скачать книгу бесплатно
Демьян осмотрелся и неуверенно покачал головой:
– Не знаю. Наверное, нет. Думаю, здесь как с тем полем – просто бери то, что тебе нужно, оно тут должно найтись.
Коля кивнул и тут же стал шариться по полкам. Вот он раздобыл три длинных одинаковых зеркальца, куски картона, пластмассовые крышечки. Он долго копался в ящиках, и, наконец, нашёл горстку цветных полупрозрачных бусинок, пуговиц, бисеринок. Но это его не устроило. Коля побродил ещё и нашёл три пустых бутылки – зелёную, синюю, красную. Он завернул их в плотную тряпицу и разбил молотком на мелкие кусочки: отлично, сойдёт.
Вооружившись ножницами и клеем, он стал мастерить. Сложил треугольничком зеркала отражениями внутрь, склеил так, что вышла труба. Сделал из картонки ещё одну трубку, круглую, вставил треугольную в неё. С одного конца закрепил прозрачное стёклышко, насыпал туда бусины и цветные осколки, сверху закрыл круглым же куском полупрозрачной пластмасски. С другого конца калейдоскопа он вклеил плотный кружок картона, проделав в нём отверстие – чтобы смотреть.
– Готово! – провозгласил Коля, показывая Демьяну свою работу. Да у этого парня талант лепить страшненькие калейдоскопы – такой же неаккуратный, как и тот, что в серванте. Обнять и плакать. Ну, что же, с другой стороны – может сработать.
Они вышли из магазина и снова отправились к автомату с газировкой. Вариантов не было – Лида могла прийти только туда, на ту полную людей и машин площадь. Коля держал калейдоскоп перед собой, как будто тот был хрупким и новорождённым. Отчасти, так и было – вместе с ним родилась слабенькая надежда на то, что Лида его вспомнит.
Демьян почувствовал, что воздух вокруг как будто нагрелся и уплотнился, стал тяжелее проходить в лёгкие – плохой знак. Скоро придёт пора уезжать, с Лидой или без.
Но на этот раз долго ждать не пришлось – девушка появилась практически сразу.
– Что ты тут делаешь опять? – сказала она сердито, как будто этот автомат был её личным пространством. Впрочем, таковым был весь этот мир.
– Не сердись, – Коля на сей раз держался на расстоянии, – я тебе вот что смастерил. Посмотри.
Он протянул ей калейдоскоп. Она осторожно взяла его в руки, подняла на свет и заглянула внутрь: когда она вертела трубку, стекляшки внутри задорно побрякивали. Лида сперва заулыбалась, а потом и вовсе рассмеялась – простила, пожалуй. Давай, барышня, вспоминай.
– Да, это и правда забавно. Такие узоры, и как будто весь день разукрашивают. Ты это сам сделал, Коля?
– Сам… Лида, а ты ничего не вспомнила? Про меня, про нашу жизнь?
Девушка отняла калейдоскоп от лица и внимательно посмотрела на Колю. Она не вспомнила, хотя именно в этот миг, кажется, очень пыталась.
– Пойдёшь со мной на поезд? – сделал отчаянную попытку Коля, – Я, конечно, не настаиваю, но мне бы этого очень хотелось.
Лида улыбнулась – тихо и снисходительно. Так готовятся отказать в лакомстве капризному ребёнку.
– Я не хочу отсюда никуда уезжать. Спасибо за подарок. Я не знаю, куда ты меня зовёшь, но мне туда не нужно. Береги себя, Коля. И не надо мне больше ничего приносить.
И она снова ушла, хотя и оставила калейдоскоп себе. Она шагала так плавно, словно плыла по воздуху, – что же, в этом мире всё возможно. Демьяну показалось, что она вот-вот растворится дымкой и канет в небытие, но она просто завернула за угол.
На Колю было жалко смотреть. На него как будто вылили ведро грязной болотной воды, только вот мокрым он не был. Зато всё чувствовал.
– Остаётся только связать и затащить силой, – беспомощно развёл он руками и сел на ступеньки то ли музея, то ли театра. Рядом по дороге проезжали машины, всё ехали, ехали, ехали… И куда только в этом мире можно торопиться? Это у них есть лишь «сейчас», у всех остальных-то «вечность»…
Демьян сел рядом с Колей. Нахмурился, отбил пальцами какой-то ритм по безразличному граниту. Должно быть что-то ещё. Должно быть.
– Всё не то, – сказал он, – чертополох твой, калейдоскоп этот, на коленке слепленный, – это не работает. Вспоминай другое. Сильное, яркое.
Коля вздохнул и в задумчивости пощипал себя за ухо. Другое…
– Ладно, отбросим все эти ваши сахарные облачка, на которых вы сидели, ножки свесив. Вспоминай плохое. Расставались, кто-то умер, кто-то кому-то изменил, наврал, предал. Не бывает так, чтобы шестьдесят лет прожить и хоть раз в кювет не съехать.
– Ну… было, конечно. Но это ведь плохое. Совсем же плохое. Дурная память. Этим не вернёшь.
– Говори.
Коля снова пощипал себя за ухо, уставившись в одну точку. Пошевелил губами, как будто беззвучно считал проезжающие мимо машины. Наконец, заговорил:
– Лида ребёнка потеряла. Мы оба потеряли. Она выкинула, пару месяцев не доносив.
Демьян оживился – это уже что-то! А то всё про цветочки. Вот где она, жизнь.
Коля продолжал:
– Говорят, горе объединяет. Может, у кого-то и так. А мы вот разбрелись по углам горевать, у каждого как бы своя беда вышла. Развелись. Несколько лет ни звонка, ни строчки.
– Так. И как вы помирились?
– Да случайность – меня машина сбила. Сильно так расшибла, всего переломала, непонятно, как я сразу не помер. Собирали меня тогда по кусочкам. А когда в больнице лежал – ни сесть, ни встать, и она вдруг в палату вошла. Говорит, что-то вдруг в груди заныло, закололо, тревожно стало. И как будто сердце её ко мне привело. Ну и стала меня выхаживать: с ложечки кормила, при ней я ходить учился. Больное было время – больное, плохое, поломанное. Так нечего об этом и вспоминать.
Вот же зараза!
Демьян звонко хлопнул себя по коленке и поднялся, абсолютно довольный:
– Отлично же! Идеально! Давай, вставай.
Коля недоумённо на него поглядел, но повиновался. А что ему оставалось? Повеселевший проводник взял его за плечи, посмотрел в глаза и улыбнулся:
– Рад бы ещё поболтать, да времени нет. Без обид.
Он крепко схватил его, приподнял и с силой швырнул на дорогу, прямо под колёса проезжавшему автомобилю.
Бах!
Водитель и не пытался затормозить и после удара проехал дальше как ни в чём не бывало. Колю отбросило далеко на тротуар. Он неестественно распластался, кровь хлынула у него из носа, из ссадины на голове. Кажется, ребро сломалось и проткнуло внутри что-то важное. Зрелище не из приятных.
Над площадью пронёсся Колин крик – острый как бритва. Боль он чувствовал так же, как и в жизни. А может, это память подсказала ему, как было в тот раз? Он всё орал и выл, крик прерывался кашлем, и было видно, как из его рта выпрыгивают капли крови.
– Любовь не растёт в теплицах, Николай Яковлевич, – пробормотал Демьян, поправляя галстук и глядя, как Коля корчится от боли. Он ждал. Потерпит уж.
Все люди и машины с площади куда-то мигом подевались. Даже голуби разлетелись, и теперь не было не только запахов, но и звуков – даже эха. Коля как будто стонал в маленькой комнате со стенами, покрытыми поролоном – что-то скрадывало его крики. Жутковато.
Когда под Колей натекла уже большая лужа крови, и он стал понемногу затихать (Демьян даже заподозрил неладное), послышались торопливые шаги – внезапно звонкие в этом приглушённом мире.
– Коля!
Ха! Демьян ухмыльнулся и самодовольно сложил руки на груди. Ну вот, сработало же. Люди…
Лида подбежала к своему мужу и опустилась рядом с ним на колени. Она боялась дотронуться до него даже пальцем – крови было слишком много. Её затрясло крупной дрожью. Она всё же коснулась его лица – всего в красных потёках и ссадинах – и попыталась заглянуть ему в глаза.
– Коленька, всё хорошо, всё будет хорошо! Я теперь всё вспомнила, Коленька, и нашу жизнь, и как я заболела, Коля! Открой глаза, ну же? Я поеду с тобой на поезде, хорошо? Куда угодно поеду, только открой глаза, ты только останься!
И Коля остался. Он прекратил стонать, разлепил веки и посмотрел на Лиду чистыми, ясными глазами. Улыбнулся. Боль как будто сразу перестала мучить его, кровь остановилась – схлынуло всё плохое, как тогда. Только теперь не пришлось заново учиться ходить. И правда, удивительный этот мир.
– Ну что, – прогудел Демьян, врываясь в их воссоединение, – поднимайтесь. Пора на поезд.
Лида как будто только сейчас впервые увидела Колиного проводника. А может, и правда, не видела раньше. Она помогла своему мужу подняться и, поддерживая его за руку, сама направилась в сторону платформы – домой, скорее домой! Теперь она помнила.
Тот же старенький вагон, те же скамеечки, тот же туман за окном. Не успел поезд тронуться, как Лида положила голову мужу на плечо и задремала. Коля гладил её по руке, сиял и, кажется, уже и забыл о недавней жуткой боли.
– Нам ведь не так долго осталось? Там, дома?
Демьян пожал плечами.
– Точного срока не назову. Но по договору твоё оставшееся время делится пополам, половина – ей. «Умерли в один день», и всё подобное. Ну, быть может, день-другой разницы случится, но это уже детали.
Коля медленно кивнул.
– А потом что? Ну вот этот мир… смерти… это же не всё?
– Этот мир есть, чтобы сознание привыкло, это временное и ненастоящее. А что дальше – узнаешь в срок. Но ничего плохого, обещаю.
Они сидели рядом с ним – молодые, убаюканные своей любовью, успевшие перед финальными аккордами сыграть ещё в одно приключение. Что же. Такие они, люди…
– Давай, – Демьян устроился поудобнее на скамейке, – надо поспать. Пока не уснём, не прибудем. Такие правила.
Они очнулись все вместе, втроём, в квартире Николая Яковлевича и Лиды. Старушка тоже открыла глаза и улыбнулась, перевела взгляд с мужа на Демьяна.
– Когда я болела, терпеть не могла запах лекарств. Так он мне опостылел, и ничто не могло его выкинуть из меня, что я решила – баста. Никакого больше нюха. А теперь вот – снова пахнет. Совсем не жалею.
Проводник только ухмыльнулся. Так вот оно что.
– Ну, что же, – он поднялся и направился к двери, – свою работу я выполнил. А вам точно есть о чём поговорить.
– Спасибо тебе, – Николай Яковлевич прижимал руку жены к своей щеке, – мы справимся. Спасибо…
– Так что же это, – второпях спросила Лида, пока он не ушёл, – что же получается, любовь побеждает смерть?
Вот было бы любопытно на это поглядеть. Демьян даже рассмеялся.
– Смерть? Нет, Лида, никогда. Ничто не побеждает смерть, – он сделал паузу. – Но любовь побеждает жизнь. Уж вам-то это известно.
Сказав это, он подмигнул им напоследок и вышел из комнаты.
Тикали часы: «тик-так», за окном визжали дети, где-то у соседей играло радио. Устаканившиеся, гармоничные чьи-то судьбы. В прихожей хлопнула дверь – Демьян ушёл. А в квартире на пятом этаже осталась только их, Лидина и Колина, «вечность».
На свет маяка
Старый внедорожник подскочил на неровности, а вместе с ним и Толик – его единственный пассажир. Уже часа полтора он дремал на соседнем с водителем кресле и вот проснулся.
– Уже скоро, минут пятнадцать, и приедем.
Дорога впереди петляла, хотя вокруг была сплошная открытая серость. Тундра.
В Москве осень ещё не успела выцвести, догорала октябрём, а здесь, на севере, уже лёг снег. Наверное, в солнечные дни можно сойти с ума от белизны. Но сейчас низкое серое небо пластом лежало на тундре, и оба они скрадывали друг у друга простор.
Толик, без пяти минут инженер-электротехник, ехал в посёлок Китовый на берегу Баренцева моря. Его выписали как практиканта для работы на тамошнем маяке, в подмогу к смотрителю. «Романтика!» – подумал тогда Толик и согласился. Сейчас он уже битые часы трясся по вечной мерзлоте, которая забралась в его ботинки и так искусала ноги, что он их не чувствовал.
– Чего смурной? – подал голос водитель, – Не по душе суровый край, а?
Толик растёр замёрзшие руки:
– Да нет. Холодновато просто.
Водитель как-то крякнул, наверное, посмеялся.
– Это ничего! Север он такой – здесь мороз под кожу лезет, как засядет там червяком с октября, так, считай, и до весны. Но тут люди зато тёплые. Хотя компания у тебя, прямо сказать, небольшая будет.
Небольшая – громко сказано. Студента выписал единственный обиталец маяка – какой-то Потап Андреевич Самойлов.
Они добрались до Китового. Посёлок встретил их разбитой дорогой, деревянными домами, невнятными вагончиками и несколькими новостройками в три этажа, покрытыми жёлто-бежевой плиткой.
– Здесь вон и больница есть. Ну как больница, фельдшер да врач, терапевт, наверное. Но, если надо, всё полечит. Школа вон, магазинчик есть. Там завозного много. А, ну и вон там, смотри, за тем зданием справа, видишь вагончик деревянный? Там Степаныч пиво варит, вкусное! Зайди потом, попробуй.
Толику почему-то захотелось пива прямо сейчас. Он и не ожидал тёплых приветствий от Заполярья, но такая здесь витала серая запущенность, что в сердце защекотало: «И чего я сюда припёрся?» Ну, сладит как-нибудь. В походы ходил, вроде не тепличный цветочек. А романтика приложится.
Маяк стоял в стороне от посёлка, километрах в пяти, на мысу. Они проехали ещё немного вдоль моря – оно перекатывалось под обрывом. Впереди вырос и сам маяк – приземистый, грязно-белый. Впечатляет: фонарь его под стеклянным колпаком казался мощным, каким-то уверенным, что ли. Наверное, спасал чьи-то жизни. Не маяк, а герой на пенсии – брошенный и не помнящий сам, что же такого он совершил когда-то.
У маяка дорога кончалась. Толик вышел из машины, и его сразу окутал ветер. Он как будто впервые задышал – непривычно. Здесь, на севере, воздух был другой: особого вкуса и свежести, едва-едва со сладостью, с холодком до самого дна лёгких. Море шумело внизу, но бьющихся волн не было видно, только огромное пространство сильной серо-бурой воды, захватившее взор. Вот где стихия! Вокруг тундра, земля прорастает в небо, небо в море, и не всегда разберёшь, где что.
– Ну что, студент! – водитель уже выгрузил его чемодан из багажника. – С прибытием. Потапыч! Принимай подмогу.
Навстречу, из-за забора, огораживающего территорию маяка, неспешно шёл смотритель. Крупный, с седой бородой и обветренной кожей – он был похож на старый списанный ледокол. Даже ступал он как будто сквозь льды – тихо, но неотвратимо. Подошёл, кивнул водителю с Толиком.
– Потап Андреевич, здравствуйте, я Анатолий, – практикант протянул руку маячнику. – Вот, прислали по вашему запросу.
Потап Андреевич ответил на рукопожатие крепко и сухо, прищурил и без того раскосые глаза. Снова кивнул.
– Ну, заходи.
Сказал и направился обратно к маяку, так же неспешно. Толик спохватился, попрощался с водителем и поспешил за своим новым начальником. Внедорожник прошуршал по заснеженной грунтовке, разворачиваясь, и укатил обратно в город. Теперь всё, отступать некуда. Теперь только море и свет маяка.
Помимо самого маяка, в сущности, не такого уж большого, на территории был небольшой каменный домишко и пара хозпостроек – сарайчик с видавшим виды барахлом и ещё один, закрытый на замок. Смотритель провёл его прямо в дом, и они сразу очутились в тепле. Места было немного, мебель – только нужная. Пара шкафов, кухня, стол, накрытый старой клеёнкой, полочка с книгами, бумажным корабликом и огромной ракушкой. В доме было сухо и натоплено, пахло печеньем.
– Вон дверь, там комната. Вот тут ванная. Вода горячая, тепло всегда – протянули с Китового, там котельная. Газ из баллонов, привозят. Ты поди устройся и давай за стол.
Никакого ответа он не ждал – сразу прошёл в кухню и стал хозяйничать. Толик покатил чемодан в свою комнату.
Тоже маленькая, места только и есть, что для раскладушки, небольшого стола да шкафчика. Ничего, больше и не надо. Стол стоял у окошка, снаружи уже начало смеркаться. Едва слышно шумело море, орали чайки, смотритель гремел тарелками на кухне. Толик разложил вещи, аккуратно, как только мог, – ему отчего-то показалось, что в этом доме ценится порядок. Достал было свои бумажки – пару курсовых по маячному оборудованию, какую-то методичку, он даже учебник с собой захватил и зачётку. Показать, что не лыком шит – в деле понимает. Но просто сложил их стопочкой на столе – похоже, не тот человек Потап Андреевич, чтобы вот так с ходу спрашивать бумажки в доказательство.
Толик переоделся в чистое после дороги, умылся, тщательно вымыл руки и прошёл на кухню. На плите в кастрюле булькали сосиски, на сковородке шкварчала картошка, Потап Андреевич сидел за столом и резал лук в миску с квашеной капустой. В животе у Толика заурчало.
– Разобрался? Ну молодец, садись.
