скачать книгу бесплатно
–Рецепт, который я выписал, ещё действует?
–Да, – Конлей положил конверт туда же, где лежал нож. Почему Гарри продолжает это делать? Пытается откупиться?
–Придёшь завтра в храм? – после недолгого молчания главврач поднялся и подошёл к окну.
–Я по уши в работе… – Конлей нахмурился, и взгляд его застыл в одной точке на противоположной стене.
Питер. Скарлет.
– Да, приду, – смотритель тоже встал и направился к двери.
–Постой, – окликнул его Гарри. – Зайдёшь как-нибудь на ужин? Я скучаю, Кон.
Конлей посмотрел на отчима и легонько кивнул.
***
Перед тем как войти в здание суда с сегодняшней кучкой досье, Конлей ещё раз взглянул на лежащий сверху стопки пожелтевший листик с именем Питера Мэтьюза. Сейчас он мог помочь ему только переложив досье в самый низ, что Конлей и сделал. Хотя расписание заседаний всё равно было сформировано заранее.
Охранника на входе не было. «Да и зачем он здесь», – подумал Конлей. По крайней мере сейчас, когда судебные церемонии уже закончились, охранять здесь было решительно нечего.
На долю Конлея редко выпадало такое скучное и мрачное занятие, как передача досье арестованных в суд. Тишина и слишком тусклое освещение, обволакивавшие со всех сторон, даже слегка заставляли понервничать.
В маленькое, практически без окон здание суда попадало совсем мало света ламп, отчего помещение было погружено в полутьму. Как и подобает месту, где вершится смерть.
Судьи за столом не было. Это было странно, ведь обычно он всегда оставался на рабочем месте. «Ну, так даже лучше», – подумал Конлей. Вид этого беспомощного стража порядка обычно только добавлял мрачности этому месту, хотя в нём не было ничего особенного. Встретив его на улице, Конлей даже не обратил бы на него внимание, как, впрочем, и на абсолютное большинство других жителей Купола.
Конлей положил стопку досье на правый край стола. Судья всегда просил делать именно так. Он явно любил порядок в своей работе. Хотя навряд ли в этой работе можно было что-то любить. Конлей понимал его.
Обычно он снимал капюшон своей куртки в помещениях. Но здесь даже в нём было некомфортно. Он поспешил выйти отсюда.
Рабочий день окончен.
Подходя к своему пятиэтажному дому, Конлей снял куртку и взял её в руки. В голове после произошедших событий было слишком многое. Как всегда.
Прошлую ночь из-за ареста Питера пришлось провести в Отделении. Проклятый день… Он не любил оставаться наедине со своими мыслями, предпочитал обдумывать всё дома. Там Николь всегда поддерживала его. Не давала надумать лишнего.
При мысли о любимой по телу пробежали приятные мурашки. Он пока не успел привыкнуть к ней. И не надеялся когда-то привыкнуть, хотя знал, что привыкает ко всему.
С ней можно было обсудить многое. Пусть меньше, чем Конлей хотел бы. Меньше, чем Конлей мог. На то были свои причины, которые он уже не раз озвучивал самому себе. Конлей чувствовал, что Николь была человеком, которому он мог открыть душу, если бы в ней не хранилось столько тьмы. Ему не хотелось вновь возвращаться к этой теме в своей голове.
И всё же, она была единственной, кто хотя бы слушал его. Хотя бы слышал.
Молодой человек, огоньку не найдётся? – за спиной раздался шёпот, больше похожий на хрип.
Курение. Запрещено Нормой №20 по «Кодексу Норм и Порядков». Мысль мигом пролетела в голове Конлея. В Школе они учили «Кодекс» наизусть. Он обернулся на голос.
Мужчина среднего возраста. Небритый. Кое-где проглядывается лысина. Бегающие глазки под нависшими бровями. Осматривать людей при встрече вошло у смотрителя Райана в профессиональную привычку.
Нарушитель только что приметил тёмно-синюю куртку с нашивкой Главного Отделения в руках Конлея, ведь жалостливое выражение лица сменилось гримасой страха.
Конлей знал этот мгновенно возникающий в глазах блеск, как натренированная собака чувствовала выплеск в кровь адреналина и ускорение биения сердца. По-другому люди не реагировали. Никому не хотелось оказаться под солнцем. Досконально даже смотрители не знали, что оно делает с людьми. Споры о том, почему всё-таки построили Купол, ходили самые разные.
Одно люди знали точно. Солнце и Правительство безжалостны к ним. Этого хватало, чтобы держать оставшееся население планеты в страхе. И сохранять порядок.
Губы неопрятного мужчины беззвучно задвигались в немой молитве.
Богу? Кому-то ещё?..
Конлей Райан укорительно покачал головой, глядя ему в глаза. Развернулся и пошёл в сторону дома.
Он усмехнулся. Мужчина навсегда запомнит длинные рыжие волосы, обычно скрывающиеся под капюшоном.
***
В одно утро жизнь изменилась.
Когда отец уже стоял на пороге, в дверь постучались. Девочка испугалась и прижалась к маме. К ним никогда не приходили гости. Стук в дверь мог означать лишь то, о чём пятилетняя девочка пока не могла догадываться.
В квартиру вошёл мужчина. Пожал папе руку. Вместе они прошли на кухню и недолго о чём-то разговаривали. Вернее, разговаривал пришедший мужчина. Отец только слушал. И, кажется, соглашался.
Девочка не знала и никогда в будущем не узнает, о чём тогда шёл разговор, к чему он привёл, и как изменил жизни граждан Купола.
Тем более она представить не могла, что через 20 лет влюбится в сына этого рыжеволосого незнакомца, улыбнувшегося ей и через несколько минут скрывшегося за дверью вместе с отцом.
***
Он никогда не хотел быть один. С её появлением перестал.
Теперь Конлей не хотел остаться в одиночестве вновь.
Пустота в голове. Всегда так. А ведь столько хотелось обдумать. Понять. Решить. Может, даже сделать.
Мысли рождались днём, а ночью растворялись в пустоте.
Бедный мальчик. Эндрю мог умереть из-за его глупости. Наивности. Трусости. Разве так он должен давать ему уроки?
Нет. Это был урок самому Конлею.
Завтра снова просыпаться. Не тяжело идти на работу. Не тяжело делать выбор. Не тяжело даже снова кого-то убить.
Тяжело просыпаться. И засыпать, осознавая, что разбудят тебя не лучи солнца, а холодный свет ламп.
-Я убил. Николь, я убил Скарлет, – шептал Конлей. – Питер ведь знает. Каково ему теперь будет умирать?
Николь спала. Только её сопящее дыхание у него на плече давало знать, что он сам всё ещё жив. Что темнота не поглотила его полностью.
Темнота. Густая. Нагнетающая. Обволакивающая.
Но не являющаяся причиной пустоты.
Конлей прожигал чёрную материю пространства огоньком тлеющей самокрутки.
На прикроватном столике лежал вскрытый конверт и красная зажигалка.
***
3 глава
Накануне Правительство выпустило приказ об уничтожении произведений очередных авторов. Николь Уайт, работающей в Государственном Архиве, всегда было тяжело смотреть на сжигание книг. Пусть некоторые из них она не видела даже в глаза, многие часто перечитывала ещё во время учёбы.
С каждым годом нового творчества становилось всё меньше и меньше. Молодых авторов не появлялось, а старые произведения, потерянные в беге времени или меняющихся нуждах и представлениях людей, были вынуждены стираться в пыль на полках Архива. Или, в участившихся в последние годы случаях, погибать в огне.
Приходя на работу после публикации таких приказов, Николь не находила себе места. По крайней мере до того момента, как в Архив не приходил один из Смотрителей, обязанный проследить за исполнением. Тогда уже было не до тоски.
Николь сидела за письменным столом и перебирала сомкнутые в замок пальцы уже на протяжении, как минимум, получаса. Она то и дело посматривала на входную дверь в надежде, что человек из Отделения по Надзору скорее избавит её от тоскливого бездействия.
Разве её волновала судьба ветхих книг, совсем ненадолго переживших своих создателей и, так же, как и они, постепенно уходящих на вечный покой? Совсем нет.
Засмотревшись в потолок, она не заметила вошедшего в здание человека в капюшоне. Только услышав тяжёлые, но быстрые шаги, Николь обернулась. Конлей снял капюшон и окинул её взглядом.
«Опять поругался с кем-то на работе, чтобы прийти сюда», – догадалась девушка.
Конлей, вероятнее всего, предугадал её размышления.
–Начальство уже смирилось с тем, что отдавать задания по Архиву надо мне.
Николь грустно улыбнулась своему упрямому молодому человеку. Тот же, нахмурившись, положил на стол бумажку с именами, которым было суждено исчезнуть.
–Помочь найти, или сама справишься?
Через четверть часа стараниями Конлея и Николь на заднем дворе Архива лежала сравнительно небольшая кучка книг, большая часть которых была написана ещё до Купола. Николь удивляло, что их не уничтожили сразу после постройки. Очевидно, предавать огню культурные ценности прошлых веков изначально не входило в планы Правительства.
Конлей вылил на книги баночку какой-то жидкости, выданной ему на работе и посмотрел на Николь. Она вынула из кармашка красную зажигалку и протянула ему.
–Не боишься, что найдут? – обеспокоенно, но с небольшой улыбкой спросил Конлей.
–Нас здесь не осматривают. Всё лучше, чем держать её в квартире, за которой постоянно наблюдают.
–Никки, за квартирами Смотрителей не ведётся слежка. Её и за обычными гражданами редко устанавливают. Я тебе уже рассказывал.
–А ты уверен, что начальство и вам не врёт? – Николь спрашивала скорее с грустной усмешкой, чем всерьёз. – Уверен, что ради сохранения своей власти, они не пойдут на такое?
Конлей покачал головой и добавил:
– Но зато они слепо уверены в том, что могут полностью контролировать нас страхом, – он на долю секунды замолчал. – И не ошибаются.
Николь молча и с благоговением смотрела на него. Конлей щёлкнул зажигалкой и аккуратно поднёс язычок пламени к книгам.
Сначала огонь не занимался. Бумага лишь медленно тлела, обращаясь в пепел. Казалось, что поджечь книги зажигалкой – плохая затея. Но стоило Конлею прикоснуться огоньком к капле бензина, как вспыхнуло пламя.
–Не ошибаются лишь отчасти, – прошептал Конлей, отходя от горящих книг и приобнимая Николь сзади.
Он не видел её глаз, но не мог отбиться от мысли, насколько они сейчас красивы. В свете огня, отражая догорающую вечность.
Николь же с трепетом наблюдала за книгами, погибающими в пламени. Тогда её волновала отнюдь не их судьба. Не судьба погибающих вместе с ними идей и заветов прошлого. Её волновало, что на смену идеям и заветам этих книг не придёт ничего нового.
Новой и единственно возможной парадигмой мог быть только страх. Страх ради стабильности.
Огонь, пожирающий страницу за страницей, разгорался всё больше. Николь жалела книги, но воодушевление от вида пламени в такие моменты увлекало её куда больше. Она выросла с зажигалкой в руках и влюбилась в человека с огненными волосами. Кажется, сама судьба связала её со столь опасной стихией.
Когда жар стал обжигать бледную кожу, Николь повернулась к парню лицом и обняла в ответ.
***
Конлей вышел из здания Архива, громко захлопнув дверь. Он устал смотреть, как его близким причиняют боль. Давно устал.
Он знал, что книги были для Николь всем. После смерти обоих родителей литература стала для маленькой девочки, а позже и для взрослой девушки единственным способом понять себя, излить эмоции. Кажется, когда-то Никки даже пыталась писать свои небольшие рассказы. Правда, недолго. В любом случае она не показывала их Конлею. Вероятнее всего, они так же, как и всё творчество, созданное людьми, живущими под гнётом Купола, Норм и вечного опасения за себя и свой никчёмный быт, сгинули во времени.
Сейчас на бумаге издавались только приказы, вводящие очередные Нормы. Досье на людей, которым было уже всё равно.
Или на тех, кому наоборот было дело хоть до чего-то.
В голове Конлея снова всплыл образ вечно суетливого, но трепетного в делах Питера Мэтьюза.
Питера Мэтьюза, которого уже сегодня выселяют под солнце.
Тот постоянно рассказывал про Скарлет, суровую, но заботливую мать, неравнодушную жену. Сам Конлей не был знаком с ней лично. Впрочем, это всё равно никак не повлияло бы на исход того, что Питера поймали с чёртовой наркотой.
Мысли вновь одолевали его. Когда он уже поймёт, что сопротивляться бесполезно?
Конлей попросил Николь прийти на церемонию к Питеру. Сказал, что тот его друг. Но не упомянул ни того, чем они с ним занимались. Ни того, что убил его жену. Он постоянно скрывал от своей девушки подобную информацию. Не хотел, чтобы лишний раз нервничала из-за правды…
Нервничала?
Эта правда была вполне способна сломать судьбу не только ей. Конлей знал, что скрывалось под спокойной наружностью Николь, и что она могла сделать, узнав эту самую правду.
Но так ведь не может продолжаться вечно?
Конлей стоял на пороге церквушки, которую они с подельниками обычно возвышенно называли храмом. Вздохнул, предчувствуя очередной невесёлый разговор. Снял капюшон. Открыл дверь и тихо вошёл, не нарушая постоянства тишины.
***
Раньше ей никогда не доводилось присутствовать на церемонии суда. Войдя в здание, она удивилась равнодушию, написанному на лице присутствующих здесь наблюдателей. Даже судья, сидящий за столом чуть поодаль них, отличался разве что взглядом, устремлённым в досье, лежащее сейчас перед ним, а не в осознанное никуда.
В голове Николь пробежала мысль, что на деле в откровенном равнодушии наблюдателей было всё же на толику больше смысла, чем в попытках судьи проявить нечто противоположное.
Она села на свободное место. Через минуту двое охранников ввели в зал подсудимого. Хотя, вряд ли ему подходила такая характеристика. Николь попыталась подобрать верный эпитет. Обречённый?
