«Ночная гвардия»

Ночная гвардия

Глава 1

Осень 1927 года в Петрограде стояла особенно суровая. Серое небо нависло низко над городом, словно тяжёлая простыня, готовая придавить улицы своим грузом. Холодный ветер гулял по переулкам, играя листьями и мусором, оставшимся после летнего тепла. Дождь моросил мелкими каплями, проникающими сквозь одежду и кожу, вызывая неприятное ощущение сырости и холода.

Молодой врач-акушер Михаил Афанасьевич бежал по улице, стараясь успеть вовремя. Его чёрная шинель промокла насквозь, сапоги громко шлёпали по лужам, разбрызгивая грязную воду. Густой туман окутывал фонари, создавая призрачный ореол вокруг тусклого жёлтого света.

Михаил Афанасьевич выглядел типичным студентом-медиком тех времён. Высокого роста, худощавый, с коротко стрижеными тёмными волосами и аккуратными усиками. Его лицо было бледным, почти прозрачным, подчёркивающим сосредоточенность и усталость. Большие карие глаза смотрели внимательно и серьёзно, отражая стремление помочь людям и желание стать хорошим врачом.

Одевался молодой доктор скромно, но аккуратно. Под мокрой шинелью виднелась кожаная жилетка и выглядывающая из-под неё рубашка с высоким воротником и узким галстуком. Брюки были заправлены в высокие кожаные сапоги, слегка потертые временем и дорогой. В руках он держал небольшой медицинский саквояж, наполненный необходимыми инструментами и лекарствами.

Его облик дополняли очки в тонкой металлической оправе, придающие облику интеллигентность и серьёзность. Несмотря на холод и непогоду, Михаил двигался быстро и уверенно, стремясь поскорее добраться до своего назначения и оказать помощь нуждающимся пациентам.

Михаил Афанасьевич стоял на краю дороги, растерянно озираясь кругом в надежде отыскать какое-нибудь укрытие от затяжного осеннего дождя. Город постепенно погружался в плотную мглу наступающей ночи. Редкие огоньки газовых фонарей еле-еле проглядывали сквозь влажную дымку, усиливая угрюмость пустынных улиц Петрограда.

Минут эдак десять назад врачу посчастливилось поймать пролётку-такси, намереваясь скорее попасть в дальний особняк, куда звали его срочной помощью. За скромные семь рублей измождённый рысак повёз экипаж по городу, однако вскоре путь преградила глубокая размокшая колея. Извозчик покрутил головой и виновато заявил, что продолжать движение бессмысленно – весенняя распутица сделала переправу невозможной, а дорога стала непригодной.

– Что же поделать, господин доктор, – произнёс извозчик, вытянув ладонь навстречу семеркам. – Дорога совсем плохая, лошадь мою тоже пожалейте…

Оставленный посреди равнодушной природы, Михаил взглянул вперёд, понимая, что теперь предстоит пройти два километра унылой влажной земли, покрытой глинистой жижей и зарослями кустарника. Времени не оставалось, ждать бесполезно, больной нуждался в нём немедленно.

Собрав волю, он двинулся вперёд, крепко прижимая медицинскую сумку к груди. Ноги сразу увязли в густой жиже, руки стали промозглыми, сердце билось тревожно, предчувствуя неизвестность. Вода давно просочилась в через подошву левого сапога, делая шаги громоздкими и тяжеловатыми. Каждый новый миг приносил новые испытания: резкий ветер швырял холодные капли ему в лицо, вынуждая щуриться и ёжиться от раздражения и тревоги.

Но желание помочь победило любые трудности. Врач упорно шёл вперёд, считая себя обязанным дойти. Наконец впереди неясно замаячил смутный контур особняка, будто затаившийся в тени деревьев. Через некоторое время он подошёл вплотную к массивному крыльцу и неуверенно постучал в железную дверь.

Через минуту-другую створка тихо приоткрылась, и из-за нее выглянуло бледное женское лицо с тревожным выражением. Увидев совершенно промокшего посетителя, девчонка лет восемнадцати охнула и поспешно впустила его внутрь, закрывая дверь и избавляя наконец несчастного путника от назойливого дождя.

За дверьми гостеприимства звучал приглушённый разговор и мелькали слабые отблески свечей, обещавшие покой и долгожданное спасение от тягостной дороги.

Войдя внутрь, Михаил почувствовал запах пыли и старой мебели, смешивающийся с ароматом цветов, расставленных повсюду в массивных вазах, видимо, для оживления атмосферы. Однако даже розы выглядели унылыми и печально свешивали лепестки, точно утомившись жить среди стольких реликвий прошлого.

Стены украшали портреты предков хозяина, написанные мастерами давно минувших эпох. Удивительно, но каждый портрет смотрел на гостя взглядом таким подозрительным, будто именно Михаил виноват в нынешнем состоянии обитателей особняка.

По всему дому были разбросаны странные предметы, свидетельствующие о прежнем богатстве хозяев: бронзовые подсвечники, покрытые слоем грязи, громоздкая мебель с облезлой кожей, антикварные часы, издававшие невнятные хриплые звуки, вероятно, от старости и плохого ухода.

Отдельное внимание привлекал огромный письменный стол, заваленный бумагами и канцелярскими принадлежностями разных времен. Перья стояли рядом с шариковыми ручками, старинные чернила соседствовали с современной клеящей лентой, создавая впечатление, что хозяин никак не мог определиться, каким веком пользоваться.

В гостиной висело зеркало, покрытое пятнами и царапинами, отчего отражение выходило кривое и нелепое, точно оно тоже решило поучаствовать в веселье, предложенном обстановкой дома.

Немытые окна пропускали тусклый свет улицы, придавая интерьеру оттенок заброшенности и уныния. Кажется, дом сам ощущал свою ненужность и отказывался бороться с течением времени, предпочитая тихо увядать в ожидании лучших дней, которые вряд ли вернутся.

– Когда же здесь последний раз наводили порядок? – внезапно поинтересовался доктор, склонившись ближе к своей спутнице-служанке.

– Да вот ведь буквально недавно мы тут всё начисто драили, блестеть стало аж глазам больно, – оправдываясь, прошептала девушка, смущённо мнущая чистый накрахмаленный фартук. – А теперь глядите-ка: пыль опять осела, прямо как песок разбросали…

Михаил поднялся по лестнице, ведущей в спальню госпожи, решительно переступив порог спальни. Воздух здесь словно застыл, превратившись в ледяной туман, несмотря на пламя свечей и затухающего камина, слабо искрящегося оранжевыми бликами. На постели, утонув в груде пуховых одеял, неподвижно покоилась женщина. Лицо её казалось восковым, глаза отражали ужас и невыносимую муку.