скачать книгу бесплатно
– Как же я представлю, что ты священник, ведь рожа-то у тебя лихоимская, прости мя, господи. Лужаться я тебя пужаюсь, а представить тебя в церковном виде не могу.
– А ты поднатужься, – откинулся на спинку стула Донцов, такая была оперативника фамилия. – Пофантазируй, может, что и получится.
– Фантазию побоку, – вошел в это время начальник. – Это не каждому дано. За что задержана? – присел он на стул.
– В ларьке кооперации, товарищ Железнов, на эти вот деньги – доллары, – показал Донцов, – хотела купить ситцу. А где взяла, не говорит старая.
Начальник ОШУ среднего роста, в военной форме, но без знаков различия, осмотрел десятидолларовую купюру. Она пахла не то парфюмерией, не то еще чем-то ароматизирующим.
– Интересно, – произнес он. – Вы, гражданка, объясните нам самыми простыми словами, как попали к вам эти деньги?
Коростылева поправила свой мешок, платок на голове, и ответила:
– У меня, гражданин хороший, уже язык отсох объяснять вот этому начальнику, как это было.
– Ну а что все-таки было? – приветливо взглянул на нее старый гэпэушник.
– Эти деньги я получила от покупателя за семечки, – быстро ответила Коростылева.
– Где же это вы нашли такого дурака, который за семечки долларами платит? Сейчас по курсу, гражданка, один доллар котируется в банке золотыми рублями.
– Ух, ты, аист! Золотыми червонцами?
– Будем говорить правду?
– Само собой, гражданин хороший… – согласилась задержанная. – Нашла я эти деньги. Прости мя, господи, душу грешную…
С едва заметной улыбкой начальник смотрел на нее, спросил:
– Где нашли?
– Когда он это… Платок вынимал, чтобы карман для семечек ослобонить, заграничные деньги возьми и выпади…
– А откуда вы узнали, что на них можно купить мануфактуру?
Коростылева удивилась.
– А, то как жеть, все говорят, что на них можно… заграничные деньги цену имеют, а остальные – бумага, прости мя, господи…
Железнов встал, прошелся по комнате, помассировал руки, остановился пред старухой и, внимательно глядя ей в глаза, спросил:
– Вы этого человека запомнили, уважаемая?
– Зрение у меня не особливо, – отвернулась женщина.
– Пользуетесь очками?
– Аптека не прибавит века, – усмехнулась она.
– Вполне возможно… – продолжал смотреть на задержанную пристально начальник. – И все же, какой он?
Коростылева помолчала, как бы вспоминая, и, обдумывая каждое слово, ответила негромко и медленно:
– Мужик твоих лет, гражданин. Роста низкого, светленький такой… Большего не припомню.
– Эх, гражданка, гражданка, – осуждающе смотрел на нее Железнов. – Неправду говорите, неправду. Вот пойдите в соседнюю комнату, посидите, отдохните, подумайте как следует, а потом мне, лично мне, начальнику ОПТУ города, и расскажете все, как оно есть. Ясно?
– Да, уж тебе, ясное дело…
– Донцов, возьмите под свой надзор задержанную. А когда она надумает говорить правду, доставьте ее ко мне.
– Понял, товарищ начальник, – встал тот. – Прошу, гражданка. Коростылева встала, всхлипывая, взяла с пола свой мешок и побрела к двери, причитая:
– Ох, господи, боженька наш, пропала, пропала моя головушка старая…
Железнов посмотрел на часы и заторопился в свой кабинет. Там уже собрались все сотрудники отдела, ожидая начала оперативного совещания. Когда их начальник вошел, все разговоры сразу смолкли.
– Начинаем, – встал за свой стол Железнов. – В окрестностях города появилась новая банда…
– И откуда они берутся, – вздохнул молодой сотрудник.
– Могу еще раз пояснить, – взглянул на него начальник. – Тем более, товарищи, что к нам прибыло пополнение в составе трех человек, – указал он на новичков.
Все повернулись к ним, рассматривая их с интересом. Среди двух парней сидела девушка лет восемнадцати. Красивая, стройная, по имени и фамилии – Кира Богданова. А парней звали: одного Петр, а другого Федор. Фамилия у них была одинаковая – Петренко. Они были братьями. Новички сидели в углу кабинета и тоже с любопытством рассматривали присутствующих.
– За годы революции и гражданской войны почти вся буржуазия из Москвы, Петрограда, Киева и других городов перебралась сюда, на юг, под крыло Деникина, потом Врангеля, – продолжал Железнов. – К осени двадцатого года в Крыму осело не менее полумиллиона буржуев. Все они – активные или затаенные враги Советской власти. С Врангелем ушло вряд ли больше ста пятидесяти тысяч – это вместе с армией. Значит, в Крыму осталось, по крайней мере, триста тысяч явных или тайных врагов. Из этого числа многие уехали за границу, многие вернулись в свои города, но десятки тысяч осели здесь, в Крыму. Вот питательная среда для банд, для контрреволюционеров и их заговоров. И сейчас банда Барсукова… Задача – разгромить, не дать ей уйти в горы. Вот эти товарищи… – начальник зачитал десятка полтора фамилий, – поступают в распоряжение начальника секретно-оперативного подотдела товарища Барановой. Операцию будете проводить вместе с летучим отрядом. Все, можете действовать.
– За мной, товарищи! – встала щегольски одетая женщина с маузером на боку. Одета в хромовые сапожки, диагоналевые галифе, легкий английский френч. Кожаная кепка лихо сидела на ее собранных в узел волосах.
– Второй вопрос… – продолжал оперативку Железнов, когда все посланные на операцию вышли. – Мы не раз уже говорили, какой страшный яд алкоголь. Но особенно он вреден в самогонном варианте.
Один из сотрудников вздохнул и покачал головой.
– Это точно. Как выпью, как будто отравился совсем.
– Но дело не только во вреде здоровью. На производство самогона идут пищевые продукты, а вы знаете, как у нас обстоит дело с питанием…
– Товарищ Железнов! – вернулась вдруг Баранова. – Банда Барсукова на Григорьевской даче!
– Откуда известно! – вскочил Железнов.
– Только что мой агент сообщил, пришлось вернуться и доложить, – быстро ответила Баранова.
– Все на операцию! – начальник городского ОПТУ выхватил из ящика стола наган и устремился за Барановой.
Присутствующие заспешили за Железновым, толпясь в дверях.
Вечером начальник севастопольского отдела ГПУ докладывал по телефону в Симферополь:
– Операция не дала результатов, Павел Антонович. Бандиты ушли. По пути банда налетела на поселок Приморский, уничтожила наших сотрудников. Трупы их изуродовала. Завтра будут хоронить. В оперативном отряде ранен Дивов. У меня все.
– Проморгали… Куда ранен Дивов? – спросил хриплый мужской голос областного начальника на другом конце линии.
– В руку, Павел Антонович, кость цела, поправится.
– Твое мнение? – спросили из Симферополя.
– Знал Барсуков, что на него пошли, знал, Павел Антонович, вот и ускользнул.
– Надо разобраться. На днях буду у тебя, Железнов.
– Поездом приедете, Павел Антонович? Буду встречать…
– На автомобиле. Все.
Железнов положил трубку, закурил и некоторое время размышлял о делах в его отделе. Вошел Донцов и доложил:
– Задержанная Коростылева уже давно изъявляет желание повидаться с вами, товарищ начальник.
– Приглашай ее сюда, – затоптал папиросу в пепельнице Железнов. Вскоре Донцов впустил в кабинет Коростылеву и ушел. Задержанная истово закрестилась, глядя мимо Железнова на плакат за его спиной и запричитала:
– Господи, прости мя, дуру грешную, господи, прости мя и помилуй…
– Гражданка Коростылева, вы не в церкви, а в государственном учреждении, – строго оборвал ее Железнов.
– Бога вспомнить нигде не лишне… – покачала головой та.
– Отвечайте, пожалуйста, на мой вопрос, помните?
– Да, сыночек, был такой грех. Стала я Любки, постоялки своей, намедни ее флигель прибирать, смотрю, пасма денег этих, значит… Вот и взяла я одну бумажку, пропади она пропадом!..
– Ясно. Вот теперь похоже на правду. А где ваша квартирантка работает? Чем занимается?
– А бог ее ведает где. В ночную все она, в ночную…
– Что же, гулящая может?
– Да нет, сынок, дружка имеет с рожей-то, слово ему не перечь. Ох, как узнает она про грех мой, так гляди, ее дружок и побить, и порезать меня сможет… сжав в кулачки руки, приложила их к груди старуха.
– Не узнает. Мы ничего ей не скажем, а вы тоже, думаю, ни слова, что мы задержали вас, а? – встал и прошелся по кабинету Железнов.
– Да нешто я враг своей души, гражданин начальник! Вот те крест, ни слова… – всхлипнула и закрестилась Коростылева. – И ты не губи меня, сынок милый!..
– Мы же договорились обо всем, верно? – остановился «сынок» перед задержанной, испытующе глядя на нее.
– Верно, сынок… – закивала старуха.
– А сейчас вы свободны… – приоткрыл начальник дверь: – Донцов, пропусти гражданку Коростылеву домой.
– Спасибо, сынок!.. – не пошла, подхватив свой мешок, а бросилась та к две ри.
Но Железнов прикрыл дверь и спросил:
– Да, мамаша, а место у вас бы нашлось еще для одной квартирантки? Племянница тут у моего товарища объявилась, а жить негде. А, как?
– Господи, да в пристройку к моей мазанке и возьму! Приберу там, как все полагается, гражданин начальник. И мне спокойная выгода будет, – заверила Коростылева.
– Ну теперь совсем договорились. Но чтоб о том, что моя знакомая… никому ни слова!
– Да, нешто я не кумекаю, сынок. На базаре мы и сошлись с ней, скажу.
– Правильно, мамаша, вот так и говорите всем. Идите, Вас пропустят.
– Спасибо и прощай, сынок… – Остановилась и у двери с вопросом: – А платить она исправно будет, твоя постоялка-то? Ведь у Любки я свои деньги, почитай, взяла, она мне за квартиру задолжала.
– Никаких сомнений, гражданка Коростылева, даже вперед, как договоритесь.
– Ну, тогда как есть совсем хорошо. Прощай, начальник.
– До свидания… – снял трубку телефона, когда старуха вышла и спросил: – Борис Петрович, новички еще у тебя? Ага, пусть Богданова ко мне зайдет. Я освобождаю ее от прежнего задания…
– Товарищ Железнов, капитан Тализоны» Крокос пожаловал! – вбежал в кабинет Донцов.
– Жаловаться пришел, – скривился Железнов. – Проси. Быстро вошел Крокос и на ломаном русском языке вскричал:
– Я протестую! Команду моего судна перевели на берег! Ценности конфисковали! Выставили охрану у трапа! Это беззаконие!
– Беззаконие?! А вывозить золото и серебро из нашей страны и другие ценности вы считаете законием?! На вашем корабле в тюках шерсти найдены слитки переплавленного золота и серебра, драгоценные камни и изделия из слоновой кости, которые Вы пытались вывезти из нашей страны. На эти средства наше государство могло бы купить знаете, сколько продуктов для голодающих, господин Крокос? – встал перед капитаном Тализоны» Железнов.
– Это фирма, я тут не при чем!
– А мы вас пока ни в чем и не обвиняем. Обыск же на вашем судне произведен по закону, на основании ордера, так что…
– Но подсвечник, изъятый из моей каюты, мой! Он куплен в Константинополе.
– Ваш, говорите? За сколько же вы его купили, уважаемый капитан Крокос?
– За… за триста лир!
– До чего много глупцов развелось в Константинополе! Вещь стоимостью в пять-шесть тысяч рублей продается по цене старенького костюма.
– Это подарок моей матери!
– Тогда вашей матерью следует признать дядю нашего бывшего царя – великого князя Николая Николаевича Романова. Там вензель. И эта золотая вещь нахолилась в княжеском дворце в Ливадии и исчезла после ограбления. Я мог бы вас ознакомить с соответствующей описью, но, наверно, это будет удобнее сделать на суде.
– На суде?
– Ваше судно мы задержим, а дело о незаконном вывозе драгоценностей передадим в суд, а уж он решит, что делать с вами и с вашей шхуной.
