скачать книгу бесплатно
Бабло пожаловать! Или крик на суку
Виталий Вир
Наше время.
Когда Рамсеса – трейдера, молодого, преуспевающего в среде дельцов больших денег, пытаются убить, ему удается уйти. Но в следующий раз он становится свидетелем похищения лучшего друга и теперь Рамсес не сомневается, его любимая девушка в опасности.
Мало того, поднимается волна народного гнева, как в стране, так и в мире.
Из-за финансистов и насквозь коррумпированной власти, люди окончательно обнищали. Они озлоблены и уже готовы на все, а в бедах винят тех, кто имеет баснословные деньги и продолжает раздувать (совершенно ненужные простому народу!) мыльные пузыри, словно в агонии продлевая спекуляцию на финансовых площадках.
Пытаясь разобраться, откуда исходит угроза для жизни, по странному стечению обстоятельств, происходит так, что Рамсес теряет память и оказывается среди тех, кто совершенно ему чужд, как по духу, так и по образу жизни (мышления)…
Он знакомится с семьей, где оба супруга больны синдромом Дауна, но у них подрастает совместный ребенок!..
Сумеет ли Рамсес разобраться в перипетиях свалившихся на него и вернется ли к нему когда-то привычная жизнь? Останется ли он жив и кто являлся подлинным источником угрозы – те, с кем он дружил, общался, сама власть, обычные люди, или… – это был парень с синдромом Дауна?..
К тому же судьба поворачивается так, что главный герой впервые и по-настоящему задумывается, кто подлинно счастлив, а к своим годам, в большей мере, приобрел для себя нечто стоящее – он, весьма преуспевший в жизни, или парень с синдромом Дауна от рождения?..
Виталий Вир
Бабло пожаловать! Или крик на суку
Все права защищены. Никакая часть электронной версии этой книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме и какими бы то ни было средствами, включая размещение в сети Интернет и в корпоративных сетях, для частного и публичного использования без письменного разрешения владельца авторских прав.
Посвящается Мойке Ренко и всем тем, чей совместный путь был долог, не всегда легок, но он этого заслуживал.
От автора
Ни государства,
Ни правительства —
Одно лишь б-ство[1 - Примечание автора.Правильно. Все верно. Вы прочитали слово так, как напрашивается относительно смысла, заложенного в тексте. Но, надеюсь, найдется хотя бы один читатель, который усмотрит в сокращении слово «богохульство». Если так случится, то, вполне возможно, что дела в (каком-либо отдельно взятом) государстве обстоят плохо только в одном смысле – поношение объектов религиозного поклонения, почитания и, помимо этого…мздоимство.],
Да мздоимство…
Во-первых.
Сразу оговорюсь, автор не обязательно должен разделять точки зрения главных героев в романе. Хотя, говоря по-правде, многое из написанного – та действительность, которая присутствует повсеместно и можно подписаться под каждым словом, но – это я выношу на суд читателя.
Во-вторых.
Я официально заявляю спецслужбам всех стран: сведения о тайном сговоре правительств из числа избранных государств не добыты путем агентурной разведки и не связаны с иным незаконным раскрытием. Поэтому в книге нет использования секретной информации. А те совпадения в романе, которые могут произойти в мире в ближайшее время (как то: заговор крупных финансистов и власти против населения земного шарика или иное, что описано в сочинении) – считайте предположением автора на основании доступных данных. Тем более, разоблачитель тайн – Джулиан Ассанж не имеет отношения к информации, изложенной в произведении. Это, если что.
В-третьих.
Но вот трехлетняя девочка, о судьбе которой поведано в романе; образ жизни, мечты и потенциал родителей – далеко не плод воображения писателя, а история, основанная на реальных событиях! Это, дабы – сразу и в корне – пресечь искушенных читателей на неприятие обстоятельств рождения девочки, а также (в общем и целом) возможностей таких людей, как ее родители.
Ну и, в-четвертых.
В произведении, там, где говорят персонажи, сохранена аутентичность, свойственная каждому в отдельности. Связано это с тем, чтобы максимально отразить чувства, намерения, взгляды и искренность главных героев.
1. Один из выживших
Когда вдруг раз – и не понятно,
Кому ж от этого приятно.
«Где я? Что со мной?»
Когда совершенно выбиваешься из сил, то непременно теряешь сознание.
Спустя время, надо полагать, рассудок возвращается. Но, с приходом этого мгновения, устройство органов чувств не спешит приступать к работе. Потому как ничего не хочется. То есть совершенно, включая элементарное – приоткрыть глаза. Продолжая лежать, максимум, на что хватает сил – это прислушаться к себе. И бесполезно разбираться, в каком состоянии пребывает тело.
После изнурительной борьбы за жизнь, внутри появляется вялость – состояние пассивности и замедленной реакции на окружающие раздражители, как внешние, так и появившиеся в результате долгого сопротивления. Вялостью пропитана каждая клеточка тела, которая замедляет в организме жизненные процессы.
С приходом в сознание, спустя какое-то время, в голове короткой вспышкой отчетливо появляется картинка произошедшего. Но не все разом, только последняя минута, за которой снова без чувств впадаешь в обморок, где – …кромешная тьма…яркое белое пятно на темном фоне и постепенно свет меркнет, а пространство опять погружается в непроницаемую темень.
С коротким первым воспоминанием, хочется пошевелить какой-либо частью тела: и всего одной. Но каждая клеточка организма будто скована плотным железным саркофагом и это подавляет любое желание шевельнуться: даже веки не поддаются слабому импульсу, когда хочется слегка приоткрыть глаза.
Подобное положение сохраняет покой – полную неподвижность, пока восстанавливаются силы. И все, на что сейчас способно сознание, так это наблюдать за темнотой. Если за ней вообще можно следить с закрытыми глазами.
А, собственно, что мы знаем о темноте? По-моему, ничего. Нам известно, что изучать свет – возможно. Допустим, измерять длину волн каждого цветного фона или сам белый свет – в частности и его можно разложить на множество цветов и оттенков! Но ничего подобного нельзя сделать с темнотой. Даже, когда мы хотим определить насколько темно в том или ином пространстве, мы измеряем в нем количество света! Неужели это означает, что темноты, нет?! А слова «темень» или «мрак», мы используем лишь для того, чтобы описать полное отсутствие света.
Тогда, получается, что темноты, и правда, нет, а есть пространство, лишенное света?!
Если продолжить рассуждать в том же духе, то, из этого определенно следует, что и относительно другого можно сделать такой же вывод. Например, нет тишины или зла, а есть отсутствие звуков или любви и веры…
Выходит, ничего плохого или негативного тоже нет, а есть только отсутствие хорошего или положительного, после чего наступает депрессия, но с приходом позитивной самооценки от нее не останется и следа.
А способно ли плохое или негатив полностью затмить позитив или, возможно, чтобы тишина доминировала над звуками, а зло окончательно извело любовь? Но подобное невозможно представить! Равно как нельзя увидеть, чтобы самый невероятно черный мрак поглотил бы свет. Зато, та же короткая вспышка света неминуемо озаряет любое темное пространство.
И все же, почему мгла не способна поглощать свет? Мало того, непроглядную тьму вообще невозможно сохранить, когда появляется пусть незначительно слабый, но источник света.
…вот только, где взять источник света, когда нет сил, чтобы его зажечь?
2. До того, как всему начаться
Наши дни.
«00:00»
Электронное табло настольных часов, с зеленой мягкой еле заметной подсветкой, тускло, бездушно и привычно отобразило начало новых суток.
В темной спальне, недавно отремонтированной в стиле модерн, без прямых линий и углов, но, где в полной мере господствует природное естество, наискосок светил тонкий и короткий луч, источник которого находился за окном и принадлежал большому неоновому рекламному щиту, расположенному на одном из московских оживленных проспектов. Свету проникать внутрь комнаты, позволяла крохотная, в пару сантиметров, узкая щель у окна. Непроницаемые художественные жалюзи аккуратно обласкивали оконный периметр и походили на точную до мельчайших подробностей копию картины с названием «Мод Адамс, как Жанна д „Арк» чешского живописца Альфонса Мариа. «Произведение» настолько плотно прилегало к раме, что при желании подсветить края жалюзи (скорее, картины) самым солнечным ярким днем, не представилось бы возможным. Идеальный по фактуре светонепроницаемый «холст» лишь в одном месте не примыкал плотно, что послужило появлению ни чем не оправданной, согласно выполненному ремонту в идеальной комнате, утонченной щели.
Пожалуй, после безукоризненных работ по отделке помещения, этот изъян был единственным: как в спальне, так и во всей двухкомнатной квартире. Поначалу Рамсес хотел указать дизайн компании на минус, но, пока он занимался другими, несомненно, важными делами, дефект обратился в пользу. Когда Рамсесу было тяжело остановить мысли, пришедшие в голову в течение дня, легкие цветные проблески света в темной комнате отвлекали сознание, они постепенно вбирали в себя суету пройденного дня и приближали ему сон. А с недавних пор разноцветные огоньки он в шутку начал воспринимать, как условно-ритуальный танец света от бессонницы.
Тем временем, за окном, яркими красками продолжало бушевать большое рекламное действо, претенциозно показывая, в каком мире символов мы живем. По мере того, как цветные огоньки выводили на экран больше света, щель в темной комнате насыщалась палитрой красок и луч предавался игривости всевозможных расцветок. Затем, реклама на миг гасла – будто электронное панно вовсе не работало, и тогда комната погружалась в непроницаемую темноту, но после нескольких секунд все повторялось и щель источала продолжительный танец крохотного луча.
В эту ночь «танец света» не успокаивал и даже не расслаблял Рамсеса. Он лежал в постели на боку, укутавшись в одеяло, и не мог заснуть. Поочередно Рамсес глядел то на огоньки, то, с погружением комнаты в темноту, на электронное табло настольных часов, цифры которого последовательно прибавляли минуты: разборчиво отмеряли прошедшее время и неумолимо приближали будущее.
Только что закончился второй час, как Рамсес не мог уснуть и лежал в постели один.
Секунды продолжали идти в темноте, но вновь замелькал танец огоньков и о времени можно было забыть. Рамсес перевел взгляд и электронное табло настольных часов начало отмерять уходящий период в малопонятную пустоту.
После двух часов бессонницы, какая-то непонятная, более острая и мучительная, чем прежде, неудовлетворенность не давала ему покоя.
С приходом первой минуты наступивших суток, ничего не изменилось: бессонница, темнота, часы и пустота. В добавление к довольно унылому для Рамсеса фону, несмотря на мизерные параметры, величественно резвились разноцветные огоньки у луча. Наблюдая за красочным процессом, в памяти Рамсеса периодически всплывали цифры, которые пришлись на время закрытия торговой сессии в конце недели. Он все еще думал о том, как смог в минувшую пятницу Российский фондовый рынок впервые за всю неделю закрыться пусть небольшим, но ростом. Сам же ход прошедших пятидневных торгов по-трейдорски изобиловал драматическими – и разворотами, и отклонениями, и… В общем, уже привычно в последнее время рынок опять вел себя непредсказуемо.
Подобная картина отнимала силы у любого трейдера, даже весьма устойчивого к стрессам и Рамсес не был исключением.
Но проявление разновидности биржевой нервозности – это стимул к тому, чтобы не упускать мельчайшие детали и вовремя реагировать на перемены рынка. Поэтому Рамсеса сильнее «лихорадило» каждый раз в пятницу по итогам любой торговой недели. Даже, если рынок акций все пять дней демонстрировал положительную динамику. Подобная «биржевая нервозность» ему была необходима. Таким образом, он заставлял себя взбодриться в конце недели и это была внутренняя политика. Если хотите – динамика, без которой он не смог бы уверенно идти по служебной лестнице.
В трейдинг (биржевой торговец) Рамсес пришел еще в школе. Тогда отец подарил ему книгу «Секреты торговли на фьючерсном рынке. Действуйте вместе с инсайдерами» Л. Уильямса. С того самого момента Рамсес заинтересовался отчетами трейдеров СОТ и вообще принципами работы финансовых рынков. Что было воспринято на ура со стороны родителей, особенно папой.
Отец Рамсеса, Эммануил Россельман, принадлежал к династии врачей. В трех подряд поколениях по линии отца в семьях рождался один младенец и всегда им был мальчик, который в обязательном порядке вырастал практикующим врачом. В разные времена, по независящим причинам, больше одного ребенка в семьях не рождалось.
Но суждено было начаться переменам. В отличие от предков, в семье Эммануила Россельмана родилось двое – вначале мальчик, а за ним, девочка. На этом папа Рамсеса не остановился и отважился «бунтовать» дальше. Он твердо решил покончить с преемственностью по линии медицины. Ему не хотелось, чтобы сын прожил так, как предыдущие поколения: верно, честно, преданно служить профессии (отсюда) со скромным доходом. Тогда как у отца были наглядные примеры со стороны сверстников, кто в свое время занялся иным и теперь стал богатым (в деньгах), нежели практикующие врачи.
Собственно, отец Рамсеса никогда не был современен и ничего не понимал в отчетах с биржевых площадок. Но время от времени, когда позволяла работа, он смотрел экономические новости и слушал о движении рынков, любуясь заумными графиками, за которыми люди выигрывали целые состояния.
Когда же подошло время «непринужденно» отвечать на вопрос, куда нужно обязательно толкать подрастающего сына, ответ давно уже был сформирован в голове отца. А мама, Софья Россельман, как верная и преданная мужу жена, к тому же учитель математики, совершенно не была против, чтобы мальчик работал с числами, тем более, при которых есть шанс заработать много денег. В отличие от тех же учителей математики, которые тоже работают с цифрами, но априорно получают меньше.
В жизни Рамсеса так все и случилось.
К этому периоду у него уже был опыт нескольких лет работы на финансовом рынке. Когда-то, осилив подарок отца, теперь он читал все, что касалось тематики биржевого торговца. Последней прочитанной книгой, была работа Стива Бриза: «The Commitmens of Traders Bible: How To Profit from Insider Market Intelligence». Рамсес познакомился с ней, как и обычно, в оригинале: на английском. Согласно названию, эта книга была ничем иным, как «БИБЛИЯ обязательств торгашей: как получить прибыль от разведки рынка посвященного лица».
Несмотря на юный возраст «вчерашнего студента», у Рамсеса имелся еще и опыт работы в банковском секторе. После чего, он решил самостоятельно вести рубрику по отчетам трейдеров СОТ (индикатор фьючерсных рынков).
А не так давно, на форуме брокерских компаний, к мнению Рамсеса стали прислушиваться. Это произошло благодаря тому, что он изо всех (доступных и, конечно, законных) сил, да возможностей стремился стать одним из лучших. Руководствуясь этим, Рамсес уже научился создавать целостную современную картину видения мировой экономики, что позволяло ему отслеживать многие фазы рыночного состояния на планете, а отсюда – Рамсес давал великолепные оптимальные прогнозы на определенные промежутки во времени.
Он и не думал останавливаться на достигнутом – патологическое желание повышать квалификацию только-только набирало оборот, да еще и на новом уровне! Сейчас он стремился познать в идеале точные науки – статистику и финансовую математику. Постоянно повышая уровень знаний, где не последнее место занимает маркетинг, организация труда и, конечно, психология толпы, Рамсес уже составлял блестящие отчеты для компании, в которой он работал. Над очередным из них ему хотелось «покорпеть», как минимум, весь, следующий после этой ночи, день.
Но предстоящий в субботу выходной выглядел иначе. У Рамсеса отобрали ближайшее время на работу, лишив любимого занятия. Причина тому – Алика. И дело не в том, что завтра (вернее, уже сегодня) он встречается с подругой с самого утра. Просто она – тоже аналитик. Ей так же известно о жизни многое и порой она не считается с планами Рамсеса: благо, на его счастье, это случается редко.
Правда, если каждый раз брать во внимание планы любимого, то он безвылазно усядется дома за отчеты. Поэтому на завтра Алика безальтернативно решила, что им необходимо присутствовать на увеселительной загородной прогулке: так как «Рамсес, иначе, нельзя! Соберутся нужные люди и (о, удача!) мы тоже приглашены!»
Лежа в теплой постели, Рамсес закрыл глаза и вспомнил ликующую Алику. Её оглушительные хлопки в ладоши и визг, после того, как она договорилась о встрече по телефону и положила трубку. Не открывая глаза, в памяти, он начал перебирать лица, с кем ему предстоит провести один из двух выходных дней. И делать это, Рамсес принялся поименно…
* * *
13 000 000 человек, объединенных в одной статистике – это много или мало?
А если эти люди живут в одной стране, то – это уже много?
А если при этом страна большая.
А если этих людей объединяет статистика и больше ничего, то, зачем нужны эти данные?
Следить за цифрами?
Смотреть, как меняются числа и только?
Или, чтобы попытаться хоть как-то разобраться?
И кто должен попробовать в этом разобраться?
Кому все это надо, если статистика даже не четко разграничена?
Допустим, есть какие-то люди, по статистике, и они лишь часть от 13-ти миллионов, то, как государство узнает об их истинных проблемах и трудностях?
Опять не найдя ответов на вопросы, Дэвис свернул программу «Доступ в Интернет». На прощанье, любуясь новой «игрушкой», он нехотя нажал на кнопку «отключить от питания». На пятой секунде монитор погас.
Благодаря полнолунию и не задернутым шторам, спальня наполнилась бледным светом от яркого лунного диска. В погасшем темном мониторе, в свете луны, Дэвис увидел отражение лица. Глядя на себя, он усмехнулся и подумал о неправильности высказываний, о таких, как он на странице Википедия: «…небольшой рост и косо расположенные глаза; плоское лицо и уменьшенный объем черепа».
Утратив отчетливые очертания ухмылки, губы расплылись в широкой улыбке, когда Дэвис попытался увязать (по мнению блогеров) иной, нежели у других, размер черепа, умственные способности и – вот уже вторую ночь подряд – его желание найти ответы в Интернете на важные для него вопросы.
Дэвис положил монитор рядом с подушкой. Он поудобнее лег в кровати – обязательно лицом к iPad-у, на него положил руку – и, с облегченным сердцем, краткой улыбкой на устах, Дэвис принялся слушать безмолвие. Он всегда делал так, пока не засыпал. Ему нравилось ночное затишье: когда многие люди спят, он понимал, что сейчас чьи-то неслышимые голоса не заполняют пространство. Для Дэвиса это означало – в такие минуты мало кто отвлекает душу, которая, благодаря божественной природе, способна слышать тишину, как Источник Жизни.
3. Первая встреча
Когда не ждешь.
Подобно детству, перед тем, как выйти из дома, украдкой, Рамсес приоткрыл дверь, через которую был выход из подъезда на улицу. В появившемся просвете он осмотрел двор.
В детстве он так делал каждый раз, когда хотел обхитрить маму. И у него непременно это получалось. В то время как мама выходила на прогулку с младшей сестрой, которая смиренно лежала в коляске, Рамсес ближайший час должен был сидеть в квартире за пианино. Но он тайком выбегал из подъезда вслед за ними. Между кустами и домом Рамсес покидал двор и скрывался из вида, засекая один час. Гоняя со сверстниками в футбол или играя в войну на стройке, он старался не испачкаться, чтобы затем не переодеваться. В назначенное время Рамсес подбегал к маме (конечно, со стороны подъезда) и уже на законном основании, отпрашивался на улицу. В общем, все были довольны – сестренка не томилась в ожидании под далеко негармоничную игру на пианино, мама боготворила сына, ну, и Рамсес извлекал лавры от успешно проведенной «акции», с каждым разом набираясь опыта. Благодаря чему, еще в детстве он умел ловко обходиться с любой ситуацией, повисшей над ним против воли.
Но только что это не помогло. Наутро желание идти на встречу с Аликой и потом совместно отправиться загород, у Рамсеса так и не проснулось. А она, со 100 %-ой вероятностью уже ждала его в двух кварталах у подъезда дома, в котором жила.
Царившая у детей веселая суета на улице добавила самочувствию Рамсеса максимальный дискомфорт. И это несмотря на солнечное осеннее утро! Ровно настолько ему не хотелось прожить предстоящий день с «нужными» (для Алики!) людьми.
Рамсес неохотно вышел из подъезда и пальцами машинально ощупал карманы на предмет пачки сигарет. Вспомнив о последней условности между ним и подругой, он остановился и раздосадовано потеребил затылок: курение для него было под запретом! С испорченным в конец настроением он сунул руки в джинсы и, «скрепя сердцем», побрел к ней, мысленно прокладывая маршрут через лес.
В этой части на окраине Москвы, среди кварталов новостроек, несметными армадами, атакующими город, дивно уцелел островок природы.
Бережно или тоже в назидание какой-либо моде, красовался тут лес. Рамсес не знал, но именно близость лоджии с зеленым островком, поставила жирную точку в мучительном выборе покупки квартиры. Из-за такого соседства, он даже «проигнорировал» новый проспект, который находился по другую сторону от дома, куда было обращено окно спальни.
Рамсес шел по тропинке с опущенной головой. Так, чтобы разглядывать, как он намеренно шуршит божественной по красоте осенней листвой.
Изнеженные летним солнцем, когда-то зеленые листья, осенью почти все опали и теперь каждый из них мог заслуженно кичиться индивидуальностью. Правда, пусть только в цвете и лежа на земле и даже под ногами, но каждый был ярок по-своему и главное не похож на «собратьев»!
Под конец «лиственной карьеры», напоследок они пестрили яркими красками, да лишь изредка, некоторые из них позволяли себе секундное упоминание о былой молодости. В то летнее время непременно все листья были увлечены ветром, с которым в удовольствие заигрывали, трепетно дрожа с каждым дуновением. Теперь же, порывы воздуха, словно пытаясь пробудить в листочках былую молодость, увлекали некоторые из них за собой, но ненадолго. Засохшими они скользили по воздуху и затем медленно опускались на землю, будто осознавая, что все уже в прошлом, а былое не вернется.
– Дебил!
Злобный голос раздался слева от Рамсеса. Не останавливаясь, Рамсес посмотрел в ту сторону, но наткнулся на молодого, скуластого, с впавшими глазами, как у наркомана, парня. Им обоим пришлось остановиться. На мгновение они встретились взглядом. Худощавый парень замешкался, но, опомнившись, прытко рванул дальше. В руке он держал что-то похожее на ноутбук небольших размеров.
Находясь в растерянности, Рамсес оставался на месте и снова посмотрел влево. Спиной к нему, в нескольких шагах, на скамье, кто-то одиноко сидел и не шевелился.
