеряв один шлепанец. Чувак согнулся в три погибели, схватившись за источник боли обеими руками, и взвыл, как белуга. Тем же коленом я сломала ему нос. Заливаясь кровью, он свалился на асфальт навзничь, ревя ревмя и дрыгая ногами, а я его еще отпинала в толстые бока. Вдруг меня какая-то сила швырнула вперед. Я ударилась лицом о капот, но не упала. Та же сила подняла меня за шиворот и засунула в машину на заднее сиденье, зажимая рот рукой. Краем глаза я увидела, что избитую мною карикатуру на мужчину тоже засунули на переднее сиденье рядом с водителем, хлопнули дверцы, машина тронулась. Я начала вырываться. Приятный женский голос сообщил мне, что, если я не успокоюсь, мне сломают пальцы. Я кивнула, что поняла и больше не дергалась.
По бокам от меня, в странной униформе, не то военной, не то милицейской, с пилотками на головах и в кожаных туфлях на высокой платформе, сидели две женщины лет по тридцати модельной внешности. Одна из них меня и шандарахнула дверцей, открывая ее, когда я пинала безмозглого юриста. Она же зажала мне рот, а потом, убирая руку, вытерла ее о мою футболку. Машина была другая, но очень похожая и с внешней стороны и внутри на ту, в которой я находилась вчера. Только стекла были тонированные.
– Сейчас раздеваешься, и без лишних вопросов! – приказала другая, та, что сидела слева.
Не ожидая, пока я самостоятельно сниму одежду, та, что справа, несколькими ловкими движениями сорвала с меня футболку, а шортики и трусы искусно разрезала ножом, вытащила из-под меня и выбросила на ходу в окно, чуть приоткрытое. Кожаное покрытие, нагревшееся утренним солнцем, неприятно обожгло обнаженную плоть. Я заерзала. Мне тут же швырнули в лицо полиэтиленовый сверток, приказали развернуть его и одеться. Это была кремовая шелковая пижама.
Когда я облачилась в обновку, мне связали руки за спиной, рот заклеили скотчем, голову спрятали в капюшон пижамы, натянув его на глаза.
Испуганным мышонком я вжалась в спинку сиденья, не зная, что и думать. Похищать меня не имело никакого смысла, если логически рассуждать. Выкупа за меня ни в жизнь не получить, поскольку денег-то у нас не водилось. Как только они появлялись, не задерживаясь, сразу же исчезали. Смайл и мои, и свои средства вкладывал в машину, которая была дороже ему, чем, собственно, я. Может, он вообще обрадуется, что я пропала. Хотя, загибаю. Не такой уж он и плохой. На органы пустят? В проститутки продадут? В рабство?.. А куда милиция смотрит? Человека похищают средь бела дня, а они и усом не шевелят! Вернее, средь бела утра. Поэтому и не смотрит никто. Все спят в свои законные выходные. Вот так умрешь, и никто не узнает, где могилка твоя.
Главный злодей, получивший люлей (стихи прям), сопел впереди, ныл и хныкал, точно девчонка. Пусть бы с меня брал пример. Сижу, беспомощная, в полном неведении, куда и зачем меня везут, и ничего, не жужжу, как говорится. А так хочется зареветь, закричать, чтобы меня спасли, как в дешевых американских фильмах ужасов…
– Это ни в какие ворота не лезет, – канючил терпила. – Не девушка, а просто маньячка какая-то. К ней всем сердцем отнеслись, а она – драться…
– Рот закрой свой! – приказала одна из моих конвойных. – Слушать противно!
– А ты не слушай, – посоветовала ей подруга справа, – добавь еще. Ему же нравится.
– Мне нравится совершенно другое! – поспешил заявить немощный. – И в отчете я укажу всю правду о действиях этой… неблагодарной.
– Заткнешься ты когда-нибудь или нет! – не выдержала та, что слева, и влепила ему затрещину. Тот заскулил и больше за всю дорогу не произнес ни слова, впрочем, как и все остальные, только хныкал потихоньку.
Ехали долго. Я задремала. Очнулась от удара ребер обо что-то твердое, но смягченное, видимо, ковровой дорожкой. Это меня вытолкали из машины. Рывком подняли, просунули руки под мышки и поволокли куда-то вверх по лестнице, застеленной ковровой дорожкой, которую я чувствовала босыми ногами.
Остановились, по всей видимости, у двери. В нее постучали. Дверь отворилась, и меня поволокли дальше. Опять остановились. Посадили на жесткий деревянный стул с полукруглой спинкой, ноги привязали к ножкам стула. Сняли капюшон с головы и сорвали с губ скотч.
Я сидела в центре небольшой полутемной комнаты, стилизованной под допросную. Одно зарешеченное окно, голые стены, как в фильмах про «зону». Из мебели в ней находился еще стол, на которой стояли лампа, графин с водой, два граненых стакана, красная папка лежала посредине стола. Две мои конвоирки застыли в дверях, будто секьюрити у входов на модные пати.
– И что дальше? – спросила я у них.
Но они не ответили. Они вообще на меня не обращали внимания, будто меня не существовало вовсе. Стояли, как памятники самим себе, уставившись в одну точку и скрестив на грудях руки.
– Дальше что? – повторила я свой вопрос, который повис в воздухе без ответа, как неприкаянная душа.
– А дальше все зависит от вас, – распахнулись двери, и в помещение вошел приятной наружности молодой человек с черными длинными волосами, собранными в хвост, в дорогих туфлях, джинсах и футболке без рукавов, поигрывая внушительными бицепсами.
Он уселся на столе лицом ко мне и уставился острыми колючими глазами.
– Каким образом? – не поняла я.
– Поверьте, вы здесь не случайно, – произнес он. – Никто даже головы не повернул бы в вашу сторону, если бы вы не были собой.
– Это как? – все же не понимала, куда он клонит.
– Между прочим, вы можете прямо сейчас встать и уйти, – вдруг заявил молодой человек, – чтобы не тратить зря ни мое, ни свое время.
– Ни фига себе! – возмутилась я. – Это я еще ваше время трачу?! Вы в своем уме, говорить такое?! И вообще, как я, по-вашему, встану и уйду? Вместе со стулом, что ли?..
– Вас немедленно освободят.
– Зачем тогда везли сюда и устраивали весь этот маскарад?
– Проснулось любопытство? – улыбнулся молодой человек, обнажив прекрасные белые зубы, как у голливудских кинозвезд.
– Это не любопытство, – возразила я. – Вам от меня что-то нужно, судя по всему, а не мне от вас.
– Тут вы ошибаетесь, смею вас уверить, – продолжал улыбаться молодой человек. – Мне вы не нужны абсолютно. А вот то, что я могу предложить вам и, собственно, поэтому мы вдвоем с вами здесь и собрались, для вас непосредственно представляет огромный интерес.
– Удобная позиция, – произнесла я, – предлагать беспомощной жертве свободу, глядя на нее сверху вниз.
– Свободу я вам не предлагаю, – отозвался тот.
– Что же тогда? Несвободой я уже сыта.
– И тут вы ошибаетесь, не разобравшись в понятиях «свободы» и «несвободы». К тому же сами еще не знаете, какое из состояний вам ближе.
– Вы знаете это лучше меня?
– Не я. Я всего лишь, что-то вроде посредника.
– И?..
– Вам же нравится фильм «История О.»?
– Ну, нравится, и что?
– Догадайтесь сами.
– Вы хотите сказать, что построили и открыли замок рабынь? – полоснула догадка, как нож по горлу. – Эдакий проклятый рай для страждущих?
– Не совсем, – покачал головой молодой человек. – Вернее, совсем не то, о чем вы подумали.
– А о чем я еще могла подумать, если вы спросили, нравится ли мне «История О.»?
– Логично, – согласился он. – Но все равно мимо. Объясняю.
– Будьте любезны, – склонила я иронично голову.
– А вам идет, знаете, словесная самооборона, – заметил молодой человек. – Ничего не пописываете случайно?
– Случайно не пописываю, – ответила я и нетерпеливо потребовала: – Вы что-то объяснить хотели!
– Да-да, – кивнул он. – То, что вы оказались здесь, сугубо ваша вина, – начал он и сделал паузу, вероятно, ожидая, как я отреагирую на подобное заявление, но я промолчала, внимательно вслушиваясь в его слова. – Вы искали работу, поэтому пришли в нашу холдинговую компанию, в которой сотрудники получают очень высокую зарплату, даже секретари. Но секретари у нас необычные. Отведенная им роль в работе холдинга – самая главная. Они должны быть красивы, умны, обаятельны, коммуникабельны, с отличным вкусом во всех областях, затрагивающих интересы холдинга, спортивно подготовлены, способны выдержать любые физические и моральные нагрузки, желанны и артистичны, а главное, жизнелюбивы. Вам еще интересно? – пялился он на меня, как на какую-то проститутку, оценивая примерную стоимость услуг.
– Продолжайте, – отозвалась я.
– Для каждого будущего секретаря необходим испытательный срок, продолжительностью в один месяц. Для вас он уже начался, но юридической силы пока не имеет. Как только вы подпишете контракт, испытательный срок вступит в свои права и вами займутся профессиональные педагоги и специально подготовленные сотрудники холдинга. Но, на протяжении всего месяца, вы не будете принимать никаких самостоятельных решений, а строго следовать режиму и расписанию. Другими словами, вы станете пластилином, из которого вылепят нового человека, именно такого, какой необходим холдингу. Ничего страшного с вами не произойдет. Память стирать не будут и опыты ставить, как на крысах, тоже. Это своего рода курсы секретарей. Добавлю еще, что жизнь, в полном ее проявлении, вы обеспечите себе со стопроцентной гарантией.
– А несвобода, в полном ее проявлении, обязательный атрибут? – съязвила я, но оказалась права.
– Я еще раз повторяю, – произнес молодой человек, – насильно вас никто не заставляет подписывать контракт. Либо вы его подписываете, либо вас сажают в машину и отвозят обратно, туда, откуда привезли. Тогда вы забываете о нас, мы, соответственно, о вашем существовании.
