скачать книгу бесплатно
Традиционно хазароведы говорят о страшной гражданской войне, разгоревшейся внутри Хазарии в 30-х гг. IX в. Но к тому времени внутренняя оппозиция уже была разгромлена! Иудейским правителям не с кем было воевать внутри своей страны. Сопротивление коренного населения уже было сломлено, и победа новых хозяев страны законодательно оформилась знаковым событием – принятием иудаизма. В то время началась другая война – между Хазарским каганатом и вятичами (страной Вантит, или Росским каганатом). Поэтому хазарским походам на племена полян (днепровских русов), северян и радимичей предшествовала их война с азовскими (или донскими) русами – венетами-вятичами.
Многие хазароведы утверждают, что уже на первом этапе войны хазары овладели системой укрепленных городищ. Но считать так нет никаких оснований! Как раз наоборот, вятичи-русы отбили эту первую атаку. Следствием этого стало то, что по заказу хазар в 30-е гг. IX в. византийцы построили на Дону крепость Саркел. Она замысливалась как противовес вятичским белокаменным укреплениям. Ни о каком продвижении хазар за Дон в первой половине IX в. не может быть и речи! Другое дело – путь в Поднепровье, он был открыт. И именно в этом направлении, получив от вятичей «по зубам», двинулись хазары. Исследователи полагают, что где-то во второй четверти IX в. хазарам удалось завоевать Киев и принудить полян выплачивать им дань. Но вятичи по-прежнему оставались независимы. В 837–838 гг. они еще чеканили собственные монеты: это означает, что их торговая и хозяйственная деятельность отнюдь не была парализована военными действиями. Хотя угроза со стороны хазар, безусловно, ощущалась.
В «Повести временных лет» сказано, что в третьей четверти IX века западные соседи вятичей – поляне, радимичи и северяне – платили дань хазарам. В 880-х годах князь Олег, пришедший с мощной дружиной из Ладоги в Киев, вырвал северян и радимичей из-под хазарской власти. Вполне вероятно, что поляне сделали это раньше и независимо от Олега, а вятичи, хотя и находились ближе всех остальных русских племен к хазарам, и вовсе не платили им в то время дани. Во всяком случае, никаких свидетельств на этот счет нет. В отношениях с Олегом сложилась, однако, другая ситуация. В 911 году вятичи под его началом ходили на Царьград. Этот военный союз, видимо, состоялся после нешуточного военного конфликта. Варяг-рус Олег, пришедший с севера и овладевший славяно-русским Киевом, присоединил к своим владениям страну Вантит, страну белокаменных крепостей. Страна венедов (Венедия-Виндия-Индия) – вот куда направлялась дружина Волха. Таким образом, и сказка, и былина описывают поход киевлян против вятичей.
Былинный сюжет обнаруживает несомненное родство со сказочным. Многие исследователи фольклора указывали на связь былинного Волха с Вещим Олегом (созвучны и их имена). При нашем согласии с этой точкой зрения следует только уточнить, что былина описывает поход на Дон, в страну Вантит, а не на Царьград (Константинополь).
Итак, подвиги великого киевского князя Олега нашли отражение в самых разных произведениях – сказке, былине и летописных записях. Как образец более древнего жанра, сказка о Буре-богатыре, видимо, возникла первой. Во всяком случае, замечательно прослеживается ее связь с летописным сказанием о смерти Олега.
Отринув мысль о смерти, едет царьградский триумфатор взглянуть на останки своего коня. «И ступил он ногою на череп, и выползла из черепа змея, и ужалила его в ногу. И от того разболелся и умер он» («Повесть временных лет»). Разве не напоминает эта сцена встречу пешего Бури-богатыря с Чудо-юдой, восседающим на коне по кличке Воронье мясо? Буря-богатырь, победив двенадцатиглавого Чудо-юду, забирает себе его коня. Предание о гибели князя тем самым можно рассматривать как продолжение сказочного жизнеописания Бури-богатыря (Вещего Олега): конь Змея стал добычей воина (сказка), но позже принес смерть своему новому хозяину (предание). В сущности, трагическая развязка выглядит как месть самого Чудо-юды: недаром змея выползает из черепа – символа царства мертвых.
Сказочный Вещий Олег – Буря-богатырь – добывает себе коня в битве с Чудо-юдой. Этот конь составляет половину могущества Чудо-юды: потеряв его, Змей теряет часть своей силы. Тот же, кто получает коня, становится сильнее и могущественнее. Конь дает своему хозяину силу совершать богатырские подвиги, спасает его от смерти. Но он служит не вечно, а только до поры до времени. Оставшись без этого чудесного коня, воин лишается и его волшебной помощи, из непобедимого богатыря превращается в уязвимое существо.
Волхвы открывают Олегу судьбу в простом и ясном предсказании: примешь смерть от коня своего. Сообщают ему и его соратникам ровно столько, чтобы преданные ему поберегли его, а тайные враги, буде такие окажутся, не поняли сокровенного смысла предсказания. Олег отказывается от коня, но не отказывается от военных походов. Начав испытывать судьбу, Олег уже не мог отступить и измениться: пользуясь тем, что предсказание всеми понято буквально, он совершил свой подвиг ради великой державы и, поддерживая дух своих единомышленников, укорил кудесников: «Не правду говорят волхвы, но все то ложь: конь умер, а я жив». Он касается ногой черепа старого боевого коня, чтобы убедить всех в своей правоте, и (трагическая случайность!) предсказание сбывается. Но и через девять веков память о нем не угаснет: Пушкин создаст вдохновенную «Песнь о Вещем Олеге», а Н.М. Языков в одном из своих стихотворений напишет: «Вещего помнит Россия». За что же такая слава?
В конце IX века Хазария с переменным успехом билась с Русью, но дружила с Византией: около 893 года хазары в союзе с греками и мадьярами воевали против болгар и печенегов. В начале X века ситуация переменилась. Победив полки Олега, хазары приказали ему идти на Византию. Русскому князю в этой ситуации предписывалось выполнить роль наемника. Война же по замыслу хазарского «генштаба» должна была не только ослабить Русь и Византию, но и вконец расстроить их налаженную торговлю. Если бы этот план осуществился, то каганат завладел бы монополией на сбыт русских товаров на Востоке. Однако правители Хазарии просчитались. Начавшись военным столкновением, поход Олега завершился мирными договорами 907 и 911 гг.
Некоторые историки считают, что похода 907 г. не было, поскольку о нем нет упоминания в греческих источниках. Но для нас этот вопрос несущественен, так как мы разбираем чисто летописную аллегорию об истории смерти князя, а согласно ей, поход имел место.
Договоры с Византией юридически оформляли права русских купцов в Константинополе и предопределяли тем самым не только увеличение русско-греческой торговли, но и долговременную ориентацию внешней политики Руси на дружбу с Византией. Договоры ломали сложившуюся систему диктата Хазарии в юго-восточной Европе. Неудивительно, что вокруг них разгорелся костер политических интриг. И, видимо, не случайно, что подписавшие договор 911 года византийские императоры-соправители Лев VI Мудрый и Александр, а также русский князь Олег умерли уже к середине 913 года.
Киевский воевода «укрепил» свой щит на царьградских вратах, то есть гарантировал защиту византийской столицы. Союзом с греками он восстанавливал против себя хазар и фактически, как бывший их наемник, подписывал себе смертный приговор. Русичи сознавали, что выбор сделан. Оставалось только гадать, когда Хазария подготовит ответный удар. Договор 907 года носил лишь предварительный характер, но именно в это время волхвы предсказывают Олегу смерть. Через четыре года, когда будет оформлен и подписан договор, конь умрет. Это знак, предвещающий скорую гибель князя.
«И плакашися людие вси плачем великим», прощаясь с Олегом. Так записал летописец, а сказка, как фольклорный жанр, передающийся от одного поколения к другому, сохранила до нашего времени этот скорбный мотив. «Да, Вещего помнит Россия».
Иван Быкович и князь Игорь
Сказка «Иван Быкович» – тоже история о трех братьях. Правда, в отличие от предыдущей сказки, между богатырями уже нет и тени неприязни. Проиграв в соревновании на силу, Иван-царевич и Иван кухаркин сын говорят победителю: «Ну, Иван Быкович! Будь ты большой брат!» Союз братьев (русских богатырей) стал крепче, чем при Буре-богатыре. Это послеолеговы времена.
Ивана Быковича, судя по его отчеству, логично считать потомком Ивана коровьего сына, Бури-богатыря, точнее, воином следующего поколения. Если же продолжать параллель мира мифологии, образов сказки и мира русской истории, то богатырю Ивану Быковичу будет соответствовать князь Игорь. Собственно, в сказке находит образное выражение мысль о том, что Иван Быкович, как защитник земли русской, преемник Бури-богатыря и в реальности мог бы быть отождествлен с князем Игорем. Подобно своим историческим прототипам, они сменяют друг друга в стольном Киеве и на богатырской заставе.
Иван Быкович бьется со Змеями не у моря, а на реке Смородине (смород – смрад), берег которой усеян человеческими костями, «по колено будет навалено». Чудо-юды владеют к этому времени огромными пространствами, даже агрессивная Баба-яга поминает их без симпатии: «… ведь они, злодеи, всех приполонили, всех разорили, ближние царства шаром покатили». Точно то же в первой половине X века мог сказать о хазарах любой их сосед. Где-то после 913 г. хазары с новой, еще более страшной силой наваливаются на Русь, так что данниками каганата становятся уже и вятичи. Именно к этому времени относится письмо царя Иосифа своему испанскому соплеменнику о множестве подвластных ему народов (в их числе и народа в-н-н-тит). В те времена хазары действительно овладевают системой укрепленных городищ на Дону.
Река Смородина – внутренняя приграничная река русского государства. Ряд исследователей фольклора настаивают на исключительно мифологическом названии реки, являющейся границей между «этим» и «иным» мирами. Но в то же время река Смородина упоминается в былине «Илья Муромец и Соловей-разбойник», и протекает она где-то поблизости от Чернигова. Всеволод Миллер отождествил ее с рекой Смородинной, что в 25 верстах от Карачева – города черниговских князей, предполагаемой родины Ильи Муромца (в былине село Карачарово). Другая былина – «Наезд литовцев» также помещает Смородину в области, близкие селам Карачеву и Переславскому (город Переяславль). Трудно поверить в то, что сказители X–XI вв. мыслили сказочную и былинную реку Смородину в разных концах Руси. А если так, то место битвы Ивана Быковича со Змеями локализуется внутри треугольника из трех городов – Киева, Чернигова и Переяславля, вблизи границы между землями полян и северян. Через эту область двигались хазары на Русь.
Иван Быкович, продолжая дело Бури-богатыря, побил Змеев, а вот сладить с их матерью не смог. Поражение богатыря (войск киевского князя невдалеке от Киева) естественно отнести ко времени второй волны хазарского ига (20-е (?) – 60-е годы X века), к тому историческому времени, когда русичи вновь попытались освободиться. Кембриджский аноним, еврейский автор XII века, рассказал о войне киевского князя в союзе с Византией против Хазарии, начавшейся в 939 году. «Войну развязал хазарский царь Иосиф, который «низверг множество необрезанных», т. е. убил много христиан…
В 939 г. (или в начале 940 г.) Хельгу (князь Игорь. – А. А.) внезапным ночным нападением взял город С-м-к-рай (Самкерц, на берегу Керченского пролива)…
Хазарский царь ответил на удар ударом. Полководец «досточтимый Песах» освободил Самкерц, отбросил русов от берегов Азовского моря, вторгся в Крым, взял там три греческих города, где «избил много мужчин и женщин», но был остановлен стенами Херсонеса, куда спаслось уцелевшее христианское население Крыма.
Затем Песах пошел на Хельгу, то есть подступил к Киеву, опустошил страну и принудил Хельгу, против его воли, воевать с бывшими союзниками-византийцами за торжество купеческой иудейской общины Итиля.
Все эти события в русской летописи опущены, за исключением последовавшего за ними похода на Византию» (Гумилев Л.Н. Древняя Русь и Великая степь). Но отзвуки этих событий, волшебно преобразившись, присутствуют в сказке!
Ведьма (сказочный образ полководца Песаха) утаскивает Ивана Быковича в подземелье – логово Чудо-юдова отца. Длинные ресницы и густые брови совсем закрывают глаза старика. Как и восточнославянскому Вию, веки ему поднимают железными вилами могучие богатыри. В отшельничестве и бездействии змеиного родителя просматривается поразительная аналогия с положением хазарского кагана.
Приняв высший верховный титул, он удалялся в специальный дворец, появляясь перед народом только в особо торжественных церемониях. Действия правителя были строго табуированы и жестко ограничены, а всю власть сосредоточил ставленник придворной верхушки. Неизменной обязанностью кагана, правда, оставалось руководство войсками в случае войны. Как мудрый главнокомандующий действует и сказочный «каган», отец Чудо-юды. Он не мстит Ивану за сыновей, но направляет его (!) в военный поход – умыкнуть царицу золотые кудри.
Подробности морской экспедиции сказочного витязя напоминают о связанных единой задачей походах князя Игоря на Византию в 941 и 943 гг. В первом походе Игорь возглавил эскадру в 10 тысяч кораблей. Велик и сказочный караван судов: «Вышел первый корабль; Иван Быкович сел в него, крикнул: «Все за мной!» – и поехал в путь-дорогу. Отъехав немного, оглянулся назад – и видит: сила несметная кораблей и лодок!»
Захватить Константинополь русским не удалось. А потому второй поход, уже сухопутный, объединил варягов, печенегов, словен, кривичей и днестровских тиверцев. Войско дошло до Дуная, где встретило послов императора с мирными предложениями. Взятие богатого откупа у греков подобно подношениям Ивану Быковичу: «Приезжают в невиданное царство, небывалое государство; а там уже давно сведали, что Иван Быкович будет, и целые три месяца хлеб пекли, вино курили, пиво варили. Увидал Иван Быкович несчетное число возов хлеба да столько же бочек вина и пива; удивляется и спрашивает: «Что б это значило?» – «Это все для тебя наготовлено».
Однако не так просто заполучить хозяйку заморской стороны. Уготовила она русичам баню огнем, и погорел бы Иван Быкович, не окажись с ним старичок Мороз-Трескун. Выдержал богатырь Иван испытание, «царица сама к нему вышла, подала свою белую руку, села на корабль и поехала». Доплыли они до Чудо-юдова берега, а Иван Быкович к тому времени так полюбил царицу, что посмел предложить своему «повелителю» завоевать невесту в честном соревновании – кто пройдет по жердочке над пропастью, тот и женится на прекрасной даме. «Иван Быкович пошел по жердочке, а царица золотые кудри про себя говорит: «Легче пуху лебединого пройди!» Иван Быкович прошел – и жердочка не погнулась; а старый старик пошел – только на середину ступил, так и полетел в яму». Балансирование над бездной – наверное, лучше не охарактеризуешь русскую внешнюю политику 944 года. С одной стороны, условие хазар завоевать Византию, с другой – традиция мирных отношений с греками. Не потому ли, гадая об истинных намерениях русского богатыря, так недоверчиво и неприязненно встречает его царица? Но во время соревнования мужей она болеет за руса. Силу любви и взаимной поддержки они противопоставили наглости Чудо-юдовых устремлений. Точно так же русско-византийский договор 944 года выразил антихазарскую позицию государств (Сахаров АН. «Мы от рода русского…»). Не изменив своему извечному правилу счастливого финала, сказка вместе с тем не погрешила и против подлинных фактов истории.
Сказки о Буре-богатыре и Иване Быковиче, читаемые со знанием потаенных в них ассоциаций, открывают взгляд простого человека X века на историю своего народа. Отличается ли он от официально-летописного? Несомненно. В сказках отображена отсутствующая в летописи диалектика русско-хазарских отношений в конце IX – первой половине X века. В то же время сказочные портреты киевских князей схожи с летописными. В сравнении с Иваном Быковичем (Игорем) королевич Буря-богатырь (Олег) и прозорливее, и сильнее, и независимее от политических интриг Чудо-юдовой (Хазарской) братии. Но, конечно, ни о каком умалении Ивана Быковича в сказке нет и речи.
А откуда родом сказочные Рюриковичи? На этот счет установлено, что герой с именами Иван коровий сын, Иван Быкович встречается преимущественно в русских и очень редко в украинских и белорусских сказках. География сказок об Иване Быковиче вообще ограничена преимущественно северными областями России. Наша интерпретация сказок прекрасно это объясняет. И Олег, и Игорь – князья северные, для киевлян они люди пришлые, а потому память о них не смогла затмить славы южнорусских богатырей доолеговой поры. Сказка о Буре-богатыре все-таки популярнее сказки про Ивана Быковича, что тоже понятно: восточным славянам Вещий Олег запомнился, прежде всего, как князь-освободитель, а Игорь – как не всегда справедливый сборщик дани.
Но то дела внутренние. Что же до забот Отечества, то оба князя были его доблестными ревнителями. Здесь летопись со сказкой не расходится. И можно утверждать, что сказки об Иване коровьем сыне и Иване Быковиче стали тем чудесным пламенем, в котором закалялось мужество полков Святослава.
Кавстрийский змей как символ Хазарского каганата
Сказка о Никите Кожемяке – классический пример дополнения древнего мифологического сюжета более поздними историческими подробностями. Уже в древнем славянском эпосе встречаются сказания о богатырях-кузнецах, кующих гигантский плуг в 40 пудов. Победив Змея, герой запрягает его в волшебный плуг и пропахивает глубокие борозды – «Змиевы валы». В сказке они тянутся аж до моря Кавстрийского (Каспийского). Валы – это реальность. Они представляют собой остатки огромных богатырских застав-крепостей по берегам рек, впадающих в Днепр. Их датировка неясна, но несомненно, что они верой и правдой служили древним русичам не один век.
В «Повести временных лет» рассказывается, что обры (авары) впрягали в телеги славянских женщин и заставляли возить себя. Запрягая чудище в соху, Кожемяка как бы мстит Степному Змею за былые унижения славян.
В отмеченных реалистических вкраплениях проявляется, так сказать, первичный слой исторической окраски мифического сюжета. На его фоне можно увидеть другую, более позднюю роспись, отмеченную временем русско-хазаро-печенежского противостояния. Прежде всего, о прозвище сказочного воина. «Повесть временных лет» под 992 годом упоминает о малолетнем ремесленнике-кожемяке, вышедшем на поединок с богатырем-печенегом и удавившем его. Полное имя героя названо в летописи несколько позднее. В 1001 и 1004 гг. Ян Усмошвец, или кожевник (от древнерусского «усма» – кожа и «шью»), разбил печенегов, пришедших на Русь. Этот легендарный богатырь послужил прообразом Никиты Кожемяки, а тот в свою очередь заменил в древнейшем сказочном сюжете волшебного кузнеца.
Беспощадный Змей, объявившийся вблизи Киева, брал с народа «поборы немалые: с каждого двора по красной девке; возьмет девку да и съест ее». Не миновала беда и царскую дочь. Пленение русских и славян и продажа их в рабство были традиционным промыслом степняков. Только факт захвата царевны и регулярные грабежи напоминают, скорее, хазарское иго, нежели налеты печенегов. В отличие от хазар печенеги не завоевывали Киев и не облагали его жителей данью. Византийский император Константин Багрянородный в своем сочинении, написанном в 948–952 гг., упоминает о «киевской крепости, называемой Самбатас». Самбатас – хазарское название, имеющее значение «пограничный город» (Киев находился на тогдашней западной границе Хазарского каганата). В крепость стекались товары, взимаемые хазарами с подвластных им славянских племен. Расшифровка древнекиевской топонимии указывает на присутствие в Киеве хазар. От времени владычества хазар в Киеве осталось отмеченное в «Повести временных лет» название городского урочища «Козаре». В Библиотеке Кембриджского университета хранится так называемое «Киевское письмо», написанное на еврейском языке в Киеве в начале X века. В нем представители еврейско-киевского кагала обращаются к другим иудейским общинам с просьбой об оказании помощи их соплеменнику и единоверцу. Таким образом, Змиевы поборы более естественно связывать с действиями хазар.
В сказке Змей выступает обыкновенным грабителем: основатель заботился бы хоть о каком-то благоустройстве, а здесь на первом плане только дань. И уж совсем хорошо знакомым, так похожим на Морского царя Чудо-юду, является читателям Змей в финале сказки. «Никита провел борозду от Киева до моря Кавстрийского. «Ну, – говорит Змей, – теперь мы всю землю разделили!» – «Землю разделили, – давай море делить, а то ты скажешь, что твою воду берут». Здесь сразу вспоминается и таможенная служба хазар в устьях рек и в Керченском проливе, и доминирование их на Каспийском побережье. Иными словами, Кавстрийский Змей символизирует постоянную хазаро-печенежскую угрозу со стороны Дикого поля.
Сокрушительные поражения, нанесенные хазарам Святославом (965–968), были только вестниками грядущего заката каганата. В конце 970-х годов хазары возвратились в свою столицу Итиль и попытались восстановить былое могущество, обратившись за помощью к Хорезму. В 985 году сын Святослава Владимир, как сказано в его житии, написанном хотя бы в некоторой его части еще в XI веке Иаковом Мнихом, «на Козары шед, победи я и дань на них положи». Известно также, что в набегах на Русь хазары иногда объединялись с печенегами. Последнее по времени их нападение на Киев произошло в 1036 году и окончилось для степного воинства плачевно. Все это позволяет заключить, что сказка «Никита Кожемяка» отражает победный период в столкновениях Руси с хазарами и печенегами (965 – 1036).
Сказка о Кожемяке венчает богатырскую трилогию о сражениях с морским Змеем. Сказки трилогии являются главами устной летописи народа, русского героического эпоса X века. Вряд ли мы ошибемся, если объявим их уникальными историческими документами той давней эпохи. И что из того, что они хранились в сердцах людей, а не в монастырской библиотеке? Разве стали они оттого менее подлинными?..
Чудо-юдо – Хозяин Каспия
В сборнике Афанасьева в цикле «Морской царь и Василиса Премудрая» приведено восемь сказок. Исходным для них стал сюжет о договоре царя с путником: за возможность напиться из источника Хозяин воды требует отдать то, чего путешественник дома не знает. Тот соглашается, не догадываясь, что за время отсутствия у него родился сын Иван-царевич. Им в итоге и расплачивается родитель с царем.
Сказочный сюжет о запродаже незнаемого в родном доме выдающийся исследователь сказок В.Я.Пропп (1895–1970) соотносил с обрядом инициации – посвящения или введения в культовые таинства подростков у древних народов. Молодой человек во время обряда подвергался испытанию, включавшему, в том числе, и жестокие истязания. Мучения, принимаемые юношей, символизировали его временную смерть, а одоление мук и последующее «возрождение» вводило его в круг посвященных, взрослых и готовых к вступлению в брак мужчин. Нечто схожее совершается и в сказке. Заклание родителями своего ребенка Морскому царю, служба у него, удачный побег и женитьба на Василисе Премудрой своего рода поэтические декорации таинства посвящения; герой, попавший в запредельное царство, возвращается невредимым назад.
С развитием речных и морских торговых экспедиций русичей древний сюжет приобрел новое звучание. Немилосердным таможенником (Морским царем или Чудо-юдой) купцам-мореплавателям представлялся правитель тех морей и рек, по которым пролегал их путь. В одном из вариантов Иван-царевича теперь заменил Иван купецкий сын (отправляющийся в услужение к Чудо-юде). Трудно сказать, возникла бы вообще эта сказка о русском купце и морском злодее, не воспрепятствуй Хазария свободному плаванию русских кораблей через контролируемые ею реки и проливы. Хвалынское море русского эпоса, напомним, это Каспийское, или Хазарское, как его называли еще, море.
В 913 году за возможность прохода в Каспийское море русичи обязались отдать хазарскому царю половину своей добычи. Это, конечно, было грабительское условие, поскольку русские воины шли воевать за хазарские интересы. Но все-таки оно предполагало достаточную награду уцелевшим. На обратном пути, дойдя до устья Волги, русы отослали условленную часть богатств кагану. Однако тот, нарушив договор, отказался пропустить их домой и позволил своей мусульманской гвардии напасть на русичей. После отчаянного трехдневного сражения они были разбиты, потеряв убитыми 30 тысяч человек. Нарушение клятвы всегда считалось святотатством. Коварство хазарского правителя выглядело еще более бесстыдным на фоне недавних договоров русских с греками. За подобные преступления, творимые прототипом Чудо-юды, и прилепилось к последнему прозвище Беззаконный.
«Выражается сильно российский народ! И если наградит кого словцом, то войдет оно ему в род и потомство, утащит он его с собою и на службу, и в отставку, и в Петербург, и на край света» (Н.В. Гоголь). Применительно к иудейской Хазарии это словцо имело, так сказать, и внутриобщинный смысл. Еще во времена Римской республики (во II в. до н. э.) в иудаизме оформились и противоборствовали две религиозные группировки – саддукеи и фарисеи. Саддукеи (аристократическая, земледельческая знать, жрецы) придерживались буквального смысла Моисеева закона. Фарисеи же, состоящие из ремесленников, торговцев, низших служителей культа, наоборот, стремились «усовершенствовать» иудейскую религию толкованием библейских (ветхозаветных) положений. Собранные и отредактированные разъяснения ветхозаветных книг составили Талмуд, святая святых правоверного фарисея. Христианские авторы, занимавшиеся его изучением, свидетельствуют, что талмудические трактаты неизбежно должны приучать своих последователей к вредным тонкостям, натяжкам, лживости, надувательству, плутовской изворотливости, изощрять их пронырливость и, наконец, убивать в них уважение к Моисееву законодательству. Итильские менялы и ростовщики склонились (в понимании христиан) к почитанию извращенного закона (Талмуда), за что и были отмечены столь нелестным прозвищем.
Сказка о противостоянии христиан и язычников в Киеве
Совсем иную историю любви открывает нам сказка о Даниле Бессчастном. В ней Чудо-юдо – старичок-водяной престранного вида – «без рук, без ног, одна борода седая». Ровно в полночь вылезает он из моря у сырого дуба. Тут-то и поджидает его Данило. Дело у дворянина срочное: надо ему к утру сшить из сорока сороков соболей шубу для князя Владимира, и помочь в том может только дочь Чудо-юды – Лебедь-птица, красная девица. Правда, она страх как расчетлива. «Возьмешь меня за себя? – пытает она дворянина. – В те поры все будет сделано!» Задумался Данило, да деваться некуда. Согласился, а уж красавица не подвела – смастерила шубу на диво. Вот поутру Лебедь-птица и наставляет мужа: «Как выйдешь от заутрени… сымай шубу с своих плеч да уряди князя Владимира в тот час, не забывал бы он нас».
Все сделал Данило как надо, да оплошал малость – похвалился спьяну женой. А тут еще Алеша Попович, бабий пересмешник, начал врать, что спал с ней. Заспорил Бессчастный с лгуном, и тогда порешили они – кто лжет, того и казнить. Но Алеша-клеветник украл для доказательства цепочку Лебедь-девицы, все ему и поверили. «Ну, Владимир-князь, – говорит Данило Бессчастный, – вижу теперь, что надо рубить мою голову; позволь мне домой сходить да с женой проститься». Дома же Лебедь-птица, красная девица советует мужу: «Поди зови к себе в гости и князя с княгиней, и всех горожан». Тот послушался ее.
«Срядился князь со княгинею в гости и поехал в путь-дорогу со всем храбрым воинством». Едут они и диву даются; что ни река – то полна пивом, медом, вином или крепкой водкой. Перепились солдаты и генералы, а трезвых только четверо и осталось – князь со княгиней, Алеша и Данило. Вошли они в палаты высокие, ждали-ждали хозяйку за накрытым столом, а та вышла на крылечко, молвила словечко: «Вот-де как мужей учат!» – махнула крыльями и улетела. Гости же ее в болоте на кочках остались…
Рассказчик смакует подробности княжеского унижения: «Пока до палат своих добрались, с головы до ног грязью измарались!» Откровенная насмешка сочинителя открывает его симпатии к оппозиции князя (языческому лагерю).
Чудо-юдова дочка встречается с Данилой в Страстную субботу, накануне Пасхи. Воскресение Иисуса Христа называют праздником праздников, ибо в этот день прославляется победа Жизни над смертью, Света над тьмою, Добра над злом. Оттого так активно искушает человека нечисть в пасхальную неделю, являясь перед ним то одиноким Мефистофелем, то многоглавой бандой Воланда. В традициях дьявольской «демократии» Лебедь-птица предлагает Даниле заключить договор (в данном случае брачный). Одно из его условий – не распространяться о волшебном даре жены. «Не хвались, что за едину ночь дом построили с тобою», – напоминает Бессчастному красавица. Только удел Данилы притягивать несчастья. К тому же никто из православных не вступился за него, и сам великий князь поддержал оговор невинной жены. Вот, казалось бы, и объяснение сказки. Но неужели рассказчик вывел героиней «оболганную» христианами нечистую силу? Ведь в конце сказки торжествуют всегда светлые силы Добра и Правды. Из-за неясной развязки В.Я. Пропп, комментируя сказку, даже предположил, что она не закончена. А не разрешит ли эту загадку известная нам мифолого-историческая параллель?
Известно, что XI веке в Киеве была богатая иудейская община. Она выстроила каменную синагогу, но свою веру среди населения не пропагандировала. «Единственным путем распространения иудаизма был тот, который применялся в Хазарии – смешанные браки». Православные священники категорически воспрещали их заключение. Статья из Устава князя Ярослава гласит: «Аще кто с бесерменкою (мусульманкою. – А. А.) или с жидовкою блуд створить, а не лишиться – церкви отлучиться и христьян, а митрополиту 12 гривен». Вот почему задумался христианин Данило, когда богатая и красивая девушка нехристианской веры, Чудо-юдова дочь, вызвалась выйти за него замуж. Брачный союз оказался под угрозой, когда Алеша Попович (неслучайный выбор прозвища персонажа!) украл у Даниловой жены цепочку. Обо всем этом, понятно, в сказке не говорится напрямую, но нельзя отрицать, что сказочный образ Чудо-юды в X–XII вв. ассоциировался на Руси с эмигрантами из Хазарии, и слушатели сказки не нуждались в дополнительной расшифровке.
А кстати, почему князь шествует к дому Данилы «со всем храбрым воинством»? За ответом снова обратимся к истории. Святополк Изяславич (1093–1113 гг. – на великом престоле) «из корыстолюбия дал большие льготы жидам, которыми они пользовались в ущерб народу и тем возбудили против себя всеобщее негодование» (Соловьев С.М. История России с древнейших времен). Говоря попросту, киевские фарисеи установили большой ростовщический процент («неумеренные росты»). Накануне воцарения Владимира Мономаха в Киеве, во время восстания 1113 года жители города разграбили дома тысяцкого Путяты, сотских и евреев. Собравшись по этому поводу на совет, князья решили выселить иудеев из Русской земли без конфискации имущества, но и без права возвращения. «Тайно возвращавшимся евреям было отказано в покровительстве закона, даже в случае ограбления и убийства вернувшихся» (Гумилев Л.H. Древняя Русь и Великая степь). Сказочный князь служит закону и, узнав о браке Данилы с девушкой другой веры, учиняет следствие. Он самолично отправляется посмотреть на Лебедь-птицу. Однако та обхитрила князя и убежала от его суда, опоив предварительно дружину и бросив неосторожного мужа.
Наконец все стало на свои места: неведомый нам волхв-сказитель аллегорически поведал о конфликте христиан и иудеев. Как язычник, он смеется над оскверненным христианским браком и промахом княжеской тайной канцелярии. Все христиане у него сплошь с червоточинкой: Данило – непутевый пьяница и вообще Бессчастный, Алеша – вор и наветчик, а князь – ни мудр, ни справедлив, да еще, как мальчишка, на Даниле верхом по грязи скачет. А между тем сказочного Владимира современники волхва сопоставляли с Владимиром Мономахом, сидевшим в то время в Киеве (1113–1125 гг.), а бабьего пересмешника Алешу Поповича – с богатырем Александром Поповичем, победителем половцев. Рассказ сказочника-язычника, таким образом, в известной степени односторонен, но для нас важнее другое – глубинный смысл сказки постигается только в контексте русской истории.
Глава 4 Перестройка князя Владимира
Пошла уже вторая тысяча лет, как христианство стало государственной религией России, но историки все еще спорят относительно причин перемены веры нашими предками. При внимательном рассмотрении всякий исследователь с удивлением замечает, что языческие времена были совсем не такими мрачными, как нас пробовали уверить церковники и ориентированные на их мнение авторы. В самом деле, разве не язычники создали государство Русь с центром в Киеве? При этом русские князья и их дружинники подчинили себе многие славянские и неславянские народности, проживавшие на Восточно-Европейской равнине, и у нас нет никаких оснований утверждать, что этот союз племен был слабым и бесперспективным. Как же тогда русичи смогли одолеть Хазарский каганат? А победоносные походы на Византию? Русские «варвары» заставили гордых христиан выплачивать им контрибуции, а также содержать на свой счет русских купцов, приезжающих в города для торговых сделок. Разве не языческая культурная стихия сформировала национальный тип русского человека? Врожденная открытость и доброта позволила наладить русам-язычникам устойчивую торговлю с арабскими странами, народами Поволжья и Кавказа, государствами Западной и Центральной Европы. «Русская знать разбогатела. Князья, бояре и мужи-дружинники стали владетелями обширных населенных территорий и многолюдных городов. Их дворы наполнились челядью, а в сокровищнице феодалов накапливались трофеи, добытые во время победоносных походов. Казалось бы, верхушке русского общества не оставалось ничего иного, как прославить тех языческих божеств, с чьей «помощью» Русь встала в один ряд с крупнейшими странами Европы. Однако вместо этого русская знать вдруг начинает интенсивные поиски новой религии. Как следует понимать этот парадокс?» (О.М. Рапов. «Русская церковь в IX – первой трети XII в. Принятие христианства»).
Объяснять его пытались уже авторы конца X – начала XI в. Так, арабский хронист Яхья Антиохийский тесно связал крещение русского народа с военной помощью, оказанной князем Владимиром византийской правящей династии для подавления восстания Варды Фоки, а также с последовавшей за этим событием – женитьбой Владимира Святославича на принцессе Анне. Византийская принцесса якобы не пожелала, чтобы ее выдавали замуж за язычника, и настояла на крещении князя и населения страны.
В Средние века часто пытались объяснить крещение Руси различного рода влияниями, которые испытал на себе князь Владимир. Немецкий хронист конца X – начала XI в. Титмар Мерзебургский писал: «Привезя из Греции жену по имени Елена… он (Владимир. – АЛ.) под ее влиянием принял святую христианскую веру». В скандинавской саге об Олаве Трюггвасоне утверждается, что Русь своим крещением обязана норвежскому конунгу Олаву, который, приехав в Киев из Византии, уговорил своего воспитателя князя Владимира и его жену Аллогию принять христианство византийского образца.
Русские писатели XI в. объясняли выбор Владимира влиянием бабки, княгини Ольги, принявшей крещение во время своего путешествия в Константинополь. А вот создателям «Повести временных лет» казалось, что поводом к крещению Руси послужили искусная пропаганда византийских миссионеров и желание киевского боярства.
«Однако крещение жителей Восточной Европы, которые, как показывают источники, оказывали яростное сопротивление данной акции, не может быть объяснено ни желанием византийской принцессы, ни брачными обязательствами русского князя, ни прихотью самого князя Владимира, ни уговорами норвежского конунга, ни влиянием на Владимира княгини Ольги и византийских миссионеров» (О.М. Рапов. Указ. соч.).
Еще более смешная версия христианизации Восточной Европы возникла в XIX в. Ее приверженцами, в частности, были историк церкви Макарий, С.М. Соловьев и С.Ф. Платонов. Все они заявляли, что русское язычество было «бедно», «бесцветно» и «примитивно» и потому, дескать, не могло конкурировать с религией Христа. Эти взгляды проистекали как от абсолютного незнакомства маститых авторов с культурой древних русичей, так и отсутствия у них какой-либо интуиции. Разве наши сказки и былины не служат ярким доказательством высокого культурного уровня наших пращуров?
Основой их верований была ведическая религия древних ариев, точнее, ее изначальный вариант, оформившийся еще в то время, когда арии проживали на Русской равнине (V–II тыс. до н. э.). Модель мира ведийских (т. е. почитавших «Веды») ариев была ориентирована на космос. Жизнь человека представлялась им сопряженной с космосом посредством некого универсального закона «rta», обозначающего регулярный и циклический характер и предполагающего возврат к исходной точке. По закону «rta» встает и заходит солнце; одно время года в установленном порядке следует за другим. Все повторяется, как было в незапамятные времена, и, следуя «rta», человек воспроизводит цикличность космических явлений в своем жизнеустроении, поддерживая тем самым порядок в космосе и в человеческом обществе и создавая условия для нормальной и успешной жизни своего племени. «Rta» являлся одновременно и этическим законом в обществе ариев. Хорошо и правильно то, что этому закону соответствует, а плохо и неправедно непочитание арийских богов, непринесение им жертв, скупость в отношении жрецов и поэтов, слагающих религиозные гимны. Для ведийского сознания характерна сосредоточенность внимания на положительной сфере, на том, что соответствует «rta», и неразработанность отрицательной: силы зла в «Ригведе» выступают героями «третьего плана». У древних русичей этот закон ассоциировался с понятием «рота». М.Л. Серяков в своей книге «Голубиная книга» – священное сказание русского народа» посвятил анализу этого языческого термина отдельную главу. Исследователь блестяще показал, что древнерусская «рота» была аналогом арийского «rta» – вселенского закона, универсального принципа, регулирующего порядок в Природе и торжество правды в человеческом обществе. Хранителем «роты» на Руси выступал бог Род. Академик Б.А. Рыбаков в книге «Язычество древних славян» указал на исключительную важность этого божества в жизни древних русов. Именно он был главным оппонентом Христа при утверждении библейских догматов на Руси. У язычников, заметим, были разработаны свои представления о будущей загробной жизни человека, так что и в этом вопросе преимущества христианство не имело. Согласно языческим убеждениям, после смерти существование человека не прекращается. Он переносится в иной, потусторонний мир, где будет жить вечно. Причем на «том свете» человек находится в том же самом качестве, что и в последний миг своего существования.
Христианство уравнивало всех в загробном существовании, но навряд ли это обстоятельство могло быть решающим фактором при выборе веры. Тем более что наибольшее сопротивление введению новой религии оказали Владимиру как раз «низы», народ.
Со временем были выдвинуты и разработаны более основательные гипотезы:
– христианство Руси было необходимо для получения из Византии государственных учреждений (Ф.И. Успенский);
– главная причина принятия Русью христианства заключалась в отсутствии церковной иерархии византийского типа. Поиски ее привели Русь ко двору болгарских царей и к последующей христианизации от Болгарии (М.Д. Приселков);
– крещения требовали торговые интересы страны (И.Е. Забелин, Н.М. Никольский);
– христианская религия послужила прочной основой для объединения восточнославянских племен в единое государство (М.В. Левченко, А.М. Сахаров);
– феодальный способ производства вступил в противоречие с догмами славянского язычества. Языческая религия требовала всемерного накопления имущества для безбедного существования в вечном «далеке», феодальное же государство заставляло его отдавать прибавочный продукт собственнику земли. Языческая религия выступала против закабаления и порабощения славянина кем бы то ни было, настаивала на его полной независимости, чтобы в потустороннем мире он оставался вольным человеком, а феодалам был нужен порабощенный, прикрепленный к земле, безропотный производитель (О.М. Рапов).
В общем, причин приводится много. И все они, безусловно, в какой-то мере определяли поведение князя Владимира и его окружения. Но наши ученые почему-то совершенно не говорят о главной причине, перевесившей все остальные, вместе взятые. Она проистекает из характера русского народа, его национальной психологии. Русский человек всегда открыт миру, он стремится не обособиться, а встроиться в мировую цивилизацию. Внутри каждого русского неистребимо внутреннее желание находиться в ладу, в гармонии со всем миром, как природным, так и человеческим, социальным. Мы были и остаемся верными космическому закону «rta» – «роты» – Рода. Это и есть русскость, наша национальная идея. Жить за «железным занавесом», отгородиться от мирового сообщества и лелеять свою национальную самобытность или культивировать отличную от всех идеологию – не наш удел. Да, на какое-то время, в период немощи и истощения военной силы и политической воли, россияне могут замкнуться, «законсервироваться», сосредоточиться на своих внутренних проблемах и решать их, ограничив контакты с другими народами. Но это не типично для нас, через некоторое время мы сами же, изнутри, разрушим эту «загородку».
Арабский автор первой половины X в. ал-Истахри в «Книге путей и государств» писал относительно русской области Арсании (Артании): «Что же касается Арсы, то неизвестно, чтобы кто-нибудь из чужеземцев достигал ее, так как там они (жители. – А. А.) убивают всякого чужеземца, приходящего в их землю. Лишь сами они спускаются по воде и торгуют, но не сообщают никому ничего о своих делах и о своих товарах и не позволяют никому сопровождать их и входить в их страну». Арсания – это земля вятичей, уже упоминавшаяся нами страна Вантит. Рассказ ал-Истахри относится к тому времени, когда еще в силе был Хазарский каганат и киевляне платили ему дань. Совершенно естественно, что жители Арсы хранили свои святыни и не допускали чужеземцев к ним. Но спустя некоторое время, после победоносного похода князя Святослава на Итиль, ситуация качественно изменилась. Русы стали доминировать в Восточной Европе. Вместе с тем они и раскрыли свои границы для представителей других народов, заинтересовались их религиозными взглядами. Повторимся, ничего принципиально нового с точки зрения духовного усовершенствования личности христианство не несло. Скорее наоборот: оно отрывало человека от мира природы и «привязывало» к воле неведомого Творца. Человек становился рабом Божим, и русские принимали такой статус не от чувства восхищения новой религией и ощущения ее преимуществ, а из простого любопытства, желания попробовать того, что стало общепринятым у цивилизованных ромеев и германцев. Русские принимали христианство не от слабости своего духовного здоровья, а от излишней силы. Здесь работал наш национальный принцип: попробуем и эту «заразу», обеднеть не обеднеем, авось даже чего-нибудь приобретем.
Конечно, всякая аналогия хромает. Но ситуация, сложившаяся в ходе крещения Руси, очень напоминает политическую перестройку, произошедшую в Советском Союзе через тысячу лет. И там, и тут верхушка государства приняла в качестве официальной идеологию, с которой она до того старательно боролась. И тогда, и в конце XX века разрушалось языческое по своей сути мировоззрение. И в те далекие времена, как и сейчас, европейцы называли русских варварами и нецивилизованными азиатами. Обе перестройки были антирусскими по своему содержанию. И тогда, и сейчас реформаторы опирались на поддержку иностранных государств: Владимир бегал за море к варягам, а Горбачев и Ельцин смотрели в рот дяде Сэму. Оба раза русским морочили голову разговорами об общечеловеческих ценностях и оба раза по полной программе ограбили. Все вышеприведенные причины, которые выдвинули историки, конечно же, имели место, но они были вторичны. Они и всплыли-то перед княжеской верхушкой, когда та почувствовала, что русские внутренне «сломались», клюнули на наживку. А произошло это в результате очень серьезной борьбы, о которой еще никто не написал ничего путного.
Тайный смысл языческой реформы
Крещению на Руси предшествовала языческая реформа. Около 980 г. князь Владимир, руководимый своим дядей по матери Добрыней, завладел киевским престолом и поставил вне двора теремного на холме идолы шести богов: Перуна, Хорса, Дажьбога, Стрибога, Семаргла и Макоши. Летописец оставил нам очень краткую информацию, но, будучи включенной в нашу систему представлений о язычестве Древней Руси, она открывает очень важные факты.
Оставим до поры до времени анализ состава и структуры нового пантеона, узаконенного Владимиром. Обратим вначале внимание, что в нем отсутствуют Род и Велес – божества, пользовавшиеся исключительным почитанием у древних русичей.
Род – наиболее древний неперсонифицированный бог русских, бог Вселенной, живущий на небе и давший жизнь всему живому. Автор «Книги об идолах» – сочинения XII века – считал культ Рода одной из мировых религий, которая некогда охватывала Египет, Вавилон, Грецию, Рим и славянский мир. Род – наиболее древний неперсонифицированный бог русских, бог Вселенной, живущий на небе и давший жизнь всему живому.
Бог Род – это проводник космического закона гармонии «rta» древних ариев («роты» древних русичей). Это двойник арийского Яра. Арии, стартуя с Русской равнины, распространили культ Яра-Рода в самых разных направлениях. В Египте Яра именовали Ра, в Палестине называли Астар («Есть Яр»), Астарот («Есть Род»), в Греции – Эрос, а позже Арей, у индийцев – Арьяман (божественный Яр-человек), у иранцев – Ормузд (божественный Яр-муж), наконец, у славян он стал Ярилой. Бог Род напоминал всем и каждому о мировой славе предков русских. И вот ему-то и не нашлось места среди новых кумиров.
В книге «Язычество древних славян» академик Б.А. Рыбаков приводит анализ памятника древнерусской литературы XII в. «Слово Исайи пророка». Это сочинение является кратким пересказом 6 5-й главы Книги Исайи пророка, входящей в Библию. Весь смысл создания параллельного древнерусского текста, отмечает ученый, состоял в том, чтобы «обрушить всю тяжесть библейских проклятий на Рода и двух его рожаниц» (рожаницы – богини плодородия). Анализ древнерусского памятника дает потрясающий результат! В поучении бог Род сопоставлен с Саваофом (Богом-отцом!) и Иисусом Христом. Все кары, все «судороги сердец» и горение в адском пламени, предназначенные отступникам от библейского Бога, обещаны здесь почитателям Рода и рожаниц. По своей значимости и по своему масштабу на момент введения и распространения христианства бог Род превосходил любого из древнерусских богов, в том числе и тех, которые вошли в пантеон князя Владимира. И то обстоятельство, что его исключили из числа общерусских святынь, характеризует общую направленность языческой реформы.
Православное духовенство всеми правдами и неправдами пыталось искоренить в народном сознании память о «роте». С этой целью, например, «редактировались» летописи. М.Л. Серяков в уже упоминавшейся книге приводит целую дюжину примеров варварского искажения текста «Повести временных лет». Он подчеркивает, что апологеты христианства при этом не столько боролись с самими языческими представлениями, сколько пытались «навязать народу закон иудео-христианской традиции». В противовес русскому закону-роте, ветхозаветные заповеди носят откровенно приземленный характер. Табу на имя Бога, запрет на маломальский интерес к чуждым верованиям и какую-либо деятельность в субботу и элементарнейшие нравственные установки. В дополнительном толковании десяти заповедей (Исход 34: 11–26) уточнены некоторые ритуальные элементы культа, однако и они лишены какого бы то ни было космического, вселенского начала.
В летописях рота используется для утверждения и закрепления межкняжеских и международных договоров. Они были двух видов: либо договор о мире и ненападении, либо о союзе, как правило, военном. Роту издревле использовали также при разрешении в судебном порядке юридических споров, причем как между самими русскими, так и между русскими и иностранцами. Термин «рота» использовался в договорах с Византией 911 и 944 годов. Многократно упоминается он и в «Русской правде» XI века – основном юридическом памятнике Древней Руси. На Русском Севере и в Сибири до сих пор используют слова: «рота» в значении «божба, клятва», «ротить» – «бранить, ругать, клясть, проклинать». «Этот факт, – заключает свое исследование М.Л. Серяков, – является одним из наиболее ярких и наглядных свидетельств того, какое огромное значение придавал русский народ роте и какое место этот закон правды и справедливости занимал в его духовной и нравственной жизни». Мы же добавим от себя, что верность роте подразумевает память о своих древних традициях (родовую память) и о боге Роде, который ее олицетворял. Князь Владимир вычеркнул Рода из списка наиболее почитаемых богов и тем самым обрезал одну из нитей родовой памяти, нарушил связь времен.
Обратимся теперь к фигуре другого бога-изгоя – Велеса (Волоса). В своих заключениях относительно происхождения и значения этого бога исследователи обычно отталкиваются от его характеристики в Лаврентьевской летописи – «скотий бог», то есть покровитель домашних животных и (опосредованно) бог богатства. В договорах с греками Велес соотнесен с золотом, тогда как другой постоянно упоминаемый наряду с ним бог – Перун – с оружием. В Киеве идол Перуна стоял на горе, а идол Велеса, по-видимому, на Подоле (в нижней части города). В социальном аспекте это различие проявлялось в том, что Велес считался богом «всей Руси», а Перун – богом княжеской дружины. Связь Велеса с сельскохозяйственными культами очевидна из восточнославянского обычая оставлять в дар божеству несжатыми несколько стеблей хлебных злаков – волотей, называемых «Волосовой бородкой».
Объяснить смысл имени «Велес» современные филологи и историки не могут. Но ларчик открывается очень просто: изначальным именем Велеса было «Бел». О древнем боге Беле (Белбоге) сохранилась живая память в белорусском предании о Белуне, который представляется старцем с длинной белой бородой, в белой одежде и с посохом в руках; он является только днем и путников, заблудившихся в дремучем лесу, выводит на настоящую дорогу; есть даже поговорка: «Темно в лесу без Белуна». Его почитают подателем богатства и плодородия. Во время жатвы Белун присутствует на нивах и помогает жнецам в их работе. Чаще всего он показывается в колосистой ржи с сумою денег на носу, манит какого-нибудь бедняка рукою и просит утереть себе нос; когда тот исполнит его просьбу, из сумы посыплются деньги, а Белун исчезает. Это рассыпание Белуном богатств основывается на древнейшем представлении солнечного света золотом. Связь Белуна с деньгами, а если несколько шире, с золотом и материальными богатствами хорошо объясняет привычки, приписываемые Велесу.
В русском языке прилагательное «белый» употребляется в смысле «светлый, чистый, незамаранный, незапятнанный». Некоторые известные словосочетания еще более расширяют круг связанных с ним ассоциаций. Белым днем называют Божий день, белой землей, белым местом – церковную землю, белыми крестьянами – свободных от податей и повинностей, а белым грибом – лучший из грибов. Выражение бел-свет означает «вся земля и все наши люди». Все эти значения прекрасно подходят в качестве характеристик верховного бога, поэтому мы должны признать имя Бел славянским по происхождению.
Культ этого бога праславяне перенесли в Грецию, Малую Азию, Палестину и Месопотамию.
Геродот сообщает, что ранее Эллада называлась Пеласгия. Это название родилось от греческого словосочетания «Белос-гея», что означает «земля Бела». Жители этой земли – пеласги – говорили на варварском (негреческом) наречии. Они оказали влияние на эллинов, позаимствовавших у пеласгов некоторых богов. Одним из них был бог Бел, которого греки стали называть Гелий (Гелиос). Это очень древнее доолимпийское божество, культ которого принесли в Грецию предки русских и славян – пеласги. Согласно греческим мифам, у Гелиоса во владении было множество стад, которые он держал в самых разных уголках Греции и даже на Сицилии. Вот и обнаружились глубинные корни скотьего бога.
При переделе земель, устроенном Зевсом, Гелиосу достался лишь единственный остров Родос (у юго-западного побережья Малой Азии), названный так в честь его жены Роды. Ее имя очень близко и понятно всякому русскому человеку и, очевидно, заимствовано греками у наших предков. Имя тещи Гелиоса – Левкотея, что значит «Белая богиня» (женская параллель Бела): вот и еще одна «ниточка», связывающая греческого и русского богов. По легенде, один из сыновей Гелиоса основал в Египте город Гелиополь и был первым, кто обучил египтян астрологии. Арийским (прарусским) Гелиополем был знаменитый город Гелон в Скифии. Оба названия нам известны в греческой транскрипции. Но истинные их имена совпадают и звучат не иначе как Белгород.
Пеласги – союзники троянцев, Гомер упоминает их при перечислении защитников города. После Троянской войны (в 1190-х или 1180-х гг. до н. э.) пеласги проникают в Палестину (обязанную им своим именем). В Библии они упоминаются как филистимляне.
В западносемитской мифологии Балу (Бел) – бог бури, грома и молний, дождя и связанного с ним плодородия. Балу именуется богатырем, сильнейшим из героев, скачущим на облаке, князем Вельзевулом. Известны изображения Вельзевула в облике быка (символ плодородия), то воистину «скотий бог». Он живет на горе, называемой «северная». Это еще одно указание на то, что культ Бела пришел к семитам с севера. Одна из сохранившихся форм написания имени Вельзевул – Beelzebub – читается как Велес-бог. Она подсказывает, что слово Велес родилось как вариант произношения имени Бел другими народами. Впоследствии обе формы стали существовать как независимые. Более того, во времена Киевской Руси предпочтение было отдано более поздней по происхождению. Вот почему мы практически не имеем свидетельств почитания Белбога древними русичами. Славу и значение Бела перенял Велес, бог всей Руси. В договорах с греками Велес соотнесен с золотом, чем, безусловно, напоминает Белуна. Хетты (соседи троянцев) в своей переписке называли Трою Вилусией – городом Велеса или Белгородом.
Наши филологи не в силах разгадать этимологию слова «дьявол». Но и в данном случае был задействован корень «бел». Исходная русская форма «Дий-Бел» («Божественный Бел») у семитов превратилась в дьявола, а у греков в диаболоса. С победой христианства эти языческие боги (воплощения Бела) были отнесены к представителям ада и покровителям мрачных и темных сил. И точно так же, как в случае с Велесом, в нашем языке утвердилась не исходная русская первооснова имен, а чужеродная. Согласно Библии, Вельзевул – бог филистимлян, но его имя в греческом написании читается как Велес-бог.
Подытожим наши мифологические отступления. Князь Владимир не включил в реформированный языческий пантеон двух наиболее уважаемых богов – Рода и Велеса. Первого из них можно соотнести с библейским богом Астаротом (и его супругой Астартой), а второго – с библейскими Баалом, Дьяволом и Вельзевулом. Как известно из Библии, именно недружественные иудеям Баалы и Астарты отвращали древних евреев от истинной веры в Господа. Что же получается? Князь Владимир реформировал русское язычество с дальним прицелом. Его первоочередной задачей было отодвинуть «конкурентноспособных» с Христом богов на второй или лучше даже на третий план. Но, может быть, на место Рода и Велеса могли встать другие языческие божества? Чтобы прояснить этот вопрос, приведем сведения о каждом из них.
1. Перун – Пыра – Упырь. В пантеоне князя Владимира Перун занимал главенствующее положение. Этот бог считался у славян повелителем грома и молний. Они полагали, что Перун пускает свои стрелы-молнии из огромного лука-радуги. Иногда его молнии изображались в виде железных мечей. Считалось также, что Перун вооружен огромной палицей. Искры, высекаемые ею из камня, рассматривались как его неотъемлемая принадлежность. По славянским поверьям, все эти грозные орудия служили Перуну для борьбы со злыми демонами-великанами, повелителями туч и земных туманов. Славяне утверждали, что молниями Перун рассеивает тучи, оплодотворяет землю дождями, выводит солнце из облаков. С помощью его творческой силы пробуждается вся природа. На зиму Перун умирает. С началом морозов его громовые уста смыкаются, а оружие выпадает из рук. Зимой Перун лежит в туче-гробу, а весной он оживает, раскалывает своими молниями тучу и начинает действовать.
Славянами дуб рассматривался как священное дерево Перуна. Они верили, что бог-громовник может перевоплощаться в птиц – орла, сокола, кречета. Перун считался покровителем дружинников и вообще военного дела. В договоре 944 г. князя Игоря с Византией прямо говорится, что в случае его нарушения русами-язычниками они в дальнейшем «не имут помощи <…> от Перуна, да не ущитятся щиты своими, и да посечени будут мечи своими, от стрел и от иного оружия своего, и да будуть раби в весь век будущий». Из этих слов видно, какое большое значение придавала русская военная знать Перуну в X столетии.
Мифологи-профессионалы обязательно подскажут, что у Перуна много двойников. Это и балтийский Перкунас, и белорусский Пярун, и древнеиндийский Парджанья, и хеттский Пирва, и албанский Перен, и фракийский Перкон. Все это воплощения одного очень древнего бога, который почитался предками и балтийцев, и белорусов, и хеттов, и фракийцев и т. д. Хетты, напомним, жили во II тысячелетии до н. э. на территории современной Турции, индийскому небожителю Парджанье сегодня тоже было бы не менее трех тысяч лет. Так что корни у Перуна очень древние и восходят, очевидно, ко времени единства индоевропейских народов. Что же это был за первобог и каково было его первоначальное имя?
Обычно исследователи говорят, что для ответа на такие вопросы необходимо знание древних языков. И это совершенно правильно. Но ведь и в современных индоевропейских языках сохранились отдельные реликтовые формы, устаревшие слова, которые могут подсказать правильный ответ. У нас нет под рукой индийского, хеттского или фракийского словарей, но есть голова на плечах и великолепный «Толковый словарь живого великорусского языка» Владимира Ивановича Даля. Не поленимся, заглянем в него и легко и просто решим загадку, пару веков мучившую филологов, занимавшихся этимологией имени «Перун». Пырин, Пыран, Пыръ, Пырка – все это обозначение предмета (органа!), который пыряет. Родители русских мальчиков до сих пор называют его маленький «отросточек» – пирином. Не достаточно ли всей этой информации для того, чтобы указать истинную подоплеку происхождения образа Перуна? Поначалу он мыслился как божество плодородия и прозывался Пыром. Лишь впоследствии при его характеристике стали выделять и подчеркивать некоторые отдельные функции, связанные с грозой и громом. Но и здесь роль громовержца сводится по существу к пырянию земли стрелами-молниями. В еще более поздней своей ипостаси Пыр-Перун стал представляться в виде конного всадника, вооруженного копьем или «пырял ой» (таков, к примеру, фракийский Перкон). Прародиной Пыра, очевидно, является Русская равнина – прародина русского народа. Отсюда его культ распространился в самые разные части земного шара – к бал-там, в Малую Азию, на Балканы и в Индию.
Но у Пыра-Перуна есть еще и знаменитый русский родственник. Имя ему… Упырь! В русском языке добавление буквы «у» к имени божества придает ему негативный оттенок. Например, бог – убогий, род – урод. Точно так же и слово «упырь» возникло как отрицание «пыра». Если «пыръ» олицетворял силы плодородия и торжество жизни на земле, то упырь – это мертвец, нападающий на людей и животных.
Автор уже упоминавшегося «Слова об идолах» выделил (в хронологическом порядке) следующие этапы славянского язычества:
– почитание упырей и берегинь;
– культ Рода и рожаниц;
– поклонение Перуну, ставшему верховным богом языческого пантеона (реформа Владимира);
– По принятии христианства сохранение веры в силу всех отринутых ранее языческих богов (Рода, Перуна и т. д.).
