скачать книгу бесплатно
– Агась, – подтвердил Василий. – У тебя в парадняке тоже, поди, не духами пахнет.
– И то верно, – согласился прапорщик.
Поднявшись на несколько ступенек, они остановились перед обитой жестью дверью губинской квартиры.
– Давай звони. – Семен по привычке отступил на полшага за спину Василия.
Губин медлил, собираясь с духом.
– Да звони ты, блин, – подтолкнул его прапорщик, чувствуя, что еще немного – и ему расхочется входить в эту чертову хату.
– Щас! Не гони! – огрызнулся сантехник, поднял заметно дрожавшую руку и надавил на кнопку звонка.
Квартира молчала.
Выждав немного, Губин позвонил снова.
За дверью не было слышно ни звука.
– Вдруг ушел? – с надеждой спросил Василий.
– Погоди, – ответил прапорщик, испытывая всё большее желание повернуться и топать назад. – Ты, когда уходил, дверь сам запирал?
– Сам, – неуверенно промямлил сантехник.
– Ну, тогда давай открывай. Чего стоять-то? – Семен Тюлькин с кривой ухмылкой поглядел на него.
Василий пошарил в карманах и вытащил ключ.
– Может, еще позвонить?
– Ты лучше ногой вдарь, – съязвил прапорщик. – А я пока за кувалдой сгоняю.
Губин шмыгнул носом, воткнул ключ, повернул его и осторожно потянул за дверную ручку.
Дверь скрипнула, открыв проход в темную прихожую, где под потолком висела незажженная лампочка, а в глубине проглядывалась вешалка и старая куртка, висящая на ней.
– Твои шмотки? – тихо спросил Семен у сантехника.
Василий молча кивнул.
– Э-э-эй!.. Есть кто-нибудь? – Тюлькин нервно облизнул губы.
Никто не отозвался.
Помедлив, Семен сделал шаг, отстранил плечом сантехника и, стараясь не выказать робости, шагнул в прихожую. Он быстро нащупал на стене выключатель и резко шлепнул по нему ладонью.
Зажегся свет.
В прихожей никого не было.
Прапорщик медленно приблизился к двери в туалет, распахнул ее, и заглянул внутрь.
Туалет был пуст.
Обследовав кухню и комнату (тоже пустые), Семен Тюлькин обратился к сантехнику Губину, всё еще не рискнувшему переступить порог собственного жилища.
– Архангел, говоришь, – улыбнулся он. – Нету его, Вася. Улетел твой архангел. Тю-тю.
Василий вошел, держась поближе к стене. Прапорщик Тюлькин смотрел на него с сочувствием.
– Потерял ангелочка, Васенька? Может, он под тахту залез? Или в шкаф сныкался? Ты поди, проверь.
Губин молча направился в комнату, задел дверной косяк, мотнул головой, а потом…
Потом прапорщик Семен Тюлькин увидел вот что.
Увидел он, как у Васьки Губина, старого знакомца его Васьки Губина, поехала крыша.
Ошизел, тронулся, долбанулся Васька Губин в момент.
Стоял этот дурень в дверях своей комнатухи, низко кланяясь пустой бутылке, торчавшей посреди стола.
– Гаврюша, – сказал он, – так ты здесь?
Бутылка, натурально, ничего не ответила, а Васька продолжал молоть языком.
– Задержался я малость, Гаврюша, не серчай. Зато вот пожрать принес. Ты ведь и сам тоже не евши.
И трясся, гад, как поросячий хвост. Щелкал зубами – и молол, молол.
– Пройду, Гаврюша, сейчас пройду… Да нет, ты сиди, мне стул без надобности. Я счас колбаски нарежу, килечку открою.
Затем начал, обалдуй, колбасу из пакета тягать, банку с кильками, буханку хлеба достал, уронил на пол, задергался, схватил одной рукой, а другой бутылку вытащил. И всё – на стол. Затем повернулся к Семену и стал в него пальцем тыкать.
– Познакомься, – говорит бутылке. – Это друг мой, Сеней зовут. Ты не смотри, что в форме. Он добрый. Он тебе праведника враз найдет. Он кого хошь найдет… Правда, Сеня?
Не по себе стало Семену Тюлькину. Захотел он врезать дураку, чтобы в чувство его привести, да пожалел. А тот всё кивает. Но уже не пустой бутылке, а через нее – стулу, что возле стола стоит.
– Отыщем, Гаврюша, праведника, – говорит. – Не боись, непременно отыщем. И трубу твою починим. Всё сделаем.
Тут пришла Семену в голову мысль, что косит Васька Губин под шизика – чтобы самому бутылку оприходовать, чтобы с ним не делиться. Хочет психом прикинуться и выпроводить его.
Не снес такого жлобства Семен Тюлькин. Плюнул в угол, развернулся и потопал к дверям.
А этот жлобина выскочил за ним в прихожую и заверещал: «Куда же ты, Сеня? Посидим, поговорим. Вон и Гаврюша тебе рад. Познакомился бы хоть с Гаврилой».
Обернулся прапорщик и увидел, что глаза у Василия под лоб закатываются и ручонки трясутся. Вот-вот пена изо рта полезет.
Все ясно стало Семену Тюлькину.
– Наширялся-таки, козел! – крикнул он дружку своему Василию. – Я тебя, засранца, сразу просек… Ну, погоди, придешь ты еще ко мне, я тебе покажу архангелов!
Натянул Семен фуражку по самые уши, сплюнул еще раз на Васькин пол и вышел за порог, хлопнув дверью.
* * *
В квартире Василия Губина наступила тишина. Хозяин стоял посреди комнаты в пятнадцать квадратных метров, опустив руки и не смея пошевелиться. Круглый стол перед ним ломился от яств. Лежала там колбаса «Докторская» на серой бумажке, три плавленых сырка, банка кильки пряного посола, банка салата «Краснодарский», хлеб лежал, бутылка стояла, желтой пробкой завинченная. Рядом еще одна бутылка была. Правда, пустая.
Но не радовал Василия тот стол. Потому как по другую сторону сидел, уставившись на сантехника, человек в балахоне. И страшен был лик его.
Гадал Василий, понурив голову: прямо ли сейчас впечатают его в стенку, или обождут малость, поизгаляются.
«Хорошо еще в стенку, а то ведь и прикокошить может, – горестно думал Василий. – Ему, поди, человечка пришить – раз плюнуть. Пальцем шевельнет, и готов».
Представил себя Василий Губин лежащим на грязном полу – тощим, бледным, не выпившим ни глотка, не закусившим килечкой. А до стола-то было рукой подать.
И печаль окутала душу сантехника.
– Значит, праведника ты привел, Вася? – услышал он голос архангела.
Но не басил тот, нет. И в голосе его не расслышал Губин угрозы. И злобы никакой не расслышал. Даже какая-то веселость в нем прозвучала.
Поднял Василий голову и увидел на лице архангеловом улыбку.
Улыбался старикан в балахоне, улыбался.
И понял Василий Губин, что убивать его сейчас не станут.
– Гаврюша, – выдавил он повинным голосом. – Прости! Ну, прости гада. Перетрухал я… Ну, сам посуди… Но я ж ничего. Я ж только…
– Погулять вышел, – перебил его архангел, ехидничая.
Губин тоже попробовал улыбнуться. Улыбочка, правда, вышла кривенькая.
– Ты бы сбегал, дружка-то своего вернул, – продолжил архангел. – Нехорошо одному трапезничать.
– Дык, мы это… Мы с тобой вдвоем посидим. Нам и вдвоем неплохо, – отозвался Василий. – А Семен, он чего? Он просто так зашел, для поддержки штанов. Один-то я идти побоялся, напугал ты меня утром, Гаврюша. Я спросыпу очухаться не успел, а тут… Давай вот лучше глотнем чуток, колбаской закусим, я еще кильку открою.
Гавриил ничего не ответил, поднялся и подвинул стул.
– Садись, ешь.
– А ты?
– Ешь, ешь, – повторил архангел. – Голоден, поди.
Не стал возражать Василий, тут же слетал на кухню, отыскал консервный нож, пару вилок, другой нож прихватил, два стакана, вернулся в комнату, открыл, суетясь, банку салата, банку кильки, накромсал хлеба толстыми ломтями и колбаски порезал.
– Всё, – сказал он. – Присаживайся, Гаврюша. Хочешь – на стул, а хочешь – на койку садись, я к ней стол придвину.
Архангел помедлил и сел на тахту. Губин придвинул поближе к нему круглый стол с мятой скатеркой, сам устроился напротив.
– Ну, давай чуток, для разгону! – Он лихо отвернул блестящую пробку и налил в каждый стакан грамм по сто, ибо не хотел выглядеть алкашом перед духовным лицом.
– Со свиданьицем, значит!
Гавриил покосился на водку, однако прикасаться к стакану не стал.
Василий подозревал, что тот может оказаться непьющим. Но уж больно хотелось ублажить гостя. Душевный ведь оказался мужик. Запросто мог по стенке размазать, а не размазал. И даже к столу присел – не побрезговал.
– Совсем, что ли, не пьешь, Гаврюша? – спросил он.
Архангел опять посуровел и посмотрел на него не то чтоб с осуждением, а скорее, с какой-то жалостью.
Губин сообразил, что более приставать не надо. Мигом оприходовал стакан, крякнул, ухватил пальцами кильку из банки и закусил. Отправил в рот еще пару килек, взял кусок хлеба, положил на него шмат колбасы, быстро сжевал. После чего, не удержавшись, – еще три ломтя «Докторской».
– Сам-то возьмешь хоть малость? – посмотрел он на Гавриила. – Что ж я один? Неудобно как-то, Гаврюша.
– Обо мне не печалься, – произнес архангел ровным голосом. – Вкушай хлеб свой.
Поняв намек, Василий отодвинул стакан, бумажку с колбасой, выбрал кусок хлеба потолще, и принялся его жевать.
Какое-то время царило молчание, нарушаемое только чавканьем Губина. Плохо шел хлебушек всухомятку.
Архангел сидел с закрытыми глазами и казался отрешенным.
Посчитав, что хлеба он вкусил достаточно, Василий тихонько взял со стола бутылку, налил полстакана и заглотнул под килечку.
Приняв свое (пусть и без смака, и в одиночестве), Губин сметал почти всю банку салата «Краснодарский», доел колбасу (один кусок на бумажке оставил, чтоб совсем уж не выглядеть жадюгой), затем плеснул из бутылки остаток и уговорил злодейку.
И надо сказать, сильно полегчало Василию. Разлилось по жилам тепло, остатки тумана в голове рассеялись, а день, начавшийся с кошмара и потрясения, на поверку оказался не таким уж страшным.
Губин сидел на хлипком стуле, смотрел на Гаврюху-архангела и думал, о чем бы таком поговорить с гостем. А что тот не принял ни грамма, так, стало быть, не положено у них там водочкой баловаться. Или вообще – сухой закон. Очень даже может быть. А касаемо еды – кто их знает? Может, и не едят они ничего, святым духом питаются. Тоже ведь запросто.
Кашлянул он в кулачок, покосился на Гавриила и, когда тот глаза открыл, вежливо спросил:
– А как у вас там с питаньем, Гаврюша?
Отвечать ему архангел не стал. Однако и недовольства в лице не было.
Посидели они, помолчали, и решил Василий, что самое время выяснить насчет Страшного суда, о котором упоминал Гавриил.
В том, что перед ним архангел, сантехник уже почти не сомневался. Ну, разве что самую малость. А коли так, то не мешало бы расспросить о деталях.
Предстоящего суда (если такой и впрямь состоится) Василий не слишком боялся, поскольку был фаталистом и жил по принципу «чему быть – того не миновать». К тому же, как сказал архангел, судить будут всех, и это позволяло надеяться, что до него, Губина, очередь дойдет не скоро. А если начнут с главных шишек, то и подавно. Их одних трясти – на полвека хватит.
Впрочем, могли ведь начать и с другого конца.