скачать книгу бесплатно
1-е Мая. У всех праздник, а у меня – допрос в особом отделе. Накануне головной БТР конвоя удачно подстрелил неожиданно выскочившую из зелёнки на перерез колонне басмаческую автотачанку с ДШКа в кузове. Удачно – в том смысле, что очередь по духам успели дать из ПКТ, а не из крупняка. Басмачи – на глушняк. Все. А, японский грузовичок и пулемёт в его кузове практически не пострадали. Трофей однако. Своим ходом до бригады доехал. Как положено, сдали трофей командованию, получили устную благодарность от него же и разошлись мыться-париться и спать-отдыхать. Вот только оказалось, что не все трофеи сдали. Бойцы углядели в кузове басмачтачанки несколько бутылок местной водки и ещё кой-чего продуктово-съестного и приделали алко-гастрономии ноги. А, ночью устроили себе праздник живота. Хреновый праздник получился. Пятеро бойцов с тяжёлым отравлением в госпитале, а двоих уже в полевой морг отнесли. Врачи ещё не разобрались – водка палёная или продукты отравлены?
Расслабился я, не углядел. Виноват. А, особист ещё и нагнетает. Шьёт бойцам мародёрство, а мне – организацию и покровительство сему преступлению.
Вполне мог и под трибунал загреметь. Но, отделался сравнительно легко. Переводом в ремроту бригады. Подальше от трофейных соблазнов и поближе к грязно-мазутной пахоте. Представление к «Звёздочке» – ясен пень зарубили. И счёт у меня теперь – 10 : 18. И мало шансов его поправить.
Хотя … Через два месяца, на одной из наших застав бойцы умудрились сжечь главный фрикцион на шестьдесятдвойке. Поехали с трейлером его забирать. С помощью приехавшего на заставу на замену танка кое-как затащили «инвалида» на платформу и тронулись в обратный путь. Впереди идёт МТЛБ[21 - МТ-ЛБ – многоцелевой (гусеничный) тягач-транспортёр лёгкий бронированный. В армейской среде имеет прозвище – моталыга. Вооружение – один пулемёт ПКТ во вращающейся башенке.] ремвзвода, за ним МАЗ-537 на платформе-прицепе которого стоит увечный танк. И всё. Коротенькая колонна. Чего меня дёрнуло на танк забраться? Опыт наверное. МТЛБ с единственным ПКТ в башенке – слабая защита на марше. А, на Т-62 вооружение исправно, даже движок рабочий. Ездить правда он не может самостоятельно, но если двигатель завести, то и стабилизатор и прицел-дальномер будут вполне штатно работать. Вот и посадил я самого толкового солдатика на место заряжающего, ещё одного – на место мехвода – надо ж кому-то, если чё, мотор заводить, а сам уселся на башню у командирского люка.
Едем. Разглядываю склоны гор попеременно в бинокль и в оптический прицел карабина. Мать… – мать … – мать…! Совершенно случайно взгляд выхватывает на дальнем, появляющемся из-за поворота дороги, склоне перебегающего духа, разматывающего с катушки провод. Выстрел. Не совсем удачный – тряхануло трейлер слегка – наехал колесом на камушек. Поэтому басмача не смог на глушняк первым выстрелом завалить – просто на землю его свалил подранив. Второй мой выстрел совпал с грохотом сдвоенного взрыва. Впереди, на видном уже изгибе серпантина, на дорогу в двух местах рушатся здоровенные каменные обломки. Повезло наверное. Если бы успели втянуться в этот изгиб дороги, то нашу колонну с двух сторон заблокировали бы. И скорее всего большая часть духов в засаде сидит как раз там, у рукотворных завалов-обвалов. Это везение нам даёт буквально пару минут. Развернуться МАЗу здесь негде. Моталыге даю команду прикрыться от возможного огня со склонов за кабиной МАЗа. Мехвод заводит движок шестьдесятдвойки. Заряжающий кидает в пушку осколочно-фугасный снаряд и высунувшись из своего люка пристраивается к зенитному пулемёту. Остальные бойцы, не занятые в танке и МТЛБшке занимают позиции за камнями и платформой трейлера. Я по радиостанции танка пытаюсь докричаться до ближайшей заставы. Докричался. Обещают чего-нибудь прислать, но не ранее чем минут через двадцать-тридцать. В бригаду уже с заставы доложат. У них станция помощнее. Разворачиваю башню в сторону вероятного появления душманов и высовываюсь из люка. Надо бойцам объявить, что помощь уже идёт. Ну, и пока духи гурьбой на нас не ломанулись, может смогу немного и из карабина поработать. Ага, появились суки. Перебежками-перепрыжками пробираются по горному склону. Высоко забирают, так чтобы под выстрел из танка не попасть. Метров триста до духов вверх по склону. Над ухом короткими очередями дудухает НСВТ. Его поддерживает треск-перезвон работающего ПКТ моталыги. Ну, и я из карабина постреливаю, стараясь выискивать среди серо-небритой ватаги гранатомётчиков-пулемётчиков. Из-за горы заработал миномёт. Миллиметров на восемьдесят. Три разрыва. Пока в стороне. Но, скорее всего где-то на обращённом к нам склоне уже есть корректировщик. Надо срочно его искать. Хрена! Не успел. Разрывы пляшут уже вплотную к трейлеру. Ныряю в люк. Поводил башней-стволом по склону. Бесперспективняк. Духи выше, не задрать так пушку. Но … склоны здесь относительно пологие и духи не желая под пушку подставляться и не спускаются ниже. И это хорошо. Не подойти им на дистанцию стрельбы из РПГ. Ору бойцам, тем что снаружи, чтоб за гребнем склона смотрели. Не дай бог и партия, если у басмачей безоткатка есть. Тогда они по нам и с километра смогут вдарить. Но, пока огонь по нам только из пулемётов и изредка прилетают мины. Ага, по горам много мин-снарядов не потаскаешь. А, басмачи ведь ещё вполне себе приличные фугасы тащили для создания завалов. И миномёт не лёгкий. Так что не могут духи щедро минами раскидываться – экономят.
Позиционный тупик. Моих бойцов, укрывшихся за МАЗом басмачам не достать, а мы по ним только из моталыжного пулемёта можем работать. Из зенитного крупняка стрелять рисково – снайпер у духом работает – вон заряжающий шипит-матерится бинтуя себе прострелянную левую руку. Ближе к нам подобраться духам не даёт угроза огня из танковой пушки. Тупик?
Накаркал. Ор снаружи и стук по корпусу танка. Бойцы привлекают моё внимание. Высовываюсь из люка. Ох, ты ж …! Там откуда мы приехали по дороге пылит пикап. Открытый кузов. В кузове тренога. Не разглядеть – крупняк там или БЗО? Башню развернуть не успеваю, автотачанка скрывается за склоном горы. Метров восемьсот ей проехать, скрываясь за склоном-поворотом, и она выскочит в двухстах метрах от нас. Разворачиваю башню в сторону неожиданной автоугрозы. Снаружи резко усиливается перестрелка. Духи вниз полезли. Твою ж …! Мне что – разорваться? Решаю ждать появления бэзэошки. А, она всё не появляется. Сука. Уже собрался разворачивать башню, но вовремя тормознул. Вот она красавица! Получи басмач гранату! Ну, снаряд, конечно! Пикап исчезает во взрыве прямого попадания. Есть! Башню вправо. Матерящийся заряжающий закидывает очередной снаряд в ствол. Пошла потеха. Два выстрела успеваю сделать из пушки по атакующим духам и послать добавочку из нескольких пулемётных очередей. Залегли басмачи и начали спешно отползать опять к вершине холма-горы. Всё, опять мне их не достать. Опять вялая перестрелка.
Очередной взрыв миномётной мины. Снаружи матюки. Кого-то из бойцов зацепило. Слышен голос водилы МАЗа. Ругается. Осколком посекло одно из колёс прицепа. Геморрой ещё тот – эти здоровенные колёса менять! Колёса! Дебил! Тормоз! Кричу бойцам, чтобы спустили все колёса прицепа с противоположной от противника стороны. Через минуту танк начинает крениться. Есть. В поле зрения прицела вползает почти вся гора на которой засели басмачи. Получите, суки! Минута-две. Семь выстрелов из пушки. Две коробки с лентами для пулемёта опустошены прицельными очередями. Нормуль. Не вижу больше духов. И миномёт их замолчал – видать не подсказывает больше ему корректировщик.
– Ура! Наши! – кричать бойцы снаружи.
Отбились что ли? Выглядываю из люка. Сзади к нам подходит колонна из двух БМПшек и одного танка. Мотострелки спешиваются и лезут в гору. Их боевые машины, осторожно выбирая путь среди камней, тоже карабкаются по склону. Танк сопровождаемый орущими «Ура!» моими бойцами-ремонтниками и моталыгой уходит вперёд, за поворот дороги. Пару раз бухает его пушка. Несколько пулемётных очередей раздаются с вершины горы – мотострелки провожают огнём удирающие остатки банды.
Пришедшая нам на помощь пехота занимает позиции на вершинах вокруг нашей вынужденной стоянки. Можно подводить итоги. Трое раненных среди моих ремонтников. Слава богу, тяжёлых нет. Убитых тоже – нет. МАЗ – покалечен капитально, не знаю спасёт ли его теперь даже капитальный ремонт. Моталыга – жива. Легко отделались. Иду смотреть на духов. Ох, ты ж …! Их тут почти полсотни на склоне валяется. А, нас-то всего одиннадцать было. Всё, закрыл я свой счёт? Вроде – закрыл. Но … Танк-пушка – это коллективное оружие, и соответственно убитые разрывами снарядов и пулемётными очередями духи – труд-заслуга всего экипажа. Так что считать буду только тех кого из карабина в начале боя завалил. Прошёлся, рассмотрел, посчитал, и однозначно засчитал на личный счёт четверых. 14 : 18. Ну, тоже неплохо.
Через полтора часа из бригады пришла колонна из двух взводов. Инженерно-сапёрного и мотострелкового. Сапёры за час растолкали-разгребли завалы на дороге, после чего стащили БТСами[22 - БТС-4м – бронированный тягач на базе танка Т-55.] с транспортёра мой танк и на жёсткой сцепке потащили его в бригаду. А, МАЗ подцепили к БАТу[23 - БАТ-м – (бульдозер на артиллерийском тягаче модернизированный) – гусеничный путепрокладчик.] и поволокли туда же.
Комбриг стребовал с меня представления на награды на всех бойцов и обещал и меня представить к чему-нибудь весомому. Ну, не буду загадывать.
Положительные изменения в карьере. В бригаде опять вспомнили про мою везучесть, и я опять стал взводным в мотострелковой роте занимающейся сопровождением колонн. Два месяца пруха-везуха мне-нам сопутствовала. Обстрелы случались, но без фатальных последствий. Я ещё трёх духов завалил из карабина. Ещё немного – ещё чуть-чуть.
Ротный уехал в отпуск в Союз. Я исполняю его обязанности и жду приказа командарма о присвоении мне старшего лейтенанта. Второй выход на сопровождение колонн в качестве почти ротного. Четыре десятка наливняков и грузовиков и вполне себе спокойненький маршрут. Хрена. Спокойных-безопасных дорог-маршрутов здесь нет. И везение моё не бесконечно. Засада. Хорошо подготовленная. Колонна взрывами фугасов и созданием завалов разрезана на четыре части. Бой. Пылают-чадят цистерны с топливом. Дымятся бортовые ЗИЛы-КАМАЗы. Огрызаются огнём БТРы-БМПшки. Спешившихся бойцов духи накрывают плотным миномётным огнём.
Через полчаса боя от колонны и её конвоя мало что остаётся. Очень удачную позицию басмачи выбрали. Почти отвесные склоны гор вплотную подступают к дороге. И с этих склонов нас засыпает смертоносным металлом. Рулить боем уже не получается. Бой, судя по звукам стрельбы, распался на три изолированных очага. Рядом со мной – семеро бойцов ещё могущих стрелять. Сколько наших целых в других местах – не знаю, так как вся несущая радиостанции броня уже подбита и переносные ротные Р-159 выведены из строя. Очередная серия разрывов от басмаческих миномётов. Удар и темнота.
Очнулся. Лежу на камнях. Чувствую их всей спиной. Открываю глаза. Трое моих солдат разной степени пораненности сидят вокруг меня. За их спинами ходят вооружённые духи. …лять! Плен! Чертовски болит голова. И стреляющая боль под правой ключицей. С ногами вроде бы всё пока в порядке. За попытку перекинуться парой фраз с бойцами получаю душевный пинок с ноги по печени от ближайшего душмана. Сука!
Второй день тащимся по горным тропам. Есть-пить нам не дают. Обещают в Пакистане накормить. Ага, второй год в Афгане – научился уже разбирать местные языки-диалекты. Сознание плывёт. Еле передвигаю ноги. Контузило меня основательно. Когда наш пеше-ишачный караван накрывает несколько пулемётных очередей – торможу, стою не соображая. Один из моих бойцов сбивает меня на каменистый склон горы. Мимо нас бегают духи, пытаются занять непростреливаемые позиции. Изворачиваюсь подставляя ногу очередному джихадисту. Тот с разгона вписывается лбом в щебёнку тропы. Наваливаюсь на него и пытаюсь душить. Боец оказавшийся рядом хреначить прижатого мной духа камнем по голове. Хруст расколовшегося черепа. Трофеи? Они огромны по меркам нынешней ситуации. Китайский калаш и карабин. Мой карабин! Мы вооружены и включаемся в бой. Сколько этот бой длился – не знаю. По крайней мере, все найденные на прибитом душмане двадцать патронов к СКСу успеваю выпустить.
Перестрелка стихает. Боеспособных духов более не наблюдается. К нам подбегают десантники. Определю это по тельникам выглядывающим из-под их комбезов. Ура! Отбились! Пытаюсь встать и тут же валюсь на землю-камни от дикой боли. Только сейчас заметил пулевую дыру у себя в правом бедре. Кровь хлещет, сознание уплывает.
Кандагарский госпиталь. Поправляюсь. Особисты портят настроение опросами-допросами. Как же – два дня в плену был! Правда предъявить особистам мне нечего. В плен попал в бессознательном состоянии. Свидетелей хватает. С духами мы там, на трассе, разошлись почти на равных, это если по жизням-душам считать, а не по сгоревшей технике. Сорок два двухсотых и пятьдесят трёхсотых в нашей колонне. И тридцать девять притороченных к ишакам трупов насчитала десантура когда отбивала нас из плена. Да, в плен духи смогли взять только нас четверых. Кучно минами тогда мою группу накрыли. От неё вот только мы и остались, но две другие группы смогли отбиться и продержаться до подхода бронегруппы из бригады.
Мой личный счёт – разгромный. Для меня. За два боя точно могу сказать только о десятке упокоенных духов. И ещё более точно – про сорока двух погибших под моим командованием бойцов. Итог – 24 : 60. Это ж сколько мне тут торчать, чтобы выправить счёты?
Со мной в палате лежит-лечится старлей из той роты десантно-штурмового батальона нашей бригад , что меня и моих бойцов из плена спасла. К нему иногда заходят сослуживцы. Выцеливаю начштаба десантно-штурмового батальона и начинаю приступ. Прошу забрать меня в десантуру. Хвастаюсь своими спортивными разрядами. Обещаю накрыть поляну. После нескольких разговоров батальонный НШ почти сдаётся. Если после выздоровления смогу сдать десантные нормативы, то обещает походатайствовать о переводе в бригаде.
Готовлюсь – потею – тренируюсь. Через два месяца – выписка. Нормативы сдал. Получаю назначение взводным в ДШБ нашей бригады. Радость – в ротной оружейке обнаруживаю свой СКС.
Осень 83-го. Почти год в ДШБ. Задачи выполняли разные. Были и рейды-засады, были и зачистки и сопровождения колонн. За год в моём взводе погибло двое бойцов, ещё троих комиссовали по ранению. Но, духов мы намолотили знатно. На свой личный счёт записал тридцать две басмаческие жизни. 56 : 62.
Счёт закрыть не удалось. Три года в Афгане – перебор по мнению командования. Уезжаю в Союз, сначала в отпуск, а потом к новому месту службы, в звании старшего лейтенанта. И на китель наконец-то не стесняясь пришиваю золотые нашивки за ранения, потому как кроме них могу ещё похвастаться медалью «За боевые заслуги» и орденом «Красной Звезды». Ну, и конечно пришлось потратиться-проставиться за запись в охотничьем билете о выкупленном в личное пользование СКСе.
Глава 4.
Все мои знакомые-подружки повыходили замуж. Пришлось обзаводиться новыми. На это дело спустил половину скопившейся на сберкнижке зарплаты. Мама ворчит. Требует свадьбы и внуков. Отмахиваюсь-отговариваюсь. Не рассказывать же ей, что собираюсь ещё раз в Афганистан сгонять. Счёт надо закрывать.
Кировакан. Армянская ССР. 132-й гвардейский танковый полк 15-й мотострелковой дивизии. Получил роту. Танковую. Только танки все на хранении, потому как и полк и дивизия – кадрированные. Бойцов в роте всего двое – сержант – старший механик-водитель роты и младший сержант – замкомандира первого взвода роты. Зато офицеров – полный комплект. Даже зампотех в роте есть. Тоска. Боевой подготовки – ноль. Только наряды и хозработы. Из развлечений – офицерские пьянки и воскресные дни альпиниста. Это так у нас спортивные праздники комдив называет. Вместо марш-бросков, по выходным батальонами-полками лезем на очередную окрестную горку. Пешим порядком. Ничего альпинистского в этих прогулках по крутым склонам нет. Верёвки, страховочные системы, альпенштоки, ледорубы, кошки на наших маршрутах не востребованы. Просто крутой склон, и мы по нему карабкаемся на вершину. Разница высот на трассе от восьмисот до полутора тысяч метров. Если после завтрака выйти, то не всякий раз к обеду спуститься получается. Зато хорошенькая тренировка выносливости. Большинство солдат и офицеров проклинают эти спортивные праздники, но для меня после афганских гор это всего лишь лёгкая разминка, ведь в горы мы ходим налегке, даже без автоматов.
Через год написал рапорт об очередной командировке в Афган. В полку все крутят пальцем у виска. Куда ты лезешь? Через год станешь ЗНШ батальона и сразу можно будет писать рапорт в Академию. С орденами-ранениями и афганским опытом шансы поступить – почти стопроцентные. Но, у меня счёты не закрыты. А, в стране движуха непонятная начинается. Зачем-то начинаем с американцами тереть на переговорах о выводе наших войск из Афганистана[24 - Разговоры-переговоры о выводе Советских войск из Афганистана как ни странно начал не Горбачёв. Они начались ещё при Андропове в 1983 году.]. Если в Академию поступать, то это ещё три года учёбы. Могу не успеть счёт закрыть. Поэтому раз в квартал надоедаю командованию рапортами. И в ноябре 85-го наконец-то расписываюсь в строевом отделе за ознакомление с приказом о направлении в командировку в ДРА.
Отпуск перед командировкой провёл у родителей в Москве. Оттянулся напоследок в первопрестольной. Улетал в Афган транспортным Ил-76 из Чкаловского с промежуточной посадкой в Ташкенте. Пара бутылок хорошего коньяка пилотам обеспечила полулегальную перевозку через границу моего «охотничьего» карабина.
Опять Кандагар. И опять 70-я гвардейская осмбр. Большая часть командного состава бригады уже сменилась. Практически никого знакомых по прошлой командировке в ней не осталось. Принял танковую роту. Не успел ещё толком акклиматизироваться как началась операция «Волна». Бригаду бросили на зачистку баз моджахедов вдоль трассы Шинданд – Лашкаргах – Кандагар. Почти месяц не были в расположении бригады. Потери … Один танк в роте на фугасе подорвался. Два двухсотых и два трёхсотых. Ещё двух бойцов потеряли от снайперского огня и один на противопехотке подорвался. Из карабина пострелять получалось редко. За месяц боёв из него завалил всего восьмерых басмачей. Счет – 64 : 72.
Ближе к Новому Году бои начали стихать по причине исчезновения-истребления басмаческих банд из зоны ответственности бригады. В феврале убедился в правильности своего решения о второй командировке в Афган. Новый генсек на 27-м съезде КПСС объявил начале разработки плана по выводу наших войск из ДРА.
Рота раздёргана повзводно на придорожные заставы. И я полгода просидел на одной из них. Как начала зеленеть травка моджахеды начали активничать. Каждую неделю нападение то на одну, то на другую заставу. Разрыв в счёте постепенно сокращается. Семьдесят духов уже на моём счету, и двухсотых в роте за полгода сидения на заставах нет.
С августа до января 87-го года рота была в охране ППД[25 - Пункт постоянной дислокации.] бригады. В январе появилась вакансия ЗНШ в одном из мотострелковых батальонов. В строевом отделе углядели моём личном деле прежний мотострелковый опыт и предложили мою кандидатуру комбригу. Должность ЗНШ батальона получил одновременно с ещё одной «Красной звездой» на 23-е февраля. А, 24-го вместе с батальоном укатил в усиление наших подразделений штурмующих душманский укрепрайон Тора-Бора. Пещерную крепость взяли после 8-го марта. Наш батальон потерь почти не имел, потому как почти всё время простоял в резерве. Основную работу там выполнили парни из трёх батальонов 5-й мотострелковой дивизии и ещё одного батальона нашей бригады. И тем не менее мне посчастливилось во время выхода с комбатом на рекогносцировку подстрелить ещё двоих духов. 66 : 72. Пока не в мою пользу.
В мае 87-го ездил с проверками по заставам. Во время ночёвки на одной из них, было нападение духов. Был бой. Удачный. Басмачи залезли на наше свежевыставленное минное поле. Застава положила почти всю банду. Человек сорок. А, мой личный счёт сравнялся. Уф!
…лять! За что мне это? Пополнение из Союза пришло. Проводил занятия по вождению. Молодой солдатик – мехвод БМПшки, заканчивая круг трассы решил, выпендриться и у финиша, газанул, крутанул штурвал, машина пошла юзом и впечаталась своим бортом в борт другой уже стоявшей БМП. БМПшкам досталось не сильно. Досталось зазевавшемуся солдату, стоявшему у борта протараненной бронемашины. Его просто размазало. Насмерть. «Лихой» мехвод угодил под трибунал, и я как руководитель занятия – тоже. Почти два месяца разбирательств-следствия. Солдатик с годом дисбата отправлен в Союз. И я с годом условного наказания еду к прежнему месту службы[26 - Ни чего удивительного по тем временам. Если суд не лишил звания, то офицер продолжал службу.].
Условный срок для действующего офицера – практически крест на карьере. Должность ЗНШ батальона в Кировакане мне естественно не дали. Опять я – ротный. В 132-м гвардейском танковом полку. Хорошо хоть рота полного состава. Но, надежды на нормальную службу быстро таят. На Кавказе медленно, но неумолимо накаляется обстановка. Армяне катят бочку на азербайджанцев и получают в ответ тоже самое. В Азербайджане ещё проблемы с другими нацменьшинствами. Грузия потихоньку подводит идеологическую базу под наезды на свои автономии. Местное закавказское партийное начальство своими действиями заставляет подозревать их в идейном родстве с Союзным Генсеком. Куча бессмысленных, но красивых слов. Ещё большая куча беспорядочных действий, при ближайшем рассмотрении весьма смахивающих на провокации. Военных начинают привлекать к выполнению милицейских функций. Бред!
Слава богу, нашу дивизию особо в местные разборки не вписывают. Но, от этого не легче. Несение службы – по усиленному варианту. В какой-то момент караулы на дивизионных складах усиливаются вкопанными в землю танками и БМП. Иногда кажется, что из Афгана и не уезжал.
В декабре 88-го чудом успел выскочить из окна общаги за несколько мгновений до обрушения здания. Тряхануло знатно. Пол Кировакана в руинах. Спитак, говорят, раскатало в щебёнку весь. Несколько дней без передыха-перекура вместе со своими бойцами растаскивал-раскапывал завалы, вытаскивая из-под них покалеченных людей и тела погибших. Ужас. Тысячи погибших. На городских развалинах неожиданно столкнулся со своим первым афганским комбригом. Приятная встреча. Толковым командиром полковник был. Сейчас уже генерал. Зам командующего танковой армией на Украине. Приехал со своими бойцами помогать ликвидировать последствия.
На какое-то время после землетрясения на Кавказе межнациональные споры притихли. Казалось люди одумались. Даже азербайджанцы в Армению помощь слали. Но … споры не рассосались. В 89-м уже обильно полилась кровь. Твою ж …! Люди, включите мозги! Ничем хорошим это не кончится.
Редкие, поначалу, нападения на отделения милиции остаются безответными со стороны местных властей. Это оборачивается, чуть позже, уже обстрелами воинских частей. Чем дальше, тем больше Советский Кавказ начинает мне напоминать Афганистан. Баку, Сумгаит, Степанакерт, Шуша … Сотни, тысячи, десятки тысяч беженцев. И это не в Африке, не на Ближнем Востоке, а в СССР! Очнитесь люди, посмотрите-подумайте куда вы идёте!
А, пятнистый Генсек продолжает заливаться про Гласность-Перестройку-Ускорение-Демократизацию и Новое Мы?шленье. Объявил о сокращении танковых войск, вывел наш контингент из Афгана, на радость американцам пилит наши ядерные ракеты. Бред. Мир трясёт. В странах Варшавского Договора одна за одной «демократические» революции. Предательство камрадов в ГДР – страна за покровительственное похлопывание по плечу сдана натовцам.
В полку и дивизии, в кои-то веки, – полный состав офицеров. Это наши войска выводят из Европы и служивших там распихивают по гарнизонам Союза. Дивизия лишилась ракетного дивизиона. Пусковые и ракеты сданы на металлолом.
Август 91-го. ГКЧП. Дивизия переведена на казарменный режим. Снимаем технику с хранения. Особисты потирают руки, у них уже готовы списки для арестов-задержаний. Комдив толкает речь – будем наводить порядок в стране. Но, приказа на наведение порядка так и не поступает.
Развал страны – проходит стороной мимо меня. Потому как наш батальон с сентября 91-го по март 92-го сидит на миротворческой заставе на границе Армении и Азербайджана. В Карабахе и по всей административной армяно-азербайджанской границе – постоянные боестолкновения, пока низкой интенсивности и мы пытаемся это дело пресекать.
Удивительная вещь – в горах очень много живности. Лисы, зайцы, волки и прочая дичь расплодились. Люди уже несколько лет как забыли про охоту на дичь, они теперь охотятся на себе подобных.
Иногда получается гасить-разруливать конфликты. При возвращении колхозного стада с пастбища пропала овца. Это, однозначно, не пастух её пропил-продал, а коварные соседи украли. Пойдём в отместку корову у них угоним. За корову соседи отвечают залпами из охотничьих двустволок и ночными поджогами. Ещё чуть-чуть и село на село сойдутся в кровавых пострелушках. Выхватываем местных авторитетов, привозим их на нейтралку, заставляем разобраться в проблеме. Милые люди. В одну школу ходили. На одном поле в футбол гоняли. Под шашлычок с чачей быстро разбираются в теме пропавшей овцы. Даже племянника пастуха, продавшего на районном рынке колхозную овцу разоблачают. Всё? Конфликт исчерпан? Мир-дружба-жвачка? Хрена! Через неделю опять приходится вставать живой цепью между разъярёнными соседями. Опять кто-то свой недосмотр, свою проблему хочет поставить в вину противной стороне.
В марте 92-го, мы уже не Советская Армия, а Вооружённые Силы РФ. Нечего нам делать на границе воюющих между собой суверенных государств. Так в Москве решили. Из села в котором была застава в Армению идёт только одна дорога. На дороге заслон из местных женщин и детей. Армяне требуют оставить им всю технику заставы. Им же надо чем-то с азербайджанцами воевать. Если б оставили армянам танки-бронетранспортёры нам бы никто бы слова в упрёк не сказал. Сами живы остались – и ладно. Но, мы решили по-другому. В Армению одна дорога, а в Азербайджан – две. И техника заставы увозит личный состав в Азербайджан. Там нас никто не ждёт, поэтому почти семидесятикилометровый марш по территории уже другого государства проходит без проблем. Возвращаемся в Кировакан ещё раз нарушив госграницу новеньких суверенных стран. Там полным ходом идёт передача вооружения и техники в формируемую армию независимой Армении. Офицеры из нацреспублик желающие служить на малой Родине разъезжаются по украинам-таджикистанам.
Жесть-прикол. В армии ещё полный бардак не наступил. Просто так в Таджикистан офицер уехать-перевестись не может. Сначала надо получить от нового-независимого Министерства обороны бумагу о том, что данного офицера готовы принять на службу во вновь создаваемую национальную армию. Потом с этой бумагой офицер должен вернуться к месту службы, сдать дела, получить расчёт и только после этого он может ехать в родную украину-казахстан. Командир танковой роты старший лейтенант Рахимов так и сделал. Поехал на родину, получил документы на перевод и вернулся в полк. Вот только пока его не было, пришёл приказ о передаче всех танков полка армянам. Каждый командир подразделения передавал свою технику сам. У Рахимова в ротном боксе в парке стояла всего одна учебно-боевая семьдесятдвойка. Остальные танки роты были на складе долговременного хранения и их передали армянам скопом. А, вот танк из парка Рахимов должен был сдать самостоятельно. Вроде бы ничего сложного. Но, вмешалась политика. Москва, пока Рахимов на родину мотался, потребовала от штаба округа срочно отчитаться о передаче вооружения в республиканские армии. Штаб округа рыкнул на дивизии. Комдив бухнул с командиром формируемой армянской танковой бригады и получил от него бумагу о том, что вся дивизионная бронетехника принята. Отчет ушёл в штаб округа и в Москву. А, Рахимову начальник штаба полка не подписывает обходной лист – по документам полка, танк Рахимова так и не передан. Рахимов кидается к армянам. Примите танк. А, там тоже бюрократия. У армян по бумагам – все танки приняты. Что делать? Армянский комбриг советует обратиться в Министерство обороны республики. Делов-то – в Ереван съездить. Но, есть проблема. Расчёт в финчасти Рахимов ещё не получил, деньги на исходе, даже на билет до Еревана не хватает. Инфляция однако. Что делать? Решение простое. Танк заправлен. И старлей едет в Ереван на танке. Картина маслом – на площадь Ленина въезжает Т-72. Дико? Не хрена. Тут это не в диковинку нынче. Только что назначенные чиновники из Министерства обороны Армении разводят руками. Какой-то таджик очень похожий на азербайджанца пытается втюхать им боевой танк. Какой танк? Откуда? По бумагам у армян никаких недостающих танков не проходит. Рахимова посылают по интернациональному адресу. Уезжай – не то милицию вызовем. Рахимов возвращается на танке в Кировакан. НШ полка в ярости. Что хочешь делай, но через два дня танка в полковом парке не должно быть, хоть продавай! А, это идея! Просто бросить танк на дороге совесть не позволяет. Так почему бы не отдать его в хорошие руки. Тем более, что у Рахимова свадьба уже запланирована. Деньги пригодятся. Офицеры роты кидаются в город на поиски состоятельного покупателя. И он найден. Готов за четыре миллиона рублей (по миллиону трём взводным роты и самому ротному) забрать танк. Нужная вещь в хозяйстве по нынешним временам. Но, опять загвоздка. Пока покупателя искали, пока тот деньги собирал, парк техники уже передан армянской бригаде и там стоит уже армянский караул и танк из ангара не выгнать. Проблема? Ерунда. Где четыре ляма, там и пятый можно найти. Пятый миллион получает начальник армянского караула и сделка завершается. Все довольны. Разбежались. Удовлетворённый НШ полка подписывает Рахимову обходной лист и тот с полными карманами быстро обесценивающихся рублей убывает на родину, к невесте[27 - Ей богу, реальный случай во время службы автора на Кавказе.].
Кавказ пылает. Абхазия, Осетия, Карабах … Срочников почти всех переводят в Россию. Офицеры кастрируемой дивизии мотаются по горячим точкам пытаясь обеспечить эвакуацию мирных из зон интенсивных боёв. Всё! Уже иногда даже сравнения с Афганистаном не срабатывают. Наблюдаю картину на перевале. Местные взяли после боя пленных. Обычное дело на войне. Только к соседям-пленникам ещё прилагаются изуродованные тела своих попавших в плен к соседям днём ранее. Пленников укладывают на землю, привязывают руки-ноги к вбитым в землю колышкам. И молодая девчонка-санинструктор, начинает ампутировать у пленных всё что выступает за объём туловища и головы. Шок! Бородатый мужик, совсем недавно бывший трактористом в колхозе-миллионере протягивает мне фляжку с чачей и кивая на казнь-экзекуцию поясняет.
– Мы вчера своих раненных не успели, не смогли вывезти во время отступления. Вон посмотри, что сними стало! Всё что можно отрезать у человека – отрезано. По живому. А, на сестричку не косись. Она нормальная девчонка. В Сумгаите жила. Всю её семью там вырезали у неё на глазах. А, саму по кругу пустили. Еле выжила. Почти год по больницам её выхаживали.
Суки! Ненавижу! Не, не этих бывших пастухов и виноградарей. Ненавижу тех, кто довёл страну и этих людей до такого состояния.
По нам, по мне в этих поездках-командировках тоже стреляли. И с одной и с другой стороны. Мы отвечали. И я стрелял. И из афганского карабина стрелял. Только счёт не вёл и зарубок на прикладе не делал. Это не тот счёт! Счёт у меня к другим людям теперь. Вот только удастся ли до них добраться?
В 93-м наконец-то получил перевод в Россию. И опять в гвардейскую часть. Алабино. 2-я гвардейская мотострелковая Таманская дивизия. Тридцать четыре года. Капитан. Три ордена, две медали, наградная висюлька от одного независимого президента, именные часы от другого. Две командировки в Афган. И должность командира танковой роты. А, на дворе начало осени. Президент разгоняет Верховный Совет – беспомощный огрызок-остаток большой державы. Советы нынче – анахронизм. Так по телеку заикаясь и дрожа голосом вещает внук погибшего в Отечественную великого писателя. Все на защиту демократии! Расстрелять танками ненавистный атавизм!
Сдурели! Танки в Москву вводить? Впервые за семнадцать лет службы позволяю себе не выполнить боевой приказ. Идите вы все лесом!
Увольнение из армии по «несоответствию». Девяностые. Дикие. Работа охранником. Учёба на юрфаке. Нулевые. Переезд в Питер. Повезло. Случайная встреча-знакомство и я получаю место начальника охраны в серьёзной строительной компании. Хозяин фирмы – местный депутат. За десять лет дорастаю до генерального директора холдинга. Вроде бы всё нормально складывается. Только семьёй так и не обзавёлся, хотя и делал в девяностые пару попыток. Сейчас уже поздно. На пьянках с друзьями ворчу. При Союзе, в конце восьмидесятых у нас в дивизии молодым женатым летёхам квартиры давали сразу после училища, сразу по приезде их в полк. А, я свою собственную квартиру при демократическом капитализме смог себе позволить только к середине нулевых и то – ипотеку смог досрочно погасить, только став гендиректором.
Середина десятых. Шеф разосрался с губером. Год-полтора подковёрной войнушки и босс сваливает-убегает в Лондонград. Холдинг рвут на части вчерашние друзья-знакомцы шефа. Ничего личного, только бизнес и желание выслужиться перед губером. Шеф не горит желанием спасать компанию, а у меня силёнок против оборотней в погонах не хватает для спасения команды. Разные весовые категории. Уволился. Благо есть запасной аэродром. Пока шеф депутатствовал в местном Парламенте и я в микродепутаты успел выбиться-выбраться, стал главой муниципального совета. Думал до пенсии там доработать. Хрена.
Реформа. Пенсионная. Главный питерский партиец собирает глав муниципалитетов и растолковывает как людям надо объяснять реформу. Всё для блага людей. Ещё пять лет пахоты на капиталиста-буржуина – это ж то к чему мы все долгие годы шли, то о чём мечтали. Сижу ворчу себе под нос и не замечаю как вырывается еретическое:
– За пять лет – это почти миллион рублей недополученной пенсии! Где ж тут выгода для стариков?
После собрания ко мне подходит помощник бывшего ракетно-космического замполита ставшего вторым человеком в городе трёх Революций.
– Засунь своё мнение себе в жопу. Это цитата Серафима Макаровича! Засунь и не вынимай, иначе – пожалеешь.
Была ещё надежда на Верховного. Но, не сбылась. Подписал-утвердил он реформу. Плюнул. Сколько можно послушно поддакивать? Собрал депутатов Совета. Поговорили и решили. Решили написать заявления о выходе из партии проголосовавшей за Реформу. Скандал. Ох, и орали на меня в высоких кабинетах. Перетерпел. Очередные выборы, естественно, проиграл. Думал не пропаду. Фиг вам! Как уж это действует – не знаю. Но, называется – чёрный список. Даже инженером в городе никуда не берут.
Кое-какие запасы были. Не голодал, не бедствовал. Однажды подвернулась вакансия – трактористом в Пулково. А, чего? Корочки механизатора широкого профиля у меня ещё со школы были. Опять же гражданская специальность в военном дипломе указана – инженер по эксплуатации колёсно-гусеничной и авто-бронетанковой техники. Взяли. Работаю зимой – на грейдере, летом – на тракторе. Снег-грязь чищу со служебных дорог аэропорта.
Начало 22-го года. Ну, надо же! Президент проснулся! Лучше поздно, чем никогда. Хотелось конечно, чтобы это раньше произошло. Но, что есть, то есть. Наши вошли в Окраину. Бандерьё мочат по сортирам. Эх, староват я уже по танкам скакать. Может в ДНР податься? На танк не посадят, так трактор уж точно доверят. Для тракторов там скоро делов по боле будет.
Етить твою через качель! Ляхи по нашим подо Львовом ракетами врезали. Хорошо хоть не ядрёными. Верховный рассвирепел. Нету больше в Польше и в Румынии натовских пусковых, и базы натовские там горят. Правда, Верховный тоже удержался и вмазал ракетами с обычной БЧ. Еду утром на работу по радио вдруг объявляют – пять ракет в Калининград прилетело. Четыре – наши сбили, пятая – рванула ядерным грибом. Охренеть! Дожил до третьей мировой! Но, работу никто пока не отменял. Запарковал «Дастер» на служебной стоянке, переоделся и за руль «Беларуси».
Самолётов в аэропорту почти нет. Мужики говорят, что ещё ночью их куда-то за Урал погнали. На стоянке у здания аэропорта только один бизнес-джет запаркован. Это что за явление? Ты чё не слышал? Горбатый-меченный вчера в город прилетел поддержать борьбу блогеров за мир во всём мире. Да ладно! Вот не ждал. А, вокруг бизнес-джета технари снуют, готовят к взлёту. Подошёл, поинтересовался. Ага, в Стокгольм птичка меченного ублюдка повезёт. Чего ему здесь делать? В стране которую он развалил?
А, по радио диктор вещает о ядерных грибах в Минске, Владивостоке и в Киеве. Сажусь на трактор и еду к служебной стоянке. Там, в машине у меня кое-что припрятано. Сегодня ж у меня последняя смена перед отпуском, и в отпуск собрался ехать сразу с работы. Думал к однополчанину в гости заглянуть на недельку. Он в Тверской области лесничим работает. Вот я и загрузил в «Дастер», кроме вещей-одежды, своего другана старинного. СКС. Минутное дело – из багажника в кабину «Беларуси» перекинуть сумку-чехол. Возвращаюсь на тракторе к зданию аэропорта. Притормозил. Метров триста до горбачёвского самолётика. Жду. Едет кортеж. Два чёрных угловатых внедорожника, а между ними пафосно-крутой микроавтобус. Подъехали машинки к самолёту. Остановились. Два громадных бодигарда помогают престарелому Мишке выбраться наружу. Высовываю в приоткрытую форточку кабины ствол карабина. Нахожу прицелом выцветшее пятно на бледной лысине. Задерживаю дыхание. Сейчас сровняю, закрою свой счёт! Выстрел. Успеваю заметить как сатанинская отметина на лбу предателя окрашивается выплёскивающейся из черепа кровью. Лучший немец всех времён начинает заваливаться на землю. Вспышка. Удар. Трактор подбрасывает вверх. Бьюсь головой обо что-то выступающее в кабине. Что за фокусы? Что за вспышка? Оглядываюсь. Над Питером встаёт грибовидное облако. Твою ж …! Сейчас ударная волна придёт. Вылезать-спасться-прятаться? А, смысл? Пожил и будя. Тем более, что счёт закрыт! Смотрю на суетящихся над трупом меченого выродка охранников. Крутят головами. Откуда прилетело? Вот же ж. Прилетело! Летит. Замечаю размазанную тень над Пулковскими высотами. Е..ать! «Томагавк»! Сейчас ё…нет! Вспышка…
Глава 5.
Я с размаху бьюсь лбом об люк танка. Звёзды в глазах. Красные звёзды. Переносицу в кровь рассадил.
– Командир, как вы? Мы его завалили, – это командир второго танка в запале нарушает дисциплину радиосвязи.
Как мы? Вроде ничего не горит, не дымит.
– Байсеитов, почему встали?
– Обосрался слегка, тащ лейтенант, – с нервным хохотком откликается мехвод.
– Подтирайся и вперёд! Ходу!
Обвожу взглядом боевое отделение. Вроде бы все целы. Наводчик несколько нервно, рывками крутит из стороны в сторону башней. Заряжающий нервно хихикает и трёт рукой здоровенную шишку на лбу. Кидаю взгляд на блоки АЗРов – все в верхнем положении, не выбило. Нормально. И пробития нет. Повезло…
Мысли в голове летят быстрее скорости фотона и в тоже время путаются и выписывают причудливые виражи. Я уже был в этом бою. Горбачёва убил. Ядерный гриб над Питером. А, где мой СКС? Счёт закрыт! Счёт закрыт? Хрена! Всё только начинается! Ещё нет на мне крови наших советских людей. Так какого хрена торможу?
– «Бак – 3, Бак – 4», я «Бак -1». Стоп. Стоп. С вершин холмов не съезжать. Там болото. Увязните! – ору зажимая рукой тангенту и нарушая вертикаль командования.
– «Бак -1», я «Бак -3». Есть.
– «Бак -1», я «Бак-4». Принял. Точно болото. Чуть не увяз.
–«Двадцатый», я – «три-два». «Тридцатка» подбита. «Три-ноль» – ранен, тяжело.
– Принял.
Высовываюсь из люка. Да, движуха за кормой. Два офицера в строю осталось – второй взводный и я. Не успел я «Тридцатого» предупредить. Так и не знал о чём. Не видел я в прошлый раз чем и откуда его подбили.
Мой танк взбирается на очередной склон.
– Байсеитов, стоп, – торможу мехвода и дублирую, – «Бак-2», стоп.
Танк замирает едва высунув башню над гребнем холма. Ныряю в люк и разворачиваю башню в сторону господствующей над долиной высотки.
– Холм. 30-00. Десять метров ниже вершины. Светлое пятно. БЗО. Осколочно-фугасным. Три снаряда. Огонь.
Танк содрогается от выстрела. Открывающийся затвор выплёвывает стреляную гильзу. Следом за гильзой в башню вползает дым от сгоревшего пороха, но быстро рассеивается нагнетателем и всасывается обратно в ствол. Заряжающий – ефрейтор Зюзин – закидывает в ствол новый снаряд. Смачно клацает клин затвора. Выстрел.
– Есть, попали, командир! – восторженно орёт наводчик – младший сержант Кислицын.
Да, я уже сам вижу. Жахнуло знатно. Видать боезапас засадного душманского БЗО сдетонировал. Вроде бы, там на высотке больше никого быть не должно.
– Байсеитов, вперёд. На холм. «Бак -2», за мной.
– «Бак -1», я «Два-два». «Двадцатого» похоже убило. Упал. Не двигается.
– Циркулярный. Я, «Бак – 1». Принимаю командование. Всем – стоп! Занять оборону вокруг коробочек. В зелёнке гранатомётчики и минное поле. «Бак – 2» и «Один-два» – за мной.
Танк ломая кусты-деревья ломится к высотке. Минута, другая, третья. Добрались. Подруливаю мехводом, так чтоб взбираясь по склону нас не видели с кишлака. Есть. Забрались на вершину. Хорошо отсюда аул виден. Не без мёртвых зон, конечно. Но, сейчас мы их накроем.
– «Один-два», на тебе контроль зелёнки. «Бак – 2», давим духов в кишлаке.
Басмаческие тачанки проморгали наш выход на горушку, но первым выстрелом их поразить не получилось. Духи пытаются спрятаться за стенами хибар. Спрятались. Это они так, наверное, думают. Пыль. Не получается по местным дорогам-улицам ездить не поднимая пыльного облака. Местные домишки слабая защита от 115-мм снаряда. По два выстрела мне и второму танку потребовалось для того чтобы загасит обе подвижные огневые точки душманов. И ещё по снаряду для профилактики. БТР забравшийся вместе с нами на высотку тем временем причёсывает зелёнку короткими очередями из своего крупняка.
Запрашиваю по радио о состоянии дел внизу. Докладывают, что пока больше без потерь. Даю команду третьему и четвёртому танкам выбираться обратно на дорогу. На третьем танке – плуг минного трала. Он пойдёт первым. Пехоте приказ – грузиться на броню БТРов и не выходя на дорогу, но подтянувшись к ней двигаться к кишлаку сопровождая танки. Собрались. Подтянулись и двинулись. Мы с высотки продолжаем контролировать ситуацию. Пара попыток обстрелять роту из зелёнки давятся огнём БТРа и танков с холма. Из кишлака подаёт голос пулемёт. Обычный. И ответ стандартный. Снаряд из пушки на поражение и ещё один для страховки.
По ходу у духов только лёгкая стрелковка осталась. С ней уже успешно справляются парни идущие в атаку. Рота доходит до околицы кишлака. Танки притормаживаю – нечего им делать на узких улочках. Пехота спешивается и начинает зачистку аула. Полчаса перебежек и почти без перестрелок. Потому как, дал приказ на рожон не лезть и при обнаружении противника в домах просто давать танкам целеуказания. Снарядов десять ещё израсходовали развалив пяток хибар. Всё – аул наш. На всякий случай БТР оставляю на горушке, а сам со вторым танком несусь вниз к разгромленному душманскому опорнику.
Быстрый опрос сержантов по потерям. Печально. Двадцать четыре «двухсотых» и семь тяжёлых «трёхсотых». Легко раненных тоже семь. Основные потери – экипажи сгоревших-подбитых четырёх БТРов. В строю, считая легкораненых, шестьдесят четыре бойца. И шесть БТРов и четыре танка. Повоюем. И что немного греет душу – после того как принял командование ротой – у нас ни одного погибшего.
На центральной площади-поляне кишлака уже собраны местные жители. Они прятались в здешней микромечети. Такая же халупа как и остальные, только сверху ещё двухэтажная деревянная башенка надстроена. Типо минарет. Повезло дехканам, что басмачи на минаретик этот не залезали. А, то бы прилетело.
Чуть в стороне – под охраной бойцов валяются трое связанных пленных духов. Начинаю разбор полётов. Переводчиков в роте нет. Весь словарный запас всей роты на пушту-дари – слов тридцать. Фигня. Я-то вполне нормально по-здешнему шпрехаю. Как ни как две командировки.
