скачать книгу бесплатно
– Это я, товарищ Главный маршал, – отвечает Заблоцкий и выходит вперед.
– А ну-ка, ну-ка, расскажите.
И Заблоцкий стал рассказывать о состоянии племенной работы по сохранению этого реликтового зверя и увеличению его поголовья по заповедникам в довоенное время. Главный маршал артиллерии и рядовой лейтенант спокойно и непринужденно ходили вдоль фронта батареи и в течение получаса вели между собой какую-то непонятную для всех беседу.
– Да, – сказал Воронов каким-то особенно невоенным, домашним тоном, – жалко вот, как мне сообщили, что немцы всех зубров в Беловежской Пуще уничтожили.
– Нет, товарищ Главный маршал, не всех. У вас неверные сведения, – возражает Заблоцкий, – семнадцать голов осталось, и их собрали. Немцы их выпустили в лес из питомника, а наши их собрали и снова водворили в питомник.
– Как же так? – недоумевает Воронов. – Мне доложили, что уничтожили всех.
– Это неверные сведения, – возражает Заблоцкий, – я получил письмо от московского зоолога, профессора Гепнера, который как раз и сообщил мне о том, что семнадцать голов уцелело.
Генералы, прибывшие с Вороновым, слушая беседу маршала с лейтенантом, улыбаются и вполголоса о чем-то говорят. Шаблий хранит мертвое молчание. И вдруг при паузе проскрипел еле слышный, но достаточно отчетливый голос полковника Игнатьева:
– Чего этот лейтенант с ним спорит? Раз доложили, что всех уничтожили, значит, уничтожили, и всё тут.
Воронов, словно очнувшись, покосился на Игнатьева, вздохнул и обратился к Заблоцкому:
– Так что ж, все очень хорошо! Кончайте воевать с немцами и снова к зубрам!
– Нам бы очень хотелось скорее окончить войну, но мы вот сидим в этих лагерях и не воюем. Нам тут так надоело.
– Ничего, – смеется Воронов, – скоро поедете! А как окончится война, вы мне напишите, прямо на мое имя, и напомните наш сегодняшний разговор. Мы вас тотчас отзовем, и вы отправитесь к себе в питомник.
Командир бригады Игнатьев никак не ожидал подобного оборота дел: выпуклые глаза его стали совсем красными и вылезали из орбит. Он находился в состоянии, близком к шоковому: к добру ли эта получасовая беседа маршала с бородатым лейтенантом о каких-то зубрах. Но главное – маршал артиллерии остался довольным – пожал руку Игнатьеву, Шаблию и мимоходом как бы заметил, что борода красит офицера, а Заблоцкий – так вообще похож на Скобелева. Правда, полковник Игнатьев не знал, кто такой был Скобелев, но борода Заблоцкого обрела магическую неприкосновенность. И когда кто-либо из высших чинов, особливо политработников, выражал неудовольствие по поводу бороды Заблоцкого и требовал, чтобы ее сбрили, полковник Игнатьев авторитетно заявлял:
– Не надо сбривать! Его в Ставке Верховного с бородой знают.
Вечером, после длительной голодовки и пребывания на чистом воздухе, мы собрались в теплой хате хутора Коротынка. Выпили первача, а разговорам не было конца. Естественно, Миша Заблоцкий стал героем дня, и никто не мог себе представить: как это он так запросто болтал более получаса с самим Главным маршалом артиллерии. Шуток и острот на эту тему было не сосчитать. А захмелевшему Мише, наверное, казалось, что война уже закончилась, а поголовье зубров достигло такого числа, что их стало больше, нежели обычного домашнего скота…
5 февраля. 534-й минометный полк покидает ЖУАЛ и едет грузиться на станцию Житомир-Товарная. Мощные «студебекеры» и «шевроле» с ходу преодолевают дорожные ухабы и рытвины, на которых смешно подпрыгивают наши легкие минометы.
По поручению Коваленко, прихватив с собой Борьку Израилова, еду я на одной из машин в отдел кадров ЖУАЛа за пополнением шоферов. Батарейный «студебекер» высадил нас на какой-то площади и поехал на станцию грузиться. В отделе кадров сказали, что шоферской состав прибудет только завтра и только завтра может быть удовлетворена наша заявка.
Делать нечего, а до завтрашнего дня нужно где-то переночевать – не ехать же назад, в лагерь. Житомир – небольшой провинциальный городок – старинный и мало разрушенный. Переночевать попросились в приглянувшемся нам одноэтажном особняке.
В уютной комнатке, оклеенной цветастыми обоями, топится кафельная печь – тепло и как-то особенно по-домашнему интимно. И мне кажется, что я тут не в чужом доме, не случайный посетитель, но жил тут постоянно и все тут мое – связанное с моею личной судьбой. Даже висящие по стенам фотографии в рамках незнакомых мне людей – старинные фотографии с клеймом «Г.В. Труновъ – Придворный фотографъ – Москва» – кажутся мне своими, такими близкими и знакомыми. А с фотографий смотрят на меня усатые господа в сюртуках и крахмальных стоячих воротниках, дамы в широкополых шляпах, гимназисты, офицеры в фуражках с кокардами.
– Интеллигентно! – тихо и уважительно произносит Борька Израилов.
Мебель в доме старая и старинная. От всего тут веет покоем, и кажется, будто ни войны, ни революция, ни строительство социализма не тронули этого особняка. Я не могу даже себе представить, как это могли уцелеть на выцветших стенах поблекшие фотографии придворного фотографа Трунова из Москвы и Черепахина из Нахичевани.
Сидя за чайным столом и угощая старушку Алевтину Николаевну – хозяйку этого заповедного особняка – печеньем, сахаром и сухарями, я думал о том, сколько же людей пило чай за этим столом?! Ведь побывали тут и белые и красные в Гражданскую войну, и комиссары, и зеленые, поляки и немцы, а теперь вот сидим мы. Кругом рушатся города, выгорают дотла села и деревни. А тут хрупкие рамки мореного дуба и красного дерева с фотографиями придворного фотографа висят на стенах, и почему-то никто их не сорвал, не разбил, не выбросил.
6 февраля. Выспавшись и позавтракав, мы простились с добродушной и гостеприимной старушкой Алевтиной Николаевной, так и не спросив у нее, кому все-таки принадлежал этот особняк, кто был его хозяин. Не решились. Во всякой Тайне есть тоже своя привлекательность.
Утро морозное, ясное, солнечное. От дыхания идет пар. Улицы под снегом белые и чистые. Струйки сизого дыма столбиками подымаются вверх над домами.
В управлении отдела кадров ЖУАЛа очередь. За барьером надменно неразговорчивый старшина и такие же лейтенанты административной службы. Никакие вопросы не способны нарушить их гробовое молчание. По коридору идет офицер с красной повязкой на рукаве. Я к нему:
– Товарищ капитан.
– Все только в порядке живой очереди.
– Наш полк уже грузится в эшелон.
– Все только в порядке живой очереди, – и ушел прочь.
Лишь только в четвертом часу услышал я из-за забора голос:
– Представитель 534-го минометного полка!
Подхожу к барьеру. Неразговорчивый и хмурый старшина вполне вежливо, но отработанно коротко перечисляет:
– Общий список на двадцать пять человек. Продовольственный аттестат на двадцать пять человек. Личные дела на каждого и вещевые аттестаты на каждого. Проверили? Распишитесь. Люди во дворе. – И по телефону: – Шоферы в 534-й на построение.
– Пошли, – говорю я Борису, – ребята уже строятся…
Во дворе стоят две шеренги по двенадцать человек и рослый, молодцеватый старшина. Старшина докладывает, как положено, по уставу и подает мне список команды. Я вычитываю фамилии и слышу в ответ разноголосое «здесь».
– Здравствуйте, товарищи шоферы! – обращаюсь я к людям, стоящим в строю. – Я представитель того полка, в котором вам предстоит служить. Полк боевой: воевал под Ленинградом в блокаду, на Псковском направлении, на Карельском перешейке. Удостоен звания «Выборгский». Вопросы есть? Нет. Сержант Израилов, командуйте.
Я подаю пропуск часовому, и взвод, в колонну по четыре, выходит за ворота. Вечереет. Горизонт окрашен в малиновый цвет, а воздух вокруг становится как бы все более и более иссиня-серым. Улица тянется под гору – видны низовая часть, пригород и товарная станция.
Погрузка закончена. Эшелон стоит на запасных путях, ожидая паровоза. Сдав документы в штаб и передав людей Богданову, я отправился искать свой вагон.
– Прибыл, – слышу я веселый говорок Николая Микулина, – а твое место чуток не заняли.
– Кто же это польстился-то?
– Да какой-то мимо проходил. Место свободное, а мне ехать надо. Так, говорит, не положено.
– Ну вы его, конечно, не пустили.
– Как можно. – И Микулин засмеялся добродушно и весело.
– Голову он тебе морочит, – зло сплюнув, подал реплику Федоров.
– Так я и сам знаю, что морочит, – отозвался я шуткой.
– Ничего ты не знаешь, – напирает Федоров, – эшелон пришел некондиционный. Нар в вагонах наполовину нет, печек нет, дров нет. Скажи спасибо, что ребята лучший вагон захватили, а то бы на чем спать-то?
– Ну а как теперь поедут те, кому не досталось? – слышу я голос Миши Маслова.
– Как?! – усмехнулся Микулин. – Будут проявлять военную находчивость. То есть драть все, что плохо лежит. Русский солдат не пропадет – у него «суворовская школа».
В восьмом часу, сквозь дремоту, я услышал крик дежурного: «По вагонам!» Последовал толчок, другой, и эшелон тронулся, постукивая на стыках колесами.
7 февраля. Проснулся поздно. На улице совсем светло. Эшелон стоит на какой-то станции.
– Где мы? – спрашиваю я, садясь на нары.
– В Бердичеве, – отвечает Маслов, вытирая полотенцем раскрасневшееся лицо.
– Поедем скоро?
– Кто знает. Паровоза нет.
Не спеша умывшись и сделав небольшую разминку, я стал завтракать, разогрев на печке остывшие чай и кашу. В вагон поднялся Микулин, обил снег с валенок и весело произнес:
– Дела. «Виллис» Шаблия с платформы снимают.
– Зачем? – в недоумении спрашивает Маслов.
– Говорят: солдатушки – бравы ребятушки еще затемно, как только эшелон стал, пивоваренный завод разгромили. – Микулин потер руки и подсел к печке. – Комендант эшелон не выпускает и паровоза не дает.
– Что ж теперь будет? – спрашивает озадаченно Маслов.
– Ты его больше слушай, – вмешался Федоров, – солдатня на пивоваренном заводе только доски от забора отдирала. Вон, дрова в углу, ты спросил: откуда?! У печки все мастера греться, а как о дровах заботиться, так вас нет. Один я должон.
Приехав на пивоваренный завод, Шаблий принес извинения директору. И тут же пообещал компенсировать ущерб какой-либо работой, которую могли бы выполнить солдаты. Директор смягчился. Работа нашлась – да еще совместно с рабочими завода, то есть с молодыми и здоровыми девчатами. Директор был доволен и выставил солдатам бочонок пива. Естественно, и железнодорожный комендант был рад исчерпанности неприятного инцидента.
8 февраля. Тронулись из Бердичева.
9 февраля. Проехали Казатин, Жмеринку.
11 февраля. Могилев-Подольский. «Едем по Украине, – пишу я. – Много яблок, пирогов, орехов, молока. Молоко – 10 рублей литр».
Эшелон идет на запад
12 февраля. Полдень. Переезжаем Днестр и вступаем в пределы Бессарабии. Снега тут нет и в помине. Только бурые просторы степей, лишь кое-где перерезанные невысокими складчатыми горами. Погода солнечная, ясная. Пользуясь своим положением начальника противовоздушной обороны эшелона, большую часть дневного времени провожу я в кабине «студебекера» на платформе, наблюдая несущиеся мимо и постоянно меняющиеся пейзажи невиданного мною доселе края…
Цыганы шумною толпой
По Бессарабии кочуют.
Они сегодня над рекой
В шатрах изодранных ночуют.
Я декламирую Пушкина, глядя вниз – туда, где на берегах небольших речек виднеются многочисленные таборы бессарабских цыган. Странное дело – война будто бы даже и не коснулась их. Идут эшелоны по бессарабским степям, а голые цыганята, пританцовывая, тянут ручонки и просят копеечку. Их родители – отцы и матери, – одетые в драное тряпье, заняты каким-то своим делом. Тощие, не линялые, в клоках слежавшейся шерсти, неподалеку пасутся их кони.
На значительном расстоянии от линии железной дороги видны упряжки волов и степенные молдаване в высоких барашковых шапках, идущие следом. Такая папаха стоит 100 рублей, и их выносят продавать на станцию. Мужики и бабы ходят в добротных домотканых свитках и смазных сапогах.
На станциях торгуют пшеничными пышками, белыми и мягкими, яблоками, орехами, печеной «кукурицей», меховыми жилетами и, конечно же, молодым виноградным вином.
13 февраля. Проезжаем узловую станцию Отица. Глаза разбегаются от обилия товаров на привокзальном базаре. Лейтенант Горячев, старший офицер четвертой батареи, плотный и добродушный интеллигент, ходит по базару и записывает в блокнот молдавские и румынские слова, наименование товаров и их стоимость.
14 февраля. Пограничная станция Унгина. Комендант КПП поднимается на платформу в штабной фургон. Идет проверка документов, и по эшелону передана команда: «Всем оставаться на местах, из вагонов не выходить!» Наряд пограничников с автоматами в руках идет вдоль эшелона и, не поднимаясь в вагоны, спрашивает:
Вы ознакомились с фрагментом книги.
Для бесплатного чтения открыта только часть текста.
Приобретайте полный текст книги у нашего партнера:
