скачать книгу бесплатно
Больше всего он не любил именно такие дни. Одна командировка закончена, завтра начнется другая. Отчет написан, документы в бухгалтерию сданы. Осталось только дождаться командировочного и завтра утром вперед. Начальник будет тянуть с этим до последнего, отпустит только в конце дня. Уйти домой пораньше не выгорит. Надо бы поменьше попадаться ему на глаза и чем-то разнообразить день. Приготовлением кофе, пустыми разговорами с коллегами по несчастью, походами в туалет или на худой конец можно просто выйти в коридор и постоять у окна.
– Егор, зайди!
Голос начальника управления послышался из единственного отдельного кабинета. Все инженеры и аудиторы сидели вместе в одном большом общем зале. «Егор» – уже хорошо. Значит добрый. В гневе он бы вопил «Радкевич!».
Егор зашел в кабинет. Начальник, Валерий Михайлович, развалился перед компьютером в просторном мягком кресле. Как всегда при галстуке, в костюме и очках.
– Ты свой отчет закончил?
– Да.
– Сбрось на сервер в папку «Аудит 2020». Обзови как-нибудь. Я найду, завтра почитаю.
Не почитает, Егор был в этом уверен. Шеф завален работой настолько, что за его, Егора, отчет возьмется только через неделю, когда подчиненный будет занят уже другим объектом и другими отчетами. Будет звонить в самый неудобный момент, когда Егор на стройке, в дороге, где-нибудь еще. Будет орать в трубку, ругать за ошибки, требовать переписать целые страницы, объяснить непонятные места, в худшем случае грозить лишением премии или увольнением. Слышали, знаем. А ошибки будут всегда, как не вылизывай документ, это аксиома. Начальство недовольно всегда и всегда найдет, к чему придраться. Снова придется сидеть вечерами на съемной квартире, в сотый раз перечитывать почти наизусть выученный текст, сверять цифры и расчеты. Проклинать самого себя и задаваться вопросом: «На кой я все это терплю? Мне ведь столько не платят» и не находить ответа. Все это Егор прокрутил в голове за долю секунды, ответив шефу только коротким:
– Да, сброшу.
– Иди возьми командировку. Завтра едешь в этот… эээ… как его?..
Валерий Михайлович близоруко прищурился на бумажку, приклеенную к монитору.
– В Черноозерск, да. Там реконструкция торгового центра. Договор подписан, тебя ждут.
– Заберу и свободен?
Начальник раздраженно поднял глаза.
– Какое «свободен»? Рабочий день у нас до шести. Вы поохреневали там все в командировках. Я за вас возьмусь скоро. Вали давай, не беси. Всё, свободен…
Егор выскользнул из кабинета. Сходил в приемную, где получил документы и в бухгалтерию, где уставшая женщина-главбух, безразлично бросила:
– Завтра вам перечислим командировочные. Рублей триста…
Вернувшись в общий кабинет, Егор подошел к карте на стене. Черноозерск. Знакомое что-то. Может, он там уже бывал по работе, не мог вспомнить. За пять лет все города, в которых он был по службе или просто проездом, слились в один огромный и бесконечный населенный пункт. Безликий и уникальновыразительный одновременно. Егор пробежался взглядом по карте. Вот Минск, рядом ничего похожего. Областные центры, так… Черноозерск, Черноозерск. Ничего.
– А где у нас Черноозерск находится? – спросил он, не отрывая взгляда от карты, не обращаясь ни к кому конкретно.
– Как? – подал голос Анатольевич, сорокалетний мужик с седыми усами и большими залысинами, забитый властной женой и любящий выпить.
– Черноозерск…
– Эээ… на севере где-то, кажись. Витебскую область глянь.
Егор поднял глаза. Витебск, синяя извилистая ниточка Западной Двины, Полоцк. Ага, нашел. Маленькая точка возле Новополоцка. Как раз напротив, через реку.
– Нашел? – спросил Анатольевич.
– Ну.
Егор вернулся за рабочий стол. Сел, пододвинул кресло. На экране рабочего ноутбука уныло светились белые с черным текстом страницы «вордовского» документа. Егор открыл браузер, планируя заказать назавтра билеты. Нет, в Черноозерске он раньше не был, это точно. Просто какое-то знакомое название. Наверное, где-то слышал раньше. Не мудрено, страна маленькая – не Китай. И ощущение такое, что половина ее съехалась в Минск. По улицам ходят уроженцы всех регионов, областей и районов, собравшиеся в столицу за заработком и лучшей жизнью. Болтают на десятке диалектов, почти не отличимых друг от друга. Многие останутся, обживутся, обзаведутся семьями и перспективами. Многие разочаруются, вернутся туда, откуда так стремительно бежали еще, казалось, совсем недавно. Другие не сдадутся, уедут куда-то еще, где, как им кажется, лучше. В Россию, Польшу, Литву, где на них будут смотреть свысока и подшучивать над терпеливыми, покорными и блаженными белорусами, безропотно готовыми на любую работу. Из мыслей вывел Анатольевич:
– Был я там один раз, – сказал он, – не по работе, так. У супруги родственники в Новополоцке живут. Мы в гости ездили, в Черноозерске этом были. Ничего так, как и везде, но глухомань страшная.
Егор кивнул. Глухомань, значит. Ничего, не первая и не последняя. Бывал он и в деревнях, до которых приходилось добираться на электричках с тремя пересадками. Случалось ночевать на вокзалах, ожидая утреннего поезда. Как-то раз во время командировки в заповедник водитель автобуса высадил Егора на обочине трассы и махнул рукой в сторону проселочной дороги, что обступал с двух сторон густой лес: «Туда». Пройдя по дороге несколько километров, Егор все-таки свернул не туда и оказался перед нерадужной перспективой заблудиться в вековых соснах и быстро сгущающихся сумерках. Благо наткнулся на машину егеря, который подвез его до местной гостиницы.
Анатольевич продолжал что-то монотонно говорить про свой отпуск, супругу и ее родственников. Остальные коллеги молчали, занятые своими делами. Ждали, пока закончится рабочий день. Егор пробежался по сайту с поиском и заказом билетов. Прямых рейсов из Минска до Черноозерска не было, только с пересадкой в Полоцке. Самый ранний – на десять утра. Отлично, можно будет выспаться. Заказать билет, правда, не получилось. «Услуга недоступна» – сообщило всплывшее окно. Егор попробовал снова, ничего. Придется после работы заехать на вокзал, купить в кассе.
Закрыв вкладку, он почитал в сети информацию о городе, в котором проведет ближайшие две недели. Даже больше, прикинул в мыслях он. Командировку наверняка продлят. Он едет туда один, а начальник говорил о торговом центре. Большой объект, наверняка гора документации, за две недели не управишься при всем желании, даже если будешь ночевать на работе.
Итак, Черноозерск. Основан как город и переименован после войны, в сорок седьмом. До этого назывался Жемайлово, то ли деревня, то ли городской поселок. Из достопримечательностей – историческая застройка, католический костел и руины древнего монастыря. Хоть так, подумал Егор, будет куда сходить. Он любил гулять по незнакомым городам. Особенно привлекали исторические и архитектурные памятники – старинные дома, заброшенные здания, как раз таки церкви, костелы и монастыри. С особой любовью Егор вспоминал две командировки в Гродно, уютный древний город на западе страны с богатой историей и хорошо сохранившимися памятниками. В мыслях он даже мечтал когда-нибудь туда переехать. Нет, все-таки в его работе много и приятных вещей.
Уже шестой год Егор работал инженером-строителем в аудиторской фирме при Министерстве Архитектуры. Он, как и другие сотрудники, ездил с проверками на строительные объекты по всей стране. Следил за ходом строительства, проводил осмотры, контрольные обмеры, испытания отдельных конструкций. Проверял документацию, выявлял недочеты, нарушения, завышения и несоответствия. Результатом его работы по каждому объекту становились пухлые отчеты с описанием выявленных нарушений и их расчетов в денежном эквиваленте. Отчеты писались долгими вечерами в гостиницах и на съемных квартирах, по многу раз переписывались после редактуры и замечаний начальника, годами хранились на полках безразмерного шкафа в архиве.
Эта часть работы мало нравилась и даже тяготила Егора. Общение с капризными заказчиками, гордыми прорабами и инженерами, которым совсем не нравилось, что им указывает приехавший столичный выскочка. Бесконечная писанина и расчеты сушили мозг, груды бумаг, договоров, смет и чертежей наводили на мысли бросить все, послать подальше начальника и уехать куда-нибудь на тропические острова – ну или хоть в лесную глубинку -, где нет людей, обязанностей и благ цивилизации. Но была и другая сторона работы. Постоянное движение, разъезды, новые места и города. А также старые, знакомые, уже понравившиеся по прошлым визитам и командировкам. Радостное ощущение возвращения в место, где тебе было хорошо. Егору нравилось подолгу куда-то ехать, когда за окном проплывают пусть и привычные пейзажи, а в наушниках играет любимая музыка. Его не напрягали вокзалы, пересадочные станции, буфеты и маленькие магазинчики на них. Ему было приятно это странное, неосознанное, немного постыдное даже, подсознательное желание того, чтобы там, впереди, в конечной точке прибытия, его кто-то ждет. Потому что здесь, дома, Егора не ждал никто. Уже полтора года. С тех пор, как не стало мамы.
Егор отвлекся от мыслей и интернета. Огляделся по сторонам, посмотрел на коллег. Ни с кем из них он не общался достаточно близко. Да и ни с кем на работе, если говорить честно. Часто они ездили в командировки компаниями, командами, как говорил начальник, по два-три человека. Там ходили куда-то после работы, выпивали. Но это не то. Это нельзя было назвать дружбой. Ближе всех он общался здесь с Таней, которая уволилась пару месяцев назад, летом. Да, Таня была особенная. Тоже инженер, на пару лет старше, с гораздо большим опытом в работе. И не только в работе, во всем. Как-то они вышли покурить на улицу во время новогоднего корпоратива.
– Грустно это все, – сказала Таня, затягиваясь.
На ней было короткое платье, которое плотно облегало стройную миниатюрную фигуру, подчеркивая красивые ноги и округлые бедра. Светлые волосы забраны в пучок на затылке. Зима тогда выдалась теплой, дождливой. Они стояли под козырьком у входа в ресторан. Вокруг бушевала непогода – холодный дождь с хлопьями мокрого снега. Егор, в одной рубашке и джинсах, разгоряченный выпитым и духотой ресторана, обнимал девушку за талию. Она не сопротивлялась, даже наоборот, плотнее прижималась к нему теплым упругим бедром.
– Почему грустно? – спросил Егор.
– Старики и одиночки напиваются на Новый Год в надежде, что через несколько дней все вдруг само собой станет лучше.
– Старики и одиночки?
– Ну а ты сам подумай. Кто еще согласится на такую работу, постоянно в разъездах? Только пенсионеры и люди с неудавшейся личной жизнью.
– И у тебя она тоже неудавшаяся?
Она помолчала, выдохнула дым, щелчком вытолкнула светящийся окурок в мокрую темноту. Вместо ответа обняла Егора, прижалась к груди, заглянула снизу-вверх в лицо.
– Да, Гошик, – так она называла его, когда они были вдвоем, – и у меня тоже.
Егор тоже докурил. Они постояли с минуту, обнявшись.
– Давай уйдем, Гошик. Пошли ко мне.
– Пошли, – он поцеловал ее в соблазнительную, пахнущую шампунем и лаком для волос макушку.
Потом, в непропорционально огромной для такой маленькой девушки двухкомнатной квартире, Егор увидел пустую детскую кроватку и забавную фотографию румяного улыбающегося карапуза на полке. Таня жила одна.
После всего им было жарко. Они лежали при свете рядом на ее кровати, раскрывшись, сбросив на пол душное одеяло. Он нежно гладил пальцами затянувшийся шрам от кесарева внизу ее живота.
– Неудавшаяся личная жизнь, – тихо ответила она запоздало на его незаданный вопрос.
Егор ничего не сказал. Принялся целовать шрам, спустился губами ниже.
Потом они виделись всего несколько раз. У обоих работа, разъезды, командировки. Сходили в кино, весной погуляли в парке у Свислочи, покормили уток. Много общались в соцсетях и мессенджерах. Таня даже не сказала Егору, что собралась уехать. Нашла работу в Москве, сдала свою непропорционально огромную квартиру. Егор не знал, что она сделала с кроваткой и фотографией. Таня даже не попрощалась, только написала:
«Прости, Гошик, что я так. Ничего не сказала».
«Да всё норм» – ответил ей Егор.
«Приезжай тоже».
«Ага».
«Звони».
«Обязательно».
Егор часто собирался ей позвонить, но каждый раз почему-то откладывал.
Рабочий день, наконец, закончился. Егор попрощался с коллегами, с начальником, по лестнице спустился вниз и вышел в темнеющий вечер. Октябрь выдался сырым, но теплым, Егору нравилась такая погода. Теперь на вокзал, купить билет на завтра. Можно проехать одну остановку на метро, но он решил прогуляться, любил ходить пешком.
В конце рабочего дня накатывало странное ощущение. Вроде и хорошо, что теперь можно уйти, а с другой стороны не хотелось возвращаться в пустую квартиру, холостяцкий острог. После маминой смерти находиться там стало невыносимо. Егор подолгу оттягивал возвращение домой – допоздна бесцельно гулял по улицам, сидел в торговых центрах, читая книги на смартфоне, ходил в кинотеатры на поздние сеансы. Лишь бы отсрочить момент возвращения, оставить самому себе меньше времени на плохие мысли в пустоте квартиры. Только быстро поужинать, помыться и лечь спать. Выходные в Минске были пыткой. Слишком много свободного времени, слишком много воспоминаний и раздумий, которые переходили в сеансы самокопания, самообвинения и саможаления. Поэтому он теперь так любил долгие разъезды и длительные командировки.
Вокзал встретил шумом и группой нелегальных перевозчиков у входа, которые предлагали свои услуги и возможные направления поездок:
– Новогрудок, Кореличи. Быстро, недорого.
– Гродно, Лида.
– Брест, Кобрин.
– Питер, Москва. Предварительная запись.
Каждый из них почему-то предлагал только два города.
Егор прошел к кассам, сунулся в свободное окошко. Оттуда на него взглянула полная женщина с большим напомаженным ртом.
– Здравствуйте, – сказал Егор, – можно на завтра до Черноозерска?
Женщина промолчала. Недоуменно нахмурила лоб, щелкнула пару клавиш на компьютере.
– Нет такого города, – уверенно ответила она.
Егор вспомнил, что прямых рейсов туда нет.
– Тогда до Полоцка, – поправился он, – утром на сколько есть?
– Есть на десять и половина двенадцатого.
– Давайте на десять.
– Один билет?
– Да, один. А не подскажите, как удобнее из Полоцка до Черноозерска добраться?
– Молодой человек, справочная в отдельном окне.
На том разговор окончился, Егор отошел от кассы. Пока совал купленный билет в бумажник, краем глаза заметил что-то снаружи, за большим пластиковым окном. Он повернулся и на миг забыл обо всем. Там стояла девушка, что разговаривала с ним на работе в коридоре. Это точно была она, Егор не сомневался. То же симпатичное лицо и короткая стрижка «под мальчика». «Ты меня не помнишь?» – спрашивала она. В тот раз Егор был уверен, что видит ее впервые. А сейчас… он не знал. Она стояла и просто смотрела прямо на него, чуть склонив голову, словно рассматривая что-то любопытное. Синие джинсы, светлая легкая куртка, маленькая сумка через плечо. Стояла возле окна, рядом с запасной дверью наружу. Надо только выйти.
Не отдавая себе отчета, Егор сунул бумажник в карман, поправил сумку с ноутбуком на плече и пошел. Дернул за ручку двери. Закрыто, черт. Он коротко ругнулся себе под нос. Девушка продолжала просто стоять и смотреть. Теперь она была совсем рядом. Егор мог разглядеть цвет ее глаз: серые. В них таился интерес. Пару секунд он постоял, обдумывая, что делать. Теперь, чтобы выйти на улицу, надо сделать крюк, пройти через зал ожидания. А это означало упустить из виду таинственную незнакомку, чего совсем не хотелось. Он махнул ей, жди, мол, не двигайся. Она, похоже, и не думала, продолжала неподвижно стоять и смотреть. Как манекен в витрине. От этой мысли Егора отчего-то передернуло. Он пошел через зал ожидания. Быстро, но не бегом, чтобы не привлекать внимания. Теперь казалось, что за ним следят.
На улице совсем стемнело, похолодало, октябрь дышал стылым воздухом, готовил к зиме. Подсвеченные здания вырисовывались в тумане размытыми огнями. Егор свернул за угол, теперь он почти бежал. Свернул опять, с замиранием сердца посмотрел туда, где должна стоять… но она исчезла. Незнакомка испарилась, будто и не было. Егор разочарованно выдохнул, подошел к тому месту, где по идее стояла она. Ничего, мокрое, в прямом смысле, место. Заглянул через окно внутрь – билетные кассы и очереди к ним. Вокруг сновали люди, молча или болтая каждый о чем-то своем. Мчались мимо машины. Все это сливалось в привычную наскучившую песню городского шума. Егор постоял немного, потом развернулся и пошел прочь от вокзала.
Два часа он бродил по освещенным улицам, торговым центрам и книжным магазинам. Домой вернулся поздно, как, впрочем, всегда. Включил на ноутбуке музыку, в последнее время он не переносил тишины. Надо было, чтобы рядом постоянно что-нибудь шумело или играло. На улице и в дороге спасали наушники, дома – громкая музыка. Быстро поужинал разогретыми в микроволновке вчерашними макаронами. Собрал сумку завтра в дорогу, сходил в душ. Перед сном Егор долго стоял перед книжным шкафом в своей комнате, не решался взять с верхней полки старый потрепанный альбом. Его воспоминания. Чёрные, спрятанные в закрома памяти воспоминания.
Мама умерла полтора года назад, когда Егор был в очередной командировке. Однажды утром она встала и пошла на кухню, там упала и больше не поднялась. Обширный инсульт, прочел он потом в медицинском заключении. Все это рассказала ему тетя Маша, соседка и мамина подруга, у которой был ключ от квартиры. Именно она нашла маму и вызвала скорую. Она же и позвонила Егору, который сразу понял, почему в трубке плачет тетя Маша. Он чувствовал себя виноватым. За многое. За свою работу, за свою жизнь, за то, что уехал и не был рядом.
Егор запомнил маму, как маленькую и энергичную женщину, которая всегда была рядом и которая всегда была одна. Он не был ей родным сыном, мама взяла Егора из детского дома, когда ему было десять лет. Из приюта для «особенных» детей. Нет, Егор не был больным или умственно отсталым, просто он не помнил, что было с ним до этого возраста. Просто однажды он, растерянный и испуганный, пришел в себя в милиции, где добродушный верзила-следователь участливо спрашивал его, помнит ли он что-нибудь о себе. Егор не помнил. Ни своих настоящих родителей, ни как там оказался. Ничего. Он только молча сидел и мял в руках самодельную вязаную куклу, изображавшую рыжеволосую девочку в цветастом сарафане, с вышитой красными нитками широкой улыбкой и большими пуговичными глазами. Единственный сувенир из той забытой жизни.
Потом было много чего: хождение по врачам, медосмотры, новые расспросы, заметка в газете о потерявшемся мальчике, детский дом. Все это Егор помнил четко, в подробностях, словно случившееся вчера. Все, что было до – сплошная пустота. Иногда на задворках сознания легким сквозняком мелькали расплывчатые лица и голоса. Они приходили по ночам, в тишине. Говорили что-то неразборчиво, будто манили. В детском доме Егор с головой накрывался одеялом и, тяжело дыша, не спал до самого утра. Боялся уснуть и снова услышать голоса. Словно они могли забрать его куда-то.
Потом была мама. Впервые он увидел ее в коридоре детского дома, где она о чем-то разговаривала с воспитательницей. Егор тогда стоял чуть в стороне и с интересом разглядывал незнакомую женщину, которая показалась ему очень красивой, глаз не отвести. Хотелось смотреть и смотреть. Потом они долго сидели коридоре на стульях возле стены и разговаривали. Потом мама, которая тогда еще не была его мамой, часто навещала Егора. Она забирала его, они вдвоем целый гуляли по маленькому городу, где находился детский дом. Потом они возвращались обратно, и мама уходила. Иногда на несколько дней, иногда дольше, на неделю. Это было хуже всего. Когда заканчивались прогулки, и мама отводила его обратно в детский дом, всегда хотелось плакать. Затем наступали скучные занятия, томительные дни ожидания и новые бессонные ночи, наполненные голосами и собственным тяжелым дыханием под одеялом.
Однажды мама спросила Егора:
– Ты бы хотел жить со мной? Всегда?
Егор удивился такому вопросу. Даже немного расстроился. Конечно, он хотел. Неужели мама сама этого не понимала? Зачем спрашивать?
– Да, – коротко ответил он.
Мама улыбнулась и прижала его к себе. Они сидели на скамейке в парке, под крышей из желтой кроны разлапистого клена. Еще теплый сентябрьский ветер порывами срывал листья, и те с шуршанием сыпались вниз. На пожухлую траву, на дорожки, на Егора, на маму.
– Я знала, – мамин голос сорвался, – сразу поняла, как только увидела тебя в той газете. Пропавший мальчик, который ничего не помнит. А я посмотрела и сразу решила, что никакой ты не потерявшийся. Ты мой. Просто так вышло, что мы раньше не встретились. Но теперь мы вместе и все будет хорошо. Так ведь, Егорка? Ты ведь мой?
– Да, – тихо ответил Егор, чуть дыша, зажатый мамиными объятиями, сам готовый расплакаться, – я твой…
Он поднял взгляд и посмотрел маме в лицо. Она сидела, закрыв глаза, и тихо всхлипывала. Из-под опущенных век катились слезы. Скапливались на подбородке тягучими каплями. Егор протянул палец, потрогал. Щека была мокрой и мягкой, приятной на ощупь. А слеза горячей, как чай в кружке на обед.
– Не плачь, мам…
Она открыла глаза и улыбнулась, поцеловала его палец. Мимо прошел высокий дедушка в длинном пальто. Следом за ним бежала маленькая беспородная собачка. Смешно перебирала короткими лапками.
– Что ж вы плачете, мои хорошие? – спросил дедушка, остановившись и глянув на них. – День посмотрите какой, а вы плачете.
Собачка тоже остановилась возле хозяина, посмотрела прямо на Егора, забавно склонив на бок ушастую голову.
– Все, – уверенно сказала мама, вытирая слезы рукой, – не плачем больше.
Сказала себе, Егору, старику, его собаке и тому хорошему дню.
– Пойдем, Егорка. У нас еще много дел.
