скачать книгу бесплатно
– Ешьте, не торопитесь, пусть дорога подсохнет как следует, к вечеру и поедете. День нынче долгий, солнцеворот скоро, дотемна доберетесь.
После завтрака дядька Трофим с Егором бабке дров нарубили да опять на озеро подались, Аксютка ушла на лужок козу пасти, а Глаше бабка вручила туесок и за ягодами к роще отправила. Тетка Варвара как узнала – запричитала, заплакала, мол, на погибель отправляешь девку, но бабка ее полотенцем отхлестала и в баню отослала.
– А тебе самой-то не боязно? – провожая Глашу до калитки, ухмыльнулась Агафья.
Глаша только плечами пожала:
– А кого там бояться? Люди не ходят, зверей диких нет, больно светлый лес да маленький. Клещей разве что? Да только какие ж я ягоды принесу? Земляника цветет еще, для остальных и подавно рано.
– Ну не ягоды, так грибы! – отмахнулась бабка. – Вон дождь всю ночь лил, сейчас повыпрыгивают. Иди, Глаша, надо тебе, вижу ведь.
И Глаша пошла. Ее и правда до дрожи в рощу тянуло. На стол накрывает, а сама все за окно смотрит, огород полет – нет-нет да к роще глаза подымает. Точно зовет кто… А народ из домов вышел, глядит ей вслед и головами качает. Народ на этом берегу не такой, как в деревне. В бывшем колхозе и жителей-то осталось семь дворов, да все больше старики. Они тоже в ведьму и Хожего верят, только не боятся их, стараются в мире жить. И в рощу за грибами и ягодами ходят. Да только мост все одно не переходят. Знать, им тоже ведьма запретила.
– Далеко отправилась, синеглазочка? – окликнул ее дед Евграф.
– Утро доброе, Евграф Пантелеевич! – Глаша улыбнулась старику и махнула корзинкой. – В рощу, за грибами.
– Сама али Агафья отправила? – выглядывая из-за забора, пропищала старуха Евдокия.
– Отправила али сама пошла – забота не твоя! – распахивая калитку, осадила соседку бабка Агафья. – Идет – значит, надо так. А ты на пути у ней не стой!
Евдокия замахала руками:
– Чур меня, чур, Агафьюшка! Я ж из доброго умысла, думаю, вдруг не знает девчоночка, куда идет.
Агафья погрозила соседке тяпкой, а Глаше махнула, мол, иди, не обращай внимания, да ушла в огород. Больше Глашу никто не окликал, только вслед посматривали да крестили из-под полы.
В роще было мокро от ночного дождя, на свежих, умытых березовых ветках сверкали сырые алмазики. На опушке жужжали по мокрым цветам пушистые пчелки, чуть подальше, у самой реки, заливались птицы. Иногда пробегал легкий ветерок или птичка вспархивала, и березы роняли Глаше на голову сверкающие капли. Глаша смеялась, подставляя им лицо, и сама дергала за свисающие ветки. И так весело, так радостно было в омытой дождем роще, так приветливо перешептывались листья, что на душе у Глаши все расцвело. Она бросила корзинку, обхватила руками молодую березку, прижалась к ней, точно к сестре родной, и долго стояла, слушая голоса леса и жмурясь на солнце.
«Ну какая же это ведьмина роща?! Такая светлая да радостная! И какого счастья люди себя лишают из-за старых сказок и суеверий!»
Глаша открыла глаза и чуть не вскрикнула: перед ней, улыбаясь ее счастливому виду, стоял Глеб.
– Что, опять напугал? – Он подобрал ее корзинку и сделал шаг навстречу. – А мне бабка Евдокия сказала, что тебя Агафья в рощу отправила.
Глаша попятились, прячась за березку, но зацепилась за сучок.
– За грибами отправила.
– Ну не бойся ты меня, Глаша. Не обижу. – Глеб осторожно отцепил ее рукав от дерева и взял за руку. – Страшно мне за тебя: ходишь всюду одна, а народ посматривает да через плечо поплевывать начинает.
– Ну так и что в этом страшного? – Глаша отняла у него руку и снова отступила. А у самой сердечко так и подскакивало от его прикосновений. Но Глаша была девушка строгая и сердцу глупому воли не давала.
– Да уж все на деревне тебя ведьмой молодой зовут. А как уехали вы вчера, заговорили, что ведьма к Хожему на поклон пошла. – Глеб больше тронуть ее не пытался, только стоял и смотрел с какой-то тоской. – Уезжать тебе надо, Глаша. Народ здесь не-добрый.
Глаша мотнула головой:
– Ты же сам вчера говорил, что ведьма с Хожим как опора для местных, что они эту сказку будут холить и лелеять. Так и пусть зовут как вздумается, я им подыграю как сумею. – Но на душе вдруг стало неспокойно. – А ты сам уезжать собрался?
Глеб усмехнулся и подошел ближе:
– А что, не хочешь, чтобы я уезжал?
Глаша выставила перед собой корзину и сердито нахмурилась:
– Да мне-то какая забота! Уезжай, если невмоготу. Жили тут до тебя и сейчас переживут.
– А ты как же? – Глеб перестал улыбаться. – Как одна эту сказку на себе понесешь?
Глаша фыркнула и отвернулась:
– Чай, не вязанка дров, не раздавит! А невмоготу будет – сюда уйду, к бабке Агафье.
– Ведьме без Хожего на деревне жизни не будет, Глаша. – Глеб серьезно покачал головой.
– Еще ты меня донимать этой сказкой будешь! – рассердилась Глаша. – Ладно местные, сочинили себе страшилку и ходят боятся, так неужто и тебя глупостью заразили? Тоже теперь в Хожего веришь?
– Заразиться от местных с моей работой действительно немудрено, – усмехнулся Глеб и в один шаг очутился рядом. – Не сердись, Глаша. Добра я тебе хочу. Нравишься ты мне.
Сердечко так и зачастило, в лицо ударил румянец. Глаша снова отвернулась, сжимая корзину и сердясь на себя. Уж больно скор на признания показался ей Глеб, да и сон про Хожего из головы не шел.
– А если и правда добра хочешь, отчего уезжать собрался? – обиженно вздохнула Глаша.
– Никуда я от тебя не уеду. – Глеб осторожно, точно крыла бабочки, коснулся ее волос. – Только не беги от меня. Позволь рядом быть.
– Будь где хочешь, кто тебе запретит. – Глаша снова рассердилась на себя, что тает от слов его, точно снег на поляне, перекинула косу через плечо и с вызовом развернулась к парню. – Да только черту не переступай! Я не кошка, чтоб меня без нужды трогать!
Глеб убрал протянутую к ней руку, а глаза антрацитовые точно темнее, глубже стали.
– Мы с тобой, Глаша, люди цивилизованные, в сказки не верим, законы знаем. Не попрекай ты меня без причины.
Глаша смутилась и опустила глаза:
– Я не попрекаю, а ты, раз просишь, чтоб не бежала, должен знать, как не спугнуть.
– Ну что ж, твоя правда. Лучшее лечение – это профилактика. – Глеб снова повеселел. – Ты грибы-то собирать будешь или скажешь бабке, что не нашла?
Глаша подняла палку и принялась разгребать палую листву.
– Не за грибами она меня сюда послала, а с Хожим знакомиться. Здесь народ хоть и поумнее, а все в эту сказку верит.
– Ну, считай, познакомилась! – рассмеялся Глеб. – Пойдем, грибов вон под теми березами много.
Но Глаше вдруг опять стало страшно, как тогда, во сне, и она с подозрением посмотрела на парня.
– А ты, я гляжу, уже сама готова в сказку-то поверить. – Глеб с улыбкой посмотрел в испуганные синие глаза. – Ну прости, не буду больше так шутить. А ты все равно привыкай: не я, так люди нас вместе поминать станут.
– Мне от этих сказок уже кошмары снятся, – вздохнула Глаша, направляясь, куда указал Глеб. – Не знаешь, где тут валериана растет?
– Валериана у меня есть, принесу, если нужно будет, – отозвался тот. – А ты по свежему воздуху больше гуляй, тогда и сон крепче будет.
Когда солнце перевалило за середину, грибов у Глаши была полная корзина. Глеб проводил ее до опушки и улыбнулся:
– Сама донесешь? А то в деревне если узнают, что мы вдвоем в лесу гуляли, так совсем поженят.
Глаша забрала у него грибы и лукаво подмигнула:
– А что, не хочешь?
– Отчего ж не хочу? – усмехнулся Глеб. – Да только ведьму с нечистым огнем или водой венчают, а я пока ни тонуть, ни гореть не хочу и тебя не пущу. Если будете в бору останавливаться, дай знать. Я сейчас по деревне пройдусь и туда за земляничником.
Глаша улыбнулась ему на прощание и пошла в колхоз, но на душе от слов Глеба было неспокойно.
Глава 6
Небо тучи созывает, по тебе справляет тризну.
Что смеешься? Что не веришь? Что качаешь головой?
Мост, река и лес дремучий – вот теперь твоя Отчизна,
Мы ль тебе не говорили? Но пустое, выбор твой.
Шла Глаша к колхозу и думала. Думала да сердце унять пыталась. Хорошо ей было рядом с Глебом, так хорошо, как ни с кем больше. И внимательный он, и заботливый, и умный. Каждый шаг ее упреждает, каждый взгляд ее ловит, но и себя в обиду не дает. Ей бы радоваться, что такой парень на нее глядит, а все неспокойно. Сон проклятый из головы не идет. Там Хожий ее целовал-миловал, тут парень дружить предлагает. Да только лицо что там, что тут одно. Головой-то понимает Глаша, что нравится он ей сильно, вот и снится, а сердцу все неспокойно.
– Это кто ж тебя в лесу так нарядил, синеглазочка? – окликнул ее дед Евграф.
Глаша обернулась:
– Как нарядил, Евграф Пантелеевич?
– Ты давай без этих, я ж тебе не прохессур какой, просто – дед Евграф. – Дед улыбнулся, рассыпая вокруг глаз лучики морщинок. – Косу цветами кто украсил?
Глаша перекинула косу вперед. В переплетение черных прядей одна за одной были аккуратно вставлены белые звездочки лесной земляники. Она и не заметила, когда Глеб успел их вплести.
– Вот тебе раз! – удивился дед Евграф. – Полдня по лесу гуляла, а кто цветы в косу вплел, не видела.
– Тихо ты, дурень старый! – шикнула на него соседка Евдокия. – А ты бы, дочка, убрала цветы из волос да молчала на деревне о них. Мы-то с Хожим в мире живем и невесту его всегда приголубим, а по ту сторону реки народ дикий, злой.
«Да все вы тут дикие, – подумала Глаша, выпутывая цветы. – Но здешние и правда добрее».
– Спасибо, тетушка Евдокия.
– Да ну ты, брось, – отмахнулась бабка. – А коли нужда какая будет, приходи, приласкаем.
– Ох, репья-то нацепляла полну косу! – всплеснула руками бабка Агафья, встречая ее у ворот. – Ну хоть не зря проваландалась. – Она забрала у Глаши корзину и махнула рукой в глубь двора. – Марш в баню. Придется тебя, как козу, вычесывать!
Глаша прикрыла косу руками и быстрым шагом направилась к бане. Значит, не просто так Глеб цветы ей вплел, что-то это для местных значит.
– Ой, Глашка, какая ты красивая с цветами в косе! – Аксютка вместе с козой вбежала на двор. Коза спотыкалась и недовольно мекала, норовя боднуть девчонку маленькими рожками, но та со смехом уворачивалась. – Бабушка, не надо ее вычесывать! Пусть Глаша так походит, а вечером я ее расчешу! Ну красота же такая!
– Ты посмотри на нее! Совсем животину загоняла, еле ноги переставляет! – рассердилась бабка. – И не болтай, чего не знаешь! Там сверху-то красиво, а внутри репья полно!
Аксютка дернула несчастную козу за веревку и повела ее в хлев. Коза неодобрительно глянула на бабку, мол, к тебе приехали, а я мучиться должна, и пошла следом за девочкой.
Бабка Агафья завела Глашу в баню, расстелила на полу полотенце и протянула гребень:
– Расплетай да на полотенце стряхивай.
Глаша распустила косу и принялась бросать на белое полотенце маленькие ароматные звездочки.
«Это когда ж он успел столько вплести? Ох, Глеб Харитонович! В следующий раз сам вычесывать будешь!»
– Надо же, сколько он их тебе вплел! – удивилась Агафья, собирая полотенце. – Крепко ты нашего Хожего зацепила, Глафира!
– Это Глеб повтыкал, – вздохнула Глаша, проходясь гребнем по волосам. На пол что-то глухо брякнуло. Бабка Агафья нагнулась и подняла серебряный лист смородины с черным камнем посредине, точь-в-точь как на сережках и колечке, что она вчера Глаше отдала.
– Нет, не крепко, – крякнула старуха, поднося листик к окну. – Насмерть зацепила.
Глаша продолжала расчесывать волосы да с подозрением поглядывала на украшение. Красивое, и как раз в комплект, только не привыкла она серебро да золото от парней незнакомых принимать. Да и что это за глупость – прятать подарок в косе?! А если бы она его по дороге потеряла?
– Ты бери, чего смотришь-то? – Бабка Агафья протянула ей кулон. – Или боишься подарков Хожего?
– С чего мне бояться? – Глаша забрала у бабки листик и спрятала его в карман.
– Ох, зря не веришь, Глафира! – вздохнула бабка. – Ну да всему свое время. А листик этот носи под одеждой и никому не показывай. Оберег это хороший, его Хожий нареченной своей дарит. Ты его лучше сразу надень.
Глаша мотнула головой:
– Не на что мне его надевать, цепочка у дядьки дома осталась, не на веревку же серебро вешать.
– Ну, дело твое, Глафира. Я свое сказала. – Бабка завязала полотенце узлом и спрятала под лавку. – А цветы я подготовлю, так и скажи ему. Ну а что он сам-то? Как жить велел?
Глаша сердито глянула на бабку:
– Он мне отец, что ли, повеления раздавать?! Своя голова на плечах сидит.
Агафья погрозила ей пальцем:
– Ох, Глашка! Ты перед Хожим-то сильно нос не задирай! Любит он тебя крепко, а лишнего терпеть все одно – не станет! Может и припугнуть, чтоб посговорчивей стала. Он хоть и нечистый, но все ж таки мужик. А с мужиком ласково надо, а не как вон Аксютка с козой моей: хочет – пасет, не хочет – за веревку да домой. Хожий не коза, Глаша, его куда надо не утянешь, а вот он может, коли сильно строптивой будешь. Ты теперь, хочешь не хочешь, его нареченная, и судьба у тебя с ним одна на двоих.
Глаша аж ногой топнула от злости! Вот подсобил Глеб, нечего сказать! Не успела за порог выйти – уже сосватана! Лихо же он сказку-то оседлал: приглядел девчонку да и привязал к себе принародно. Ей теперь на деревне без него шагу ступить не дадут, а он в любой момент может наиграться и прогнать прочь. Или в город вернуться – практику еще не поздно на другое место переписать, все лето впереди.
– Ты мне баню не ломай! – прикрикнула на нее бабка. – Сама вчера ведьмой назвалась, сама к Хожему в лес ходила, так нечего теперь топать да глазенками сверкать! Я тебе говорила, и Варька говорила, а теперь поздно – Хожий тебе полну косу цветов наплел да всему колхозу показал, что ты евонная. А он от своего не отступается! Иди обедай, да ехать пора, коли оставаться не велел.
Глаша отдала бабке гребень, тряхнула головой и вышла из бани.
В доме уже было накрыто на стол.
– Что, вычесали репье? – усмехнулся дядька Трофим.
