скачать книгу бесплатно
– Ваш первый танец свободен?
Рядом стоял тот самый Аполлон.
Я поискала глазами краснеющую девицу, что уже записалась на танец с жителем Олимпа, но нигде ее не заметила.
– Простите, ваша дама передумала дарить вам первый танец?
Я ничего лучше не придумала, как задать этот глупый вопрос. Нет чтобы взять под руку мечту своей жизни и вступить в круг танцующих. Кстати, музыка гремит, а танцпол по–прежнему пустует. И гостей вроде поменьше стало. Куда все подевались?
– Отчего же? Она ждет меня в своей комнате.
Я вообще ничего не поняла.
– Вы точно спрашивали о первом танце?
Он так улыбнулся, что у меня потеплело внизу живота.
– Точно.
– Разрешите уточнить, мы наш первый танец будем танцевать втроем? – я поправила парик, который опять съехал набок, потому что я почесалась за ухом. Почему же мне так жарко? Неужели это от того, что у незнакомца искры в глазах?
– А вы точно девственница?
Боже, а это еще причем?
– Если я отвечу, что нет, танец отменяется? – решила уточнить я. Ну и нравы.
– Быть вторым? Нет, на балу чаровниц хватает тех, у кого я стану первым, – он кивнул, и начал было разворачиваться, чтобы уйти, но я схватила его за фалды … вот ей богу, не сильна в истории моды, но по моему разумению я схватилась за длинный сюртук. Во сне я смелая. И любопытная. Завсегдатай Олимпа поднял бровь. – Вы решили устроить скандал? Вас выведут, стоит мне щелкнуть пальцами.
– Клянусь, я переломаю вам эти пальцы, если вы не ответите мне внятно и четко – что здесь происходит? – проклятый парик не позволил принять решительный и грозный вид, упал на глаза.
– А вы смешная. Жаль, что не девственница. Надо бы узнать, как вы сюда попали. Ведь сегодня бал чаровниц – девушек, дорого продающих свой первый танец.
Я сняла парик и стала махаться им как веером. Когда до меня дошел смысл произнесенной фразы, парик упал на пол.
– Под танцами подразумевается секс?
– Да, право первой ночи.
– Выходит, что не далее как полчаса назад я продала права на всю неделю…
Бровь моего собеседника опять взлетела вверх. Для наглядности я сунула ему под нос мою книжечку для «танцев».
– А вы сильны. Я намеревался взять максимум троих, а вы за собой записали раз, два … девять!
– Честно говоря, я намеревалась к шестому танцу проснуться, коротышка уж очень непривлекателен… – Что я несу? Проснуться нужно сейчас же!
Растеряно заозиравшись, я заметила, что все девять записанных мной кавалеров ожидают у одной из дверей залы, ведущей (как я понимаю) к внутренним покоям. А барон Шейзи даже подпрыгивает от нетерпения.
Собеседник понял мой озабоченный взгляд.
– Вам пора. На обложке книжицы для танцев написан номер комнаты, – подсказал он, наманикюренным пальцем ткнув в цифру пять. – Мне бы следовало идти, Дафна уже ждет, но разрешите высказать вам восхищение. Девять! И ведь ни один не отказался! Что они в вас нашли?
– Мне как–то обидно слышать такие слова, – я поправила декольте, тряхнула головой и свернутые в фигу волосы расправились. – Вы же тоже предложили мне «станцевать» первый танец.
– Первый, да. Но не третий и тем более не девятый. Видимо они отметили вашу дерзость, а это должно быть интересно. Интереснее, чем лишать Дафну девственности, – и уже он оглянулся на дверь, где барон Шейзи топтался на месте, не решаясь подойти. Что навело меня на интересную мысль.
– Они боятся вас? Кто вы такой?
– Я – король, – мягко произнес он. – И беру любую женщину, которая мне приглянулась. А сегодня мне приглянулись вы… Правда, я не люблю блондинок. Но… к черту Дафну.
Я не успела опомниться, как он наклонился и поцеловал меня. Так крепко и неистово, что закружилась голова от нехватки воздуха.
Ничего себе капельки!
Вот это сон!
О–ля–ля! Меня целует сам король!
Рука короля у меня в декольте!
Острое желание пронзило тело. А что? Во сне можно. Во сне я ничего не боюсь. Даже дефлорации, которая наяву уж точно не грозит. Все сделано еще в институтские годы.
Проклятый будильник разогнал красочную картинку.
Но стоило открыть глаза, как резкий сигнал прекратился.
Потребовалось еще несколько минут, чтобы понять, что будильника у меня нет и вставать в шесть часов не нужно.
Так что же меня разбудило?
А между ногами было… м–м–м… напряженно и страшно хотелось продолжения сна. Уж больно хорошо король целовался.
Глава 3. Некоролевский поцелуй
Любовь душой, а не глазами смотрит.
И оттого крылатый Купидон
Представлен нам слепым и безрассудным.
Быть с крыльями и быть лишенным глаз –
Поспешности немыслящей эмблема.
«Сон в летнюю ночь», У. Шекспир
– Чего это ты с утра пораньше раком стоишь? – вошедшая в ванную комнату Галка заставила меня вздрогнуть. У подруги были свои ключи, поэтому ее появления стоило ожидать в любую минуту. Вольный художник, поставляющий в местные магазины произведения гончарного искусства, жил в своем режиме.
– Да не спится что–то. Постирушки вот затеяла, – для наглядности я тряхнула лифчиком, который как раз выполаскивала.
– Ты сегодня выходная?
– Угу, вчера двенадцать часов впахивала. Сменщик в Питер укатил.
– Бросай свой банно–прачечный комбинат, лучше посмотри, что я тебе принесла! – глаза у Галчонка горели. Ей как нельзя лучше подходило ее имя. Невысокая, худенькая, если не сказать тощая, с черными вечно торчащими вихрами, черными же глазами и острым любопытным носом, она напоминала неугомонную птаху, мучимую жаждой познания. Правда, хрупкой подруга только казалась: стоило ей вцепиться своими натруженными клешнями в кого–то, как этот кто–то сразу понимал, что сопротивляться бесполезно, лучше сдаться на месте. Так однажды она сцапала руку вора, который залез в мою сумку, и не отпускала до тех пор, пока тот не оставил добычу в виде кошелька с только что полученной зарплатой. Можно представить, что почувствовал здоровяк под метр девяносто, когда на него вылупилась малявка (именно про таких говорят «метр с кепкой») и зло прошипела: «Или отпусти, или я сломаю тебе руку». А кто не пошел бы на попятный, если в его запястье впилась пиранья с челюстями, могущими перекусить кость? Мужик безоговорочно поверил и сдался. Он осторожно стряхнул с руки нашу кровожадную рыбку и дал деру.
«Раззява!» – Галка отвесила и мне, перекладывая кошелек в свою торбу. Для сохранности. Ведь к кому я приду клянчить денег, если останусь на мели? Милая подружка всегда выручит: арт–хаусы с удовольствием принимали ее расписные кувшины и тарелки и рассчитывались не скупясь.
Я повесила бюстик рядом с трусами на горячий змеевик и поспешно вытерла руки.
– Та–дам! – Галка стояла в коридоре рядом с огромным кувшином. Я даже боюсь представить, сколько он весит, и как она его доволокла, потому что в него запросто можно было засунуть самого гончара, который улыбался во весь рот, предвкушая мои восторги. Надо сказать, что и голос у Галины не соответствовал ее хрупкому телосложению: она могла так крикнуть, что с крыш слетали сосульки, а воронье в панике покидало насиженные места и начинало кружиться в небе воронкой. На ее радостное «та–дам!» откликнулись хрустальные фужеры в серванте.
– Это еще что? – я обошла по кругу очередное «творение», по чьим крутым глиняным бокам вились цветы и порхали райские птицы.
– Тебе на память. Знаю, стоит отнести его в магазин, как оторвут с руками, но как–то не хочется, чтобы такая красота стояла в чужом доме.
– Ну спасибо…
– Что? Не понравилось? Видишь, какая уникальная техника росписи? Тибетские монахи с благоговением прикасались бы к каждой линии и загогулине – этот узор означает бесконечность жизни… Смотри, как стебли переплетаются – нет ни начала, ни конца, – Галка пальчиком провела по веточке, затейливым кольцом опоясывающей широкое горло кувшина…
– Ваза красивая, большая только. Куда бы ее пристроить? – я оглянулась. Везде, где только возможно, стояли уникальные работы Галчонка, с которыми она по какой–то причине не захотела расставаться: на шкафах, на полках, на полу.
– Поставь в спальне. Будешь перед сном любоваться. Глянь, какие красивые птицы… Они символизируют женщин, которые могут скрасить бесконечную жизнь.
– Ну да. Тибетским монахам самое то. Им без женщины никуда. Как и мне.
– Я и говорю, монахи с благоговением прикасались бы, – подруга погладила птичку по яркой грудке. – Иного им просто не дано. Ну, все. Хватит болтать, пошли завтракать. Я колбаски прикупила.
Выставив на стол чашки и тарелки, самой же Галиной сотворенные и принесенные в дом «в качестве платы за постой», она в нетерпении ждала, когда пожарится яичница, сдобренная докторской колбасой, вялеными томатами и веточкой укропа. Я тоже мастер своего дела и знаю толк в гармонии цвета и вкуса.
– У тебя на сегодня какие планы? – спросила я, придвинув к себе сахарницу. Галка с кривой улыбкой наблюдала, как я зачерпываю три полные ложки белой смерти. – Пойдем с нами в кино?
– Опять Никита объявился?
Я кивнула. Кит – наш с Галкой сын полка. Мы взяли над ним шефство еще в школе, когда он после развода родителей перебрался к бабушке, оказавшись никому кроме нее не нужным. Нескладный, прыщавый, из–за недостатка в деньгах плохо одевающийся, вечно болеющий, а потому не успевающий то по математике, то по химии, он вызывал у дураков стремление поглумиться над ним. Но мы с Галиной к касте дураков не принадлежали, а потому сразу разглядели потенциал новичка. И не ошиблись. Сейчас Никита Горелов лихо заправлял строительным бизнесом, выглядел на миллион и опять–таки вызывал желчные излияния дураков, на этот раз завидующих крутому повороту в его судьбе. Очередной отчим Никиты заметил жажду знаний и деловую хватку пасынка и помог развить способности, для начала отправив учиться за границу. Теперь Горелов жил в столице, а в наш провинциальный город наезжал лишь для того, чтобы повидаться с бабушкой да навестить боевых подруг, не раз встававших плечом к плечу в сложной школьной жизни.
– Нет, у меня сегодня аншлаг, все меня хотят. Еще нужно в галерею заскочить: собираются отправить на выставку кое–какие мои работы. О, кстати, можно я тот чайник в виде петуха заберу? Ты же все равно им не пользуешься?
– Кто бы смог выпить ведро чая? Ты, Галка, хоть и мелкая, но страдаешь гигантизмом, что ни чаша, то величиной с ванну, – в качестве примера я приподняла свою глиняную кружку, которую из–за нестандартного размера нужно было держать двумя руками. Я пользовалась ею, чтобы не обижать «художника», да и чай в такой долго не остывал.
– Все по Фрейду. Как там поживает Горелов?
– А он тебе разве не звонит?
Галкина мастерская находилась в пригородном поселке, куда с легкой руки подруги перебрались и мои родители. Природа, чистый воздух, опять–таки красивейшая река, на берегах которой водилась какая–то особая глина, позволяющая нашей умелице зарабатывать на хлеб с маслом. Правда, деревенская жизнь малость отдалила ее от цивилизации, но телефон исправно восполнял все пробелы в общении.
– Нет, не звонит, – Галка отвела глаза в сторону.
– Ну–ка, ну–ка, – я взяла Галину за подбородок и заставила развернуться ко мне.
– Ну, понимаешь…
– Смотри в глаза.
Галка вздохнула, словно собиралась с силами перед прыжком с парашютом. В моем животе что–то ощутимо сжалось. Обычно так говорят о сердце, но у меня всегда откликается что–то чересчур чувствительное в районе поджелудочной железы.
– Помнишь, как мы летом все вместе ездили в поселок?
– Ну.
– После купания в реке ты ушла к родителям, а я повела Никиту посмотреть блюдо, которое расписала на азиатский манер – цветы граната, арабская вязь…
– И?
– В общем, я… предложила ему себя.
– Галка…
– А он отказался. Тогда я наговорила ему глупостей, – Галина закрыла лицо ладонями. – Идиотка. Стояла перед ним голая и кричала…
– Милая, – я опустилась на колени и обняла подругу. Та всхлипнула.
– Он всегда мне нравился. Еще со школы. Я дни считала, когда наступят каникулы, и он вернется из своей треклятой Англии. Потом в календаре отмечала, когда у него будет отпуск, а он… а он…
– Видел в тебе лишь друга…
– Но он же подавал сигналы! Звонил, разговаривал часами, интересовался, как продвигается работа над проектом. Хвалил…
Моя любимая подруга целый год трудилась над спецзаказом для столичного ресторана, готовя не только посуду, но и украшения для интерьера и фасада.
Галка шумно высморкалась в кухонное полотенце.
– Во время купания в реке даже носил на руках. Это после, когда я в своей глупой голове разложила все по полочкам, поняла, что он не мог поступить иначе, ведь я сама прыгала к нему на руки, пила на брудершафт и лезла целоваться… Тогда, в воде, его объятия и нежные прикосновения к моему телу казались признаками желания, шагом к более близким отношениям. Я дура, Женька! Какая же я дура! Вся его нежность была лишь потому, что он боялся нанести вред, нечаянно ранить меня, тогда как я резвилась бешеной селедкой, идущей на нерест.
Галка права: Никита мог навредить, одна его лапища чего стоила. Куда делся тот хлипкий подросток? Бабушка откормила его, выхолила, народными средствами восстановила подорванный иммунитет, и во взрослую жизнь шагнул крепкий парняга, за спиной которого легко могла спрятаться такая как я. А ведь я далеко не маленькая. «Три Галки» – так шутя говорила я о себе и нисколько не кривила душой. Взять хотя бы размер груди. У нее первый, у меня третий. У нее попа как у мальчишки, у меня руки – как ее ноги. «Хватит лопать сладкое!» – упрекала закадычная подруга, выдирая из специально поднятого вверх кулака откушенный шоколадный батончик. Правда, для этого Галке приходилось чуть ли не подпрыгивать. Мы с Никитой одного роста. Хорошо хоть не одной комплекции, я все–таки на пару размеров меньше. Но если не «победю–побежу» свою любовь к сладкому, через пяток лет обязательно догоню Горелова, а то и дам ему фору.
– Родная, не кори себя. Ты просто хочешь любви. Ну зачем тебе Никита? Широкий как шкаф, рыжий и лопоухий.
– У него кость широкая. И не рыжий, а золотой. А уши… уши у мужчины не главное!
– Что–то я не припомню, чтобы у него в седьмом классе кость была широкая…
– И вообще молчи! Вам, красивым, вечно все не так! Побыла бы в моей черной шкурке. Ноги кривые, волосы редкие…
– Чудесные у тебя волосы, просто ты не даешь им вырасти…
– Вот–вот! Сразу в сторону разговор увела. Про мои ноги ты почему–то так не говоришь! Не утешаешь, что я просто не даю им вырасти.
