banner banner banner
Общее учение о векселе
Общее учение о векселе
Оценить:
Рейтинг: 0

Полная версия:

Общее учение о векселе

скачать книгу бесплатно

Общее учение о векселе
Владислав Николаевич Уруков

<p id="__GoBack">В издании обосновано учение о векселе исходя из дуалистического понимания векселя, теоретические положения и выводы подкреплены материалами правоприменительной, судебной и судебно-арбитражной практики по векселям. Рассчитано на аспирантов, юристов-практиков, преподавателей и студентов юридических и экономических ВУЗов.

Владислав Уруков

Общее учение о векселе

© ЗАО «Юстицинформ», 2014

Все права защищены. Никакая часть электронной версии этой книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме и какими бы то ни было средствами, включая размещение в сети Интернет и в корпоративных сетях, для частного и публичного использования без письменного разрешения владельца авторских прав.

Введение

Историю гражданского оборота в Средние века, Новое и Новейшее время сопровождало и сопровождает функционирование одного из наиболее универсальных правовых явлений, связанных с гражданским оборотом, – векселя. Прототипы векселя использовались в первых государствах Древнего мира, а в Римском частном праве выделялись характерные черты современного векселя. Вексель, уникальное правовое явление в гражданском праве, представляет собой сложный гражданско-правовой институт, а вексельное право – один из самых своеобразных разделов гражданского права.

Значение векселя для торгового (коммерческого) оборота велико. Прежде всего вексель, являясь средством оформления кредита, предоставляемого в товарной форме продавцами покупателям в виде отсрочки уплаты денег за поставленные товары, способствует реализации товаров и тем самым увеличивает скорость оборота оборотных средств. Использование векселей уменьшает также потребность субъектов предпринимательства в кредитных ресурсах и, что важно, в денежных средствах в целом, что является одним из инструментов подавления инфляционных процессов. Кроме того, возможность передачи векселя с помощью передаточной надписи (индоссамента) ускоряет обращаемость векселя и является удобным средством для погашения многих долговых требований. Следует отметить, что погашение целого ряда обязательств при помощи одного векселя позволяет резко уменьшить потребность в наличных деньгах.

Система учения о векселях представляет собой единое целое. Каждый раздел его, каждая часть, каждое положение и каждый принцип органически связаны. Поэтому всякое ее деление (на разделы, темы и т. п.) является условным. Для успешного функционирования векселя необходимо существование полноценного учения о векселях, базирующегося на различных вексельных теориях, как договорной, так и внедоговорной. Разработка указанных проблем составляет важное звено в процессе научного познания векселя. В литературе справедливо подчеркивается, что «юридическая природа векселя в женевской системе является одним из самых (если не самым) дискуссионным вопросом вексельного права, не получившим однозначного ответа до сих пор»[1 - Вишневский А. А. Современное вексельное право: женевская (Россия) и английская системы. – М.: Статут, 2007. – С. 39.]. Сказанное еще раз подтверждает пророческое высказывание одного из основоположников русского вексельного права профессора Г. Ф. Шер-шеневича: «Вексель в своем историческом развитии претерпел настолько сильные изменения, …что дать характеристику векселя совершенно невозможно»[2 - Шершеневич Г. Ф. Курс торгового права. Т. 3: Вексельное право. Морское право. – М.: Статут, 2003. – С. 40.].

Имеет ли «устаревание» и постепенное вытеснение из оборота векселя? Практика отвечает: «нет». Так, по данным Центрального банка России, сумма учтенных кредитными организациями векселей на 1 декабря 2008 г. составила 232,3 млрд руб., рост по сравнению с аналогичным периодом 2007 г. почти на 18 %[3 - Бюллетень банковской статистики. – 2009. – № 1. – С. 34.], а вложения только банков России в векселя в 2010 г. выросли на 41 %[4 - Финансовые известия. – 2011. – 28 января.] и имеется устойчивая тенденция к их росту (так, на 01.10.12 г. портфель только учтенных банками векселей составил 311 млрд руб., увеличившись с начала 2012 г.[5 - Обзор финансового рынка» за 2012 год Департамента ЦБ РФ // www.cbr.ru]). По данным авторитетных источников, общий объем векселей в 2010 г. в России составил более 2,5 трлн руб., а в 2013 г. только за I квартал – 1064 млрд руб.[6 - Обзор финансового рынка» за 2012 год Департамента ЦБ РФ // www.cbr.ru]. Это обстоятельство также предопределило дальнейшие исследования векселя и вексельного обязательства, поскольку право не могло быть впереди естественных процессов, наоборот, право всегда отставало от этих процессов. Кстати, тенденция роста оборота векселей в экономике характерна не только для России, но и для ведущих развитых государств, к примеру, в Германии только за один день, 28 октября 2011 г., в ходе тендеров были размещены векселя почти на 3 млрд евро[7 - Обзор рынка казначейских векселей Великобритании и Германии – 1 октября 2011 г. // instaforex.com.], 24 сентября 2012 г. правительство Германии разместило векселя со сроком погашения один год на сумму 1,173 млрд евро[8 - fi nam.ru], а всего в 2012 г. было размещено векселей на 270,1 млрд евро[9 - http://delo.ua/world/zamedlennyj-rost-ekonomiki-germanii-privedet-k-uvelichini u-razmesch-170204/]. В США на аукционе 4-недельных векселей, прошедшем 18 октября 2011 г., было реализовано векселей на 30 млрд долл.[10 - http://instaforex.com/ru/forexanalysis/41919/?x=YPG], а на аукционе 4-недельных векселей, прошедшем 23 января 2013 г., было реализовано 30 001 217 500 долл. в казначейских векселях[11 - http://www.mt5.com/ru/forex_analysis/quickview/80165obzor_auktsionov_kaznacheyskih_vekseley_ssha_i_scheta_soma___24_yanvarya_2013_goda_]).

Между тем широкое использование векселей имеет и отрицательные стороны, поскольку представляет определенные возможности для финансовых злоупотреблений как отдельными векселедержателями, так и обязанными по векселю лицами (векселедателями, плательщиками, акцептантами, индоссантами и др.). Однако было бы неверно усматривать в самих вексельных отношениях источник отрицательных последствий. Такие последствия вызываются недобросовестностью участника вексельного оборота, вступившего в вексельное обязательство с заранее оформленным намерением не исполнять должного.

Следует также иметь в виду, что вопрос о договорной или внедоговорной природе того или иного обязательства по ценным бумагам не может быть поставлен в общей форме для ордерных бумаг, а должен рассматриваться для каждой бумаги отдельно[12 - См.: Агарков М. М. Основы банковского права. Учение о ценных бумагах. – М.: Волтерс-Клувер. – 2005. – С. 280–284.].

Указанные обстоятельства предопределяют появившийся в последнее время особый интерес ученых-юристов к проблемам теории и практики векселя. Внимание к этой области объясняется как ее обширностью и сложностью, так и актуальностью, имеющейся в условиях России. Исследование теории и практики векселя и их научный анализ, несомненно, будут способствовать и качественному развитию учения о векселе, которое в настоящее время еще не нашло своего завершения, и автор выражает надежду, что настоящее издание окажет на этот процесс определенное положительное влияние.

Автор выражает глубокую благодарность и признательность рецензентам отдельных разделов работы докторам юридических наук, профессорам В. А. Белову, В. В. Безбаху., М. Г. Масевич, Л. А. Новоселовой, Р. Ф. Каллистратовой, В. П. Камышанскому, В. А. Хохлову, З. И. Цыбуленко, кандидатам юридических наук, доцентам Е. А. Абрамовой, В. В. Грачеву, А. И. Зинченко, Н. Е. Карягину.

    В. Уруков

Глава I. История векселя и вексельных обязательств

§ 1. К истории возникновения вексельного обязательства

Вексель порождает формальное, абстрактное и денежное обязательство. Основанием вексельного обязательства является абстрактная сделка. Всякое начало в цивильном праве восходит к Римскому частному праву. Первоисточники и исследования цивилистов подтверждает данный вывод и в отношении обязательств, похожих на вексельные. Поэтому, прежде всего, чтобы познать сущность векселя, следует изучить систему абстрактных обязательств, похожих на вексельные, и абстрактных сделок в римском праве.

1.1. Римское частное право об абстрактных обязательствах и абстрактных сделках.

Исследование подходов римских юристов к проблемам абстрактных гражданско-правовых обязательств и сделок позволяет найти оптимальные пути решения этих проблем в современном российском вексельном праве. С момента зарождения частного права в Древнем Риме и по настоящее время одной из сложных, актуальных и практически значимых является проблема определения места абстрактных обязательств в гражданском праве, как одного из видов гражданско-правовых обязательств. Дискуссии, возникшие в римской юриспруденции по этому поводу, продолжаются и являются актуальными и в настоящее время. На трудности изучения отдельных свойств абстрактных обязательств обратили внимание римские юристы. Согласно римской юриспруденции обязательства возникают на основании договора (договорные обязательства), а также имеют место внедоговорные. Как указывал Гай, каждое обязательство возникает или из договора, или из правонарушения, или из других видов права[13 - Институции Гая / Памятники римского права. – М.: Зерцало, 1997. – С. 98.].

Договор в Римском праве признавался одним из важных оснований возникновения многочисленных обязательствах. Для установления вопроса о заключении или недействительности договора Римские классики решающее значение придавали истинной внутренней воле сторон по обязательству. Данное утверждение мы находим во многих фрагментах Дигест и Институций Юстиниана. К примеру, в Институциях Юстиниана говорится о том, что «если император думает об одной вещи, а проликтор – о другой, то не заключается никакого обязательства…(J, 3.19.23)»[14 - Институции Юстиниана // Памятники римского права. – М.: Зерцало, 1998. – С. 263.;], т. е. римское право в первую очередь требовало выявления внутренней воли договаривающихся сторон. Если нет соблюдения внутренней воли сторон, то и не может быть заключено какое-либо обязательство, в том числе абстрактное. К примеру, в Дигестах имеется фрагмент: «Кто говорит одно, а хочет другого, тот не говорит того, что означают его слова, потому что он этого не хочет, но и не говорит того, потому что он те слова не говорит»[15 - Римское частное право: учебник / под ред. И. Б. Новицкого и И. С. Перетерского. – М.: Юристъ, 1997. – С. 316.].

Выводы римских юристов вполне применимы не только в современной гражданско-правовой науке, гражданском праве, но и в судебной практике для разрешения проблем, возникающих в спорах по гражданско-правовым обязательствам, возникающим из договоров. Так, известный постулат римских юристов гласит, что в вопросах заключения договора, прежде всего, необходимо установить волю лиц, вступающих в обязательственные правоотношения, установить, совпадают ли воли договаривающихся сторон. Далее предлагается выявить внешнюю волю, т. е. установить волеизъявление. Этого тоже недостаточно. Необходимо доказать, соответствует ли внутренняя воля человека ее внешним проявлениям, т. е. соответствует ли поведение (слова) человека внутренней воле (т. е. «что он хотел?»). Эти постулаты, выведенные римскими юристами, можно считать классическими. Они восприняты современным правом и правоприменительной практикой.

Для исследования обязательств, абстрактных в том числе, представляют интерес сохранившиеся первоисточники римского права о выражении воли сторон по договору различными способами, в том числе путем вопроса и ответа (spondeo), т. е. формальным образом. Как известно, наиболее распространенным договором в римском праве была стипуляция (Stipulatio), которая отличалась ярко выраженным формализмом и пробуждала обязательство в силу только одного обещания. В нашем современном правопонимании такое обязательство является абстрактным, поскольку оно не имеет какого-либо основания, но обязанное лицо должно совершить те действия и в сроки, которые были упомянуты в стипуляции. Стипуляция относилась к вербальным договорам, ее обязывающая сила заключалась в произнесении определенных слов и словосочетаний (или словесных формул). Характеризуя стипуляцию и другие словесные договоры, римский классик Гай подчеркивал следующее: «Обязательство словами заключается посредством вопроса и ответа, например: – Обязуешься торжественно дать? Обязуюсь торжественно дать / Дам. – Обещаешь? Обещаю. – Даешь ли честное слово исполнить свое обещание? Даю честное слово. – Ручаешься? Ручаюсь. – Сделаешь? Сделаю»[16 - Институция Гая / Памятники римского права. – М.: Зерцало, 1997. – С. 100.]. Как правило, такие соглашения носили строго формальный характер, они должны были быть исполнены независимо от основания сделки. Это нашло наибольшее отражение в суждении Юлиана в 11-й книге «Дигест»: «А если (отец семейства) пообещал заплатить по подтвержденному им долгу (своего сына) лишь 10, хотя стоимость пекулия составляет всего лишь пять, то он будет подлежать ответственности по иску об обещании заплатить подтвержденный долг на 10»[17 - Дигесты Юстиниана. Т III / пер. с лат.; отв. ред. Л. Л. Кофанов. – М.: Статут, 2003. – С. 167.].

В Римском праве соглашения (договоры) с учетом их основания (каузы) делились на 2 типа: абстрактные обязательства и каузальные, поскольку от того, к какому типу относится данный вид договора, зависели прежде всего способы исполнения обязательства (следует заметить, что само понятие «абстрактное обязательство» в первоисточниках римского права не содержится, оно было введено юристами в Новое время). В римском праве, как правило, отсутствовали обязательства из одностороннего обещания за отдельными исключениями. Профессор И. А. Покровский объясняет это обстоятельство следующим образом: «…самый характерный недостаток этой системы (системы обязательств. – курсив авт.) заключается в полном отсутствии в ней обязательств, возникающих из односторонних обещаний – например, из публичного обещания награды за что-нибудь (за нахождение вещи и т. п.). Пробел этот объясняется тем, что римское право за такими односторонними обещаниями принципиальной юридической силы не признавало. Есть только два исключения из этого правила а) votum – обет божеству и б) pollicitario – обещание в пользу городской общины; но оба случая имеют специальный характер и на отношения между частными лицами не распространяются. Естественно, что римские юристы, строя свою систему, их в расчет не принимали»[18 - Покровский И. А. История римского права. И. А. Покровский. – СПб.: Летний сад, 1999. – С. 392.].

Профессор С. К. Кривцов соглашается с тем, что в римском праве существовали абстрактные и материальные обязательства. Однако, по его мнению, во всех обязательствах правопорождающим юридическим фактом является «causa», которая рассматривалась с двух различных точек зрения: по фактическим особенностям тех событий, которые вызывают юридические последствия (contractus verbales, litterales, consensuales, reales и различные pacta), и по тем целям, которые преследуют эти события (solutio, donatio, emptio venditio, locatio conductio, mutuum commondatum, commondatum fi deiussio ect)[19 - Кривцов А. С. Абстрактные и материальные обязательства в римском и современном гражданском праве. А. С. Кривцов. – М.: Статут, 2003. – С. 104.]. Ученый уточняет: «…без указания causa – право требования не может получить того оправдания, которое оно получает при наличности такового. Суд не может не видеть без такого указания, действительно ли обязательство или нет… В этом и заключается необходимость указания causa вне зависимости от решения вопроса о ее реализации»[20 - Кривцов А. С. Абстрактные и материальные обязательства в римском и современном гражданском праве. А. С. Кривцов. – М.: Статут, 2003. – С. 95.]. Таким образом, профессор С. К. Кривцов не разделял мнения, согласно которому в абстрактном обязательстве отсутствует основание «causa». Так ли это, действительно ли абстрактные обязательства имеют «causa», насколько верен этот вывод ученого? – попытаемся анализировать в последующих разделах настоящей работы.

Задача настоящего исследования имеет более узкий характер: на примере абстрактных обязательств в римском праве, которые непосредственно дают нам возможность выделить среди них векселеподобные обязательства, выяснить те положительные моменты, правовые конструкции и мысли, которые могут и должны быть использованы в современном вексельном праве. Римское частное право в последующем перешло в местное и национальное законодательство, что называется рецепция римского права. Изучение и анализ источников римского права позволяют с большой вероятностью сделать вывод о том, что нормы не только о векселеподобных обязательствах, но и абстрактных сделках были известны римскому праву. Следует констатировать, что еще в Законах XII таблиц описываются сделки, содержащие элементы абстрактного обязательства. Так, например, в Таблицах указывается обязательство, которое возникало только в силу устного обещания со стороны лица. Марк Туллий Цицерон в трактате «Об обязанностях»[21 - Марк Туллий Цицерон. О старости. О дружбе. Об обязанностях. – М.: Наука, 1993 (Литературные памятники). – С. 157.] (III.16) указывает, что по XII таблицам считалось достаточным представить доказательства того, что было произнесено (при заключении) сделки. Следовательно, нормы Закона XII таблиц содержали правила о возможности заключения сделки без какой-либо основы (без «causa»). В дальнейшем учение об абстрактных сделках и обязательствах было развито римскими юристами. В Институциях Гая (III.128–130)[22 - Институция Гая / Памятники римского права. – М.: Зерцало, 1997. – С. 104.] описывается обязательство, возникающее на основании записи в приходно-расходную книгу. Отмечается, что «внесение долга в эту книгу бывает двоякого рода: или от вещи к лицу, или от лица к лицу. Запись от вещи к лицу имеет место тогда, когда то, что ты мне должен по купле, найму или товариществу, я запишу за тобой как сумму, следуемую мне. Занесение долга в счетную книгу от лица к лицу имеет место в том случае, когда, например, то, что мне следует с Тиция, я занесу как сумму тебе уплаченную, т. е. если долг Тиция переводится на тебя». Из этой цитаты ясно, что обязательство, которое основывалось на занесении долга в счетную книгу от лица к лицу, напоминало абстрактное обязательство. Как и в абстрактном обязательстве, при занесении долга в счетную книгу долг передавался третьему лицу. Должником третьего лица будет теперь другое лицо. Обязательство между этим и третьими лицами являлось оторванным от прежних обязательств и основывалось исключительно на записи в книгах. Такую сделку называли Transscriptio a persona in personam. Следующая сделка по приходно-кассовой книге считалась сделка Transscriptio a re in personam. Обязательство на основании такой сделки возникало уже между двумя субъектами, как правило, между лицами, поддерживающими деловые постоянные отношения, например между поставщиком и покупателем товара. Все данные о поставке и платежи записывались в приходно-расходные книги обоих участников. Периодически обе стороны подводили итоги взаимных расчетов, в результате которых, например, образовывалось в пользу одного (продавца) положительное сальдо. Тогда все прежние отдельные сделки ликвидировались, а взамен стороны записывали у себя соответствующие данные (например, продавец записывал: «Дано покупателю 500», покупатель записывал: «Получено от продавца 500»). Таким образом, между сторонами возникало обязательство, которое являлось абстрактным, при этом никакие возражения, следующие из прежних отношений, не допускались. Обязанности покупателя уплатить формально вытекали только из записи в приходно-расходных книгах.

В классическую эпоху римского права приходно-расходные книги утратили свое былое значение, но на смену им пришли долговые документы (chirogrpha u syngrpha (хирографы и синграфы)). Гай (3.134) считал, что «письменное обязательство возникает, по-видимому, вследствие долговых расписок, т. е. если кто напишет, что он должен или что он дает – конечно так…»[23 - Институция Гая / Памятники римского права. – М.: Зерцало, 1997. – С. 105.]. Синграфы представляли собой документ, составлявшийся в третьем лице (такой-то должен такому-то такую-то денежную сумму), а в императорский период синграфы стали менее употребительным видом письменного обязательства; на первый план выдвинулись хирографы»[24 - Римское частное право: учебник / под ред. проф. И. Б. Новицкого и проф. И. С. Перетерского. – М.: Юрист,1997. – С. 385.]. По нашему мнению, из синграфа и хирографа возникали только абстрактные обязательства, поскольку «…синграф составлялся в присутствии свидетелей, которые и подписывали его вслед за тем, от чьего имени он составлен. Эта форма письменных обязательств получила широкое распространение уже в эпоху конца республики на почве процентных займов, заключавшихся между римскими ростовщиками и провинциалами. Хирограф составлялся в первом лице («я, такой-то, должен такому-то столько-то») и подписывался должником. Первоначально, как утверждают профессора И. Б. Новицкий и И. С. Перетерский, это был документ, имевший значение только доказательства, но затем с ним стали связывать значение источника самостоятельного обязательства: подписавший документ обязан платить по нему (более подробно о синграфах и хирографах как о прообразе векселя – см. ниже). Эту новейшую форму письменных договоров Гай пояснял так: «Если кто пишет в расписке, что он должен нечто, или что он предоставит что-то, то возникает обязательство». Гай дополнял: «Разумеется, если не было по этому обязательству стипуляции, тогда основанием возникновения обязательства были бы стипуляции»[25 - Институция Гая / Памятники римского права. – М.: Зерцало, 1997. – С. 104–105.]. Как подчеркивают авторы учебника «Римское частное право», «посредством этих документов устанавливались обязательства независимо от того, была ли фактически передана та сумма, которую обязуется уплатить подписавший расписку, и вообще не принимая во внимание основания (causa), по которым такая расписка выдавалась должником». Гай называл этот ряд обязательств (т. е. позднейший письменный договор в форме syngrapha или chiorogrpha) только свойственным перегринам, поскольку это была единственная открытая для них форма письменного договора. Характеристика этой формы обязательств, свойственной перегринам, может быть, объясняется и тем, что эти обязательства возникли именно в практике перегринов.

Из сказанного следует, что хирограф имел все характерные признаки абстрактного документа, который составляется в первом лице и подписывается должником. При этом подписавший документ обязан был платить по нему независимо от того, получил ли должник, подписавший расписку, какую-либо сумму денег. Таким образом, обязательство подписавшего документ возникало независимо от основания, по которому выдавалась такая расписка. Обладатель chirogrpha вправе требовать исполнения того, что написано в долговых документах независимо от каких-либо обстоятельств, в т. ч. личностных отношений между кредитором и должником. Должник, подписавший хирограф, обязан оплатить по нему определенную сумму независимо от основания (causa). Держатель хирографа имеет право требовать уплаты по хирографу.

В Институциях Гая (III. 131–132) имеется ссылка на так называемые памятные записи займа, именуемые nomina arcaria: «Эти записи рождают вещное обязательство, а не письменное, так как обязательство возникает только в силу факта выдачи кому-либо денег; уплата же денег дает основание вещному обязательству, а поэтому мы правильно скажем, что эти памятные записи не рождали обязательства, а только свидетельствовали о том, что обязательство заключено»[26 - Институция Гая / Памятники римского права. – М.: Зерцало, 1997. – С. 104–105.]. Как нам представляется, памятные записи займа, выдаваемые в качестве доказательства уплаты долга должнику, имеют отдельные характерные признаки, такие как абстрактность, формальность и в какой-то мере безусловность.

Одним из самых распространенных в системе римских абстрактных обязательств, как выше указывалось, были так называемые вербальные договоры (stipulatio). Как отмечает профессор И. А. Покровский, «на основании stipulatio возникало обязательство строго одностороннее: кредитор – только кредитор и должник – только должник. Кредитор может требовать только того, что было обещано. С другой стороны, обязательство из stipulatio есть обязательство абстрактное: оно возникает только вследствие того, что на вопрос кредитора должник ответил «spondeo» (обещаю, клянусь. – Примеч. авт.). Почему должник дал такой ответ – это для stipulatio безразлично, и ссылаться на те или другие отношения, приведенные к stipulatio – на так называемую causa, – ни кредитор, ни должник не вправе»[27 - Покровский И. А. Указ. соч. – С. 251.]. Таким образом, стипуляцией назывался устный договор, который заключался посредством вопроса будущего кредитора и совпадающего с этим вопросом ответа будущим должником по обязательству. Гай характеризует стипуляцию следующим образом (Ш.92): «Обязательство словами заключается посредством вопроса и ответа, например: обязуешься торжественно дать? Обязуюсь торжественно дать? Дам. Обещаешь? Обещаю. Даешь ли честное слово исполнить свое обещание? Даю честное слово. Ручаешься? Ручаюсь. Сделаешь? Сделаю»[28 - Институции Гая / Памятники римского права. – М.: Зерцало. – 1997. – С. 98.]. Таким образом, стипуляция порождала строгое обязательство, которое зависело только от того, что было произнесено. При споре между сторонами какие-либо возражения не принимались. Гай указывает (1У.116): «…Если бы ты обязал меня стипуляционным образом отсчитать тебе деньги будто взаймы, и я бы не отсчитал; не подлежит сомнению, что я могу от тебя потребовать эти деньги, ты должен их дать, так как ты обязан в силу стипуляции…»[29 - Институции Гая / Памятники римского права. – М.: Зерцало. – 1997. – С. 140.].

Стипуляция порождала, таким образом, обязательство строго одностороннее, не требовалось какого-либо основания сделки; не играли какой-либо роли в разрешении спора и межличностные отношения между кредитором и должником; была строго формальной, поскольку исключительное значение имело буквальное значение произнесенного вопроса и ответа; для взыскания по обязательству кредитора было достаточно доказать факт стипуляции. Поэтому, справедливо утверждение профессора И. А. Покровского о том, что «Во многих отношениях стипуляция представляла для деловых людей незаменимые удобства (вроде современного векселя: часто ради этих удобств (доказывания, строгость иска и т. д.) стороны и другие обязательства (например, долг из купли-продажи) превращали в обязательство стипуляционные (novatio), – совершенно так же, как в наше время облекают в форму векселя. И можно даже определить stipulatio в этом отношении как устный вексель (Курсив авт.)»[30 - Покровский И. А. История римского права. – СПб.: Летний сад, 1999. – С. 396.]. Как указывает профессор Ю. Барон, «Начало абстрактной стипуляции следует теперь применить к абстрактному неформальному договору»[31 - Барон Ю. Система римского гражданского права: В 6 кн. – СПб.: Юридический центр Пресс», 2005. – С. 540.].

Вышесказанное позволяет утверждать о том, что по римскому частному праву имелись абстрактные обязательства, многие черты которых сходны с вексельными обязательствами. Подытожив, следует прийти к следующим выводам. В ранний период своего развития римское право имело источники, в которых описывались сделки без «causa». Например, как выше было указано, в Законах XII таблиц содержались нормы, согласно которым в отдельных случаях обязательство возникало только в силу устного обещания со стороны лица. В дальнейшем в римском праве возникли другие абстрактные обязательства. Прежде всего, имеется в виду обязательство, возникшее на основании записи в приходно-расходную книгу. Согласно этим записям между сторонами возникало обязательство, которое являлось абстрактным, и никакое возражение прежних отношений (как и между участниками вексельных отношений) не допускалось. Обязанность уплатить сумму вытекало только из записи в приходно-расходной книге, т. е. примерно, как и в вексельных отношениях: «надо платить, потому что вексель выдан». В классическую эпоху в Риме на смену приходно-расходным книгам пришли письменные обязательства, которые назывались хирографами. Показательно, что хирограф составлялся от первого лица и подписывался должником. Подписавший документ обязан был платить по нему независимо от того, получил ли должник, подписавший расписку, какую-либо сумму денег. И, наконец, римское право знало абстрактные обязательства, возникающие в силу одностороннего обещания, такие, как votum («обет божеству»), pollicitario («обещание в пользу городской общины»).

Стипуляция в позднеклассическом римском праве была заменена другими абстрактными обязательствами. Вероятнее всего, они были использованы первоначально средневековыми купцами в коммерческом обороте, поскольку разработанная римским правом система обязательств, в том числе абстрактные, отвечала, прежде всего, запросам и потребностям товарного производства. Таким образом, абстрактные обязательства всегда существовали наряду с материальными обязательствами в римском праве и в средние века, продолжают существовать и в наши дни, прежде всего как вексельные обязательства. При этом, сделки (действия по составлению письменных документов, памятных записей, синграфов, хирографов и т. п., совершение определенных действий при стипуляции и т. п.) являлись в современном понимании абстрактными, поскольку доказывать наличие или отсутствие основания совершения сделки не требовалось.

Справедливости ради, следует отметить, что в русской и современной российской цивилистике нет единого мнения по поводу абстрактных обязательств и сделок. Некоторые правоведы полагают, что в абстрактном римском обязательстве, в том числе в российском гражданском праве, несмотря на видимость отсутствия его основания, они фактически имеются во всех случаях, иначе это противоречило бы основам нормального хозяйственного оборота. Профессор А. С. Кривцов, характеризуя абстрактное обязательство на примере стипуляции, установил основные черты стипуляции как абстрактного обязательства. По его мнению, абстрактная стипуляция носит «каузальный характер… Стипуляция не содержит сама по себе указания на каузальный момент, но она тем не менее принимается в расчет на основании обстоятельств, лежащих вне акта стипуляции… стипуляция без causa просто немыслима… стипуляция должна иметь ту или другую causa, порой по другому обязательству… веритель при стипуляции не должен делать указания каузального момента…»[32 - Кривцов А. С. Указ. соч. – С. 182–195.]. Таким образом, профессор А. С. Кривцов не представляет абстрактное обязательство без causa, хотя последнему он не придавал особого значения, но доказывает, что causa постоянно наличествует в абстрактных обязательствах. Как представляется, суждение и выводы профессора А. С. Кривцова верны. Но они верны только для частного случая. В современном праве мы не встречаем causa в большинстве абстрактных обязательств, «отыскать» causa невозможно. Следует отметить, что в литературе точка зрения профессора А. С. Кривцова о наличии causa имеет своих сторонников[33 - Так, профессор Л. Г. Ефимова, разделяя точку зрения русского профессора А. С. Кривцова, считает, что causa является психологической необходимостью для любого обязательства, в том числе для такого абстрактного обязательства, как стипуляция, и указывает на то, что «основание является необходимым атрибутом любого обязательства… пример для современного юриста – вексельное обязательство. Совершенно очевидно, что оно также имеет основание. Как правило, оно вытекает из заключенной участниками вексельного правоотношения сделки. Например, во исполнение заключенного договора купли-продажи векселя продавец передал получателю вексель третьего лица, снабженный соответствующим индоссаментом…». Ефимова Л. Г. Абстрактные и каузальные обязательства и сделки в российском праве / Л. Г. Ефимова // Вестник ВАС РФ. – 2004. – № 4. – С. 15. Аналогично объяснение относительно вексельного обязательства дает профессор Л. А. Новоселова: «В основе отношений между векселедателем и первым векселеполучателем всегда лежит определенная хозяйственная сделка: купли-продажи, поставки, займа и т. п. Исполнение вексельного обязательства в отношении между ними не может быть оторвано от того хозяйственного эффекта, на который была направлена основная сделка». Новоселова Л. А. Вексель в хозяйственном обороте. Комментарий практики рассмотрения споров. – 3-е изд., перераб. и доп / Л. А. Новоселова. – М.: Статут, 2000. – С. 47.На наш взгляд, приведенные суждения авторов являются верными, однако это следует назвать частным случаем, в виде исключения из общих правил. В гражданском праве имеются ряд обязательств, в которых, как правило, отсутствует какое-либо основание или трудно отыскать такое основание. Действительно, вексельное обязательство порождается вследствие наличия каких-либо оснований между хозяйствующими субъектами. Эти основания остаются как бы «в тени», пока нет какого-либо спора в отношении исполнения вексельного обязательства между векселедателем и первым векселедержателем, или, к примеру, между векселепередающей и векселепринимающей стороной (когда вексель передается, то нет исполнения какого-либо гражданско-правового договора). В случае наличия спора основания, которые до этого были «в тени», выявляются и, как правило, судья (суд) разрешает спор с учетом этого основания (и только в том случае, если имеет место вексельный спор не между векселедателем (акцептантом) и первым векселедержателем). По нашему мнению, это характерно для случаев, когда вексель используется между коммерческими организациями в процессе осуществления хозяйственной деятельности. Однако, вексель может быть использован между физическими лицами, не занимающимися предпринимательской деятельностью (правда, в условиях российской действительности такое встречается очень редко). Поэтому в отдельных случаях трудно найти какое-либо основание, послужившее причиной выдачи векселя. Например, состоятельный векселедатель решил выручить своего друга, который попал в тяжелое имущественное положение, без каких-либо условий, из дружеского расположения, и выписал на себя вексель.].

Согласитесь, вряд ли здесь может речь об основании вексельной сделки[34 - О системе вексельных сделок см.: Уруков В. Н. Проблемы правового регулирования векселя в российском гражданском праве. – Чебоксары: Чувашия, 2003. – С. 78–97.] и вексельного обязательства. Или следующий пример: Абстрактное обязательство из действий в интересах постороннего лица, без поручения. Может ли быть какое-либо основание в этом случае? На наш взгляд, нет, так как лицо, как правило, действовало в интересах другого лица без поручения, исключительно из благих намерений. В римском праве стипуляция давалась исключительно не основе какого-либо гражданско-правового основания, в том числе – межличностного отношения. Первоисточники римского права не упоминают такие случаи, когда стипуляция имело какого-либо основания. Поэтому, по мнению автора, трудно согласиться с профессором А. С. Кривцовым, обосновывающим обязательное наличие основания стипуляции, поскольку, как выше нами доказывалось, это могло только быть частным случаем, а не всеобщим. К примеру, в Дигестах, указано на отсутствия основания при стипуляции. Согласно Ульпиану: «…из стипуляции рождается иск, если только прямо не будет доказано противоположное…» (Д.2 XIV.7 § 3)[35 - Дигесты Юстиниана. Т. 1 / пер. с лат.; отв. ред. Л. Л. Кофанов. – М.: Статут, 2002. – С. 261.]. Таким образом, сам факт стипуляции предоставляет кредитору обратиться с правопритязаниями к должнику, не выполнившему свое обещание по стипуляции.

На наш взгляд, абстрактные обязательства как в римском частном праве, так и в российском гражданском праве можно подразделить на 2 вида:

1. Обязательства, которые не имеет «causa» и ее наличие не влияет на существо обязательства.

2. Обязательства, в которых «causa» существует в определенных случаях, но остается «в тени» до определенного момента и может только играть факультативную роль в разрешении спора, возникшего из абстрактного обязательства.

Отдельные выводы профессора А. С. Кривцова о том, что «стипуляция, предпринятая в отношении к другому, уже существующему обязательству, – по общему правилу, имеет своим необходимым предположением действительность этого обязательства»[36 - Кривцов А. С. Указ. соч. – С. 207.] и «должен всегда оспаривать стипуляцию, входя в рассмотрение условий, необходимых по закону для существования первоначального обязательства»[37 - Кривцов А. С. Указ. соч. – С. 207–208.], являются верными, по мнению автора, как выше указывалось, только для частных случаев. В Дигестах нет прямой ссылки, которые позволяют однозначно делать такие выводы. Это означает, что выводы профессора А. С. Кривцова «об эквиваленте при стипуляции»[38 - Кривцов А. С. Указ. соч. – С. 185.] должны быть опровергнуты (к примеру, это также опровергается в работах профессоров С. М. Муромцева, И. А. Покровского и др., о чем остановимся ниже). Конечно, нельзя исключить, что в товарном обороте Римской империи как частный случай имела место возмездность при стипуляции. Профессор И. А. Покровский, останавливаясь на абстрактных римских обязательствах, отмечает, что «обязательство из stipulatio есть обязательство абстрактное: оно возникает только вследствие того, что на вопрос кредитора должник ответил «spondeo», почему он дал такой ответ – это для stipulatio безразлично, и ссылаться на те или другие отношения, приведшие к stipulatio, – так называемую causa, – «ни кредитор, ни должник не вправе»[39 - Покровский И. А. Указ. соч. – С. 395.]. На это указывал в своей работе русский профессор С. А. Муромцев[40 - См.: Муромцев С. А. Гражданское право Древнего Рима. – М.: Статут, 2003. – С. 299–316.], который абстрактность отдельных обязательств связывает с так называемым «формализмом»: «…формализм был необходимой ступенью, которую право должно было пройти, следуя развитию человеческой мысли… Для римского права формализм представлял ту же школу дисциплин и порядок, которую народ находил в лагере… Будучи вызван в жизнь общими причинами, формализм был способен также сослужить службу посторонним целям, в интересах которых его поддерживали преднамеренно. Сюда относили политическое значение формализма в римском праве. Акты, которые отнесены в форму, заранее определенную и для всех одинаково обязательную, которые далее строго придерживались формы, – также акты представляют хорошее орудие против произвола судебной власти, склонные проявить его при их судебной оценке. Формализм, в известных пределах, – враг судебного производства…». Формализм выражается в четырех группах юридических сделок: 1) сделки манципационные; 2) сделки виндикационные; 3) стипуляция; 4) литеральный контракт.[41 - См.: Муромцев С. А. Гражданское право Древнего Рима. – М.: Статут, 2003. – С. 156.] Касаясь значения формы (формализма), ученый подчеркивает далее: «…значение формы, избранной и утвержденной авторитетом гражданско-правовой власти, в том и состоит, что только с ней связываются необходимые юридические последствия. Так слагается формализм. Формализм есть такой порядок периодической оценки актов, в котором приписывалось юридическое значение только некоторой определенной их форме…(Курсив авт.)»[42 - См.: Муромцев С. А. Гражданское право Древнего Рима. – М.: Статут, 2003. – С. 154.].

Таким образом, одно из главных свойств абстрактных обязательств, форма (формализм), возникло в римском праве, в последующем оно не только не исчезло из цивилистики, но и получило дальнейшее свое развитие и совершенствование. Отношения к форме (формализму) актов (сделок) у римских юристов были самые серьезные, поскольку нарушение формы по общему правилу влекло недействительность сделки и самого обязательства. Как указывают источники римского права, обязательство из стипуляции являлось одним из старых формальных обязательств. Дальнейшее развитие формализма связано с потребностями гражданского оборота. Профессор С. А. Муромцев, выделяя новый формализм, указывает, что он вытекает из определенных практических потребностей и имеет определенные различия в проявлениях формализма:

«1. Старый формализм облекал юридические акты в целостную и притом торжественную обязательную форму, новый — состоял каждый в каждом отдельном случае из некоторых обязательных формальностей, совершаемых обыкновенно без особой торжественности»…Как в старое время, только при точном соблюдении предписанной формы (формальностей) акт вел к присвоенным ему юридическим последствиям; но, в отличие от старого, соблюдение формы не вело непременно к предустановленным последствиям: допускалась, в тех или других пределах, отговорка заинтересованной стороны и ссылкой на принуждение, обман и ошибку…

2. В новом праве, когда хотели остаться формалистами, ограничивались тем, что воспроизводили только те мысли, которые были прямо выражены контрагентами в их сделке, не подразумевая в ней ничего или почти ничего сверх того, что было выражено прямо. Но далее смысл каждой произнесенной формулы, без различия сделок формальных и неформальных, истолковывался не по общепринятому смыслу слов, но по тому смыслу, который имели в виду сами стороны в каждом данном случае…»[43 - Муромцев С. А. Указ. соч. – С. 545–546.].

Следовательно, в римском праве абстрактные обязательства выделялись формализмом, безусловностью и, по мнению большинства романистов, отсутствием «causы». В дальнейшем отсутствие «causы» в обязательстве стало главным признаком отнесения обязательства к абстрактным. Как справедливо отмечают авторы «Учебника римского частного права»: «…В обязательственном праве под «кауза» нередко понимали то материальное основание, вследствие которого сторона вступает в обязательство, та цель, которая имеется в виду при вступлении в обязательство… издревле в Риме существовал договор, сила которого покоилась на его формальном характере, не содержала в то же время упоминания о «каузе», лежащей в его основании. Мы имеем в виду так называемую стипуляцию… стипуляция не содержит в себе указания, по какому основанию должник обязан уплатить (по займу, купле-продаже и т. д.), т. е. стипуляция не содержит в себе «каузы», поэтому мы говорим, что стипуляция является абстрактным обязательством…(Курсив авт.)»[44 - Новицкий И. Б., Перетерский И. С. Римское частное право: учебник. – М.: Юрист,1997. – С. 260–261.]

Таким образом, отсутствие «causы» в абстрактном обязательстве как и в Римском частном праве, так и в наши дни является главным, выделяющим из других (материальных) обязательств признаком. Только по наличию «causa» мы можем судить о характере обязательства: является ли оно абстрактным или материальным. Поэтому мы не можем согласиться с авторами, полагающими наличие «causa» в абстрактных обязательствах. Если согласиться с этим утверждением, то грань между абстрактными и материальными обязательствами стерлась бы.

1.2. Соотношение абстрактных и материальных обязательств по римскому праву

В римском частном праве наряду с абстрактными обязательствами имели хождение так называемые материальные обязательства – обязательства, существование которых возможно было доказать только при наличии «causa», т. е. каузальные обязательства. Вопрос об абстрактных обязательствах законодательно не закреплен, в Гражданском кодексе РФ (ГК РФ) не дано понятия абстрактного обязательства, что создает трудности в правоприменительной практике. Суды не принимают во внимание основные положения учения об абстрактных обязательствах и при разрешении конкретного гражданского дела не делают какого-либо различия между абстрактным и каузальным обязательствами. Это является одним из обстоятельств вынесения незаконного решения.

К примеру, Президиум Высшего Арбитражного Суда РФ установил по одному делу следующее (постановление № 2635/01 от 9 января 2002 г.)[45 - Вестник Высшего Арбитражного Суда РФ. – 2002. – № 5. – С. 10.]: «Судом не исследованы основания поступления векселя истцу от первых векселедержателей, хотя это обстоятельство имеет значение для оценки добросовестности действий…» Вексель является абстрактным обязательством, поэтому не должно указываться основание его выдачи. К материальным обязательствам в римском праве относятся обязательства из реальных контрактов: mutuum (заем), commodatum (ссуда), depositum (поклажа) и др., а также так называемые отдельные квазиконтракты. Материальными являются консенсуальные контракты, а также деликтные и другие обязательства. Абстрактные и материальные обязательства, на наш взгляд, отличают, в первую очередь, особенности выражения воли и волеизъявления сторон по обязательствам.

Следует подчеркнуть, что римские юристы относились по-разному к абстрактным обязательствам. Так, Ульпиан в «Комментариях к эдикту» Кн.4, указывает, что …если не существует никакого основания, то в силу соглашения (представляется и для стипуляции. – Прим. авт.), конечно, не может быть по цивильному праву установлено обязательство; таким образом, голое соглашение не порождает обязательство, не порождает эксцепцию»[46 - Дигесты Юстиниана. Т.1 / пер. с лат.; отв. ред. Л. Л. Кофанов. – М.: Статут, 2001. – С. 263.].

Таким образом, в римском праве существовало, по крайней мере, два взгляда в отношении causы абстрактных обязательств: 1. Абстрактное обязательство не требует наличия основания (это нами описывалось выше на примере стипуляции). 2. Не может быть обязательства без основания (на примере суждения Ульпиана). На наш взгляд, более приемлемой является первая точка зрения, в противном случае потеряло бы всякий смысл деление обязательств на абстрактные и каузальные. Хотелось бы еще раз обратить внимание на то, что в отдельных абстрактных обязательствах действительно имеются признаки «causa», но эта кауза остается как бы в тени, не влияя на существо правовых отношений между сторонами. Эта «causa» в отдельных случаях может быть использована судом, но только в пределах и случаях, предусмотренных законом (например, при наличии условий, предусмотренных ст. 17 Положения о переводном и простом векселе для современного российского гражданского права), т. е. наличие causa для абстрактных обязательств как в римском праве, как и в российском гражданском праве, является, скорее всего, исключением, нежели правилом, т. е. частным случаем.

Появление абстрактных обязательств, как мы полагаем, связано с возникновением товарно-денежных отношений и потребностями экономического оборота, поскольку гражданскому обороту формализм обеспечивает твердость и уверенность контрагентов в исполнении гражданско-правовых обязательств. В связи с осложнением гражданского оборота роль и значение абстрактных обязательств только возрастает, возрастает их многообразие.

Материальные обязательства в римском праве всегда характеризовались наличием основания, «causа», обязательства. По Папиниану, «обязательства, которые не имеют собственного правового основания, не подтверждаются ни должностной обязанностью судьи, ни империей, ни властью закона».[47 - Дигесты Юстиниана / пер. с лат. отв. ред. Л. Л. Кофанов. – М.: Статут, 2005. – Т. VI. – С. 547.] Следовательно, по его мнению, материальные обязательства порождают юридические последствия в силу наличия правового основания. Другой известный римский юрист Ульпиан отмечает, что «…если не существует никакого основания, то в силу соглашения, конечно, не может быть по цивильному праву установлено обязательство; таким образом, такое соглашение не порождает обязательств…»[48 - Дигесты Юстиниана / пер. с лат. отв. ред. Л. Л. Кофанов. – М.: Статут, 2001. – Т. I. – С. 261.]

В римском частном праве в отношении материальных обязательствах в Дигестах указывалось следующее: «Сущность обязательств состоит не в том, чтобы сделать какой-нибудь предмет нашим или какой-нибудь сервитут нашим, но чтобы связать другого перед нами, дабы он дал что-нибудь, или сделал, или представил. А для того, чтобы возникло обязательство, недостаточно, чтобы деньги дающего стали принадлежать покупателю, но также (необходимо) чтобы дача и принятие совершались с тем намерением, чтобы было установлено обязательство»[49 - Дигесты Юстиниана / пер. с лат. отв. ред. Л. Л. Кофанов. – М.: Статут, 2005. – Т. VI. – С. 536.]. Обязательства (материальные. – Прим. авт.), по определению Гая, «возникают из контракта или из злодеяния (т. е. правонарушения. – Прим. авт.), или из чьего-то собственного права по различного рода основаниям. Обязательства из контракта возникают посредством либо вещи, либо слов, либо согласия. Обязательство посредством вещи возникает при выдаче займа… Обязательство словами возникает посредством вопроса и ответа…»[50 - Дигесты Юстиниана / пер. с лат. отв. ред. Л. Л. Кофанов. – М.: Статут, 2005. – Т. VI. – С. 531–532.].

Таким образом, в римском праве наличие основания («causa») обязательства является непременным условием действительности материального обязательства. Кроме того, в любом материальном обязательстве участники обязательства имеют взаимные юридические права и обязанности. Хотя римское право и не проводит деление обязательств на абстрактные и материальные, вышеуказанные их критерии показывают, что фактически такое деление существовало, и применение конкретных норм зависело от того, является ли обязательство абстрактным или материальным. Безусловно, в силу слабо развитого экономического оборота в Древнем Риме, абсолютное большинство обязательств являлись материальными. Ввиду этого особое внимание в источниках римского права обращено на материальные обязательства.

1.3. Векселеподобные обязательства и прототипы векселя в римском праве

Выше нами рассматривались отдельные абстрактные и казуальные обязательства по Римскому праву. Результаты изучении этих обязательств дают возможность сделать вывод о том, что в Римском праве существовали векселеподобные обязательства (обязательства с признаками вексельного обязательства). Данный вывод имеет принципиальное значение, поскольку абсолютное большинство авторов как современных, так и дореволюционных, полагают и полагали, что вексель появился в XII–XIII вв. в Италии как результат торгового оборота между различными городами-государствами[51 - См., например: Шершеневич Г. Ф. Учебник торгового права (по изд. 1914 г.) / Г. Ф. Шершеневич. – М.: Спарк, 1994. – С. 264–266; Ильин В. В., Макеев А. В., Павлодский Е. А. Вексельное право. Общие положения и юридический комментарий. – М.: Банковский деловой центр, 1997. – С. 7–8; Нерсесов Н. О. О бумагах на предъявителя с точки зрения гражданского права / Представительство и ценные бумаги в гражданском праве. – М.: Статут, 1998. – С. 116–167; Добрынина Л. Ю. Вексельное право России. – М.: Спарк, 1998. – С. 4.] и как следствие острой потребности в размене и переводе денег. Это мнение никто из правоведов как в дореволюционной, так и в современной юридической литературе под сомнение не ставил и не ставит. В настоящее время оно является чуть ли не аксиомой. Правда, в отличие от многих авторов, В. А. Белов полагает[52 - Белов В. А. Очерки по вексельному праву. – М.: Статут, 2000. – С. 15.], что следы документов, служащих прототипом векселя, обнаружены в Древнем Вавилоне, однако он также утверждает, что временем рождения векселя нужно считать рубеж XI–XII веков.

Конечно, совсем нелогичной представляется мысль, что вексель возник якобы на «совершенно пустом месте» без каких-либо предпосылок со стороны купечества. Получается очень просто: к некто Ценелю пришла идея избежать перевозки денег – и он придумал вексель. Несомненно, должен был существовать какой-то определенный правовой базис, который явился бы основанием или предпосылкой для возникновения векселя. Таким базисом, возможно единственным, явилось великое римское частное право – общее право всего античного права, право с тысячелетней историей. Несмотря на то, что Великий Рим пал под натиском варваров, римское право не исчезло, оно перешло в местное и национальное законодательство под названием рецепции римского права, и его формальное действие в отдельных государствах (например, в Германии) исчезло только к началу XX в. Все правовое развитие Средневековой Европы шло под сильнейшим влиянием римского права, сформировавшего юридическое мышление в Средневековой Европе, в том числе в Италии, поскольку являлось в то время одним из главных источников любого национального законодательства, особенно в сфере гражданского права. Как справедливо отмечает профессор Г. Ф. Шершеневич: «не следует думать, чтобы итальянское средневековое право совершенно разорвало связи с римским»[53 - Шершеневич Г. Ф. Конкурсный процесс. – М.: Статут, 2000. – С. 36.]. «Оно только, – как пишет Рендар, – удержалось от слепого подражания римскому праву, но сохранило его предания, ссылаясь на его источники, обращалось к глассам; но в то же время не было недостатка в новых положениях, вызванных развивавшимися потребностями»[54 - Шершеневич Г. Ф. Конкурсный процесс. – М.: Статут, 2000. – С. 31.]. Изучение и анализ вышеприведенных абстрактных обязательств в Римском праве позволяют с большой вероятностью сделать вывод о том, что нормы о векселеподобных обязательствах были известны Римскому праву. Следует констатировать, что еще в Законах XII таблиц описываются сделки, содержащие элементы векселя. Так, например, римскому праву было известно обязательство, которое возникало только в силу устного обещания со стороны лица. Цицерон в трактате «Об обязанностях» (III.16) указывает, что по XII таблицам считалось достаточным представить доказательства того, что было произнесено (при заключении) сделки[55 - Памятники Римского права. Законы XII таблиц. – М.: Зерцало, 1997. – С. 8.]. Так, в Институциях Гая (III.128–130)[56 - Здесь и далее Институции Гая приводятся по: Памятники римского права. – М.: Зерцало, 1997. – С. 16–119.] описывается обязательство, возникающее на основании записи в приходно-расходную книгу. Отмечается, что «внесение долга в эту книгу бывает двоякого рода: или от вещи к лицу, или от лица к лицу. Запись от вещи к лицу имеет место тогда, когда то, что ты мне должен по купле, найму или товариществу, я запишу за тобой как сумму, следуемую мне. Занесение долга в счетную книгу от лица к лицу имеет место в том случае, когда, например, то, что мне следует с Тиция, я занесу как сумму тебе уплаченную, т. е. если долг Тиция переводится на тебя». Из этой цитаты ясно, что обязательство, которое основывается на занесении долга в счетную книгу от лица к лицу, напоминает обязательство по простому векселю между векселедателем, первым векселедержателем и последующим индоссантом. В последнем случае также векселедержатель путем совершения надписи передает обязательство векселедателя по уплате денег (долга) следующему лицу – индоссанту. Как и в вексельном обязательстве при занесении долга в счетную книгу, долг передается третьему лицу. Должником третьего лица будет теперь другое лицо. Обязательство между этим и третьими лицами является оторванным от прежних обязательств и основывается только исключительно на записи в книгах. Такую сделку называли Transscriptio a persona in personam. Следующей сделкой по приходно-расходной книге является Transscriptio a re in personam. Обязательство на основании такой сделки возникало уже между двумя субъектами, как правило, между лицами, поддерживающими деловые постоянные отношения, например, между поставщиком и покупателем товара. Все данные о поставке и платежи записывались в приходно-расходные книги обоих участников. Периодически обе стороны подводили итоги взаимных расчетов, в результате которых, например, образовывалось в пользу одного из них (продавца) положительное сальдо. Тогда все прежние отдельные сделки ликвидировались, а взамен их стороны записывали у себя соответствующие данные (например, продавец записывал: «дано покупателю 500», а покупатель записывал: «получено от продавца 500»). Таким образом, между сторонами возникало обязательство, которое является абстрактным, и при этом никакие возражения, следующие из прежних отношений, не допускаются. Обязанности покупателя уплатить формально вытекают только из записи в приходно-расходных книгах.

В классическую эпоху римского права приходно-расходные книги, как нами выше указывалось, утратили свое былое значение, но на смену им пришли долговые документы (chirogrpha u syngrpha (хирографы и синграфы)). Гай (3.134) считал, что «письменное обязательство возникает, по-видимому, вследствие долговых расписок, т. е. если кто напишет, что он должен, или что он дает – конечно так…». Синграфы представляли собой документ, составлявшийся в третьем лице (такой-то должен такому-то такую-то денежную сумму), а в императорский период синграфы стали менее употребительным видом письменного обязательства; на первый план выдвинулись хирографы[57 - Римское частное право: учебник / под ред. проф. И. Б. Новицкого и проф. И. С. Перетерского. – М.: Юристъ, 1997. – С. 385.]. Как указывают авторы учебника «Римское частное право»[58 - Римское частное право: учебник / под ред. проф. И. Б. Новицкого и проф. И. С. Перетерского. – М.: Юристъ, 1997. – С. 385–386.], синграф составлялся в присутствии свидетелей, которые и подписывали его вслед за тем, от чьего имени он составлен. Эта форма письменных обязательств получила широкое распространение уже в эпоху конца республики на почве процентных займов, заключавшихся между римскими ростовщиками и провинциалами. Хирограф составлялся в первом лице («я, такой-то, должен такому-то столько-то») и подписывался должником. Первоначально, как утверждают профессор И. Б. Новицкий и профессор И. С. Перетерский, это был документ, имевший только значение доказательства, но затем с ним стали связывать значение источника самостоятельного обязательства: подписавший документ обязан платить по нему. Эту новейшую форму письменных договоров Гай поясняет так: «Siq u is debert se aut datunum se scribat ita sci liset si co nomine stipulatio non fiat», т. е. если кто пишет в расписке, что он должен нечто или что он предоставит что-то, то возникает обязательство». Гай дополняет: «Разумеется, если не было по этому обязательству стипуляции, тогда основанием возникновения обязательства были бы стипуляции». Как подчеркивают авторы учебника «Римское частное право», «посредством этих документов устанавливались обязательства, независимо от того, была ли фактически передана та сумма, которую обязуется уплатить подписавший расписку, и вообще не принимая во внимание основания (causa), по которым такая расписка выдавалась должником». Гай называет этот ряд обязательств (т. е. позднейший письменный договор в форме syngrapha или chiogrpha) свойственным перегринам, поскольку это была единственная открытая для них форма письменного договора. Характеристика этой формы обязательств, свойственной перегринам, может быть, объясняется и тем, что эти обязательства возникли именно в практике перегринов.

Хирограф имеет уже все характерные признаки простого векселя. Документ составлялся в первом лице и подписывался должником. При этом подписавший документ обязан был платить по нему независимо от того, получил ли должник, подписавший расписку, какую-либо сумму денег. Следовательно, обязательство подписавшего документ возникало независимо от основания, по которому выдавалась такая расписка. Обладатель chirogrpha вправе требовать исполнения того, что написано в долговых документах независимо от каких-либо обстоятельств, в т. ч. личностных отношений между кредитором и должником. Положение должника по chirogrpha аналогично положению векселедателя простого векселя, а обладателя или кредитора по chirogrpha – векселедержателя. Как и векселедатель в простом векселе, должник, подписавший хирограф, обязан оплатить по нему определенную сумму независимо от основания (causa). Держатель хирографа, как и векселедержатель, имеет право требовать уплаты по хирографу, который от современного векселя отличался только тем, что не обладал передаваемостью. Но нельзя забывать и то, что вексель в средневековой Италии первоначально не обладал свойством оборотоспособности. Таким образом, можно предположить, что итальянские купцы, скорее всего, первоначально использовали простые векселя подобно хирографам. Следовательно, первоначальный вексель мог быть простым, а не переводным. Как гласит закон диалектики, движение всегда идет от простого к сложному. Это уже потом, после римского периода, в начале среднего века, появляется третий субъект – плательщик или исполнитель обязательства, т. е. вексель приобретает черты переводного векселя. Поскольку переводной вексель по отношению к простому векселю является более сложным правовым явлением, то он мог возникнуть только после появления простого векселя, а не ранее его. Этой точки зрения придерживается профессор В. А. Белов, правда, с некоторыми оговорками. Как он полагает, имевший хождение в средневековой Италии вексель по содержанию был сходен с простым векселем. По его мнению, условием возникновения и существования простого векселя является развитие личного кредита. Если он перерастает в вещный кредит, на место простого векселя становится переводной и т. д.[59 - См.: Белов В. А. Очерки по вексельному праву. – М.: Юринфор, 2000. – С. 15–19.].

В Институциях Гая (III. 131–132.) имеется ссылка на так называемые памятные записи займа, именуемые nomina arcaria: «эти записи рождают вещное обязательство, а не письменное, так как обязательство возникает только в силу факта выдачи кому-либо денег; уплата же денег дает основание вещному обязательству, а поэтому мы правильно скажем, что эти памятные записи не рождали обязательства, а только свидетельствовали о том, что обязательство заключено». Как представляется нам, памятные записи займа, выдаваемые в качестве доказательства уплаты долга должнику, имеют отдельные характерные признаки простого векселя, такие как абстрактность, формальность и, в какой-то мере, безусловность.

Помимо указанных примеров, римское право знало и другие абстрактные обязательства, возникающие в силу одностороннего обещания, например, такие, как votum («обет божеству») и pollicitario («обещание в пользу городской общины»). Кроме того, одним из самых распространенных в системе римских абстрактных обязательств были так называемые вербальные договоры (stipulatio). Как отмечает профессор И. А. Покровский, «на основании stipulatio возникало обязательство строго одностороннее: кредитор – только кредитор и должник – только должник. Кредитор может требовать только того, что было обещано. С другой стороны, обязательство из stipulatio есть обязательство абстрактное: оно возникает только вследствие того, что на вопрос кредитора должник ответил «spondeo» (обещаю, клянусь. – Курсив авт.). Почему должник дал такой ответ – это для stipulatio безразлично, и ссылаться на те или другие отношения, приведенные к stipulatio – на так называемую causa, – ни кредитор, ни должник не вправе»[60 - Покровский И. А. История римского права. – СПб.: Летний сад, 1999. – С. 395.]. Таким образом, стипуляцией назывался устный договор, который заключался посредством вопроса будущего кредитора и совпадающего с этим вопросом ответа будущим должником по обязательству. Гай характеризует стипуляцию следующим образом (3.92): «Обязательство словами заключается посредством вопроса и ответа, например: обязуешься торжественно дать? Обязуюсь торжественно дать? Дам. Обещаешь? Обещаю. Даешь ли честное слово исполнить свое обещание? Даю честное слово. Ручаешься? Ручаюсь. Сделаешь? Сделаю»[61 - Памятники римского права. Институции Гая. – М.: Зерцало, 1997. – С. 98.]. Стипуляция порождала строгое обязательство, которое зависело только от того, что было произнесено. При споре между сторонами какие-либо возражения не принимались. По этому поводу Гай пишет (4.116): «…если бы ты обязал меня стипуляционным образом отсчитать тебе деньги будто взаймы, и я бы не отсчитал; не подлежит сомнению, что я могу от тебя потребовать эти деньги, ты должен их дать, так как ты обязан в силу стипуляции…»[62 - Памятники римского права. Институции Гая. – М.: Зерцало, 1997. – С. 140.]. Формальные начала требовались и в отношении самого содержания обязательства, которое подлежало строгому буквальному толкованию. Кроме того, формальный характер стипуляции действовал только на участвовавшие в ней стороны и, ввиду этого условия стипуляции не могли быть возложены на третьи лица. По стипуляции кредитор мог требовать только того, что было обещано. Стипуляция порождала, таким образом, обязательство строго одностороннее. Следовательно, можно с уверенностью сказать, что стипуляция по займу денег имела многие свойства современного простого векселя: одностороннее обещание; абстрактность, т. е. не требовалось какого-либо основания сделки; не играла какой-либо роли в разрешении спора и межличностных отношениях между кредитором и должником; была строго формальной, поскольку исключительное значение имело буквальное значение произнесенного вопроса и ответа; для взыскания по обязательству кредитора было достаточно доказать факт стипуляции.

Исходя из вышеизложенного, очевиден вывод: векселеподобные обязательства или обязательства с признаками и свойствами векселей существовали в римском праве.

Таким образом, в ранний период своего развития римское право имело источники, в которых описывались сделки с элементами векселя. В дальнейшем в римском праве имелись обязательства, похожие на вексельные, в том числе абстрактные. Прежде всего, имеется в виду обязательство, возникающее на основании записи в приходно-расходную книгу. В классическую эпоху в Риме на смену приходно-расходным книгам пришли письменные обязательства, которые назывались хирографами. Хирограф уже имел все характерные признаки простого векселя. Показательно, что хирограф, так же как и простой вексель, составлялся от первого лица и подписывался должником. Подписавший документ обязан был платить по нему независимо от того, получил ли должник, подписавший расписку, какую-либо сумму денег. Хирограф от современного векселя отличался только тем, что не обладал передаваемостью. И, наконец, римское право знало абстрактные обязательства, возникающие в силу одностороннего обещания, такие, как votum («обет божеству»), pollicitario («обещание в пользу городской общины»). Кроме того, одним из самых распространенных в системе римских абстрактных обязательств были вербальные договоры, stipulatio, которые профессор И. А. Покровский справедливо определил как устный вексель.

Таким образом, векселеподобные обязательства, обязательства с признаками современного векселя, первоначально возникли и развивались в римском праве. Первым векселеподобным документом являлся хирограф, а обязательство, которое полностью тождественно вексельному, является обязательством из стипуляции. В дальнейшем, вероятнее всего, они были использованы первоначально итальянскими купцами в коммерческом обороте, поскольку разработанная римским правом система обязательств, в том числе векселеподобных, прежде всего, отвечала запросам и потребностям товарного производства.

§ 2.Трансформация векселя с VI по XX в.

К началу средних веков относится следующий этап развития векселеподобных документов и обязательств. Примерно с VI в. в оборот был введен письменный документ, по которому должник обязывался уплачивать определенному кредитору или по его приказу. Как указывает профессор Н. О. Нерсесов, «эти бумаги по сути являлись ордерными бумагами (Курсив авт.). Ордерные бумаги, где наряду с определенным заранее кредитором сделана оговорка «по его приказу», так что должник заранее дает обещание исполнить обязательство как перед первоначальным кредитором, так и перед последующими владельцами, получившими документ от первого. Следовательно, отмечает исследователь, «должник обязан отвечать не всякому предъявителю документа, а лишь такому, который докажет правильность перехода к нему документа с согласия первого». По мнению профессора, происхождение этих бумаг относится к началу средних веков. С VI по XIII в. форма их была следующая: должник обязывался уплачивать определенному кредитору или «cui dederit hanc cautionen ad exigendum», или «aut cui in manu miseris», или «vel cui ordinaveris, vel cui praeceperis». Из приведенных формул видно, что владелец документа, по Н. О. Нерсесову, должен был получить его с согласия первоприобретателя. Следовательно, в каждом случае требовались доказательства правильного перехода документа. Факт существования такого ордерного документа, очень близкого по своему значению векселю, по словам исследователя, упоминается крупными и авторитетными немецкими учеными в работах: Poschinger. «Beitrag zur Geschichte der Inhaberpapire in Deutschland»; Eigenbrodt. «Jahrbucher fur die Dogmatik des heutigen Romischen Privatrecht». Ученый приходит к выводу, что вексель как ордерная ценная бумага появился в VI в.н. э. Данное утверждение профессора Н. О. Нерсесова до настоящего времени никем не опровергнуто. Следовательно, появление векселя следует датировать намного раньше, чем это считалось и считается в наше время. Это обстоятельство также подкрепляет наш вывод о происхождении векселеподобных обязательств в Римском частном праве, откуда скорее всего они были рецепированы в правовые системы государств Средневековья, и как указывают источники, с начала шестого века нашей эры в обороте имели хождение документы, похожие на ордерные ценные бумаги.

Однако, индоссамент для быстрой передачи ордерных ценных бумаг, как отмечает профессор Н. О. Нерсесов, был изобретен только в начале XVII в. французами, поскольку более удобным было установить доказательства перехода путем надписи на оборотной стороне документа, отсюда и название такой передачи «индоссамент». Таким образом, на наш взгляд, из сказанного следует, что первоначальным типом был простой вексель, а не переводной, поскольку в обязательстве по ордерной бумаге могли участвовать только два субъекта: кредитор и должник.

Другая точка зрения о моменте возникновения векселя, отличного от точки зрения профессора Н. О. Нерсесова, принадлежит профессору Г. Ф. Шершеневичу, который полагает такой точкой отсчета XII в. нашей эры. Активное использование векселя в Италии в торговом обороте, по словам профессора Г. Ф. Шершеневича, относится к XII в. Как известно, в тот период Италия была раздроблена, отсутствовало единое государство и, как следствие, единые деньги (как необходимый и нужный атрибут любого централизованного государства). Как указывает исследователь, в Италии существовали и процветали присредиземноморские города-государства, которые активно вели торговую деятельность как с иностранными странами, так и между собой. Каждое государство чеканило свои монеты, и в связи с этим обращалась масса различных монет. Торговцы постоянно и остро нуждались в наличных денежных знаках той или иной области Италии. В этот период действовали многочисленные конторы по обмену денег. Разменявший деньги вез их с собой в то место, где они ему были нужны для закупки товаров или для проживания, что было неудобно и небезопасно. Тогда появилась мысль избежать перевозки денег (на наш взгляд, именно используя имеющиеся в тот период оборотные письменные документы). Обменная контора на переданную монету обещала вернуть ее в установленное время и в установленном месте. Это было возможно благодаря имеющимся связям между такими конторами и их соглашению покрывать взаимно приказы об уплате денег, а потом периодически проводить между собой расчеты. В удостоверение права на получение эквивалентных денег выдавалась расписка. При этом лицо, получившее наличные деньги и выдавшее расписку, не являлось плательщиком, а действовало как гарант исполнения обязательства по расписке[63 - Шершеневич Г. Ф. Курс торгового права. Т. III: Вексельное право. Морское право. – М.: Статут, 2003. – С. 25–27.]. Такой документ имел многие признаки современного переводного векселя.

В процессе эволюции человеческого общества и усложнения экономического оборота вексель совершенствовал свою форму и в дальнейшем стал орудием кредита и надежным средством платежа и получения долга. К концу XVI в. вексель приобрел почти все свои основные современные черты и распространился по всей Европе.

Первым и основным типом векселя, по мнению профессора Г. Ф. Шершеневича, явился французский. Как он указывал, «французское вексельное законодательство характеризовалось тем, что вексель стал оборотным документом. До этого вексель хотя и обладал передаваемостью, но его оборотоспособность была ограничена. Оборотоспособность векселя достигалась путем совершения надписи на обороте документа (in dasso), называемой индоссаментом. Индоссаментом передавались все права по векселю. Индоссамент был признан во Франции сначала законом 1654 г., а впоследствии – торговым уставом 1673 г., окончательное и всеобщее распространение приобрел по французскому торговому кодексу 1807 года. При этом по французскому вексельному законодательству передача векселя по надписи допускалась только с согласия векселедателя, выраженного в самом векселе. Каждый надписатель отвечал только перед тем, кому он сам передал вексель. В дальнейшем был допущен регрессный иск к любому из надписателей, минуя предшественника, однако при этом истец терял право регресса к надписателям, которых он пропустил». Согласно Торговому Ордонансу 1673 г. (Титул V. О переводных и простых векселях и об обещаниях их выдачи), переводные векселя должны содержать краткое указания фамилий тех, кому должны быть выплачено то, что содержится в документе, срок уплаты, фамилия лица, уплатившего за эту цену, а также была ли эта цена получено в денежной форме, товарами или иными вещами, а простые векселя — подлежат оплате определенному лицу, которое в них обозначено, не могут принадлежать другому лицу, даже если в них указано их передача. По Ордонансу 1673 г., Французский вексель имел следующие особенности:

1. В векселе отражались отношения между векселедержателем переводного векселя и ремитентом, в пользу которого выписан переводной вексель (тратта) первым векселедержателем, т. е. указывалось основание выдачи векселя.

2. На вексель влияли отношения между передающими и приобретающими вексель по индоссаменту (требовалось обязательное указание в надписи имени приобретателя векселя и получателя валюты).

3. На вексель также влияли отношения между трассантом и трассатом (плательщиком по переводному векселю).

4. В обращение допускались только векселя, отражающие результаты торговых сделок.

5. Векселя являлись не только ордерными, но и на предъявителя;

6. Категорически запрещалось включать проценты в основную сумму переводных или простых векселей;

7. По векселю могло быть несколько кредиторов, а не одно лицо, как в современном векселе[64 - Коммерческий Кодекс Франции / пер. В. Н. Захватаева. – М.: Волтерс Клувер, 2008. – С. 1124–1125.].

Таким образом, чтобы вексель обладал юридической силой, должны были присутствовать взаимные финансовые обязательства между участниками вексельных отношений, которые возникали из торговых сделок.

Следующим типом векселя явился германский, история которого начинается с принятия общегерманского вексельного устава 1847 г. Профессор Г. Ф. Шершеневич выделил следующие черты германского типа векселя:

1. Главной его особенностью являлось то, что он признавался абстрактным обязательством, совершенно оторванным от своего основания (французский вексель требовал указания, по какому основанию он выдан).

2. Германский вексель предполагался обладающим свойством передаваемости, пока иное не установлено волей векселедателя (во французском векселе передаваемость устанавливалась только волей векселедателя). Кроме того, формальная вексельная строгость, характерная для французского векселя, была заменена материальной вексельной строгостью, по которой все условия, указанные в векселе, имеют силу достоверности, а те, которые не нашли отражение в документе, не имеют значения для вексельного обязательства, т. е. действует принцип: «чего нет в векселе, того не существует в мире»[65 - Шершеневич Г. Ф. Курс торгового права. Т. III: Вексельное право. Морское право. – М.: Статут,2003. – С. 26–33.].

Общеизвестным является то, что в Россию вексель пришел через иностранных купцов. В результате усилившейся международной торговли в 1729 г. в России появился первый Устав вексельный. Устав вексельный 16 мая 1729 г.[66 - Российское законодательство Х-ХХ вв. – М.: Юридическая литература,1987. – С. 421–459.] состоял из 3-х глав и в основном регулировал отношения переводного векселя, но вместе с тем допускал и в обороте простой вексель. Национальные традиции, слабости торговых связей между отдельными регионами не способствовали развитию в России вексельного обращения. Просуществовав сто с лишним лет, этот устав уступил место Уставу о векселях 1832 г. 27 мая 1902 г. был утвержден последний дореволюционный Устав, разработанный видным российским цивилистом П. П. Цитовичем. Устав вступил в силу 1 января 1903 г. Вексельный устав 1902 г. просуществовал без изменений до 23 декабря 1917 г. на всей территории России.

В целях унификации вексельного законодательства представители 29 государств, том числе и России, в июне 1912 г. подписали Конвенцию об объединении норм вексельного права и приняли Устав о векселях простых и переводных. После ратификации Конвенции национальные вексельные уставы должны были соответствовать международному вексельному праву. Однако, в связи с началом Первой мировой войны и последующими известными событиями в мире Конвенция об объединении норм вексельного права так и не сыграла свою роль и не была ратифицирована большинством подписавших ее государств. После октябрьской революции Декретом СНК РСФСР от 23 декабря 1917 г. все операции с ценными бумагами, в том числе с векселями, были запрещены. В период НЭПа, как результат восстановления товарно-денежных отношений в экономике, в хозяйственном обороте России начали использовать векселя. Нормативной базой для регулирования вексельного обращения в тот период явилось Постановление ЦИК и СНК РСФСР от 20 марта 1922 г., которым было утверждено «Положение о векселях»[67 - Собрание узаконений РСФСР. – 1922. – № 25. – Ст. 285.] в основу которого был положен устав 1902 г. Положение состояло из двух частей – о простых и переводных векселях. В отличие от устава 1902 г., ст. 16 Положения о векселях определяла сущность переводного векселя как предложение векселедателя третьему лицу принять на себя вексельное обязательство, в то время как п. 86 устава 1902 г. рассматривал сущность переводного векселя как приказ.

Его действие фактически прекратилось с вступлением в силу Постановления ЦИК и СНК от 30 января 1930 г. «О кредитной реформе»[68 - СЗ СССР. – 1930. – № 8. – Ст. 98.]. С этого момента любая форма кредитования, кроме банковской, запрещалась. Госбанк СССР превратился в единственный распределитель кредитов. Всем другим государственным органам, кооперативным, акционерным обществам запрещалось отпускать товары в кредит. Вексель по своей экономической природе является одним из инструментов коммерческого кредитования, то и ввиду запрета коммерческого кредитования, вексель перестал употребляться в СССР. Таким образом, использование векселей в хозяйственном обороте в связи с запрещением коммерческого кредита отпало, т. е. вексель не был запрещен или упразднен, как ошибочно полагают отдельные авторы. Более того, вексель использовался и используется до настоящего времени во внешнеторговом обороте страны. В силу широкого распространения векселей в международном коммерческом обороте потребовалась дальнейшая унификация вексельного законодательства. 7 июня 1930 г. в Женеве представителями ряда государств, в основном европейских, были подписаны: Конвенция, устанавливающая Единообразный Закон о переводном и простом векселе; Конвенция, имеющая целью разрешение некоторых коллизий законов о переводных и простых векселях; Конвенция о гербовом сборе в отношении переводных и простых векселей, известные как Женевские вексельные Конвенции 1930 г. Участники Конвенции обязались использовать Единообразный вексельный Закон как основу национального вексельного законодательства.

В основу Единообразного вексельного Закона, принятого Женевской вексельной Конвенцией в 1930 г., был положен общегерманский вексельный Устав (All gemalde Deutsche Wechsel orden) 1847 г.

Присоединение СССР к Конвенции состоялось 25 ноября 1936 г. путем предоставления секретарю Лиги Наций письма от 20 ноября 1936 г. о присоединении СССР к Конвенции. В письме было указано, что СССР присоединяется к Конвенции, устанавливающей Единообразный Закон о переводных и простых векселях, с оговоркой о его праве, согласно Приложению II Конвенции, применить в национальном законе отдельные отступления. Постановлением ЦИК и СНК от 7 августа 1937 г.[69 - СЗ СССР. – 1937. – № 52. – Ст. 22.] было введено Положение о переводном и простом векселе, действующее на территории России до настоящего времени.

§ 3. Возникновение основных вексельных теорий

Вторая половина XIX в. характеризуется тем, что в юридической литературе европейских государств, в том числе России, как правило, под влиянием трудов германских правоведов активно изучается и разрабатывается вопрос о юридической сущности ценных бумаг и векселя в частности.

Вопрос о правовой природе ценных бумаг всегда считался одним из сложных как в цивилистической науке, так и в литературе. Как указывает один из русских основоположников учения о ценных бумагах профессор Н. О. Нерсесов[70 - Нерсесов Н. О. О бумагах на предъявителя с точки зрения гражданского права // Представительство и ценные бумаги в гражданском праве. – М.: Статут, 1998. – С. 200.], в XIX в. под влиянием, в основном, немецких юристов были выработаны две теории возникновения ценных бумаг: договорная теория и теория одностороннего обещания. Основателем договорной теории ценной бумаги являлся Ф. Савиньи, который в своем труде «Обязательственное право», утверждал: «Договор, как известно, есть совместное соглашение двух договаривающихся воль. До этого момента нет договора; воля каждой стороны, в отдельности взятая, не составляет еще договора: необходимо их единение». С кем же договаривается выдаватель бумаги на предъявителя? Согласно Ф. Савиньи – «Cum incertam personam». Как отмечает Н. О. Нерсесов, другие юристы подвергали теорию частного договора некоторым видоизменениям. А именно: для действительности ценных бумаг как юридического акта, кроме договорного соглашения как первоначального основания их возникновения, требуется, по их мнению, еще передача документа в руки другого лица – приобретателя. Следовательно, простая подпись должника под документом не придает последнему юридической силы, необходимо принятие его противной стороной, другими словами, требуется traditio документа. Но и эта теория, будучи в своем основании договорной, не дает удовлетворительного ответа в некоторых случаях. Например, если бумага на предъявителя перешла помимо воли должника (выдавателя документа) в чужие руки и стала циркулировать то, каково должно быть положение последующих добросовестных приобретателей? Поскольку бланковый вексель фактически является бумагой на предъявителя, то вышеизложенное полностью распространяется и на него (Примеч. авт.).

В отличие от договорной теории, как подчеркивает профессор Н. О. Нерсесов[71 - Нерсесов Н. О. О бумагах на предъявителя с точки зрения гражданского права // Представительство и ценные бумаги в гражданском праве. – М.: Статут, 1998. – С. 200–204.], сторонники одностороннего обещания склонялись к мнению, что ценные бумаги возникают благодаря односторонней воле должника. Этот последний изготавливает бумагу, подписывает ее и таким образом создает новую ценность, которая наступает лишь с переходом документа в руки другого. Один из основоположников этого учения – Кунце – обосновал тезис о том, что документ, ценная бумага получают юридическую жизнеспособность благодаря односторонней воле должника. Таким образом, документ как таковой считается действительным благодаря воле должника, односторонне в нем выраженной, но практическое действие его парализовано до тех пор, пока он не перейдет в руки приобретателя[72 - Нерсесов Н. О. О бумагах на предъявителя с точки зрения гражданского права // Представительство и ценные бумаги в гражданском праве. – М.: Статут, 1998. – С. 200.].

Подытоживая результаты теории одностороннего обещания, Н. О. Нерсесов[73 - Нерсесов Н. О. О бумагах на предъявителя с точки зрения гражданского права // Представительство и ценные бумаги в гражданском праве. – М.: Статут, 1998. – С. 201–203.] на основе работ Иеринга и других немецких ученых обращает внимание на следующее: все существующие в германской юридической литературе мнения по данному вопросу подходят под одну из двух приведенных теорий (договорная теория, теория одностороннего обещания. – Примеч. авт.) и различаются между собой лишь в частностях.

По словам Н. О. Нерсесова, вышеназванные теории и взгляды авторов на юридическую природу ценных бумаг, в том числе на вексель, имеют существенные недостатки, которые уменьшают ценность этих теорий и взглядов.

Следует констатировать, что среди цивилистов дореволюционной России не было однозначного подхода к теории возникновения векселя как ценной бумаги. Одни авторы твердо стояли на позиции договорного характера векселя, другие считали его обязательством, вытекающим из одностороннего обещания. Однако, с момента появления труда «Das Wechselrecht nach dem Bed?rfnis des Wechselgesch?fts im neunzehnten Jahrhundert» (1839)[74 - Einert. Das Wechselrecht nach dem Bed?rfnis des Wechselgesch?fts im neunzehnten Jahrhundert. – Neudr. d. Ausg. Leipzig, 1839, Aalen: Scientia Verl., 1969. – XIV. – 653 s.] немецкого ученого К. Эйнерта (Einert K.), рассматривавшего вексель как купеческие деньги, а также Общегерманского вексельного Устава (1847) представление о векселе изменилось. Вексель приобрел абстрактную основу, оторванную от обязательства между лицами вексельных отношений. Теория К. Эйнерта до сих пор бытует в науке. Перенося центр тяжести своих исследований на вексельный документ, К. Эйнерт совершенно игнорировал вексельное обязательство[75 - Гордон В. М. Вексельное право. Сущность векселя, его составление, передача и протест. – Харьков: Юрид. изд-во НКЮ УССР, 1926. – С. 72.]. Теория К. Эйнерта вторично возродилась в 90-е годы прошлого века в России, в науке гражданского и финансового права, в экономических науках, где К. Эйнерт выступил как высший авторитет. К сожалению, в науке вексельного права не учитываются справедливые критические замечания в отношении труда К. Эйнерта, высказанные профессором Б. Б. Черапахиным[76 - Черепахин Б. Б. Юридическая природа векселя и Положение о векселях 1922 года // Труды по гружданскому праву. – М.: Статут, 2001. – С. 43–45.].

Издание вышеназванного труда профессора К. Эйнерта в определенной степени способствовало возникновению теории одностороннего (внедоговорного) обещания, родоначальником которой явился немецкий цивилист Кунце (Johann Emil Kuntze[77 - См.: Kuntze Johann Emil. Das Wechselrecht. – Fues, 1884. – 350 s.]), который рассматривал вексельное обязательство как договорное. Он полагал, что вексель обязан своим созданием одностороннему акту воле лишь одного лица – лица, изготавливающего и подписывающего вексельный документ. По этой теории, именуемой в науке теорией креации (Kretion theorie)[78 - См. более подробно:.Черепахин Б. Б. Юридическая природа векселя и Положение о векселях 1922 года. Труды по гружданскому праву. – М.: Статут. – С. 43–45.], основанием возникновения права, выраженного в векселе, служит само составление бумаги, которое рассматривалось как односторонняя сделка (одностороннее волеизъявление). Следует отметить, разновидности теории креации сегодня играют доминирующую роль в различных исследованиях векселей в России.

В начале XIX века появились работы, объясняющие различные стороны теории договорного происхождения векселя. Один из основоположников договорной теории векселя немецкий цивилист Heinrich Th?l считал вексельное обязательство фактом заключения договора вне векселя[79 - Th?l Н. Wechselrechtl. – G?ttingen,1847. – 125 s.]. Русскими учеными, чьи труды о договорном характере вексельного обязательства в наше время по праву составили золотой фонд вексельного права, явились профессор Г. Ф. Шершеневич[80 - См.: Шершеневич Г. Ф. Вексельное право. – СПб: Бр. Башмаковы, 1909; Он же. Учебник торгового права. – Казань: Тип. ун-та, 1899. – С. 347; Он же. Курс торгового права. – 3-е. изд. – Казань: Тип. ун-та, 1899. – 889 с., и др.], В. Д. Катков[81 - Катков В. А. Указ. соч.; Он же. Передача векселя по надписи (индоссамент). – Одесса: Тип. «Техник, 1909. – С. 112.] и др., которые рассматривали вексель как договорное обязательство, имея в виду не то договорное отношение, которое привело к векселю (например, куплю-продажу или заем), а то отношение, которое создавалось векселем. Договорный момент определялся тем, что векселедатель стал ответственным в силу передачи ему векселя – документа с намерением обязаться перед ним. Так, профессор Г. Ф. Шершеневич определяет вексель как одностороннее обязательство, основанное на договоре и выраженное в письменной, строго определенной форме[82 - Шершеневич Г. Ф. Учебник торгового права. – М.: Спарк, 1994. – С. 260.].

Современная эпоха представляет собой один из переломных этапов в истории развития векселя, когда остро встал вопрос о его будущей правовой конструкции. В советской цивилистической науке работы, затрагивающие вопросы договорной теории векселя, крайне немногочисленны. Одним из работ по договорной теории советского времени явился труд известного ученого-цивилиста Н. Г. Вавина, который на основании ст. 1 и 10 Положения о векселях 1922 г.[83 - Собрание Узаконений., 1922. – № 25. – Ст. 285.], сделал вывод о договорном характере юридической природы векселя[84 - См.: Вавин Н. Г. Научно-практический комментарий Положения о векселях. – М.: Юрид. изд-во НКЮ, 1923.]. Профессор Б. Б. Черепахин в труде «Юридическая природа векселя и Положение о векселях 1922 года» считал, что «все многообразие теорий, предложенных для разрешения этого вопроса, при всем их расхождении, может быть сведено к двум основным направлениям, с большими или меньшими модификациями в пределах каждого из них: теории договорной и теории одностороннего волеизъявления. Представители последней, в свою очередь, расходятся между собой в деталях, сходятся в признании односторонне-сделочного характера векселя: это теория креации, теория эмиссии (выпуска), передачи и уступки (Begebungs – oder Aushandigungstheorie), теория добросовестного приобретения (Redlich – reitstheorie) и другие»[85 - Черепахин Б. Б. Труды по гражданскому праву. – М.: Статут, 2001. – С. 33.].

Профессор М. М. Агарков на примере передачи ордерных ценных бумаг также придерживался договорной теории векселя. Он обратил внимание на то, что «вывод о том, что всякое вексельное обязательство по действующему праву основано на одностороннем волеизъявлении, не может быть признан обоснованным».[86 - Агарков М. М. Основы банковского права. Учение о ценных бумагах. – М.: Волтерс Клувер. – 2005. – С. 280.] Как указывалось в предыдущем разделе работы, в связи с реформами 1930–1931 гг. в кредитной политике государства вексель в СССР прекратил свое хождение и фактически престал быть предметом отдельных научных исследований в России до начала 90-х гг. XX в.

В постсоветское время исследовательский интерес к вексельному праву возрос. Появился целый ряд монографий и учебных пособий, посвященных вопросам отечественной науки вексельного права и вексельному обращению, в которых, как правило, исследовались вексельные отношения, или давалась характеристика векселю с точки зрения теории одностороннего волеизъявления или ее разновидностей. Проблемы юридической природы векселя в этих трудах поднимались на протяжении последних лет, но с позиции теории договорного происхождения векселя они малоизученны. Многие признают реальность договорного отношения в векселях, но мало кто объясняет его природу. Исследования векселя и вексельного обязательства в данных работах построены на теории односторонней сделки или одностороннего обещания или ее разновидностей. Так, в докторской диссертации «Проблемы цивилистической теории российского вексельного права» профессор В. А. Белов рассматривал вексель через призму такой разновидности теории одностороннего волеизъявления, как теория добросовестного приобретения, при этом он, в категорической форме не приемля договорного происхождения векселя, утверждал, что «договор как юридический факт принципиально несовместим с теми юридическими свойствами, которыми обладает вексель как ценная бумага, а именно – свойствами публичной достоверности и абстрактности»[87 - Белов В. А. Проблемы цивилистической теории российского вексельного права: автореф. дис. … д.ю.н. – М.: 2004. – С. 38.]. Однако, обилие работ по вексельной тематике само по себе еще не свидетельствовало о достаточном уровне доктрины вексельного права, поскольку многие теоретические и практические вопросы вексельного права не исследованы. Работы по проблемам природы вексельных обязательств и системы вексельных обязательств носили острый дискуссионный и противоречивый характер. Одна из главных причин этого – пробелы в изучении векселя, в частности отсутствие фундаментальных трудов по договорной теории векселя. Диссертационные исследования в области вексельного права в новейшее время в России в силу объективных и субъективных причин проводились с позиции теории одностороннего обещания (теории односторонней сделки (одностороннего волеизъявления)). В этих работах исследовательская мысль, за редким исключением, не простиралась дальше констатации факта наличия в вексельном праве взглядов, рассматривающих договорные начала в векселе[88 - См. например: Е. Н. Абрамова. Форма векселя: автореф. дис. … к.ю.н. – Владивосток, 2002; Бакшеева Ю. Н. Механизм реализации вексельного обязательства в российском гражданском праве: автореф. дис. …к.ю.н. – М., 2010; Белов В. А. Проблемы цивилистической теории российского вексельного права: автореф. дис. … д.ю.н. – М., 2004; Габов А. В. Вексель в системе российских ценных бумаг: автореф. дис. … к.ю. н… – М., 1999; Габов А. В. Проблемы гражданско-правового регулирования отношений на рынке ценных бумаг: автореф. дис. … д-ра юрид. наук. – М., 2010; Дробышев С. Ю. Вексель в коммерческом обороте: автореф. дис. … к.ю.н. – СПб., 1996; Добрынина Л. Ю. Основные проблемы развития вексельного права России на современном этапе: автореф. дис. … к.ю.н. – Екатеринбург, 1997; Елагин М. Б. Правовое регулирование обращения вексельных обязательств в современных условиях: автореф. дис. … к.ю.н. – М., 2011; Кремер Ю. А. Гражданско-правовое регулирование вексельной ответственности: автореф. дис. … к.ю.н. – Екатеринбург, 1998; Рукавишникова И. В. Вексель как объект гражданских прав: автореф. дис. … к.ю.н. – М., 1999; Грачев В. В. Акцепт векселя: автореф. дис. … к.ю.н. – СПб., 2001; Зорин Н. А. Права векселедержателя по законодательству России: автореф. дис. … к.ю.н. – М., 2001; Можаев Л. В. Правовое регулирование векселя и вексельного обращения в законодательстве Российской Федерации: автореф. дис. … к.ю.н. – М., 2002.; Трегубенко Е. Ю. Ордерные ценные бумаги: автореф. дис. … к.ю.н. – СПб, 2003, и др.], а в отдельных случаях перестала отвечать существующим правовым реалиям. Это объяснимо, поскольку многие работы были написаны в основном в конце 90-х годов прошлого или в начале нашего века, в связи с этим не могли быть учтены многие положения, выработанные в судебной и судебно-арбитражной практике по векселям в последние годы. Следует также принять во внимание, что основой исследования авторов являлась теория креации, главным образом теория добросовестного приобретения. Профессор Б. Б. Черапахин, придерживающийся взглядов на вексельное обязательство как обязательство односторонне-сделочного характера, справедливо обратил внимание на слабые стороны этой теории[89 - См.: Черепахин Б. Б. Юридическая природа векселя и Положение о векселях 1922 года. Труды по гружданскому праву. – М.: Статут, 2001. – С. 43–45.]. По мнению профессора Б. Б. Черепахина, теория одностороннего волеизъявления являлась небезупречной, а многие вопросы вексельного права нельзя объяснить исходя из положения этой теории. В новейшее время отдельные вопросы о договорном характере векселя, о юридическом составе, порождающим вексельное обязательство, были освещены в работах В. С. Анохина[90 - Анохин В. С. Применение вексельного законодательства в арбитражном судопроизводстве // Хозяйство и право. – 2005. – № 4. – С. 128–142.], М. Г. Масевич, Е. А. Павлодского[91 - Масевич М. Г.,Павлодский Е. А. Правовое регулирование залога векселей // Право и экономика, 2001. – № 11. – С. 86–87.], Д. В. Мурзина[92 - Мурзин Д. В. Ценные бумаги – бестелесные вещи. Правовые проблемы современной теории ценных бумаг. – М.: Статут, 1998. – С. 62.], Д. С. Пахомова[93 - Пахомов Д. С. Правовое регулирование исполнения вексельного обязательства: автореф. дис. … к.ю.н. – М., 2001.], Н. Г. Семилютиной, и др.[94 - См.:Семилютина Н. Г. Понятие и виды ценных бумаг. Предпринимательское право: курс лекций. – М.: Юрид. лит., 1993. – С. 130–131, и др.]

Подавляющее большинство авторов (как дореволюционных, так и современных) определяют вексель как одностороннюю сделку или одностороннее обещание. Только отдельные дореволюционные правоведы, например Г. Ф. Шершеневич, обосновывали тезис о договорном происхождении векселя. Вместе с тем следует отметить, что при кажущейся простоте идеи вопросы происхождения векселя и вексельного обязательства, их места в гражданском праве являются достаточно сложными и требуют более глубокого и детального исследования с учетом достигнутого на сегодняшний день уровня цивилистики и векселистики как одного из ее разделов.

Таким образом, основные исследования по возникновению ценных бумаг, в том числе векселей, в XIX в. проводились учеными – юристами Германии. Для этого были соответствующие условия: использование пандектов (в Германии вплоть до начала XX в. действовало пандектное право); высокий уровень цивилистики. Все учения о ценных бумагах, зародившиеся в Германии, можно было объединить в две большие группы: одна признавала основой ценной бумаги – договор, другая – одностороннюю юридическую сделку должника.