скачать книгу бесплатно
Троцкий, Сталин, коммунизм
Виталий Сарабеев
История первого из двух великих расколов коммунистического движения XX века весьма трагична. Обе стороны сформулировали отношение друг к другу как к кровным врагам. Борьба двух вождей коммунизма определила не только личную судьбу почти всех крупных советских политиков и военачальников того времени, но и путь, по которому развивался СССР вплоть до его гибели.
Книга «Троцкий, Сталин, коммунизм» посвящена зарождению, углублению, основным этапам и кровавой развязке противостояния двух большевистских лидеров, формам и особенностям этой борьбы, ее отдельным острым эпизодам.
Автор книги Виталий Сарабеев – главный археограф научно-исследовательского отдела Государственного архива Пермского края, основатель и редактор марксистского интернет-журнала «Lenin Crew». В своем исследовании он отдает дань уважения политическому таланту Сталина и Троцкого, но в то же время показывает и ошибки, которые они совершали. Автор, исходя из марксистской методологии, формулирует объективную точку зрения на деятельность Иосифа Сталина и Льва Троцкого в коммунистическом движении, свободную от пропаганды прошлых эпох.
Виталий Сарабеев
Троцкий, Сталин, коммунизм
© ООО Издательство "Питер", 2021
От автора
История же должна служить не для затемнения, а для разъяснения основных вопросов политики. В этом ее смысл, в этом ее значение для марксиста. История – это объяснительная глава к политике. И в этом связь в истории теории с практикой.
Н. Покровский. Ленин и история
Между святыми, как рисует их церковь, и между дьяволами, как их изображают кандидаты в святые, размещаются живые люди: они-то и делают историю.
Л. Троцкий. История русской революции
Эта книга писалась около трех лет в рамках моей работы в коллективе марксистского интернет-журнала Lenin Crew. Решив ответить на ставший уже интернет-мемом в левой политической среде России вопрос «Сталин или Троцкий?», и я, и мои товарищи пришли к выводу: выбирать незачем, плюсы и минусы имеют оба, а классовая сущность их – идентична. Сталин и Троцкий, как и их сторонники, выражали интересы рабочего класса, впервые в истории победившего в России, однако превратились во врагов в силу сложностей, с которыми столкнулось новое общество на многоукладном базисе строящегося социализма, недоразвитого капитализма и докапиталистических пережитков.
История первого из двух великих расколов коммунистического движения XX века весьма долга и трагична, что значительно затрудняет объективное исследование. После того как сторонники троцкистской оппозиции в декабре 1927 года были удалены из ВКП(б), а затем и из других партий Коминтерна, в последующие годы разрыв все расширялся, дойдя до известных событий 1936–1938 годов, в ходе которых было физически уничтожено большинство советских троцкистов. В итоге обе стороны сформулировали отношение друг к другу как к кровным врагам, которые порой опаснее класса капиталистов. Обличение «троцкистов» и «сталинистов» как предателей революции стало неотъемлемой частью пропагандистской работы ВКП(б) – КПСС с просоветскими компартиями, с одной стороны, и партий IV Интернационала, а также его многочисленных осколков – с другой.
Особенно сложна ситуация в нашей стране, где целые поколения выросли на официозной «истории партии», извращавшей многие реальные события путем замалчивания взглядов антисталинских оппозиционеров, в том числе и сторонников Л. Троцкого, а также необоснованных обвинений в их адрес. «Троцкизм – разновидность меньшевизма», «Троцкий противодействовал Октябрьской революции», «Троцкий выступал против строительства социализма в СССР» – все эти и другие штампы, основанные на выдумках, вошли в советское общественное сознание.
Ситуация здесь в основном осталась прежней и после XX съезда КПСС. Хрущевская «десталинизация» во многом также была проявлением политики «изменения прошлого в сегодняшних интересах руководства», что стало нормой еще при Сталине. А теперь и сам Сталин, а также Берия и участники «антипартийной группы Молотова – Маленкова – Кагановича» начали замалчиваться или зачастую несправедливо критиковаться, став «козлами отпущения» за культ личности и репрессии. Однако отношение к Троцкому и троцкистам при этом не изменилось – де-факто были сняты только обвинения времен «Большого террора» в сговоре с фашизмом, шпионаже и терроризме, все остальные пропагандистские вымыслы никуда не делись. Достаточно почитать, например, учебник «История КПСС», изданный в 1963 году, на пике критики Сталина в СССР (1961–1964 годы, между XXII съездом КПСС и отставкой Хрущева). Тексты Троцкого и других оппозиционеров так и остались в спецхранах, туда же теперь отправились и труды Сталина.
После 1964 года следующие 20 лет стали настоящим белым пятном в плане изучения истории раскола в большевистской партии. Как и во многих других вопросах, брежневская команда действовала здесь по принципу «пусть будет как есть, главное, чтобы стабильно». Книги по истории партии лишь повторяли все те же штампы о троцкизме (с которым теперь боролись не Сталин и соратники, а просто «партия»), критика Сталина была сведена к минимуму, но и упоминание о его заслугах – тоже. «Большой террор» 1937–1938 годов в целом, московские открытые судебные процессы, голод 1932–1933 годов – все это как бы исчезло из истории. В СССР выходили биографии партийных деятелей и полководцев, расстрелянных при Сталине и реабилитированных при Хрущеве, однако в этих книгах и статьях тщательно обходились обстоятельства их смерти. В лучшем случае, но далеко не всегда писалось одной строкой: «Трагически погиб в годы культа личности». В итоге возник вакуум, который стали заполнять диссидентские писания антикоммунистического толка, «Архипелаг ГУЛАГ» Солженицына – самый известный пример. По сути, готовилась почва для той вакханалии вокруг темы Сталина и репрессий, которая развернулась в годы Перестройки.
В конце 1980-х на жителей СССР обрушился буквально вал антисталинской публицистики, где реальные факты были смешаны с самым диким вымыслом, а количество пострадавших от репрессий часто во много раз преувеличивалось. Все это использовалось для дискредитации социализма, для пропаганды идеи «возвращения к демократии и рыночной экономике». Некоторое время демонизация Сталина шла под лозунгом «возвращения к Ленину», в том числе реабилитации деятелей антисталинской оппозиции, как тогда говорили, «ленинской гвардии». Однако здесь руководителям развала СССР нужны были исключительно фигуры, которые можно было использовать для пропаганды рыночного курса, в первую очередь Н. Бухарин, А. Рыков и другие «правые». Троцкому же в картине «идеальный гуманист и рыночник Ленин с такими же соратниками против злодея Сталина» отводилась роль чего-то «чуть получше Сталина», «нереализовавшегося Сталина». Достаточно сказать, что Бухарин, например, был реабилитирован в 1988 году, тогда же о нем было написано большое количество апологетических материалов, переиздавались его труды. А Троцкого в СССР начали издавать только в 1990 году, когда Перестройка уже приняла откровенно антикоммунистический характер и на всех большевиков, включая Троцкого, начали лить грязь. Оппозиционеры стали «такими же палачами, как и Сталин».
Тем не менее та роль, которую сыграла антисталинская кампания в Перестройку, нанесла серьезную травму многим людям левых взглядов. В результате в 1990-е годы среди сторонников социализма в России (кроме совсем немногочисленных тогда троцкистов) стало как бы неудобно критиковать Сталина и его политику, в любой такой критике стали видеть «помощь буржуазной пропаганде». Любые упоминания о лживом характере Московских процессов, заслугах репрессированных большевиков вызывают у многих людей ассоциации исключительно с перестроечным «Огоньком» и подобными вещами.
Уже в 1990-х, а еще больше – в новом столетии началась обратная волна: появилось большое количество авторов просталинской ориентации, огульно оправдывающих все его действия и повторяющих традиционные обвинения в адрес оппозиции, порой еще и с добавлением новых выдумок, прежде всего касающихся мнимых «русофобии», «сионизма», «иудейства» Троцкого и других большевиков. Такие авторы – это своего рода зеркальное отражение перестроечного «Огонька», они столь же далеки от установления исторической истины. Их популярность основана как на протестных просоветских настроениях в российском обществе, так и на изменении характера антиреволюционной пропаганды в буржуазной России. Теперь агитпроп империалистической РФ, радея о государстве и патриотизме, обличая «агентов Запада», зачастую готов считать Сталина, как «государственника», меньшим злом по сравнению с «теми, кто хотел сжечь Россию в топке мировой революции».
По сути, в публицистике просоветского толка сформировалось целое направление псевдоисториков, создающих новую версию того, что называется «фолк-хистори». Подобные авторы игнорируют архивные документы и вообще данные современной исторической науки, продолжая по исключительно идеологическим мотивам обличать «продавшегося фашизму антисоветчика Троцкого» и, наоборот, идеализировать Сталина, представляя «Большой террор» как расправу с реальной «пятой колонной империализма». Все, что противоречит этой картине, дискредитируется как обнародованное при «ревизионисте-троцкисте» Хрущеве и в Перестройку. В последние годы некоторые «защитники Сталина» дописались до утверждений о якобы проведенной не то Никитой Хрущевым, не то Александром Яковлевым массовой фабрикации всего корпуса документов по репрессиям, прежде всего по событиям 1937–1938 годов. Верить, по мнению таких сталинистов, надо исключительно газете «Правда» и прочему официозу сталинского времени. Кто верит документам, которые этому официозу противоречат, – тот единомышленник «Мемориала», «Новой газеты» и т. д.
Подобные левые аналоги неоязыческих, неонацистских и подобных псевдоисториков (тоже считающих многие давно доказанные факты «выдумкой темных сил») прикрываются как «красным» патриотизмом, так и, что еще отвратительнее, марксизмом, если речь идет о сталинистских сектах, считающих себя марксистскими.
Впрочем, не отстают и современные российские троцкистские авторы. Казалось бы, зачем повторять оценки СССР и Сталина, данные оторванным от социалистического строительства, не имевшим достаточной информации для объективной оценки Троцким, к тому же озлобленным, совершившим много ошибок в последние годы? Но нет, и здесь «святое евангелие» важнее и диалектики, и марксизма, и, наконец, просто здравого смысла. А причина все та же: люди, считающие себя марксистами, руководствуются эмоциями и голой идеологией вместо науки. Большинство «сталинистов» и «троцкистов» в этом полностью идентичны друг другу.
Обе стороны тут являются частью находящейся в удручающем состоянии российской левой среды. Они прекрасно дополняют буржуазные мифы о коммунистическом движении и советской эпохе либерального, националистического и других толков. Псевдомарксисты точно так же обманывают людей, мешая им самостоятельно разобраться в вопросах прошлого.
Нужно упомянуть, что заметную попытку преодолеть ложные пропагандистские клише «сталинизма-троцкизма» предпринял в середине 2000-х годов российский и украинский левый публицист Виктор Шапинов. Однако он утопил эту тему в политиканстве и очередных «объединительных проектах», ограничившись парой статей вместо основательного исследования. А затем Шапинов деградировал до вульгарного пропагандиста пророссийского сепаратизма на Украине.
Тем не менее через пласты сектантства и «альтернативной истории» пробиваются и новые ростки марксистского научного анализа, в том числе истории СССР. Особенно хочу здесь отметить ВК-паблик и ютьуб-канал «Цифровая история», коллектив которых во главе с историком Егором Яковлевым особенно активен в деле отстаивания исторической истины против мифов любого направления. Надеюсь, посильный вклад в это необходимое дело внесет и мое исследование.
Ведь на самом деле нам, современным российским марксистам, как воздух необходим критичный, нелицеприятный разговор об ошибках коммунизма в прошлом веке. И этот разговор должен касаться всех его организаций и видных представителей. Мы, а вовсе не «Мемориал», «Новая газета» или правительство постмайданной Украины заинтересованы в освобождении истории коммунистического движения от выдумок всех разновидностей – ведь мы хотим использовать его опыт для строительства коммунистического общества в условиях XXI века.
И этому освобождению не должны мешать перестроечные комплексы и эмоциональные причитания типа «как же можно соглашаться с антикоммунистами». Отрицать факты, которые документально доказаны, если они противоречат идеализированным картинам, или, наоборот, выдавать за правду давно разоблаченный вымысел, достойно сказочников, а не марксистов. И Сталин, и Троцкий, и многие другие борцы за коммунизм совершали достаточно ошибочных и просто неприглядных с точки зрения интересов пролетариата действий. Но это не делает их «предателями интересов рабочего класса». Кто сказал, что выразитель этих интересов обязательно будет идеальным человеком в плане проведения неизменно верной политики и соответствия коммунистической морали? Такого никогда не было и не будет в будущем.
Критикуя действия и Сталина, и Троцкого, эта книга подмечает больше критических моментов в деятельности первого. Но это вызвано разными ролями обоих героев в истории коммунизма – именно Сталин возглавлял строительство социализма в СССР и политику всего мирового коммунистического движения на протяжении более четверти века. У Сталина больше, чем у Троцкого, заслуг перед коммунизмом, но выше и ответственность, больше и моментов, заслуживающих критики.
Моя работа написана на основе как опубликованных первоисточников, так и изученных работ исследователей, принадлежащих к различным политическим лагерям – либеральному, троцкистскому, просоветскому. Главным критерием было использование в исследованиях в первую очередь большого количества документов, а не публицистических рассуждений.
Целый ряд сюжетов, важных для описываемой эпохи, затронут в книге лишь вскользь, так как подробный их разбор требовал бы отдельного исследования. Это касается, например, коллективизации и Великой Отечественной войны. Также и «Большой террор» описывается лишь в той мере, в какой он касается главной темы книги – политического противоборства в коммунистическом движении между сторонниками Сталина и Троцкого.
Цитирование использованных работ может показаться чрезмерным, однако, на мой взгляд, оно необходимо. Тема борьбы Сталина и Троцкого отличается таким накалом страстей, что взгляды и деятельность обоих часто бесстыдно фальсифицируются в ходе дискуссий. Поэтому их прямая речь должна присутствовать в исследовании в большом количестве, так же как и выдержки из документов и работ известных исследователей.
Некоторые товарищи высказывали критику по поводу использования в книге термина «Большой террор», автором которого является известный антикоммунистический пропагандист времен холодной войны Роберт Конквест. На мой взгляд, несмотря на происхождение, этот термин очень хорошо отделяет массовые репрессии 1937–1938 годов, уникальные по своему масштабу и значению для советской коммунистической партии, от других репрессивных кампаний советского времени, поэтому его использование оправданно.
У меня нет сомнений, что объективная точка зрения на деятельность Иосифа Сталина и Льва Троцкого в коммунистическом движении, свободная от пропаганды прошлых эпох, лет через двадцать–тридцать станет общепринятой в пролетарском движении России и мира. Никаким мифам не устоять против истины, и пресловутый «ветер истории» – это действительно не пустой звук.
Виталий Сарабеев, январь, 2021 год
Немного о терминах
Пытаясь проанализировать с марксистских позиций и освободить от мифологии вопрос противостояния различных групп в большевистской партии в 1920–1930-х годах, первым делом необходимо разобраться с терминологией. Под такими словами, как «сталинизм», «троцкизм», «социализм», в современном левом движении могут пониматься самые различные вещи, и подобный терминологический произвол немало способствует запутыванию вопроса, участники бесконечных дискуссий просто-напросто часто говорят на разных языках. В данном материале термины предполагают под собой следующее:
Сталинизм – течение в современном левом движении, считающее строительство социализма в СССР при Сталине образцом для будущего во всех аспектах. Сталинисты отрицают наличие сколько-нибудь значимых ошибок у Сталина на протяжении всей его политической биографии, в первую очередь в период руководства СССР. При этом Сталин защищается как марксист, сталинисты считают сталинскую политику творческим применением марксизма. Националистических, антикоммунистических, а также реформистских поклонников Сталина (типа КПРФ) неправомерно относить к сталинистам в данном значении.
Троцкизм – течение в левом движении, опирающееся на оценки Троцкого, данные им политике Сталина и сущности общественно-политического строя в СССР после победы сталинской группы в ВКП(б) (деформированное рабочее государство во главе с бюрократически переродившимся руководством, продолжающим защищать интересы рабочего класса лишь постольку, поскольку они совпадают с интересами бюрократии). Троцкизм как течение сформировался в конце 1920-х годов, после исключения Троцкого и его сторонников из ВКП(б) и других коммунистических партий. Также троцкистами можно называть группу Троцкого в РСДРП дореволюционного периода, не принадлежавшую ни к большевикам, ни к меньшевикам. К троцкизму не относятся коммунисты, признающие сталинскую политику в целом коммунистической и критически относящиеся к Сталину лишь по отдельным вопросам, а также те левые, кто полностью отрицает прогрессивный характер СССР, расходясь в этом с Троцким.
Социализм – первая фаза коммунистической формации, характеризующаяся диктатурой рабочего класса и плановой экономикой на базе обобществленных средств производства. Возникший после победы пролетарской революции в относительно отсталой стране социализм наследует эту отсталость и по ряду важных параметров (производительность труда, уровень потребления масс) может уступать наиболее развитым капиталистическим странам. Однако это не отменяет наличия социализма как более прогрессивного общественно-экономического строя в данной стране. Опыт XX века более чем полностью подтвердил ленинские слова о том, что «неравномерность экономического и политического развития есть безусловный закон капитализма»[1 - Ленин В. О лозунге Соединенных Штатов Европы // В. Ленин. ПСС. – М., 1967. Т. 26. – С. 354.]. Большинство успешных социалистических революций происходило в странах, отнюдь не принадлежавших к наиболее развитым, но где наибольшей остроты достигли общественные противоречия. В результате пришедшему к власти рабочему классу приходилось во многом доделывать работу капитализма (в плане индустриализации, распространения грамотности, элементарной культуры и т. д.) наряду с социалистическим развитием.
Как мы покажем далее, путаница в определении социализма, существовавшая и существующая среди марксистов, сыграла немалую роль в расколе советской коммунистической партии 1920-х годов.
Часть 1. От истоков до XV съезда ВКП(б)
Троцкий и Сталин в революционном движении до начала взаимного противоборства
РСДРП, в том числе и ее большевистское крыло, окончательно выделившееся в самостоятельную партию в 1917 году (на уровне руководства – в 1912 году, после Пражской конференции), за два десятка лет своей дореволюционной борьбы в подполье и эмиграции прошла целый ряд этапов в плане конфликтов, расколов и объединений внутри партии.
Классическая советская схема партийной истории, перекочевавшая на страницы нынешней левой сталинистской публицистики, игнорировала всю сложность ситуации в РСДРП в различные моменты. Картина борьбы партии большевиков (с этим словом было синонимично определение «сторонники Ленина») с партией оппортунистов (якобы представлявших собой исключительно разновидности меньшевизма) крайне упрощала реальную ситуацию, упуская из виду целый ряд обстоятельств.
1. Раскол 1903 года прошел лишь по верхнему слою РСДРП. Но даже этот слой вряд ли мог тогда представить, что большевики и меньшевики станут двумя враждебными друг другу партиями, оказавшимися по разные стороны баррикад в ходе Гражданской войны. Поэтому очень критически стоит относиться к переносу ситуации открытого противостояния двух партий на ситуацию более ранних лет, когда многие и большевики, и меньшевики считали себя единой партией, способной преодолеть фракционные разногласия. В тенденции к примирению с меньшевиками, в совместной работе с ними впоследствии можно было обвинять практически любого ветерана партии, что широко использовалось во внутрипартийной борьбе послереволюционного периода. Например, в 1920-х годах Троцкий, отбиваясь от оппонентов, говорил по поводу некоторых наиболее ярых обличителей троцкизма:
«После Февральской революции Ярославский издавал в Якутске вместе с меньшевиками журнал “Социал-Демократ”, который представлял собой образчик предельной политической пошлости и стоял на самой грани между меньшевизмом и захолустным либерализмом. Ярославский возглавлял тогда якутскую примирительную камеру, дабы охранять благолепие демократической революции от столкновений рабочих с капиталистами. Тем же духом были проникнуты все статьи журнала, редактором которого был Ярославский. Другими сотрудниками, не нарушавшими дух издания, являлись Орджоникидзе и Петровский, нынешний председатель украинского ЦИКа. В передовой статье, которая могла бы показаться невероятной, если б не была напечатана черным по белому, Петровский размазывал слезы умиления по поводу пожертвованных неким чиновником 50 рублей на благие дела и выражал убеждение, что революция получит настоящий расцвет с того момента, когда имущие классы последуют примеру благородного титулярного, а может быть, и надворного советника. Вот эти строго выдержанные “марксисты” и несгибаемые “революционеры” редактируют теперь Ленина и пытаются редактировать всю историю»[2 - Троцкий Л. Сталинская школа фальсификаций [Электронный ресурс]. – Режим доступа: www.magister.msk.ru/library/trotsky/trotl035.htm.].
2. Революционные события 1905 года подстегнули тенденцию к объединению. Неслучайно именно в период Первой русской революции была предпринята наиболее известная попытка ликвидации фракций – на Стокгольмском съезде РСДРП в 1906 году. По поводу его итогов Ленин писал:
«Крупным практическим делом является слияние фракций меньшинства и большинства. Раскол прекращен. С.-д. пролетариат и его партия должны быть едины. Организационные разногласия изжиты почти целиком. Остается важная, серьезная и чрезвычайно ответственная задача: воплотить действительно в жизнь принципы демократического централизма в организации партии – добиться упорной работой того, чтобы основной организационной ячейкой партии стали на деле, а не на словах низшие организации, чтобы все высшие учреждения были действительно выборны, подотчетны и сменяемы. Надо упорной работой сложить такую организацию, которая включала бы всех сознательных рабочих с.-д. и которая жила бы самостоятельной политической жизнью. Автономия всякой партийной организации, признаваемая до сих пор больше на бумаге, должна быть проводима и проведена в жизни. Борьбу за места, боязнь другой “фракции” надо устранять и устранить. Пусть на деле будут у нас единые организации партии с чисто идейной борьбой различных течений с.-д. мысли внутри них»[3 - Ленин В. Доклад об объединительном съезде РСДРП // В. Ленин. ПСС. – М., 1967. Т. 13. – С. 60–61.].
3. Даже на уровне руководства попытки примирения имели место еще в 1910–1911 годах[4 - См., например: Ленин В. К единству // В. Ленин. ПСС. – М., 1967. Т. 19. – С. 192–201.]. Разница в подходах между фракциями была в том, на какой платформе объединяться. Большевики настаивали на принятии всеми социал-демократами своей программы и организационных принципов, с чем были не согласны как меньшевики, так и социал-демократы, занимавшие промежуточную позицию. В итоге в 1912 году Пражская конференция большевиков-ленинцев и Венская конференция меньшевиков и промежуточных групп (на последней был создан недолговечный «Августовский блок») знаменовали окончательное размежевание социал-демократического руководства и эмиграции.
В России же, особенно в провинции, размежевание было далеко не закончено. В то время как эмигранты раскалывались, многие из работников РСДРП, действовавшие в подполье в России, не видели серьезных причин для окончательного размежевания, находили их надуманными. Например, в апреле 1910 года, вскоре после пленума ЦК РСДРП, на котором была предпринята попытка объединения обеих фракций, группа социал-демократов из Москвы в своем обращении «К заграничным товарищам» оценивала ситуацию следующим образом:
«Вопрос о фракционности. В процессе работы, и работы интенсивной, когда нам приходилось напрягать все силы, чтобы удержать рабочие организации от окончательного развала, чтобы хоть сколько-нибудь оживить их деятельность, чтобы уничтожить ту деморализующую атмосферу, какая создалась вокруг рабочих организаций, нам самим ходом вещей диктовалась необходимость объединения всех работников социал-демократов, которые еще не ушли и не покинули работу. Здесь, перед лицом почти полного распада (и не только в нелегальных, но и в легальных организациях) мы должны были собирать всех, объединять наши силы…»
«В процессе живой работы, – говорилось далее в обращении, – принципиальные расхождения постепенно сглаживались и слабо проявлялись в работе».
«Объединение было встречено здесь, среди нас, сочувственно, как явление, которое завершило процесс объединения фактического, а не словесного объединения на работе. Факт начавшихся новых разногласий и раздоров не мог поэтому не быть встречен нами отрицательно, как явление непродуманное, носящее сплошь и рядом личный характер, не могущее внести ничего, кроме деморализации, в среду товарищей. Это относится не к какой-либо отдельной из двух спорящих сторон, но и к обеим вместе. Во всяком случае, мы заявляем, что, вопреки всем вашим разъединениям, мы будем работать вместе. У нас нет почвы для подобного рода “разъездов”»[5 - Шляпникова И. Александр Шляпников и его время. – М., 2016. – С. 166–167.].
И даже еще летом 1917 года, судя по докладам некоторых делегатов VI съезда партии большевиков, взявшего курс на насильственный захват власти рабочим классом и беднейшим крестьянством, в ряде мест большевики и меньшевики составляли единую организацию:
«В нашу область входят: Таганрог, Луганск, Мариуполь, Бахмут, Екатеринослав, Ростов н/Д, Новочеркасск, Харьков и прилегающие к ним рудники: Щербиновка, Макеевка, Юзовка и др. Все организации, которые были представлены на областной конференции, – организации большевистские, за исключением Кривого Рога, где организация объединенческая», – докладывал делегат съезда Каменский[6 - Шестой съезд РСДРП(б). – М., 1934. – С. 51.].
4. Кроме большевиков и меньшевиков, существовали также внефракционные социал-демократы, имевшие расхождения с обеими основными фракциями; видным представителем этой части РСДРП с 1904 по 1917 год был, в частности, Лев Троцкий. Троцкий и его сторонники как раз и пытались опираться на российскую часть РСДРП, где была более выражена тенденция к единству. «Насчет успешности политики Ленина… Мне кажется, что Вы недостаточно информированы. Конференция его представляла 400–500 человек, и в России у него почти ничего нет. Наиболее зрелые большевики все считают себя примиренцами», – утверждал Троцкий в 1912 году в одном из писем к видному деятелю РСДРП историку Михаилу Покровскому, также в то время бывшему «внефракционным социал-демократом»[7 - Письма Л.Д. Троцкого к М.Н. Покровскому по издательским делам. 1913–1921 [Электронный ресурс]. – Режим доступа: http://pokrovsky.newgod.su/archive/pisma-trockogo-k-pokrovskomu-po-izdatelskim-delam/.].
5. Существовали также большевики, не бывшие в то же время «ленинцами», – группа «Вперед», поддерживавшая основные пункты политической программы большевиков, но разошедшаяся с ленинской группой по ряду актуальных вопросов периода реакции, прежде всего по работе в легальных организациях. Лидерами группы были, в частности, А. Богданов, Л. Красин, А. Луначарский.
Таким образом, РСДРП до революции представляла собой целый конгломерат группировок, объединявшихся и вновь раскалывавшихся. Та партия большевиков, которая возглавила Октябрьскую революцию, во многом была окончательно сформирована лишь весной-летом 1917 года, в ходе размежевания революционеров в новой обстановке, вызванной свержением самодержавия.
Какова же была роль двух будущих антагонистов ранней советской истории в дореволюционный период?
Сталин с самого начала раскола РСДРП неизменно принадлежал к ее большевистскому крылу. Он был одним из видных организаторов и пропагандистов среди закавказских большевиков. Выход Сталина на общероссийский уровень, включение его в руководство партии не случайно произошло в 1910–1912 годы, в период реакции после поражения революции 1905 года. В условиях развала партийных организаций, массового отхода людей от РСДРП, как и от других революционных партий, Сталин был одним из немногих, кто не дрогнул и продолжил активную работу.
Город Баку, где одним из лидеров большевистского крыла РСДРП был Сталин, входил в годы реакции в число центров наибольшей активности большевиков. Биограф Сталина Н. Капченко в своем трехтомном исследовании указывает:
«В этот период Коба не раз обращается и к ставшему весьма актуальным вопросу о необходимости созыва общепартийной конференции и особенно подчеркивает назревшую потребность перенесения практического центра руководства партийной работой из-за границы в Россию. Показателем того, что к его мнению прислушиваются в партийных верхах и уже признают в определенной мере его авторитет в качестве работника общероссийского формата, стало назначение Кобы уполномоченным ЦК партии (“агент ЦК”)»[8 - Капченко Н. Политическая биография Сталина: В 3 т. – Тверь, 2004. Т.1. 1879–1924. – С. 250.].
Также включение Сталина в партийное руководство было непосредственно связано с решением пленума ЦК РСДРП, принятым в январе 1910 года, о создании Русского бюро ЦК, пополнении состава Центрального комитета партийными работниками, действовавшими в России. Таким образом партия старалась ликвидировать возникший в годы реакции отрыв эмигрантского руководства партии от российских парторганизаций. В своих воспоминаниях ветеран партии М.И. Фрумкин писал: «Приблизительно в конце февраля 1910 г. приехал в Москву из-за границы с Пленума ЦК В.П. Ногин (Макар). Основная его задача была организовать часть ЦК, которая должна работать в России. В эту русскую часть по соглашению с меньшевиками должны были войти и три их представителя. <…> Но эта тройка категорически отказалась вступать в грешную деловую связь с большевиками. Тогда на совещании пишущего эти строки с Ногиным было решено предложить ЦК утвердить следующий список пятерки – русской части ЦК: Ногин, Дубровинский-Иннокентий (приезд его из-за границы был решен), Р.В. Малиновский, К. Сталин и Владимир Петрович Милютин. <…> Сталин был нам обоим известен как один из лучших и более активных бакинских работников. В.П. Ногин поехал в Баку договариваться с ним»[9 - Там же. – С. 251.].
Причем надо отметить, что данные воспоминания были написаны в 1922 году, и речь в данном случае не может идти о сознательном преувеличении роли Сталина в партии, которое стало частью партийной пропаганды в области истории с 1930-х годов. Можно согласиться с Капченко в том, что «с точки зрения исторической достоверности представляется бесспорным тот факт, что в 1910 году Коба стал котироваться в большевистских верхах в качестве одного из ведущих партийных руководителей»[10 - Капченко Н. Политическая биография Сталина: В 3 т. – Тверь, 2004. Т.1. 1879–1924. – С. 250.]. Два года спустя, в 1912 году, Сталин стал членом большевистского Центрального Комитета.
Активность Сталина в подполье, его накопившийся к тому времени богатый революционный опыт самой «черновой» работы привели к тому, что он оказался востребован в большевистском руководстве. К этому же периоду относятся и наиболее значительные дореволюционные теоретические работы Сталина: «Анархизм или социализм?» и «Марксизм и национальный вопрос». Сталин был по сути «универсальным солдатом» большевизма, способным на самые разные виды революционной деятельности, от написания теоретических статей до участия в организации экспроприаций. Вполне заслуженно он встретил 1917 год одним из лидеров партии большевиков.
Это, впрочем, не значит, что у него не было неверных воззрений. Как и многие партийные практики, Сталин порой проявлял пренебрежение к идейной борьбе в РСДРП, которая велась верхушкой партии в эмиграции. В частности, в 1911 году в письме В.С. Бобровскому Сталин характеризовал происходящее размежевание, столкновение партийных группировок как «бурю в стакане воды»:
«О заграничной “буре в стакане воды”, конечно, слышали: блоки – Ленина – Плеханова, с одной стороны, и Троцкого – Мартова – Богданова – с другой. Отношение рабочих к первому блоку, насколько я знаю, благоприятное. Но вообще на заграницу рабочие начинают смотреть пренебрежительно: “Пусть, мол, лезут на стенку сколько их душе угодно, а по-нашему, кому дороги интересы движения, тот работает, остальное приложится”. Это, по-моему, к лучшему»[11 - Сталин И. Письмо В.С. Бобровскому, 24 января 1911 г. // И. Сталин. Сочинения. – Тверь, 2004. Т. 17. – С. 18.].
Естественно, подобная характеристика борьбы большевиков с оппортунизмом свидетельствовала о недостаточной теоретической подготовке Сталина, о том, что роль идейного противостояния явно недооценивалась им в тот период. Как мы уже показали выше, такая тенденция была заметной среди социал-демократов, в том числе и большевиков, действовавших в России, и Сталин выражал мнение многих подпольщиков. Сталин здесь, пусть и в более умеренной форме, совершал ту же ошибку, что и Троцкий, считая идейную борьбу в РСДРП порождением в значительной мере личных амбиций.
В целом реальный политический портрет Сталина как революционера далек как от «гения», так и от «серой посредственности» – обоих штампов, которые до сих пор в ходу среди нынешних российских левых. Это был выдающийся деятель большевизма, с разносторонними способностями, не лишенный, естественно, недостатков и ошибочных взглядов по некоторым вопросам.
К Троцкому, в отличие от Сталина, общероссийская (и европейская) известность в качестве видного деятеля социал-демократии пришла очень рано. Однако его путь в революции был гораздо более противоречив. Как известно, при расколе в 1903 году Троцкий примкнул к меньшевикам, вскоре написав яростный антибольшевистский памфлет «Наши политические задачи», в котором не жалел обличительных эпитетов в отношении В.И. Ленина, обвиняя его в насаждении «казарменного режима» в партии[12 - Троцкий Л. К истории русской революции. – М., 1990. – С. 76.].
Правда, в рядах меньшевиков Троцкий оставался всего около года, а затем 13 лет являлся внефракционным членом РСДРП. Сразу оговоримся: мы считаем несостоятельным известный пропагандистский штамп о «троцкизме как разновидности меньшевизма», где под «троцкизмом» имеется в виду деятельность Троцкого за весь период 1903–1917 годов. Этот штамп был изобретен в 1920-е годы, до революции же разницу между различными группами в РСДРП хорошо понимали все члены партии[13 - По трудам Ленина видно, что, резко критикуя Троцкого, он, тем не менее, начиная с 1905 года не относит его к меньшевикам. См., например: Ленин В. Отношение к буржуазным партиям // В. Ленин. ПСС. – М., 1967. Т. 15. – С. 368: «Против включения таких вопросов в порядок дня Лондонского съезда РСДРП велась ожесточенная борьба меньшевиками и бундовцами, поддержанными здесь, к сожалению, внефракционным Троцким»; Письмо В. Ленина А.М. Горькому // В. Ленин. ПСС. – М., 1967. Т. 47. – С. 137: «…У меня, например, лично с Троцким большая баталия, драка была отчаянная в 1903–5 годах, когда он был меньшевиком…».]. Троцкий и группа его сторонников после отхода от меньшевиков продолжали расходиться с большевиками по организационным вопросам, ратуя за объединение всех фракций РСДРП и считая, что главная причина раскола – амбиции лидеров как большевизма, так и меньшевизма. Однако Троцкий был близок к большевикам по важнейшему вопросу – о перспективах революционного движения в Российской империи, на чем он довольно быстро и разошелся с меньшевиками.
Как и большевики, Троцкий отвергал союз пролетариата с либеральной буржуазией в борьбе против самодержавия (вытекавший из меньшевистского догматизма), настаивал на гегемонии рабочего класса в революции в союзе с крестьянством. А после победы – на перерастании буржуазно-демократической революции в социалистическую без сколько-нибудь продолжительного промежуточного этапа[14 - Взгляды Троцкого, а также критику им в этот период как меньшевиков, так и большевиков см., например: Троцкий Л. Наши разногласия [Электронный ресурс]. – Режим доступа: http://iskra-research.org/Trotsky/Permanent/chapter27.shtml.]. Основой взглядов Троцкого стало применение к российским условиям идеи о непрерывной (перманентной) революции, выдвинутой Карлом Марксом и Фридрихом Энгельсом после поражения буржуазно-демократических революций 1848–1849 годов в Германии, Франции и других странах Европы. Видя предательство буржуазии, предпочитавшей договориться с монархическими режимами, и непоследовательность мелкобуржуазных элементов, основатели научного коммунизма сделали вывод о том, что руководителем революционных изменений теперь может быть только рабочий класс, который, возглавив демократическую революцию, не остановится на ее задачах, пойдя дальше, к революции социалистической[15 - См., например: «Далекие от мысли произвести переворот во всем обществе в интересах революционных пролетариев, демократические мелкие буржуа стремятся к такому изменению общественных порядков, которое сделало бы для них по возможности более сносным и удобным существующее общество… Чем дальше идут отдельные лица или фракции мелкобуржуазной демократии, тем большее количество этих требований они делают своими, а те немногие, которые в вышеизложенном видят свою собственную программу, пожалуй, могут вообразить, что это максимум того, чего вообще можно ожидать от революции. Но эти требования ни в коем случае не могут удовлетворить партию пролетариата. В то время как демократические мелкие буржуа хотят возможно быстрее закончить революцию, в лучшем случае с проведением вышеуказанных требований, наши интересы и наши задачи заключаются в том, чтобы сделать революцию непрерывной до тех пор, пока все более или менее имущие классы не будут устранены от господства, пока пролетариат не завоюет государственной власти, пока ассоциация пролетариев не только в одной стране, но и во всех господствующих странах мира не разовьется настолько, что конкуренция между пролетариями в этих странах прекратится и что, по крайней мере, решающие производительные силы будут сконцентрированы в руках пролетариев. Для нас дело идет не об изменении частной собственности, а об ее уничтожении, не о затушевывании классовых противоречий, а об уничтожении классов, не об улучшении существующего общества, а об основании нового общества». Маркс К., Энгельс Ф. Обращение Центрального комитета к Союзу коммунистов. Март 1850 г. // К. Маркс и Ф. Энгельс. Сочинения. – М., 1956. Т.7. – С. 260–261.].
Отличие «теории перманентной революции», сформулированной Троцким вместе с социал-демократом А.Л. Парвусом[16 - Между взглядами Троцкого и Парвуса была, однако, и существенная разница. Троцкий впоследствии писал: «Парвус не считал, что рабочее правительство в России имеет выход в сторону социалистической революции, т. е. что оно может перерасти в социалистическую диктатуру в процессе выполнения им задач демократии… Парвус ограничивал задачи рабочего правительства задачами демократии… Парвус и в 1905 г. видел в завоевании власти пролетариатом путь к демократии, а не к социализму, т. е. он отводил пролетариату только ту роль, какую он у нас действительно выполнял в первые 8–10 месяцев Октябрьской революции. В качестве дальнейшей перспективы Парвус и тогда уже указывал австралийскую демократию того времени, т. е. такой режим, когда рабочая партия управляет, но не господствует, проводя свои реформистские требования лишь как дополнения к программе буржуазии». Троцкий Л. Перманентная революция [Электронный ресурс]. – Режим доступа: www.magister.msk.ru/library/trotsky/trotl004.htm.] в период революции 1905–1907 годов, от ленинской, большевистской позиции применительно к ситуации в России начала XX века сводилось к различной оценке роли крестьянства в революции. Ленин считал, что после свержения самодержавия власть в России будет «революционной диктатурой пролетариата и крестьянства». В то время как Троцкий, указывая на то, что крестьянство неизбежно пойдет либо за пролетариатом, либо за буржуазией, полагал возможным установление пролетарской диктатуры в России сразу же вслед за революционным переворотом:
«Но участие пролетариата в правительстве и объективно наиболее вероятно, и принципиально допустимо лишь как доминирующее и руководящее участие. Можно, конечно, назвать это правительство диктатурой пролетариата, крестьянства и интеллигенции или, наконец, коалиционным правительством рабочего класса и мелкой буржуазии. Но все же останется вопрос: кому принадлежит гегемония в самом правительстве и через него в стране? И когда мы говорим о рабочем правительстве, то этим мы отвечаем, что гегемония будет принадлежать рабочему классу»[17 - Троцкий Л. Итоги и перспективы [Электронный ресурс]. – Режим доступа: http://iskra-research.org/Trotsky/Permanent/chapter24.shtml.].
В этом вопросе хорошо видна некоторая схематичность мысли Троцкого и склонность к поспешным выводам. В своей знаменитой статье «Итоги и перспективы» он утверждал, что российский пролетариат, взяв власть в союзе с крестьянством, неизбежно лишится поддержки крестьянства после того, как будут выполнены буржуазные, антифеодальные задачи русской революции. Крестьяне, как мелкие собственники, отвернутся от той власти, которая возьмет курс на социализм, и все надежды на сохранение диктатуры пролетариата в России могут быть связаны только с революцией в наиболее развитых странах Западной Европы[18 - Троцкий Л. Итоги и перспективы [Электронный ресурс]. – Режим доступа: http://iskra-research.org/Trotsky/Permanent/chapter24.shtml.]. Эта ставка Троцкого, при всех изменениях его позиции в дальнейшем, неизменно сохранится во всех политических расчетах Льва Давидовича, сыграв роковую роль в его судьбе.
Позиция Ленина насчет перспектив, которые ждали союз рабочего класса и крестьянства после уничтожения самодержавия и феодализма в России, была более взвешенна. Он предпочитал не забегать вперед, понимая, что многое будет зависеть от конкретной ситуации, которая сложится к тому времени. В работе «Две тактики социал-демократии в демократической революции» Ленин писал:
«Наступит время – кончится борьба с русским самодержавием – минет для России эпоха демократической революции – тогда смешно будет и говорить о “единстве воли” пролетариата и крестьянства, о демократической диктатуре и т. д. Тогда мы подумаем непосредственно о социалистической диктатуре пролетариата и подробнее поговорим о ней»[19 - Ленин В. Две тактики социал-демократии в демократической революции // В. Ленин. ПСС. – М., 1967. Т. 11. – С. 75–76.].
Однако и у Ленина в этой же работе присутствует мысль о том, что при переходе к социалистическим задачам революции былой союз пролетариата и крестьянства неизбежно подвергнется эрозии:
«Несомненно, наконец, что и у нас в России успех крестьянской борьбы, т. е. переход к крестьянству всей земли, будет означать полный демократический переворот, являясь социальной опорой доведенной до конца революции, но отнюдь не социалистический переворот и не “социализацию”, о которой говорят идеологи мелкой буржуазии, социалисты-революционеры. Успех крестьянского восстания, победа демократической революции лишь расчистит путь для действительной и решительной борьбы за социализм на почве демократической республики. Крестьянство, как землевладельческий класс, сыграет в этой борьбе ту же предательскую, неустойчивую роль, какую играет теперь буржуазия в борьбе за демократию. Забывать это – значит забывать социализм, обманывать себя и других насчет истинных интересов и задач пролетариата»[20 - Там же. С. 127.].
Таким образом, при всем различии антагонизма в позиции Троцкого и большевиков не было и в данном вопросе. Можно согласиться с Троцким, писавшим впоследствии:
«Если рассматривать давние мои разногласия с Лениным не в разрезе вырванных на лету цитат такого-то года, месяца и дня, а в правильной исторической перспективе, то станет совершенно ясно, что спор шел, по крайней мере с моей стороны, не о том, нужен ли для разрешения демократических задач союз пролетариата с крестьянством, а о том, какую партийно-политическую и государственную форму может принять революционная кооперация пролетариата и крестьянства и какие из этого вытекут последствия для дальнейшего развития революции»[21 - Троцкий Л. Перманентная революция [Электронный ресурс]. – Режим доступа: www.magister.msk.ru/library/trotsky/trotl004.htm.].
Как известно, революция 1905 года потерпела поражение и сменилась периодом реакции. Таким образом, в то время история не устроила практической проверки подхода Ленина и подхода Троцкого к революции в России. Оказалась бы «теория перманентной революции» действительно «несуразно-левой» (как отозвался о ней Ленин в ходе полемики с Троцким накануне начала Первой мировой войны[22 - Ленин В. О нарушении единства, прикрываемом криками о единстве // В. Ленин. ПСС. – М., 1967. Т. 25. – С. 205.]) в условиях свержения самодержавия в России в 1905 году и образования демократического правительства, теперь никак не установить. А 12 лет спустя расстановка сил в России была уже иной, и новая ситуация сняла разногласия между Троцким и Лениным.
Несколько забежав вперед, скажем тут о том, что в 1928 году, уже будучи исключенным из ВКП(б) и сосланным в Алма-Ату, Троцкий написал работу «Перманентная революция», где «актуализировал» свою старую теорию с учетом опыта Октябрьской революции. Смысл этой теории он резюмировал следующим образом:
«…Она показывала, как демократические задачи отсталых буржуазных наций непосредственно ведут в нашу эпоху к диктатуре пролетариата, а диктатура пролетариата ставит в порядок дня социалистические задачи. В этом состояла центральная идея теории. Если традиционное мнение гласило, что путь к диктатуре пролетариата лежит через долгий период демократии, то теория перманентной революции устанавливала, что для отставших стран путь к демократии идет через диктатуру пролетариата. Этим самым демократия становится не самодовлеющим режимом на десятки лет, а лишь непосредственным вступлением к социалистической революции. Они связываются друг с другом непрерывной связью. Между демократическим переворотом и социалистическим переустройством общества устанавливается таким образом перманентность революционного развития.
Второй аспект «перманентной» теории характеризует уже социалистическую революцию как таковую. В течение неопределенно долгого времени и в постоянной внутренней борьбе перестраиваются все социальные отношения. Общество непрерывно линяет. Один этап преобразования непосредственно вытекает из другого. Процесс этот сохраняет по необходимости политический характер, т. е. развертывается через столкновения разных групп перестраивающегося общества. Взрывы гражданской войны и внешних войн чередуются с периодами “мирных” реформ. Революции хозяйства, техники, знания, семьи, быта, нравов развертываются в сложном взаимодействии друг с другом, не давая обществу достигнуть равновесия. В этом перманентный характер социалистической революции как таковой.
Международный характер социалистической революции, составляющий третий аспект теории перманентной революции, вытекает из нынешнего состояния экономики и социальной структуры человечества. Интернационализм не есть отвлеченный принцип, но лишь теоретическое и политическое отражение мирового характера хозяйства, мирового развития производительных сил и мирового размаха классовой борьбы. Социалистическая революция начинается на национальной почве. Но она не может на ней закончиться. Сохранение пролетарской революции в национальных рамках может быть лишь временным режимом, хотя бы и длительным, как показывает опыт Советского Союза. Однако при изолированной пролетарской диктатуре противоречия, внешние и внутренние, растут неизбежно вместе с успехами. Оставаясь и далее изолированным, пролетарское государство в конце концов должно было бы пасть жертвой этих противоречий. Выход для него только в победе пролетариата передовых стран. С этой точки зрения национальная революция не является самодовлеющим целым: она лишь звено интернациональной цепи. Международная революция представляет собою перманентный процесс, несмотря на временные снижения и отливы»[23 - Там же.].
В этом виде «теория перманентной революции» сводится в основном лишь к адекватной коммунистической позиции, которую разделяли и разделяют все марксисты, начиная с Ленина и (с оговорками, о которых еще пойдет речь в этой книге) Сталина. Все это актуально и сейчас, особенно учитывая опыт ревизионистского разложения социалистических стран и коммунистических партий, в ходе которого совершалась подмена марксизма мелкобуржуазными идеями: вместо ориентации мирового коммунистического движения на пролетарскую революцию – реанимация реформизма, изобретение «некапиталистического пути развития» ради компромисса с национальной буржуазией, вместо строительства коммунизма в социалистических странах – некий «развитой социализм» с весьма неясными перспективами, вместо борьбы за победу коммунизма в мировом масштабе – различные сорта «национально-патриотического социализма». Явно ошибочным у Троцкого является лишь упование в первую очередь на «пролетариат передовых стран». Также особняком стоит вопрос о «построении социализма в отдельно взятой стране», о котором мы напишем ниже.
Таким образом, неудивительным является совпадение взглядов Троцкого и Ленина в условиях революционного кризиса 1917 года – разногласий в коренных вопросах социалистической революции у них не было, тактические же моменты 1905–1907 годов (в частности, вопрос о конкретных формах союза пролетариата и крестьянства) ушли в прошлое.
Однако после поражения Первой русской революции будущих главу советского правительства и председателя Революционного военного совета ждало острое противоборство периода реакции. В контексте борьбы внутри РСДРП в эти годы Троцкий был противником Ленина, отвергая большевистские организационные принципы и пытаясь объединить большевиков с меньшевиками на позициях пролетарской революции. Утопичность этого подхода Троцкий впоследствии признавал сам:
«…Я занимал тогда в отношении к меньшевикам позицию, глубоко отличную от позиции Ленина. Я считал необходимым бороться за объединение большевиков с меньшевиками в одной партии. Ленин считал необходимым углублять раскол с меньшевиками, чтоб очистить партию от основного источника буржуазных влияний на пролетариат. Значительно позже я писал, что основная политическая моя ошибка состояла в том, что я не понял своевременно принципиальной пропасти между большевизмом и меньшевизмом»[24 - Троцкий Л. Наши разногласия // Коммунистическая оппозиция в СССР. – М., 1990. Т. 1 [Электронный ресурс]. – Режим доступа: lib.ru/HISTORY/FELSHTINSKY/oppoz1.txt.].
Наиболее яркие документы периода данной полемики, в которых Ленин и Троцкий в весьма резкой форме отзываются друг о друге, впоследствии стали «визитной карточкой» антитроцкистской публицистики и историографии. Это, прежде всего, письмо Ленина «О краске стыда у Иудушки Троцкого»[25 - Ленин В. О краске стыда у Иудушки Троцкого //В. Ленин. ПСС. – М., 1967. Т. 20. – С. 96.] (оставшееся неотправленным и найденное в ленинских бумагах лишь в начале 1930-х годов) и письмо Троцкого к меньшевику Чхеидзе, написанное в 1913 году, в котором Троцкий все так же ратует за «идейное и организационное разрушение переживших себя фракционных перегородок» в РСДРП[26 - Троцкий Л. К истории русской революции. – М., 1990. – С. 116–118.]. Не пытаясь оправдать оппортунистические позиции Троцкого в эти годы, отметим, что дальнейшая его деятельность в рядах партии большевиков, особенно в период Октябрьской революции и Гражданской войны, гораздо более весома, нежели антиленинская работа периода реакции.
Начавшаяся Первая мировая война приблизила Троцкого к большевизму. Как и Ленин, Троцкий выступил с однозначным осуждением социал-шовинизма, поддержки буржуазных правительств социал-демократическими партиями[27 - См., например: Троцкий Л. Год войны [Электронный ресурс]. – Режим доступа: http://www.magister.msk.ru/library/trotsky/trotl891.htm.]. Правда, его позиция была менее последовательна, чем ленинская. Так, Троцкий не разделял лозунга «поражения своего правительства», считая, что призывы к поражению России означают призыв к победе кайзеровской Германии.
«Поскольку поражение, при прочих равных условиях, расшатывает данный государственный строй, постольку предполагаемая поражением победа другой стороны укрепляет противную государственную организацию. А мы не знаем такого европейского социального и государственного организма, в упрочении которого был бы заинтересован европейский пролетариат, и в то же время мы ни в каком смысле не отводим России роли избранного государства, интересам которого должны быть подчинены интересы развития других европейских народов… Поражения дезорганизуют и деморализуют правящую реакцию, но одновременно война дезорганизует всю общественную жизнь, и прежде всего ее рабочий класс.
Война не есть, далее, такой “вспомогательный” фактор, над которым революционный класс мог бы иметь контроль: ее нельзя устранить по произволу, после того как она дала ожидавшийся от нее революционный толчок, как исторического мавра, который выполнил свою работу.
Наконец, выросшая из поражений, революция получает в наследство вконец расстроенную войной хозяйственную жизнь, истощенные государственные финансы и крайне отягощенные международные отношения», —
писал Троцкий в одной из статей периода войны[28 - Троцкий Л. Военная катастрофа и политические перспективы [Электронный ресурс]. – Режим доступа: http://www.magister.msk.ru/library/trotsky/trotl869.htm.]. Исходя из неизбежности революции в самых развитых странах Европы, Троцкий не понимал важности прорыва цепи империалистических государств в самом слабом звене, ради которого революционеры-марксисты должны были в тех условиях идти до конца по пути разрыва со всяким оппортунизмом и рождаемой им «осторожностью».
Тем не менее симптоматично, что в эти годы Ленин, продолжая жестко критиковать Троцкого, одновременно начал признавать сближение позиций: «А Троцкий? Порвав с партией Мартова, он продолжает упрекать нас в том, что мы раскольники. Он понемногу двигается влево и предлагает даже порвать с вождями русских социал-шовинистов, но он не говорит нам окончательно, желает ли он единства или раскола по отношению к фракции Чхеидзе»[29 - Ленин В. Открытое письмо Борису Суварину // В. Ленин. ПСС. – М., 1967. Т. 30. – С. 271.].
Резюмируя, можно сказать, что своей революционной деятельностью Троцкий уже в период до 1917 года показал себя как блестящий революционный публицист и оратор (что и сделало его видной фигурой среди социал-демократов), но слабый марксист-теоретик. Его отличали приверженность схеме, громкой, но не слишком обоснованной фразе. Эти не лучшие особенности Троцкого как политика, а также амбиции и непонимание важности большевистского организационного плана по созданию сплоченной партии с идейным единомыслием и жесткой дисциплиной привели Троцкого в ряды оппонентов Ленина при всей враждебности Льва Давидовича реформизму и другим чертам политической программы меньшевиков. Немаловажно, на наш взгляд, и то, что Троцкий большую часть своей дореволюционной политической жизни работал за границей, имея контакты с широкими российскими трудящимися массами лишь эпизодически (как, например, в 1905 году, когда Троцкий входил в руководство Петербургского совета рабочих депутатов). Тогда как Сталин и будущие ближайшие его соратники (Каганович, Молотов, Андреев и т. д.) принадлежали к тем революционерам, которые работали почти исключительно в России и в результате куда лучше знали российские условия и особенности русского рабочего класса и крестьянства, включая и их не самые лучшие черты.
Февральская революция в России знаменательна с точки зрения политического пути обоих наших героев. Именно новая ситуация в стране сделала Троцкого большевиком, а Сталина толкнула на серьезные колебания, которые привели к разногласиям с Лениным.
