Взгляд прямо

скачать книгу бесплатно

Взгляд прямо
А. Лявонд

Гэвин Фалько пропал. За его исчезновением следует череда событий с величием различных настроений. Синьора Риццо пытается выяснить, где находится её единственный сын, мисс Конте узнаёт некую правду про семью Морритт – её сердце испуганно вздрагивает от понимания. В это же время в семье Тотти раскрывается ложь. Для каждого из них важен взгляд прямо – проживая жизнь с её колким дыханием, сталкиваясь с самыми сложными ситуациями, испытывая горечь поражения и отчаяния, не позволять себе сдаваться.

А. Лявонд

Взгляд прямо

Глава 1.

Страх.

Он подкрадывается. Время застывает, превращаясь в пленительную вечность. Сердце, словно зверский барабан, бешено заколотилось, вперёд и назад, – есть ощущение, что оно загнано в тесную клетку; страх наделяет тело слабостью, заставляя прочувствовать беззащитность и уязвимость перед опасностью, превращая реальность в пытку – мучительную и с мрачными оттенками, даже несмотря на то, что вокруг яркий свет окружающего мира.

Сила времени не имеет власти над красотой женщины, недавно отметившей пятидесятипятилетний юбилей, отчего она выглядит моложе, а её кожа остаётся свежа. Словно по щелчку пальцев, синьора открыла глаза, спустя недолгое время попыталась их сомкнуть, что оказалось тщетной попыткой: некое чувство беспокойства не давало ей уснуть, рядом, мирно спал муж, сначала она подумывала его разбудить, в эту минуты ей захотелось услышать его голос – тихий шёпот безмятежности поглощал в себя все неприятности и сомнения, – но не стоило будить любимого в выходной день, поэтому она аккуратно дотронулась до его руки, и неугасающая тревожность, как ей казалось, стала сменяться внутренним покоем. Спустя час-другой она подошла к окну и распахнула шторы. Утро было в печальном настроении, серые тучи сгущались в небе, предвещая неизбежность приближающегося дождя, и вот, он начал падать на землю, а мелкие и прозрачные капли его слёз – тихонько стучать по окнам и крышам. Синьора взглянула в окно – в эту же секунду под грудью кольнуло так сильно, что от внезапности она положила руку на своё прерывисто бьющееся сердце, но боль не успокаивалась, словно нутряное чутье подсказывало: что-то должно случиться. Она присела на край кровати, не отводя взгляда от небесной выси.

Синьор проснулся, когда жены не было дома. Кьяра Риццо отправилась до местного рынка, стоит уточнить, что их дом расположен на побережье Тирренского моря в городе Фьюмичино, примерно в тридцати километрах от Рима. Вернувшись, Кьяра заметила мужа в беседке, некогда мужчина собственными руками сотворил восьмигранное великолепное сооружение из светлого дерева, а сама же синьора оживила его цветами, цветы для неё – инструмент, через который она способна раскрыть свою уникальную натуру – восприимчивую и вместе с тем тонко чувствующую. Их дом и двор – воплощение цветочного богатства, пока одни растения остаются покорно зелёными, другие расцветают, поэтому, неудивительно, что их семейная жизнь весь год пестрит живописными красками. Синьор сидел в плетёном кресле, созданном самой природой, его глаза, погруженные в страницы книги, отражали огонёк бесконечной заинтересованности, мысли мужчины уносились по просторам литературного восприятия, и только приход жены заставил его отвлечься.

–– Доброе утро, всё купила? – полюбопытствовал он.

Каждую субботу она покупает свежие морепродукты и рыбу, никогда нельзя предугадать, что принесёт супруга домой, но одно было несомненно – дары моря преобразятся во вкуснейший ужин; этот вечер они ожидали с нетерпением: он сулил гостя – их сына. Кьяра мягко улыбнулась мужу в знак согласия и устроилась около него. Ожившее небо подуспокоилось, а ветер оставался своевольным – то под его порывом шевелись листья, то он вовсе исчезал. Между тем синьора успела дойти до кухни и, прихватив с собой остатки утреннего яблочного тарта, вернуться, прежде, Кьяра ни о чём не думала, а потом взглянула на стоящий перед ними столик, совсем скоро лежащие на нём книги и футляр от очков сменит хрустальная ваза, куда она поместит пушистые и мягкие веточки мимозы – нежность, переплетающая с солнечным сиянием, не оставляет синьору равнодушной. Полторы недели назад она разговаривала по телефону с сыном, разговор не был длинным, пару вопросов о его жизни и весьма короткие ответы, она напомнила, что они с отцом любят его и ждут своего ястреба в гости. Гэвин Фалько давно не был у них, он не пропал – работа поглотила его. Двадцать восемь лет назад синьора впервые увидела новорождённого ребёнка, сын щедро дарил родителям беспробудные ночи, в то время как днём проявлял неистовую активность: он был маленькой непоседой, исполненным игривости и безграничного желания познать все секреты окружающего мира. Под покровом загадочного влияния он превратился во взрослого мужчину – осанистого и широкоплечего, очарованием своей внешности Гэвин считает волосы – каре с плавным переходом и удлинённой чёлкой, что, несомненно, подчёркивают его привлекательность. Его признание, как журналиста, заключается в том, чтобы помочь найти дорогу к переменам, поддерживая людей в борьбе против несправедливости и угнетения, освещая светом истины темноту и ложь, он может излечить иссушающие горечи, как сырость проникшие в душу. Каждое слово его – удар в сердце подавленных, а каждый кадр фотографии – вечное свидетельство их скрытых страданий. Кьяра гордится сыном, и, может быть, где-то в глубине душе она чувствует, что он окружён опасностью, однако каждый раз вглядываясь в его глаза, она видит там витающий блеск знаний и смелость, вступая в столкновение с жизненными вызовами, Гэвин Фалько всегда досконально размышляет о своих шагах, он не торопится и не бросается в безрассудные поступки. Он – мужчина, который всегда осторожен.

Субботний день близился к позднему вечеру, синьора несколько раз подряд набирала сыну, но абонент находился вне зоны действия сети, – и снова она ощутила проникающее в каждую клетку её тела беспокойство. Следующим утром Кьяра позвонила Сильвио, в студенческие годы один случай познакомил его с Гэвином, тогда они и подружились, а со временем стали вместе работать: техническая сообразительность Сильвио позволяет ловко получать и расшифровывать необходимые и защищённые данные. Сильвио, молодой человек со светлыми волосами, на пороге своего тридцатого дня рождения, и к этому времени его сердце уже успело утратить веру в любовь, больше трёх раз, как несчастливая участь, неизменно от него сбегали, в эти секунды, когда они уходили, он ощущал непомерное унижение, которое внушило сомнения в самом существовании настоящего чувства, теперь любовь представлялась ему безнадёжной, а мысли, отражающие откровения, потеряли свой блеск – превратились в тусклые, истлевшие картины. Стоило слишком сильно погрузиться в рассуждения об этом, и Сильвио впадал в то состояние, когда его душа отвергала всё и каждое, но обычно это не затягивалось дольше пары дней.

– Не впадай в отчаяние из-за любви, превзойди его томление, придёт время, и ты встретишь свою единственную, – однажды произнёс Гэвин.

Сильвио подбирал нужные слова с особой внимательностью, чтобы родители друга не смели думать о чём-то плохом, рассказал им историю о внеплановой командировки, но фальшивые слова были отвергнуты синьором.

–– Он бы позвонил, он бы предупредил, что не приедет, – отец знал то, о чём говорил. Сильвио же приказал им перестать волноваться, они договорились о встречи – завтра, он обещал им всё объяснить.

Тяжело супругам было сидеть в стенах дома в неизвестности, им стоило отвлечься от беспощадных зовов рассудительности, поэтому они решили прогуляться, заглянув по пути в магазин. Они шли по опустошённой улице, иногда встречая проезжающие мимо автомобили, вблизи их дома рокот одного из них затронул насквозь уши, такое громкое звучание заставило их замереть, супруги решили подождать, когда машина уедет за поворот. Не дойдя всего лишь пару метров до входной двери, они оказались в центре садовой дорожки, окружённой высаженными красными цикламенами – альпийскими фиалками, у которых извилистые листья распустившегося цветка напоминают бархатистый язык пламени. Вдруг белый пакет с продуктами выпал из рук синьора, стеклянная бутылка молока разбилась, оставив мокрый след на природном камне, а тело синьора согнулось из-за резкой боли, Кьяра успела его подхватить, прежде чем они вместе опустились на землю. Синьору напугало, что цветы вокруг выглядели увядшими, лишёнными свежести – они померкли, словно потеряв первозданную красоту. Это создавало ощущение надвигающегося тягостного дуновения. Мужчина оказался в плену разрушительной власти едких и жгучих эмоций, здоровье, и так хрупкое, подверглось сильному напряжению, ведомому этим эмоциональным замыслам.

– Разряд, – кричал доктор. – У вашего мужа случился инсульт, он временно будет подключен к ИВЛ. Ваш муж будет находиться под нашим наблюдением. Вашему мужу потребуется операция, – говорили они.

Такова природа человеческого бытия – между отчаянием и надеждой, между страхом и спокойствием. В тёмном океане неопределённости возможность найти светлый путь даётся каждому, и, хотя завтра может превратиться в мёртвую точку, но в вихре этого постоянного круговорота смерти и жизни, душа, пусть и страшась конца, всё равно продолжает бороться. Синьора Риццо просила только об одном, чтобы супруг остался жив: остался здесь, рядом с ней, не оставил её. Она одна поехала в Рим через три дня, чтобы увидеться с Сильвио, ранняя поездка заняла не больше трёх часов.

Встретились они во время ланча в старинном кафе.

– Кьяра, – Сильвио шагнул вперёд и уже сидел напротив женщины, – сегодня вы обязаны позволить себе отдохнуть, – он ощущал каждый вздох её грусти.

– Сильвио, наконец-то пришёл, – она сосредоточена взглянула на него, ситуация не оставляла спокойных мыслей и малейшего прикосновения к посторонним темам: вежливые вопросы приветствия не произносились. – Почему я не могу связаться с Гэвином? Не утаивай от меня ничего!

– Последние недели мы собирали информацию об одном политике, появился важный свидетель, о котором узнали, его необходимо было спрятать, – защитить от возможных попыток запугивания, – этим занялся ваш сын. Я не владею информацией, где они сейчас находятся, кому как ни вам известна его осторожность, но я уверен, что с Гэвином всё в порядке, – Сильвио говорил правду, но его сердце, охваченное смутным предчувствием, потому как слишком долго от Гэвина не было никаких вестей – это вызывало смятения, но он не думал о мрачности. Не стоило рассказывать всех подробностей женщине. Мужчина взял руки матери своего друга, в этот момент его глаза отражали бесконечную поддержку. – Я обещаю, что в ближайшие дни узнаю, где он, и, как только мне станет известно, сразу же сообщу вам. Верите мне?

– Очень мне хотелось бы, чтобы твои слова были облегчением, в душе прочно укоренилось желание – пусть с моим сыном ничего не случилось. Мне стоит обратиться в полицию?

– Кьяра, я прошу у вас немного времени, ничего не предпринимайте. Вы останетесь здесь?

– Да, думаю, пока поживу в квартире Гэвина.

Сильвио уже собирался покинуть это место, но синьора проговорила: – Сильвио, ты сильно спешишь? Не пообедаешь со мной? Последние дни я постигаю судьбу полной тягости, за несколько дней разучилась жить – давно забытое для меня ощущение.

– Атмосфера Рима вам должна пойти на пользу. Она здесь особенная.

– Это точно. Каждый раз, прогуливаясь в этом городе, я чувствую жизнь, – в каждом камне, в каждой изогнутой улочке она видит её отражение. Встречая уличного художника, внимательно наблюдает, как он с кистью в руке раскрывает свою душу, оживляя пустое полотно мазками красками, площадь, словно открытый музей под открытым небом, завораживает, а фонтаны – дух и величие Вечного города, протягивают свои водяные руки гостеприимства, – для неё это и есть римская особенная жизнь. Синьоре подали пиццу – хрустящее и тонкое тесто, воздушный и незабываемый вкус.

Кьяра Риццо неожиданно замедлила шаг, остановилась перед зеркалом и произнесла:

– Мои дорогие, мне тяжело дышать, когда вы не рядом.

Изумлённая и напуганная она пригляделась внимательнее, знакомое обличье казалось чужим. Лицо усталое, а его кожа – она ощупала её, не было яркого румянца, теперь присутствовала только сухость, глаза – опухшие и утомлённые, пропала улыбка в них, хотя до недавнего времени невозможно было и подумать, что эта женщина может грустить, из-за переживаний она совсем забыла об уходе за своими короткими волосами, и только скромный нос нёс в себе то же восхищение, что и прежде. Кьяра почувствовала острое желание убраться, наполнить квартиру свежестью, стереть всю бесполезную и надоедливую пыль, появившуюся на полках, чтобы сын вернулся в чистоту, но приступить собиралась к этому утром и незамедлительно, полагая, что занятость поможет изгнать тревогу, она покладисто верила, что Сильвио в скором времени найдёт Гэвина. Проснувшись, сразу же принялась наводить порядок, а день уже сменился вечером, но Кьяру это не останавливало, она продолжала трудиться до тех пор, пока в её руки не попал кожаный дипломат. Он был спрятан за шкафом, забытая и старая вещь принадлежала ещё её родителям, а при переезде сына в нём перевозились некоторые вещи, и было бы не так удивительно, если бы чемодан был выкинут, а не сверкал среди густой пыли. Резиновые жёлтые перчатки были сняты с рук и брошены на пол, она опустилась рядом с ними и положила чемоданчик к себе на колени, послышался отчётливый щелчок: Кьяра открыла его, но внутри ничего не было, тогда скрытая молния на дне звонко поползла по периметру, под тканью находились флешка и конверт с фотографиями. Она взяла их в руки, от увиденного сердце стало биться сильнее. Ужас схватил женщину за горло, руки синьора прижала к губам, чтобы подавить рвущийся наружу крик, В руках у неё оказались горькие фотографии с мёртвым взглядом.

Кьяра заварила себе кофе – этот процесс её расслаблял: стоило только дотронуться горячей воде до кофейных зёрен, и аромат пробуждался с невероятной живостью, она наблюдала, как пар из чашки поднимался вверх, брала в руки ложку и перемешивала получившийся напиток с сахаром, при каждом вращении ложки ощущала, что разум освобождается от усталости. Синьора Риццо решила обратиться за помощью к подруге, они нередко встречались, разделяя между собой будь то радости или трудности, каждый раз обременённые насущными проблемами, они нуждались в понимании и поддержке друг друга. Однажды, оказавшись на пороге её дома, Кьяра обнаружила там дочь синьоры, Габриэлу Моллу, и её подругу, Грету Конте, за их беседой Грета обмолвилась, что она адвокат по уголовным делам, синьора Риццо тогда подумала: есть в этой девушке стержень стойкости, девушка вызывала доверие, а её слова, проникнутые гармонией эмоций, были не просто речью, а истинным убеждением.

Волнение.

Момент волнения наступает. Оно непредсказуемо, словно непослушные ноты рояля, прыгающие от сильных аккордов к мягким и приглушённым звукам, и, наоборот; биение сердце учащается и живот содрогается – оно позволяет почувствовать пульсацию жизни: сотни бабочек взлетают, падают и снова взлетают, дрожащее чувство играет с нервами, – его присутствие обостряет восприятие.

Некоторые клиенты мисс Конте, обращаясь к ней, полагаются лишь на разум и мастерство девушки, они верят в силу её аргументов и убедительности, но есть и те, кто вкладывают свою веру в несказанное и божественное – эти клиенты посвящают своё доверие в адвоката и в самое высшее из возможных присутствий. Сердце Греты доброе, она бесстрашно заглядывает в глаза противности, и как бы трудна и терниста не была дорога, вопреки всем препятствиям не готова отступать. Нерушимая стойкая сила и бескомпромиссная страсть – вот то, что движет и вдохновляет её к действиям. Порой её просят не замечать происходящее, однако, бесспорно, можно посмотреть в глаза напротив стоящего и скормить ему комплимент: «Вы такой находчивый, делаете всё правильно.» Интересно, почувствовав интонацию, что над ним усмехаются, он загадочно улыбнётся, обещая пламя интриги, или же в его взгляде разожжётся ярость? Никто не знает, как погрязший в грехах человек, сердце которого превратилось в черноту, неминуемо подвергнется воздействию бумеранга, без сомнений, бывает и так, что невинность и незлобивость сбивают с пути, ненароком, когда обстоятельства вступают в игру, ненамеренно, человек постигает тёмную сторону, но что он будет делать дальше, остаётся загадкой. Что победит в его внутреннем конфликте: моральные принципы или бездействие? Доверие адвоката к клиентам напоминает свет, дрожащий свечи, который в любой момент может погаснуть, люди ради своих выгод и привилегий могут скрыть важную информацию, нет уверенности, сидит ли перед адвокатом настоящий убийца или случайно, а может и специально, попавший под подозрения невиновный человек. Можно ли в этот раз полностью доверять клиенту? Прежде, чем ответить на этот вопрос, ей приходится собрать не одно доказательство. Жизнь девушки вдруг стала меняться: равновесие потерпело колебания, в настоящее ворвалось прошлое, и судьбы людей неизбежно переплелись. В день, когда стрелки часов пробили тринадцать ноль-ноль, к ней пришла Кьяра Риццо.

– Марко, открой, – Марко, её помощник, всегда безукоризненно выполняет каждое поручение мисс Конте. Худощавый парень в очках, с тёмными волосами, карими глазами и красивой улыбкой, а его кожа оттенена лёгким загаром. Он относится к миру с любопытством и открытостью, любит исследовать новые места и культуры, ему нравится находить вдохновение в красоте природы, Марко любит простую, но стильную одежду: шерстяные свитера, джинсы и удобная обувь тёплых землистых оттенков – что, словом, и отражает его близость к природе.

Синьора Риццо поздоровалась, Марко придерживая дверь, пропустил женщину вперёд, Кьяра огляделась: обстановка помещения была сдержанной, не присутствовало излишеств, но и холодом оно не окутывало, на полках располагались папки, Грета как раз возвращала одну их них на место. Марко отодвинул для женщины стул и удалился за дверь. Мисс Конте ждала синьору, она обещала Габриэле выслушать и по возможности помочь.

– Мне жаль, что вы переживаете такое, – Грета представить боялась, какие переживания мучили Кьяру Риццо. Порой чужие тревоги беспокоили её больше, чем свои собственные, однако жизненные ситуации и работа научили её отключаться в нужный момент от этого сильного эмпатического чувства и не испытывать снисходительности.

– Возможно, в этих вещах и покоится множество причин, – Кьяра протянула Грете найденные вещи, она пыталась устоять перед паникой, но неясность влияла на её благоразумие, внезапно слёзы, без жалости, из глаз пролились, мисс протянула ей кружку, по правде, она была наполнена чаем, синьора отказалась и попросила принести воды, тогда Марко стремительно выполнил её просьбу.

В самом деле, не в первой Грете видеть подобные фотографии, поэтому не рождался ужас. Последнее изображение отличалось от всех остальных, на ней девочка, маленькая и одинокая, взирала своими глазами на светлую комнату, она выглядела такой знакомой, а на флешке было видео про деятельность Амадео Морритт, и как бы ни было душе её угодно, ничто не знать об этих людях, всё равно она испытывала волнение. Неужели такое совпадение может произойти – сердце испуганно вздрогнуло, но больше от беспокойства.

– Я помогу вам со всем разобраться, – пообещала она синьоре.

Поздним вечером этого же дня в освещённой уличными огнями гостиной Грета сидела, скрестив ноги, на мягком диване. Она размышляла. Окутанная пледом, она взяла в руки огромную чашку с горячим зелёным чаем – мало, кто понимал её любовь к этой жидкости, обманчиво полагая, что у чая нет ни вкуса, ни запаха. Тепло распространилось по её рукам, она осторожно подула. С каждым глотком умиротворяющего напитка в голове творился беспорядок: мысли бушевали. Произошло когда-то в её жизни время разрушительной метаморфозы – роковая горечь оставила застывшей след раздирающей сердце раны, напоминающей, что человеческие отношения уязвимы.

– Чёрт, сколько бы времени ни прошло, а воспоминания того времени заставляют меня плакать. А я не хочу, – щёки мисс за сегодняшний день забыли, что такое улыбка. Сейчас Грета заложница тонкого и сложного чувства – тоски, она смахнула непрошенную слезу, а потом обратилась к собаке:

– Тоби, принеси мне мою сумку.

В её доме поселилось незваное и ласковое существо – левретка, собака её подруги, – Габриэла уже почти два года по работе пребывала в Японии. Благосклонно, но по-своему, восприняв её просьбу, Тоби нёс в зубах только излюбленную игрушку – мяч, она ему признательна за его желание играть, но было бы интереснее, научись он выполнять команды точно, а так – идти пришлось самой.

– Если бы я только предвидела, что в мои руки попадут эти фотографии и эта флешка, то… – задумчиво промолвила Грета, – вероятно, я бы не смогла отказаться от встречи, будучи в курсе их содержания. В конечно счёте, я бы всё равно встретилась с синьорой Риццо. Бессмыслица какая-то получается, – она обратила взор на собаку и поинтересовалась его мнением:

– Верно, Тоби? – в ответ на неё посмотрели проницательным взглядом. – Почему ты никогда мне не отвечаешь? – не понимала она.

Грета включила на компьютере видео.

«Всё началось с безобидного предложения подзаработать, и оно внушало доверие. Меня зовут Алонзо, и я хочу рассказать историю, заложником которой я стал. Они – их было двое, знали, что о нас никто не будет волноваться. Пять отчаянных душ попали в одну комнату, из которой вырваться оказалось нелегко. По началу нас просто кормили и с нами не разговаривали – всё вызывало непонимание: мы не знали, как здесь оказались, не знали, что нас ждёт. Мы готовы были скушать любое блюдо, лишь бы насытить свои тела. Всё дело в еде – со временем это стало ясно. Каждый новый приём пищи расширял границы нашего познания и погружал нас в ещё большую зависимость. Ответ оказался безжалостным. В еду добавляли вещество суллорло, задумав, превратить человеческую душу в покорность, а сознание – в повиновение. Суллорло уводило из неприглядной суеты реального мира, позволяя покинуть земные оковы, тем не менее его превышенная доза раскрывала потустороннюю сущность, причиняя непоправимые последствия. Ради результата он(Амадео Морритт) не готов остановиться. Когда внутри тела разжигается агония – это предвестник, что скоро наступит конец…»

Молодой человек лет двадцати обладал сложной судьбой, его золотистые волосы – сама невинность, а зелёные глаза отражали настороженность и внимание одновременно. Его голос становился предусмотрительным и хриплым, словно боялся произнести некоторые звуки, он переступал через барьеры молчания и стремился высказать то, что хранилось в глубинах его сущности, внутренние шрамы отражались в каждом его движении и его слове.

Грета ещё раз посмотрела на фотографию с маленькой девочкой.

– Голубые глаза – раз, рыжие волосы – два и веснушки – три. Неужели это ваша дочь? Не может быть сомнений, – пришла к выводу мисс Конте.

Грета знала, что каждый воскресный день Аньеза Морритт ходит в церковь на службу, однажды она обмолвилась об этом в одном интервью, сказав, что запутанность и неприятие привели её в священный храм, когда всё представлялось нечестным, она обрела веру в высшие силы. Грета понадеялась, что женщина прольёт свет на истину.

Синьора Морритт была одета с неподкупной красотой, чёрное пальто с завязанным на талии поясом, сидело точно по фигуре, яркие волосы были аккуратно собраны, скорее всего в пучок, элегантный платок скрывал причёску, и он же добавлял шарма её благородному лицу. Синьора вышла из церкви, каждое движение точное и непрерывное, по пути она уверенно надевала перчатки. Грета подумала, что она остаётся верна своим привычкам. Мисс Конте подошла к синьоре, когда та садилась в машину, на лице женщины мимолётно сменились тысячи эмоций: и испуг, и шок, и гнев, и радость, но они также быстро все исчезли. Грета не знала, с каких слов начать, хотя перед этим столько раз репетировала свою речь, и вот, когда пришёл час их сказать – всё забылось. Они смерили друг друга взглядом, мисс так хотела произнести: «Может выпьем по чашечке кофе?», но к чёрту эту добрую прелюдию, к чёрту эту жалость, она просто протянула ей фотографии. Аньеза посмотрела на них и вернула обратно.

– Сожги! И не смей сюда лезть! – это было сказано спокойно, но в её голосе Грета услышала приказ, который нельзя было нарушать.

– Пропал человек и эти фотографии! – взор Греты устремился на синьору, словно стрела, но Аньеза не дала себя сломить, оттолкнув натиск мисс. – А девочка? Это же… – вот оно, недосказанное предложение, рождало трепет волнения, от которого кончики пальцев замерзали, словно впали в объятия двадцатиградусного мороза.

– Я поняла, нам, пожалуй, действительно, стоит поговорить. Во вторник я буду тебя ждать в церкви в двенадцать часов, – Грета махнула головой, не осознавая ещё, что она согласилась. Аньеза села в машину, сквозь чёрное окно было видно, как женщина склонила голову на руль. Лишь одно-единственное прикосновение воспоминаний, и тени давно ушедших дней снова оживают.

Глава 2.

Отчаяние.

Отчаяние в душу закралось. Скрипка, безмолвная посредница, судорожно окутывает сердце пронзительным звучанием, пытаясь отразить величие мрака. Тоска и грусть, словно его вздохи, проникают в самые скрытые уголки души, безжалостно властвуют и погружают во тьму подобную безысходности.

Пробуждение итальянца сопровождается первым глотком «каффе», хорошо бы в соседнем баре, он входит в знакомое заведение, где его уже ждут с улыбкой, бармен, словно знает его предпочтения наизусть, начинает готовить любимый напиток по всем правилам искусства – с идеальной текстурой молочной пены, придавая в завершении творению капучино, или, быть может, латте совершенства. Два лучший друга, Адриан Тотти и Дэвид Мэрисон, встретились за завтраком. Наслаждаясь приятной атмосферой, сидя за столиком, спокойно и созерцательно пробуя каждое кушанье, можно наблюдать, как кто-то в постоянной суете и торопливости сюда забежал, взял стакан бодрости и снова исчез. Приятели взяли корретто – напиток был подан в чашках для эспрессо – и дополнили его трубочкой из хрустящего теста, начинённой кремом мягкой подслащённой рикотты с ванилью, фисташками и кусочками шоколада, они огляделись по сторонам: бар почти заполнен людьми и их голосами. Друзья сели у окна. Адриан сосредоточенно смотрел сквозь стекло, среди людей на улице он обратил внимание на женщину, одетую в широкие брюки тона абрикосового румянца и в белую свободную рубашку, а на ногах – светлые мюли, чьи острые носы добавляли смелости образу. Рядом с ней на коротком поводке шли три пуделя, среди молочных окрасов, которые переливались на шерсти двух из них, гордо, впереди всех остальных, шагало серебристо-чёрное облако, возвещая свою особенность и неповторимость, он, словно воплощение великой души, своей стойкостью был примером для каждого собрата; вместе, своим присутствием, они притягивали внимание. Адриану нравится наблюдать за собаками и их хозяевами, он следит за уникальным и особым общением, которое происходит между ними.

– Адриан, скажи, вечер ожидает быть тихим? – Дэвид начал разговор первым, оживил глаза, и тень улыбки предвкушения пробежала по его губам. – Не сегодня. – понимая, куда клонит собеседник, столь бурные эмоции с другом не разделял. – В этот раз садишь за руль? Разрешаю даже приехать не первым, а… – подумал, – вторым. Так что? – он приподнял голову, ожидая услышать ответ. – Заменишь меня сегодня? – Тотти вернул кружку на стол, и несколько горячих капель беспечно упали, остроумный собеседник, с заботой в глазах, протянул салфетку, но Адриан отказался от неё: воспользовался другой.

– Не нужно. Шутить с утра вздумал?

– Нет… Это моё страшное желание, тебе это сейчас нужнее, – Дэвид знал, Адриан и так не согласится, но попробовать стоило. – Неужели не согласишься?

– Нет.

– Как знаешь. На днях мне предложили заключить контракт с одним мотоклубом, тренер меня им посоветовал.

– И что думаешь?

– Я в раздумьях, пока не представляю, как совмещать всё с учёбой, но про себя им уже ответил согласием.

– Ждём печатные статьи в журналах?

– Мне совсем не свойственна скромность в подобных ситуациях, поэтому полностью с тобой согласен. Самолёт завтра?

– Да, после обеда.

Когда мысли Адриана запутаны, то скорость наступает на мысли волнения и напряжения, заставляя их исчезнуть бесследно, но он предпочитает одинокую гонку, когда глубокой ночью гладкая дорога безлюдна, а всё вокруг превращается в силуэты, и лишь луна своим мерцанием сливается со светом фар. Говорят, время – доктор, говорят, время всё излечит. Адриан Тотти заботился о раненом сердце, исцеляя его, он погрузился в глубины своей души, изучая свои эмоции, мысли и страхи, он нашёл в себе силы – принял происходящее, и, казалось, остался только шрам, когда он узнал, что нет на свете больше убийцы отца, только Филиппо, возможно, не единственный настоящий преступник, а тот, кто был его сообщником – на свободе. Послезавтра он вместе с дядей улетает в Рим, чтобы отыскать правду.

Когда Адриану было семь лет, его мама погибла в автомобильной катастрофе, он до сих пор не знает всех подробностей, тогда ребёнок плакал на протяжении долгого времени, не понимая, почему мама больше не приходит, он задыхался от боли и подпускал к себе только отца, в один из летних дней, когда все попытки вернуть маленького ребёнка к беззаботной жизни были исчерпаны, отец посадил сына на байк, слишком свежи те ощущения, словно они происходят сейчас. Они поехали по просёлочной дороге, по краям которой располагались каменные невысокие заборы, а за ними виднелись оливковые деревья. Тогда Адриан почувствовал, как все его переживания развеиваются – скорость заставила думать только о ней. Теперь, если ему необходимо привести свои мысли в порядок, он садится за руль и, мчащийся по пустой дороге, освобождается. В этот момент он забывает о прошлом и настоящем, о страхах и проблемах, время для него замирает. Скорость – его истинное утешение.

В двадцать лет судьба снова бросила ему вызов, в тот мрачный день, когда горькая рука смерти отняла отца.

– Папа, ты держись и дальше. Почему я был не рядом? – Адриан смотрел на лицо синьора. – Ты видел, кто это был?

– Летиция, – последние слова мужчины – имя покойной жены.

– Папа, не смей умирать, открой глаза, – дальше он услышал сожаления доктора.

Небо было чёрное, гроза – сердита, зловещие молнии сверкали в полнеба, бесстрашный дождь лил на Адриана, холод и дрожь проникли до его костей, неожиданное раздался громкий треск – всё живое в округе невольно вздрогнуло, кроме фигуры, одиноко стоящей на улице. Снова перевернулась жизнь: в одночасье он потерял отца. Будто бы жизнь забрала всё счастье, оставив скорбную опустошённость, и он, стоя на краю бездны, ощущал силу притяжения пустоты, которая угрожала затянуть его. Дядя, Риккардо Тотти, подошёл к нему вместе с зонтом и укрыл от этого беспросветного ливня.

– Это наше общее горе, не отталкивай нас и не заточай себя в одиночестве, – Риккардо поддерживал племянника, а у самого в душе – тьма и боль. Риккардо несмотря на свой младший возраст всегда находился рядом с Маттео, между ними существовала нерушимая связь, словно они дышали одним воздухом, и эта связь прочно держалась до последнего дня жизни Маттео.

– Я не позволю себе крушиться вместе с небом. Дядя, я знаю, что вы всегда со мной рядом, – Адриан поклялся, что смерть отца не станет его погибелью, но ему нужно было лишь некоторое время, чтобы освободиться от оков страданий.

– Адриан, – дай мне ключи от машины, – синьор протянул руку в ожидании нужной вещи, зная, как скорость влияет на его племянника, испугался, как бы в таком состоянии он не сел за руль, но, наверное, не стоило.

– Я не собирался, – и всё же отдал ему ключи.

В тот период душа Адриана требовала уединения: ему было необходимо уйти в сторону от шумного мира, остаться наедине с собой и своими мыслями – понять их. Проницательный дядя, несмотря на все попытки удержать племянника, отпустил его. Адриан поселился в доме одного хорошего знакомого семьи Тотти. Свой образ жизни мужчина сравнивал с отшельничеством Святой Розалии, в объятиях лесной природы он нашёл свою пристань, соблюдал пост, а когда наступал тихий час, молитвою обращался к Богу, строго следовал священному обету. За время пребывания там для Адриана было важно сохранить физическую форму, поэтому почти каждое утро его начиналось с пробежки или упражнений, в первое время не было у него стремления к еде, он ограничивался одним приёмом пищи, некоторые вечера посвящал чтению Библии, пытаясь найти ответы на свои вопросы.

«Бог же всякой благодати, призвавший нас в вечную славу Свою во Христе Иисусу, Сам, по кратковременному страдании вашем, да совершит вас, да утвердит, да укрепит, да соделает непоколебимыми.»

Порой эти ответы ему казались непонятными и сложными, понимание не достигалось мгновенно, охватывая душу постепенно.

Адриану понадобилось полгода прежде, чем пришло время вернуться. Провинциальный особняк, где хранится своя история, где тепло и уютно, где винтажный декор, где светлый с добавлением природной краски Прованса – оттенка оливкового – интерьер, встретил его с любовью.

– Блудный сын вернулся домой? – без объятий дяди не обошлось, но Адриан счастлив – счастлив снова увидеть семью.

Риккардо, мужчина глубоких размышлений и продуманного поступка, он приковывал к себе внимание не только красотой, но и умом полного сообразительности. Мужчина восхищается искусством живописи, вместе с женой они путешествуют много и далеко, не забывая заглянуть в местные галереи и насладиться мастерством мировых художников.

– Почему вы не проходите? – послышался ласковый голос тёти, Роузи Грано. – Подойди ко мне Андриан, я слишком долго тебя не видела, – она поцеловала его в щёку, – Адриан, ты заставляешь меня плакать.

– Не надо слёз, любимая, пойдёмте лучше за стол, – Риккардо бережно приобнял жену за плечи, – нам уже всё накрыли. Я, получив от тебя сообщение, – он посмотрел на племянника, – не поверил, что ты возвращаешься, надеюсь, тебе это помогло.

– Моя боль притупилась, да и рядом со мной был мудрый человек, который многое поведал. Дядя, нашли?

– Пойдём сначала поедим, а потом поговорим.

– Разговор после еды – заманчиво.

Синьор Тотти поправил перстень на руке, выполненный из благородного металла, он ещё раз обратил взор на племянника, в их семье голубые глаза мужчин, как бесценное наследие, передаются из поколения в поколение, лицо Риккардо озарила улыбка, едва заметная, но внутри целый парад радости, что Адриан дома. Им с Роузи по сорок, но своих детей не было.

Обеденный стол ручной работы, единственный в мире, находился в отдельной комнате. Он был длинный, персон двенадцать поместилось бы точно, из светлого дерева с необычными изящными фигурными ножками, в которых сверкали вставки бесцветных алмазов. На стене висел семейный портрет – символ преданности и вечной любви. На нём платье Роузи пылко-красное, словно цветы её имени в полном рассвете, в тандеме с бабочкой Риккардо на шее – такой жест придавал его внешности озорства, мимолётное прикосновение их лиц, а взгляды, со слегка прикрытыми длинными ресницами, прикованы друг к другу, однако, какими бы красивыми они не были здесь и сколько бы комплиментов не получали, внутри сокровенных помыслов Риккардо прячется раздражение, потому что на картине он запечатлён с усами, которые нынче ему так нелюбимы, он настоятельно просит жену снять её, но она постоянно отвечает, что ей всё нравится – приходится повиноваться. Адриан удивился количеству еды, не ожидая столь торжественного приёма, он пододвинул к себе тарелку с тонко нарезанными кусочками сырой говяжьей вырезки, приправленной соусом на основе оливкового масла и лимона, перед ним уже стояли ризотто – блюдо из риса с мягким, сливочным вкусом – и салат с шариками моцареллы. После еды они спустили вниз, место, пропитанное истомой, манило. Риккардо щёлкнул выключатель, и внутри комнаты зажглись лампы, бросавшие на стены яркие тени кругов. Загадочно проявляются увлечения дяди – и неоспоримо притягательными они являются для него, ведь какое изумительное наблюдение: человек, восхищающийся тонкостями художественного ремесла, он же чувствительный эстет, покоряющий слушателей завораживающими мелодиями на клавишах рояля, а также создающий фигуры небольших и идеальных скульптур, находил радость и удовлетворение, проводя время в комнате стрельбы. Они направили оружие на мишени, уверенные движения и верная меткость – это всё годы тренировок. Они заставили каждую мишень подчиниться, словно повинуясь им. Когда последняя пуля была выпущена, они медленно опустили свои оружия.

– Снова я проиграл тебе. Почему ты не можешь поддаться мне, дядя?

–Так будет неинтересно… Кстати, Адриан, Роузи снова экспериментировала с тортами. Она придумала новый рецепт, будь добр, сделай приятное ей, назови в честь неё десерт и подавай в ресторане.

С малых лет Адриан погрузился в мир кулинарии, в его голове присутствовала множество идей, благодаря которым скучная кухня превращалась в обитель невероятных вкусов и ароматов, отец, в свою очередь, помогал раскрыть ему талант, наступил день, когда Маттео вместе с сыном открыл ресторан «Летиция», где Адриан смог реализовать своё призвание. Адриан не был безответственным ребёнком, он отличался умеренностью в обращении с материальными благами, деньги не были его соблазном или слабостью, ведь он вполне осознавал их ценность.

– Сначала попробую, а потом уже решу.

– Вредный! – слово прозвучал возмущённо, но по-доброму. – Держи,– Риккардо отдал ему бумаги расследования, на первом листе была прикреплена фотография непривлекательного мужчины: невысокий роста, ни толстый, ни худой, по его телосложению можно было предположить, что слово спортзал ему не чуждо. – Его имя Филиппо. Но и ты не забывай.