banner banner banner
Есенин. Гибель. Золотой брегет
Есенин. Гибель. Золотой брегет
Оценить:
Рейтинг: 0

Полная версия:

Есенин. Гибель. Золотой брегет

скачать книгу бесплатно

Есенин. Гибель. Золотой брегет
Владислав Мирзоян

1949 год. МГБ арестовало И. И. Шнейдера, бывшего директора школы-студии Дункан в Москве. И всю ночь его допрашивал лично министр госбезопасности В. С. Абакумов – его интересовала поездка в Америку Есенина и Дункан, которые уже двадцать пять лет как погибли. А через два года генерал-полковник Абакумов будет арестован по делу… «сионистского заговора в Министерстве Госбезопасности СССР»…

Есенин. Гибель

Золотой брегет

Владислав Мирзоян

© Владислав Мирзоян, 2018

ISBN 978-5-4490-2161-8

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

В есенинских музеях во множестве выставлены его личные вещи.

Сомнительно, конечно, но якобы всё это вещи Есенина.

И фрак, и цилиндр с перчатками, и пиджаки, и косоворотки, и трость, и чего только нет.

Нет только трёх вещей

Очков. (у него была дальнозоркость)

Револьвера. (а бульдог он с собой носил постоянно, даже в «Англетерре»)

И часов.

А были ли у Есенина часы?

Воспоминания директора московской школы-студии Дункан и одного из создателей советского мифа о романе Есенина и Дункан (под контролем КГБ и позже поймём почему) Ильи Иль-ича Шнейдера (в центре):

– «… у него не было часов».

Странно.

У Онегина были —

Покаместь в утреннем уборе,
Надев широкий боливар,
Онегин едет на бульвар
И там гуляет на просторе,
Пока недремлющий брегет
Не прозвонит ему обед.

а у Есенина – нет.

Брегет – это карманные часы с боем, показывавшие числа месяца.

В 1775 году начинающий часовой мастер Абраам-Луи Бреге (Abraham-Louis Brеguet) открыл свой первый часовой магазин в Париже,

В 1808 году и в Санкт-Петербурге было открыто представи-тельство «Русский дом Breguet».

И весь Петербург защеголял карманными часами.

Даже Онегин.

С тех пор все карманные часы разных фирм стали звать бре-гетами.

Брегет носили на цепочке, которая пришивалась к пуговице на жилетке, а сами часы клали в левый карман жилетки – соб-ственно для этого он был и предназначен.

А у Есенина – жилетка есть, а часов нет.

Илья Шнейдер – фото сделано на Лубянке, в 1949 году:

– «Вспоминаю, как той, первой их весной я услышал дроб-ный цокот копыт, замерший у подъезда нашего особняка,

и, подойдя к окну, увидел Айседору, подъехавшую на извоз-чичьей пролётке.

Дункан, увидев меня, приветливо взмахнула рукой, в кото-рой что-то блеснуло.

Взлетев по двум маршам мраморной лестницы, останови-лась передо мной всё такая же сияющая и радостно-взволно-ванная.

– Смотрите, – вытянула руку. На ладони заблестели золотом большие мужские часы, – Для Езенин! Он будет так рад, что у него есть теперь часы!»

Дело происходит весной 1922-года.

Есенин с Дункан собираются за границу.

Конечно, она хочет, чтоб муж выглядел солидно, с золотым брегетом.

Только небольшая странность – новые часы обычно бывают в футлярах, чем дороже часы, тем круче футляр-коробка.

А Дункан их принесла на ладони.

Как птичка в клювике.

А где она их взяла?

Наверное, на барахолке.

Как бы там ни было, ранней весной 1922-го у Есенина по-явился золотой брегет.

Богатая немолодая жена-иностранка подарила молодому русскому мужу золотые часики.

А Есенин звал её Дунька.

Даже дружественно настроенные воспоминатели, не желая использовать слово альфонс, в разной мере деликатно, но на-мекают, что Дункан содержала Есенина.

Что не вполне верно.

А если быть точнее, то и вполне не верно.

Айседора Дункан приехала в Россию нищей.

Когда наступили холода, выяснилось, что ей не в чем ходить и она мёрзнет.

По воспоминаниям всё того же Шнейдера, Луначарский от-вёз её в какие-то большевистские закрома, где из соболей и горностаев, она выбрала себе скромную шубку.

Чтобы Дункан, да скромную!

Эта женщина привыкла брать от жизни всё самое лучшее.

Если мужа, то либо олигарха, либо гения, если любовника, то самого-самого красавца, если уж шубу – то царскую.

А если вспомнить, что большевистские закрома ломились от экспроприированного у проклятых буржуев, то не грех и предположить, что носила Дункан шубку с расстрельного пле-ча какой-нибудь великой княгини.

И ничего, не побрезговала.

Не зря Есенин звал её Дунька.

А у Есенина с Мариенгофом уже два года, как книжный ма-газин, где они торговали не столько своими тощеньким книж-ками, а в основном книжным антиквариатом.

И самое модное в Москве кафе «Стойло Пегаса» на Твер-ской, где не они одни, конечно, хозяева, но делами заправляли вдвоём, забирая б0льшую часть выручки себе.

По обшарпанной за революционные годы и грязной Москве бродили ободранные, голодные люди, у которых были одни штопанные-перештопанные кальсоны (и те на двоих), а Есенин с Мариенгофом рассекали на извозчиках, да обшивались у луч-шего портного Москвы, (отца классика советского кинорежис-сёра Юрия Райзмана) у которого шили свои френчи больше-вистские вожди, да костюмы послы.

Переведите на сегодняшний день и получите владельцев са-мого модного ночного клуба.

А если учесть, что клубов по всему городу не больше деся-ти, то… Короче, это были два мажора, со связями на уровне на-родных комиссаров.

Шнейдер:

– «Айседора ножницами придала нужную форму своей ма-ленькой фотографии и, открыв заднюю крышку пухлых золотых часов, вставила туда карточку».

Как-то так это должно было выглядеть.

Шнейдер:

– «Есенин был в восторге (у него не было часов).

Беспрестанно открывал их, клал обратно в карман и выни-мал снова, по-детски радуясь.

– Посмотрим, – говорил он, вытаскивая часы из карманчи-ка, – который теперь час? – И, удовлетворившись, с треском захлопывал крышку, а потом, закусив губу и запустив ноготь под заднюю крышку, приоткрывал её, шутливо шепча: – А тут кто?»

Не то ребёнок Есенин, не то дурачок, но радовался часикам.

Шнейдер:

– «А через несколько дней, возвратившись как-то домой из Наркомпроса,

я вошёл в комнату Дункан в ту секунду, когда на моих глазах эти часы, вспыхнув золотом, с треском разбились на части».

Ну, золото не трещит и не так просто брегет разбить на ча-сти, но, видать, расколошматил часики Есенин основательно.

А зачем?

Наверное, семейные разборки.

Но обратите внимание – это произошло «через несколько дней», почти сразу после дарения.

А Наркомпрос – это Луначарский.

Эту фотографию в музее Дункан выдают за спальню Айсе-доры и Есенина в особняке на Пречистенке, где у них было толь-ко две комнаты

в остальных размещалась школа-интернат на 40 девочек и по этой мраморной лестнице два пролёта бежала Дункан с зо-лотыми часами.

Сейчас особняк принадлежит МИДу и проверить это фото проблематично.

Шнейдер:

– «Айседора, побледневшая и сразу осунувшаяся, печально смотрела на остатки часов и свою фотографию, выскочившую из укатившегося золотого кружка.

Есенин никак не мог успокоиться, озираясь вокруг и крутясь на месте».

Во завёлся мужик!

Полнейшее «буйство глаз и половодье чувств».

Шнейдер:

– «На этот раз и мой приход не подействовал. Я пронёс его в ванную, опустил перед умывальником и, нагнув ему голову, открыл душ…»

Герой Шнейдер – отнёс, опустил, нагнул – не боится буйного Есенина.

Шнейдер:

– «Потом хорошенько вытер ему голову и, отбросив по-лотенце, увидел улыбающееся лицо и совсем синие, но ничуть не смущённые глаза.

– Вот какая чертовщина… – сказал он, расчесывая паль-цами волосы, – как скверно вышло… А где Изадора?»

Да уж, конечно, скверно – он теперь за границу без часов поедет.

Шнейдер:

– «Мы вошли к ней. Она сидела в прежней позе, остановив взгляд на белом циферблате, докатившемся до её ног. Непода-лёку лежала и её фотография.