скачать книгу бесплатно
– Почему в одном? Могли разделить и, каждый теперича за свою долю трясется пади,– возразил Леонид Анатольевич, начиная проникаться важностью поставленной перед ним задачи.
– Не-е-е-ет. Тут ведь как. Когда добыча не поделена, так и не потратит ни кто, а значит не спалится. Соблазна меньше, стало быть. Думаю, что понимать они это должны. У каждого ведь ручонки зудят и жизнью зажить красивой не терпится. Только понимают, что сейчас особенно бдительно отслеживаются солидные покупатели и происхождение средств, при оплате дорогостоящих покупок. Тут и секретные сотрудники задействованы и в кассы номера купюр разосланы. Конечно, все номера мы не знаем, но какое-то количество знаем. А они тоже про это знают. Значит, сидеть будут теперь тихо, как мыши под метлой. Профессионалы ведь. Вон как грамотно все обставили. Да расторопные какие. Воевавшие явно. Проверяем мы всех таких, но пока результат нулевой.
– Да я че? Да ради Бога. Только как пособлю-то, в толк никак взять не могу? Ну, мысли слышу, так ведь только когда совсем рядом человек. А в двух шагах уже ничего не слыхать. Нето и спать бы, наверное, не смог. Соседи вон у меня шумные, парни молодые, допоздна бывает гулеванят. А ежели бы еще и мысли ихние через стену слышал, не дай Бог…
– Помочь вы можете вот чем, для ускорения следствия. Мы ведь сейчас множество людей проверяем и время тратим на эти проверки массу. Нужно ведь проверять незаметно, чтобы не спугнуть этого фигуранта, коль он из ЭТИХ. А с вами мы бы ускорились просто на порядок. Дадим вам списочек с адресами, проедетесь, пообщаетесь и галочки проставите. А на преступнике, коль обнаружите, крестик напротив фамилии и все,– Варфоломей Виленович, растекся в самой обаятельнейшей из своих улыбок, как он думал, оскалившись вампиром зубными протезами. Взглянувший на него Леонид Анатольевич вздрогнул и спросил:
– А на работе я чего скажу? Коль вы меня дергать станете. Отпрашиваться? Так не пустят. Уволят к едреней фене. Зачем им такой сторож нужен, который гуляет, когда ему вздумается?
– Это мы договоримся. С начальством вашим. Отпуск вам выхлопочем внеочередной, оплаченный на месяц-другой, пока следствие идет. Переведем им деньги от МВД в бухгалтерию, чтобы не кочевряжились. Директора за шкирку прихватим. С этой стороны не беспокойтесь.
– Ага, а потом мне там как работать? Шипеть станут за спиной, что сексот. Вы мне лучше больничный сделайте, будто захворал я. Язва там или сломал будто чего. На месячишко. А там поглядим. Может, и выловите вы к тому времени разбойничков-то,– предложил Леонид Анатольевич, сокрушенно вздыхая.
– Хорошо. Больничный еще и лучше. Как я сам не додумался? Да у вас светлая голова, Леонид Анатольевич, а впечатление первичное производите простеца. Вы уж простите меня великодушно, что давеча подумал о вас не совсем деликатно.
– Да че там. Я уж привыкши. За столь-то лет. Не вы один лаетесь мысленно. Каждый второй, не считая первого. По первости бывало и в рыло бил. А потом смирился, остепенился и ежели слышу лай, так в ответ улыбаюсь. Они и утихают,– "Че, мол, с малохольного взять".
– А мне чего же на "лай" не улыбнулся, Леонид Анатольевич? Смотрю, уже и кулаки на стол выложил. Ну, думаю…– подмигнул лукаво Варфоломей Виленович.
– Да день с утра не задался чей-то. Моя-то велела в сберкассу забежать и счета оплатить коммунальные, а я в автобусе сумку забыл. Главное дело выскочил, сразу и спохватился. Мотор поймал и через остановку догнал. Только уж где там… Тю-тю. Теперича и дома скандал ожидает, а тут вы "идиот, дебил". Вот и осерчал малеха,– махнул рукой Леонид Анатольевич и пригорюнился.
– И сколько в деньгах ущерб?– посочувствовал Варфоломей Виленович.
– Пять тысяч рублей сперли и квитанции – главное дело,– вздохнул Леонид Анатольевич.
– А вот тут я вам могу посодействовать,– расплылся в улыбке Варфоломей Виленович.– Сейчас, через интернет все можно оплатить и квитанции распечатать. Адресок ваш давайте,– Варфоломей Виленович застрекотал по клавишам, вводя данные и, через пять минут из принтера выползли оплаченные квитанции.
– Это я со своего электронного кошелька проплатил, будете должны и отдадите, когда премию три миллиона валютой получите,– хлопнул он по-приятельски по плечу Леонида Анатольевича.– А теперь предлагаю закрепить наше будущее сотрудничество тандемное, походом в какую-нибудь кафешку. Я проставляюсь, в виду отсутствия у вас наличных. Дерябнем по кружечке пивка. Я знаю, тут неподалеку погребок есть уютный.
– А че. Пошли, дерябнем,– не стал привередничать Леонид Анатольевич и через полчаса они уже сидели в подвальчике, за столиком с пивными кружками и, отбросив официоз, именовали друг друга запросто Варфоломеем и Леонидом.
Глава 2
Пашка Васильев известный в определенных кругах, близких ему по мировоззрению людей, под позывным Кикс, проснулся необычно рано. В девять утра. От грохота перфоратора. Соседи сверху затеяли ремонт, наняли бригаду смуглолицую и рабочая смена у них началась.
– Козлы винторогие,– проворчал Пашка, поняв, что выспаться сегодня ему не удастся. В постель он упал далеко после полуночи и не потому, что принадлежал к категории сограждан, именуемых "совами", а просто работа у Пашки такая. Сутки через трое. Маркером Пашка в биллиардном клубе трудится. Отсюда и погоняло такое специфическое. Оно вообще-то Пашке самому-то не особенно нравится, так как любой бильярдист, знакомый с терминологией в этом виде человеческой деятельности, знает, что Кикс – это хреновый удар, подлежащий штрафу. Двойной удар, когда кий, попав по шару, успевает, сопровождая, добавить еще один и выдает характерный звук деревянный и для уха профессионального оскорбительный. Ни кто от этой ошибки не застрахован, даже опытные мастера случается, что киксуют, ну а у новичков это дело обыкновенное и они великодушно киксы друг другу прощают, тем более, что после такого удара шар катится, не туда куда хотелось, а куда попало. Уже наказан человек и чего еще его гнобить? Но кикс – это признак непрофессионализма и преодолеть этот начальный, киксовый период, разным любителям биллиардного спорта удается по-разному. Кто-то быстро учится бить правильно, а кто-то киксует всю жизнь. Пашка изживал из себя киксы так долго, что успел кликуху получить за это. Бильярдом он увлекся давно, лет десять назад и подсел на него, как на наркотики. Благоприятствовали этому увлечению и обстоятельства по жизни складывающиеся. У одноклассника – Мишки Коняева предок клуб раскрутил, на пару десятков столов размахнувшись и, разрешал им, тогда еще школьникам, катать шары на пустующих столах, сколько влезет, без оплаты. Надеялся предок, таким образом, отпрыска своего хоть чем-то увлечь и от уличной, экстремальной жизни оторвать. Ну, а Пашка вертелся рядом в качестве спарринг-партнера. В результате он-то и зафанател и даже Киксом стал, а Мишка напротив этот биллиард буквально возненавидел и при первой же подвернувшейся возможности, в жизнь экстремальную свалил, прямо из-под бдительного отчего ока. Тот и мигнуть не успел, глядь, а отпрыск уже на скамейку штрафную присел, в простонародье подсудимой именуемую и из-за прутьев на него виновато прижмурился. Корячилось Мишке лет десять от правосудия, но тут папаша раскошелился на адвокатов и судейских, не стал жмотничать и получил подсудимый Коняев по минимуму – пятеру. Так что пока Пашка шлифовал свое мастерство у стола бильярдного, Мишка валил лес где-то в Мордовии. Вернулся в этом году, возмужавший, с фиксами и погремухой уголовной – Конь. Отец Коня-Мишки попытался привлечь наследника и использовать в семейном бизнесе, тем более что разворотистым оказался Савелий Михайлович и успел за эти пять лет, пока сынуля пилой ширкал, открыть еще пару клубов, но… Отпрыск фиксами сверкнул и заявил, что "шары катать" не его призвание.
– И чего тогда тебе, гаденышу, от жизни этой надо?– осерчал Савелий Михайлович, принявший по случаю возвращения сына двести грамм горячительных и поэтому слов не выбирающий.
– Бабла и побольше,– откровенно признался отпрыск и весело заржал прямо в выпученные изумленно глаза папаши.
– И где ты его собрался нарубить, сукин сын, побольше?– завелся отец.
– Есть такие места,– авторитетно заявил Конь.– Там его валом. А с кием вон пусть Кикс вокруг столов прогибается. Ему это в кайф. Без обид, Паш?– Пашка, присутствующий на праздничном банкете, на правах школьного приятеля, пожал плечами: – Какие обиды, да в кайф,– а Савелий Михайлович, рюмку коньяка очередную маханув, чтобы слова сына переварить и осмыслить, кулаком по столу хряпнул и выдал заключительное родительское резюме-благословление:
– Попадешься, если в этих местах опять, то хрен тебе, а не адвоката. Пальцем не шевельну и копейки ломаной не потрачу, чтобы тебя – гаденыша вытащить с кичи. Так и знай. Живи, а я погляжу, долго ли на воле, щенок, продержишься.
– Ни че. Обойдусь, батя. Ты только малеха сейчас подмогни, пока раскручусь. Я на шее твоей сидеть не собираюсь и на счет кичи не боись. На парашу я и сам не хочу. Займусь бизнесом бескриминальным.
– Каким это?– чуть не подавился грибом маринованным Савелий Михайлович.
– Закорешился я, батя, на зоне с челом одним. Перец резкий. Откинулись, опять же, одновременно. Так вот он тему хлебную предлагает замутить. Называется бизнес – Экстрим-досуг.
– Что же он на нары тогда присел, если "резкий перец"?– не удержался, съязвил Савелий Михайлович.
– На старуху-проруха, батя. Сел, потому что партнер по бизнесу подставил. Иуда рядом оказался. Никто не застрахован. Думаешь, у тебя рядом Иуды нет?
– Есть,– вынужден был согласиться Савелий Михайлович, взглянув на сына.
– Ну, вот,– расплылся в улыбке самодовольной Конь. Если судить по ней, бездумной, то жизнь дальнейшая на воле, виделась ему исключительно в розовых тонах с золотистыми оттенками.
– И что это за бизнес-экстрим такой, в котором лопатой бабло гребут? Позволь полюбопытствовать? Может, чего со стороны подскажу,– перевел разговор в иную плоскость старший Коняев.
– Не, батя. В этом бизнесе ты не советчик. Экстрим-досуг это…– Конь поскреб нос, размышляя как-бы это подоходчивее, в тупые мозги отцовские выдать информацию и чтобы самому свои особенно при этом не напрягать.– Фильм тут по ящику недавно гнали, примерно на эту тему. Там, по сюжету, новым буржуям нашим предложили отдохнуть пару недель в лагере. В зоне, со всеми прибамбасами. В концлагере. Ну, охрана с винтарями, как положено. Овчарки, вышки караульные. Не смотрели?
– Видел я. И что?– застекленел глазами Савелий Михайлович.– Вы тоже концлагеря такие хотите открыть? Так там фильм вспомни, чем закончился для организаторов. В цистерну их с кислотой макнули. Трупы.
– Не, концлагеря мы открывать не будем. Западло. Но идея экстрима-досуга именно такая. Клиент-буржуй, зажратый, платит и получает что-то вот такое экстремальное. В компании бомжей, например, может отдохнуть дней десять или этих… клошаров в Париже каком-нибудь задрипанном. Или в банде уличной где-нибудь в зачуханном Чикаго оттянется. Ну, а мы обеспечим внедрение, доставку и возврат. Договоримся, где надо, отмажем если что. Вот это бизнес. Не то, что шары ваши – свояк, чужак, блин.
– Ты думаешь, что найдутся придурки, которые в банды эти и к бомжам вшивым отдыхать побегут?– с сомнением покачал головой Коняев старший.
– Ого-го. Еще и очередь будет на полгода. Жизнь-то у бизнесменов пресная, скучная. Вот у тебя, батя, что за жизнь? Что ты видишь в ней кроме бильярдных? Ты где в отпуске был?
– Где, в Египте. Пирамиды посетил,– буркнул Савелий Михайлович.
– И что? Отдохнул?– подмигнул ему сын.
– А ты глазами не семафорь… Отдохнул и мать отдохнула. Вернулись, загоревши… И видели много чего интересного. Пирамиды, сфинксы эти… Море там, в Египете есть. Теплое. А ты чего советуешь? Чтобы я в драных портках бутылки по урнам собирал и от ментов по подвалам и чердакам прятался? Ни хрена себе отпуск.
– Зато после такого отпуска в Аду, батя, тебе твоя жизнь занудная Раем покажется. Восприятие усилится. Мне это все психологически кореш разжевал. Его Толяном – Анатолием кличут. Даже у Пушкина про это стишок есть. Я наизусть запомнил.– "Все, все, что гибелью грозит. Для сердца смертного таит неизъяснимо наслажденье. Бессмертья может быть залог. И счастлив тот, кто средь волнений их обретать и ведать мог!".– Во как! "Неизъяснимо наслажденье". Удовольствие, значит. А за удовольствие нужно платить. А мы предоставим – Бизнес такой.
– Ну-ну,– хмыкнул Савелий Михайлович.– Ветер вам в задницу. От меня-то чего хочешь? Денег? Сколько?
– Совсем не много, пару кусков баксов, пока прибыль начнется. Я верну. В долг дай.
– Да мне две эти тысячи не жалко, хоть и не возвращай,– махнул рукой Савелий Михайлович, зацепив ей попутно коньячную бутылку.– Только не верю я в твой этот бизнес, и кончится у тебя все опять хреново. Есть у меня такое предчувствие. Кинет тебя твой партнер Толян или лягавые на нары пристроят, в конце-концов. Вы же с этим экстримом все время Закон пинать будете. Ох, посодют тебя опять, сынок, чует мое сердце.
– Не посодют. И пинать Закон мы не будем. Все в Законе замостырим. Адвокатов наймем, чтобы параграфы обсасывали,– самоуверенно заявил Конь, чокаясь с отцом.
– Ой дура-а-ак,– схватился тот за голову.– Куда лезешь? Сидел бы в клубе спокойно, в семейном деле и жил спокойно. Те же две тысячи баксов буду платить. Какой тебе нахрен еще экстрим нужен? Ты понимаешь, что такой бизнес сволочной, как ваш, чтобы раскрутить, сколько бабла нужно заслать сразу? А ты две всего просишь. Значит, на десятых ролях будешь при этом Толяне. Если бы ты сто или двести попросил, то я бы хоть и не дал бы, но может быть поверил, что там тебя серьезным партнером хотят видеть. А ты будешь затычкой и на побегушках. И эх!– Савелий Михайлович маханул стопарь и яростно захрустел огурцом.
– А я и не рвусь на первые роли,– нисколько не смутился отпрыск, маханув следом за ним рюмку коньяка и сунув в рот дольку лимона, продолжил, кривясь.– Мне Толян обязан. Я его от пики в зоне прикрыл. Он пообещал в долю взять. Десять процентов от прибыли. Пахать придется, как папа этот Карла, но зато жизнь не скучная. А не понравится если, то плюну, да уйду. Делов-то.
– Смотри, сын,– вздохнул Савелий Михайлович, поняв, что все его аргументы отскочили, от непробиваемого отпрыска, горохом.– Плюнуть если надумаешь, то приходи в клуб. Приму, куда денусь, но не жалобись тогда. Я предупреждал.
– Все пучком будет, батя,– расплылся в хмельной улыбке Конь и хлопнув по спине, молча слушающего их беседу Пашку, предложил ему:
– Давай, Кикс, и ты со мной. Что за жизнь у тебя? Серая ведь?
– Но, но…– приподнялся на стуле старший Коняев.– Ты мне это оставь. Парень на своем месте. Штуку баксов имеет, а я еще ему пару сотен теперь добавлю для стимула, чтобы тебя охламона не слушал. Пошли его, Пашуня, нахер с его экстримом.
– Пошел, Мишка, нахер,– послушно выполнил указание работодателя Пашка. Парнем он вообще был покладистым и конфликтов избегал.
– Го-го-го!– заржали в две глотки Коняевы отец и сын.
С Толяном – корешем зоновским, Конь впоследствии Кикса познакомил. Привел в клуб и попросил "поучить малеха шары катать". Толян, мелкий, но вертлявый как крысеныш, не понравился Киксу с первого взгляда. Глаза его прищуренные, шныряющие по сторонам и ладонь потная. Однако язык у "крысеныша" подвешен был как надо и тарахтел он им, не умолкая так ловко, что после первых двух часов "мастер-класса" Пашка мнение первоначальное слегка откорректировал, приподняв планку рейтинга кореша Коня. А жизнью потасканный Толян, заливался соловьем, тем более что слушатель ему попался подходящий. Немногословный, слушающий, открыв рот и в споры не лезущий. А Пашка, сразу поняв, что из Толяна бильярдист может получится, как из дерьма пуля, показал ему, как следует держать кий правильно и выставив пирамиду из шаров, разбив, объяснил кратко основные правила игры в "Американку" и на этом посчитав, что достаточно преподал для первого раза, слушал молча зоновские побасенки, вежливо кивая и хмыкая. Жизнь за колючкой для него, там не побывавшего, была чем-то экзотическим и настолько отдаленной, как на другой планете, что он и не лез с репликами, хоть и понимал, что брешет Толян наверняка через слово.
– Да, братан, зона – школа жизни. Кто ее не топтал, тот и жизни не знает. А какие люди там сидят. Лучшие. Золотой фонд нации,– Толян прицелился и, мазнув по шару, вышвырнул его за борт. Пашка тормознув шар катящийся ногой, вернул его на поле и впервые усомнился в словах собеседника:
– Так уж и…
– Не веришь? Сам прикинь хер к носу. Кто сидельцы эти? Те, кому рамки общедозволенные тесны. Те, кто страх в себе задавил перед карательными всякими структурами. Человеки с большой буквы. Люди, которые нашли в себе силы преодолеть рабство быдлячье. И не просто задавить в себе раба этого поганого, но делом подтвердившие, что они не быдло, мужичье безропотное. Скотина серая. Такие дела люди проворачивали, тебе и не снилось, Кикс. И дело не в бабках. Понимаешь? Дело в том, что человек себя при этом выше рамок ощущает. Ему их начертили и чтобы не убег, всякие хитрые хреновины замостырили. Капканы – одним словом. Как волков флажками. А он все их обошел и смеется над вертухаями. Понимаешь?
– Так не обошел же. Попался, раз в зоне. Те, кто обошел, те на воле смеяться должны,– опять не удержался и возразил Пашка.
– Правильно. Соображаешь. Только эти-то вертухаи все новые и новые изощренные капканы выдумывают на нашего брата, вот и влетаем, чтобы ума набраться. Зато потом хрен им по рылу, а мы живем на воле и потешаемся над узколобыми. А от жизни берем все, что хотим и еще всемяро. Скажи, Конь.
– В натуре, братан. Ты, Кикс, зону не топтал. А там щементом понимание нужное получаешь. Помнишь у Достоевского про "тварь дрожащую" и "право имеющих"? Мы – право имеющие. А люди, брат, как ни крути – это травоядные в своей массе и хищники. Волки и овцы. Это всегда так было. Выбирай сам кем быть. Овцой трясущейся или волчарой, право имеющей у овцы этой скелет от мяса очистить,– выдал тут же реплику тот, сверкая фиксами.
– Что-то выбор у тебя того… Без разнообразия.– Скривился Пашка, которому, конечно же, овцой быть не хотелось, но и волчарой кровожадной как-то тоже. Он всегда предполагал, что есть еще варианты, кроме этих двух крайностей.
– Какое тебе еще разнообразие нахрен нужно? Все ясно, как у негра в заднице. Или ты стрижешь баранов, или тебя, как барана имеют. Только быдло слов всяких разных себе в утешение понапридумывало, чтобы не стремно было. Любовь там к Родине. Долг. Семья. И прочая хрень вроде бога, который все видит и за грехи в Ад сунет после смерти. Ха. Блевотина это все, Кикс. Поверь на слово. Я уже кой-чего видел,– завелся Конь.
– И Бог – блевотина?– спросил Пашка, который откликнувшись на веяния времени, носил крестик на шее и заходил раз в год в храмы свечку поставить.
– Причем самая блевотная. Разводят лохов попы уже две тысячи лет на этой баланде и стригут баранов. Вот как их называют? Пастыри божии. Пастухи, если проще. А паству они свою как называют? Овцами и называют. Баранами в общем. Что не так скажешь?
– Называют так, но не оскорбительно и насильно никого не волокут к себе и не стригут силой тоже. Пожертвуешь если сам или за услугу им заплатишь. Венчание там, к примеру,– возразил Пашка.
– Ты что верующий что ли?– вытаращился на него Конь.– Ну, бли-и-и-и-н. Никогда бы на тебя, братан, не подумал такое. Что попадешься на этот лохотрон. Ну, ничего. Жизнь ума добавит, а я рядом всегда и займусь тобой, век воли не видать. Дурь эту из тебя как-нибудь вытрясем.
– А если я не хочу трястись?– окрысился Пашка, которому не нравилось, что его выставляют лохом.
– Ты в ослепление. Потому что вера эта, как норкота. А мы трясти и не будем. Тебя жизнь встряхнет. Тогда побежишь к своему богу, а Он тебе фигу под нос, а не помощь.
– Почему фигу? Может, как раз не фигу, а помощь получу,– уперся Пашка.
– Закатай губищу, братан. Нет никакого бога, я точно знаю. Выдумки попов хитрозадых он.
– Как это ты выяснил?– удивился Пашка.
– Да проще простого. Любой может в момент выяснить. Попы что про него говорят? Что Всемогущий и Вездесущий. Правильно?
– Ну, говорят. И что?– согласился Пашка.
– Значит, если он есть, то сейчас нас слышит. Правильно?
– Ну, наверное,– вынужден был согласиться Пашка.
– Слышит, значит и все при этом может. Вот и проверяем. Эй, Бог!– рявкнул, задрав подбородок в потолок Конь.– Накрой-ка на стол чего-нибудь пожрать и деньжат подсыпь лимонов десять баксов,– выкрикнув пожелание, Конь уперся в биллиардный стол руками и, подождав минуту, торжествующе взглянул на Пашку.
– Ну, что? Где жратва и бабло? Потому что нет никакого бога, поэтому и не может он ничего. Доказал я тебе?
– Ничего ты не доказал,– буркнул Пашка.– Бог что, обязан перед тобой шестерить? Западло ему может? А? Вот ты если вон Толяна попросишь стол хавкой завалить и денег тебе сколько нибудь отстегнуть, а он тебя нахрен пошлет, то его что тоже тогда нет?
– Тебя, я смотрю, на кривой козе не объедешь, братан,– удивился Конь, почесав лоб.– Уел. Бог, конечно, шестерить не станет, если он есть. Тут ты прав. Так что он молчит тогда? Вон, если я чего у Толяна спрашиваю, так он отвечает, потому что есть он. А этот молчит, как рыба. Короче, нет его и закрыли тему.
– Это у тебя Его еще нет. А у меня уже есть,– буркнул в ответ Пашка.
– Ладно, не дуйся. Фигня все это, Паш. Есть, нет. Мы-то есть точно? И дружбаны? Значит, жить должны дружно. Ставь пирамиду, сейчас я тебе задницу надеру. Вспомню, где лузы. Фору хочешь два шара? Ставлю стольник, что раскатаю,– свел на шутки-прибаутки полемику религиозную Конь и весело заржал, заставляя задуматься о том, что погоняло ему навесили в зоне не только за фамилию.
Партию, разумеется, Конь выиграть не смог. Раскатал его Пашка с кия, даже и фора не потребовалась, в сухую и стодолларовую бумажку из рук приятеля забирая, поинтересовался:
– Как бизнес ваш?
– Нормально, Кикс. Ты, я смотрю, наблатыкался за пять лет прошедших. Впору мне у тебя просить фору шаров пять,– фразу последнюю произнес Конь явно для ушей Толяна, намекая на то, что было время, когда Кикс у него фору выпрашивал. Пашка промолчал, хмыкнув не определенно. Случаев он таких припомнить не мог и отнесся к словам приятеля, как любой профессионал в чем либо, к словам дилетанта – снисходительно.
– А бизнес – хоккей. Сейчас таких заказчиков денежных цапанули… Бабла, как у дурака махорки,– подмигнул Конь Толяну и тот расплылся в улыбке, прищурив крысиные глазки.
– Зря ты к нам не хочешь, брателло. Усохнешь тут. Молодость пройдет, вспомнить нечего будет. Загнешься, а бог твой тебя спросит типа,– "Ну че, Паша, чем занимался всю жизнь?" Что ответишь тогда? Я шары всю жизнь катал? А он тебе,– "Дурилка ты картонная, жизнь профукал, а ведь были рядом умные люди, советы давали, варианты интересные предлагали",– Что ответишь?
– А чего отвечать? Жил и жил. Никому не гадил,– пожал плечами Пашка.– И не только по шарам стучал, а кое-что еще делал. Я, пока ты в зоне парился, в армию успел сбегать. Так что не все пять лет шары катал, а четыре. Женюсь, наверное, скоро, если Настя не передумает. Семья будет. Что еще-то?
– Ну, ты малахольный Пашка,– хлопнул его снисходительно по плечу Конь.– Приземленный ты какой-то. Женюсь. Семья будет,– передразнил он. И на что содержать семью собрался? Жить где будете? У твоих предков, кроме тебя еще двое вон, а квартирка трешка. Какая семья, блин?
– Снимать будем, если что. Накопим, купим свою,– попробовал возразить Пашка.
– Снимем, накопим. Сто лет ты будешь копить на квартиру при нынешних ценах, на нормальную если. Нормальная, сегодня миллионов десять рублями стоит. А ты зарабатываешь в год…– Конь достал мобильник и нашел функцию калькулятора.-… умножаем, делим. Во, двадцать лет получается копить нужно. Это если вы с Настеной хавать не будете и одежду покупать. А ты снимать будешь хату и половину суммы за нее платить. Значит, сорок лет нужно копить. Такая арифметика.
– Так и Настя тоже будет работать,– Пашка сконфуженно скривился. "Арифметика" ему не понравилась.
– Ну да. Это я забыл сосчитать. Значит, на питание ее зарплату будете тратить и, сорок лет всего потерпеть придется без своей конуры,– рассмеялся Конь.
– А у вас, можно подумать, вы мне вдесятеро отвалите,– насупился Пашка.
– А у нас оплата сдельно-премиальная. Сколько сможешь, столько и нарубишь. Вертись, знай. Нашел клиента, организовал ему досуг и получи свой процент от сделки. Все честно. Можешь и за год на хату приличную нарубить.
– Свистишь?– не поверил Пашка.
– Не веришь? Зуб даю. Толян, скажи свое веское слово.
– В натуре. За год может и не нарубишь, потому как опыта нет наверняка коммерческого, а года за два точняк,– откликнулся Толян.
– Думай, Кикс. Такие предложения раз в жизни делают,– похлопал его по плечу на прощанье Конь.
И вот Пашка-Кикс думал уже вторую неделю. Попытался посоветоваться с родителями, но они и эту его работу работой не считали, а когда услышали, чем предстоит заняться на предложенной Конем-Мишкой, особенно узнав, что от него предложение исходит, так просто взвыли протестующе оба. Отец басом, мать тенором.
– Не вздумай, сын. Не гонись за легкими деньгами. Кого ты слушаешь? Мишку Коняева? А где он был последние пять лет? Что-то мы его не видели? Ах, в тюрьме был. А вот там, я слышал, вообще бесплатно все и еда и ночлег. Коммунизм,– это отец Вячеслав Владимирович в остроумии попутно решил поупражняться.
