Футбол, деньги и те, кто рядом

скачать книгу бесплатно

А потом обратился ко мне с вопросом:

– Я смотрю, ты все еще скучаешь по Корее?

– Да, – сказал я, – наверное. А ты помнишь, как господин Чой, мечтал приехать в Россию, когда к нам наконец прилетит его сборная?

– Что уж теперь вспоминать. Мы с тобой, если не ошибаюсь, 10 лет подряд осенью мотались в Сеул по его приглашению. Я и сейчас этот город часто вспоминаю. Жалко только, что Чой из жизни ушел так рано. Некому теперь организовывать для нас спарринги молодежных команд. Ладно, Николаич, ближе к 7-му октября созвонимся. Постараюсь.

Это был наш последний разговор.

В день игры сборных России и Южной Кореи около двух часов дня мне позвонил отец футболиста Андрея Панюкова и сообщил страшную весть: Кости больше нет.

– Как это случилось? – спросил я упавшим голосом.

– Пока никто не знает, Владимир Николаевич. Мне Олег Артемов сообщил.

Я сразу набрал президенту РФПЛ. Сергей Геннадьевич поднял трубку и сказал:

– Володя, ты, наверное, насчет Кости?

– Сережа, это правда?

– Да, – сказал он тихим голосом. – Сам еще деталей не знаю. Говорят, что тромб оторвался. Всё, давай я тебе перезвоню чуть позже.

В день похорон 10 октября на улице Маршала Тимошенко, где проходила гражданская панихида, людей было много, и лица многих были мне знакомы.

Сергей Фурсенко стоял рядом с Председателем Совета директоров клуба «Зенит» Дюковым. Я заметил, что они о чем-то беседуют, и не решился их беспокоить, но Сергей Александрович окликнул меня сам. Он обнял меня и тихо сказал:

– Вот и нет у нас теперь друга…

На кладбище в Ракитках мы долго ждали, когда придет катафалк из церкви, и, чтобы окончательно не замерзнуть, я бродил по территории этого небольшого подмосковного кладбища, разглядывая захоронения. Заместитель спортивного директора «Зенита» Александр Геннадьевич Поваренкин и стоящий с ним селекционер клуба Иван Стрельцов окликнули меня и спросили, ищу ли я что-то конкретное, переходя от могилы к могиле.

– Знаете, ребята, здесь где-то на пятом участке захоронен сам Виктор Семенович Абакумов.

– А кто это, – заинтересованно спросил Стрельцов.

– Это почти легендарная личность, – ответил я, – создатель и начальник контрразведки «Смерш». Ему тогда было, если мне память не изменяет, чуть больше 33-х лет.

– 33? – переспросил Стрельцов. – Возраст Христа.

– Да, – грустно улыбнулся я, – а расстреляли его в Ленинграде в Левашово в 1954 году.

– Выходит, и здесь Ленинград не остался в стороне, заключил Поваренкин и как-то с недоверием посмотрел на меня, а затем спросил:

– А почему, собственно, у нас в Ленинграде?

В его голосе содержался какой-то упрек. После недолгих поисков мы набрели на захоронение этого генерала. По странной случайности оно располагалось совсем поблизости от того места, где должен был быть упокоен Костя.

– Так он здесь не один, – прочтя надпись на надгробной плите Абакумова, тихо произнес Поваренкин.

– Да, – подтвердил я, – это его жена и сын.

– Постой, Володя, если ты про него чего-нибудь знаешь, расскажи нам, – попросил Стрельцов.

– Знаю только то, что и все, – ответил я. – В 1951 его арестовали по приказу Сталина и осудили по «Делу врачей». Били жестоко, но он никого не сдал и не оговорил, благодаря чему, как считают, он спас жизни многих врачей, при этом сам стал инвалидом.

Мои собеседники смотрели на меня и ждали продолжения рассказа.

– Его держали в тюрьме вместе с женой и двухмесячным сыном. Абакумова содержали в холодильной камере, закованным в кандалы в течение нескольких месяцев. У его жены от страха молоко пропало сразу, и она перестала кормить ребенка грудью. Удивительно, но ребенок выжил, даже стал впоследствии доктором медицинских наук, правда, под фамилией своей матери Смирновой. Отцовскую фамилию ему не разрешили носить.

– А из какого источника эти данные, – полюбопытствовал Поваренкин.

– Мы знаем об этом только со слов Павла Судоплатова, который сидел вместе с ним. После смерти Сталина дело переквалифицировали в «Ленинградское дело», и его естественно, перевезли в Ленинград. Тоже били, но уже по указанию Хрущева. Результат был тот же – этот русский мужик не выдал ни одного человека. Жену с сыном выпустили из тюрьмы только за несколько дней до его расстрела на Левашовской пустоши.

– Выходит, вот здесь, на кладбище в Ракитках и встретилась вся семья, – сказал Стрельцов.

– Да, – ответил я. – Останки Абакумова привезли из Ленинграда совсем недавно, когда расстрельную статью снова переквалифицировали в другую, заменив сроком тюрьмы в 25 лет.

– Зачем, его же уже расстреляли, – искренне удивился Стрельцов.

– Иначе бы не привезли, – ответил я. – И награды и имущество не вернули бы, и не встретился бы он со своими.

– Выходит, и Костя наш скоро повстречается со своей матерью, – сказал Иван Дмитриевич задумчиво и, отвернувшись, заплакал.

Вытерев слезы, он сказал, словно разговаривал сам с собой:

– Ну не предусмотрен за Костины заслуги орден, всю свою жизнь футболу посвятил, всё хотел сделать сам, поэтому и за здоровьем своим ему некогда было следить. Ни перед кем кепку не ломал и боялся только Бога. Молился ему истово в своем храме.

Зазвучала музыка, и многолюдная траурная процессия стала медленно продвигаться мимо пятого участка.

Сколько он все-таки стоит, тренер сборной?

«Вы мне говорите, что я человек не оригинальный… без особых талантов и обыкновенный. Нажив деньги, знайте, я буду человек в высшей степени оригинальный.»

    Ф. М. Достоевский «Идиот».

«Париж, мы любим тебя!» – весело скандировали в аэропорту «Руасси» наши болельщики, прибывающие на Евро-2016 шумными компаниями. Кто из русских не мечтал побывать здесь! Что ж, Париж – мечта миллионов. Смешавшись с толпой других, таких же отвязных и счастливых, наши рассчитывали задержаться во Франции как можно дольше, и если надо, потратить последние сбережения, лишь бы быть поближе к своей сборной.

Когда-то давным-давно наших болельщиков сюда просто не пускали, но именно в Париже мы первыми из всех европейцев стали чемпионами. И пусть нашу сборную здесь не видели ни в 84-м, ни в 98-м на «Мундиале», мы за это ни на кого не сердились. «La Russie ne boude pas, elle se recuielle», – говорил великий российский канцлер Горчаков, что означало: «Россия не сердится, она сосредотачивается», и мы были с ним как никогда согласны. Наконец мы добились права заявить о себе, к тому же сборная прибыла сюда вместе с доморощенным тренером, вернувшимся на положенное место после десятилетнего перерыва.

И все как будто начиналось для наших совсем неплохо. Мы не дали задиристым и самоуверенным англосаксам обыграть нас в первом матче своей вполне проходной группы. Мы сумели в последний момент уйти от поражения, забив им в ответ в их же излюбленной манере головой сумасшедший по красоте и исполнению гол, сразу заставив говорить о России всю Европу. Казалось бы, вот он – знак судьбы. Фортуна, слава Богу, повернулась к нам нужным местом, и мы сразу поверили в свои силы. Вместе с нами поверила в это и ВГТРК, которая, предчувствуя скорую викторию, а вместе с ней и оглушительный болельщицкий фурор, поспешила организовать совместный просмотр матча Россия – Словакия нашими известными футбольными экспертами и прославленными в прошлом игроками сборной страны в своей передаче «Прямой эфир». Однако всё пошло сразу как-то не так. Ведущий программы Борис Корчевников, разочарованный результатом первого тайма, не терял присутствия духа. Желая придать царившему в студии хаосу мало-мальски управляемый характер, он сразу передал микрофон почему-то именно мне, то ли потому, что я оказался к нему ближе других, то ли оттого, что говорить о нашем футболе, собственно, было уже нечего.

Хоть и проиграли мы эту игру со счетом 2: 1, у нас в запасе оставалась еще игра с Уэльсом, и все, сидящие в студии, сразу, как сговорившись, согласились, что победа над этой, не самой сильной командой в нашей группе, неизбежно выведет Россию в следующий, такой желанный, этап соревнования. К тому же на эфире присутствовал, скромно сидя неподалеку от меня, сам футболист Евсеев, он – то, пожалуй, знал, как забивать этой капризной команде. Но Вадим в тот день, то ли боясь повторить в эфире те же бранные слова, которые он уже произносил, забивая свой памятный гол в ворота сборной Уэльса, приведя кого в шок, а кого в восторг, но теперь запрещенные к употреблению в СМИ, то ли еще почему, предпочел на сей раз многозначительно промолчать. Не знаю, может, все-таки предчувствие чего-то недоброго породило в душе опытного футболиста сомнение? Но никто во время того эфира не хотел разделять его опасений. В конце концов, это не патриотично – терять веру в свою команду в такой момент. Иначе зачем, спрашивается, наши болельщики лупцевали на улицах Франции этих англосаксов?

В день игры нашей сборной с командой, представляющей трех миллионный Уэльс, канал «Матч ТВ», раскрашенный в яркие цвета российского триколора, пытался зажечь своих понурых болельщиков оптимистичным прогнозом. Возбужденные ведущие программы в элегантных галстуках, стоя на пленэре в самом сердце Парижа, с Эйфелевой башней за спиной, призывали всех россиян смотреть эту судьбоносную игру, поскольку такое зрелище, по их экспертному мнению, пропустить было просто преступно. Однако уже тогда в натянутой полуулыбке Валерия Карпина проглядывало выражение лица несчастного мальчика из фильма Элема Климова «Иди и смотри». Мы все, повинуясь призыву, прильнули к экранам, но что-то снова не заладилось с госпожой Удачей…

«… Скучным и некрасивым
Нам кажется ваш Париж.
Россия моя, Россия,
Зачем так ярко горишь?»

Вряд ли помнил эти замечательные строки Цветаевой всезнающий Карпин, но в его «широко закрытых» глазах Россия горела именно так. Мы на удивление всем болельщикам как-то сразу легко умудрились пропустить три безответных мяча, и то, только потому, что Акинфеев сыграл неплохо.

Вскоре после этого, злосчастного для всех нас матча, футболисты сборной сами, без приглашения, пришли в гостиничный номер огорченного позорным результатом Слуцкого и единодушно признались: «Мы говно…». Леонид Викторович тоже понял, чем пахнет, и попросился у Мутко в отставку… Быстро разлетелись наши герои кто куда догуливать недогулянное подальше от глаз завидущих: кто-то на далекие острова, а те, кто поскромнее, остались в Монако громко отметить долгожданный отдых.

Может быть, адекватная оценка своих достижений в некоторой степени заслуживала уважения, но это совсем не отвечало на главный вопрос: что же все-таки делать? Похоже, в тот момент ответ знал только Мутко. Во всяком случае, его выразительные круглые черные глаза красноречиво говорили по – английски всем злопыхателям, собравшимся в фойе гостиницы и окружившим его с микрофонами: «Донт вари». А что? Лично его карьера шла только в гору, и казалось, что с этими дотошными журналистами уже разговаривал ни кто иной, как будущий вице – премьер Правительства страны.

…Но тогда, жарким вечером 15-го июня, сразу после матча со Словакией, мы об этом ещё просто не догадывались и мало, кто из нас заморачивался этой неприглядной перспективой, наивно примеряя на себя розовые очки, чтобы гордо смотреть в будущее. После того эфира мы все стояли толпой у выхода с киностудии им. Горького в ожидании, когда нам подадут обещанные разъездные авто. Я любезничал с вдовой знаменитого в прошлом Валентина Козьмича Иванова, а Лидия Гавриловна, сама в прошлом прославленная олимпийская чемпионка, в ответ благодарила меня за добрые слова, сказанные в передаче о ее муже, чемпионе Европы 1960 года во Франции. Потом я долго прощался с Кончельскисом и Мостовым, а шофер новенького фольксвагена, прибывший за мной, давил на клаксон, заставляя поторапливаться. Валерий Газзаев, подойдя ко мне сзади, тихо спросил:

– Володя, тебе куда ехать?

– В Крылатское, – ответил я.

– Через центр поедешь?

– Наверное, – пожал я плечами.

– Тогда подбрось Евгения Серафимовича, а то его жена где-то застряла в пробке и ему не на чем ехать, – сказал Валерий Георгиевич и окликнул Ловчева.

Ловчев был в хорошем расположении духа, несмотря на поражение сборной, и, глядя мне в глаза, с усмешкой в голосе изрек:

– И кто теперь из тренеров отважится работать с этой сборной. Кажется, уже всех перепробовали. Один получал пять, другой – стараниями Мутко целых семь миллионов, а третий наоборот, как будто ничего не просил у РФС, лишь бы не возражали против совмещения с работой в «ЦСКА». А результат у всех оказался одинаковым.