скачать книгу бесплатно
– И все же, дорогой, рыбалка как же? А то все выпили, пили, понимаешь, сказал Мамбетович. Он отламывал руками кусочки хлеба, макал их в подливку и ловко бросал себе в рот.
– Да не ловили мы в тот день, Мамбетович. С пьяной командой, какая же рыбалка, – бросил ложку в пустую тарелку Морякин.
– В Одессе был у меня знакомый, – сказал Бендер. – С утра выпьет стакан водки и целый день свободен…
Все засмеялись. Только хмурый больной, с забинтованной шеей, пробурчал:
– И что тут смешного…
Это был человек без чувства юмора, но он старательно лечился. Периодически полоскал с бульканьем горло и с унитазным журчанием спускал свое полосканье в банку.
В палату вошел розовощекий, грузный «больной» с мичманкой на голове. К его больничному халату она шла также, как сомбреро к фартуку дворника. Он целыми днями шатался по больнице, узнавал новости, анекдоты и тут же пересказывал их в других местах.
– Я дико извиняюсь, – заговорщически обвел он всех выпученными глазами. – Слышали новый анекдот? – И не ожидая ответа, начал. – Кораблекрушение. Спасатели вытаскивают утопающих в шлюпку за волосы. Одного за волосы, другого, третьего… А четвертый безволосый. Спасатель хлопает его по голове и говорит: «Сэр, нам не до шуток, дайте голову».
Смех заполнил палату. Из-за болей в суставах Бендер только улыбнулся. А хмурый его сосед с забинтованной шеей снова пробурчал:
– Кораблекрушение, а им смешно…
Но его соседи к таким замечаниям уже привыкли. Каждому уже захотелось рассказать свой анекдот. Но гипсорукий завладевает вниманием палаты и начинает:
– Зяма спрашивает моряка: «Это вы спасли моего Абрашу?». «Ну я». «И вы ныряли на глубину?». «Ну нырял». «А кепочку его там не видели?».
Вся палата надсаживается от смеха. И не слышит бубнеж забинтованного полоскателя.
– Спас ребенка, а ему кепочка… Скряга… – скучно произносит он.
– Тише, – взвизгнула мичманка в халате. – Кессонщик тоже хочет что-то нам рассказать.
Наступила тишина, и голос Бендера не совсем бодро заговорил:
– Бандерша портового притона выходит на балкон и кричит: «Котельщик! Котельщик! Перестаньте топить! У меня клиент соскальзывает!»
Ложки, вилки, тарелки забряцали от громового смеха. И только хмурый полоскатель горла свое:
– Летом разве топят…
– А вот еще, – продолжал Остап, поддавшись общему настроению. – В порту одессит спрашивает: «Эй, на шхуне! На работу берете?». «Нет, не берем». «Счастье ваше, а то бы я вам наработал».
– А вот еще, слышали! Я расскажу…
Затараторили наперебой гипсорукий и Морякин после смеха. И понеслись анекдоты один за другим, веселя сытое послеобеденное сообщество соседей по палате великого искателя подводных сокровищ. И даже пришедший зачинщик в мичманке не удержался, чтобы не рассказать еще один анекдот из своего запаса.
– «Марья Павловна, откройте», – начал он. – «Уже поздно, я в рубашке», – она ему из-за двери. А он ей: «Откройте, и посмотрите, чем я стучу».
Питомцы палаты умирали от смеха. Но тут вошел главврач Ярокин, – и все умолкли.
– 3-здоровые? Пора выписываться, а? – обвел он всех изучающим взглядом. И собрался еще что-то сказать, но появилась регистраторша больницы и подала ему записку:
– Вот прислали… – запыхавшись, промолвила она.
Ярокин прочел бумагу и молча уставился на забинтованного человека без юмора.
– Где же возьму этому самому Кабакину отдельную палату? – перевел он свой взор на «мичманку». – Если даже всех анекдотчиков выпишу… – и ушел, сопровождаемый регистраторшей.
А соседи Бендера по палате долго еще смотрели на дверь, за которой скрылся главврач, ставя его посещение в связь с долгосрочной их выпиской. Затем все сгрудились у открытой двери на балкон, но выйти на него боялись. Был случай, когда один больной вышел ночью на балкон подышать свежим воздухом, да и выпал со второго этажа. Ограждений на балконах еще не сделали. Жив остался, даже ноги не поломал. Спружинила мягкая клумба с цветами.
Над питомцами палаты Бендера нависла явная угроза распрощаться в скором времени с сытой и тишайшей больничной жизнью. Озадаченно вздыхая, они продолжали обсуждать визит Ярокина и ломать головы над вопросом: кто такой этот самый Кабакин?
Больничный обед закончился. Санитарки забряцали тарелками и ложками, собирая пустую посуду. В открытые окна и балконную дверь врывалась из дворового скверика птичья разноголосица, похожая на отдаленную перекличку в строю. В порту гуднул пароход. И ему тут же ответил басистым ревом другой.
Наступил день, когда Остап первый раз после заболевания решился выйти из палаты. Чувствуя себя еще не совсем в форме, он встал и начал одеваться без помощи других. Мечтая о свежем воздухе без больничных запахов, он двинулся к выходу, но тут дверь распахнулась, и на пороге появился боцман-тренер клуба «Два якоря» Кутейников.
– Привет, боцман, – улыбнулся Остап. – Видишь, осмелился сам идти на прогулку.
Лицо Исидора хотя и не было розовым, но весь вид его был странно подавленным.
– Пришел проведать или что-то случилось? – спросил Бендер. Кутейников переступил с ноги на ногу, но ничего не ответил.
– Ну? – спросил Бендер более строго.
– Новый Пристройкин, чтобы он на волнах закачался, разве наш труд он оценил? – непонятно молвил боцман-тренер. – Разве ж он может понять? Клубу мы столько наших усилий приложили… – качнулся Исидор.
– Ты что, пьян? – спросил Остап.
– Да вот, я ему говорю, что лучше моего старания нет, а он, без стажа морского, без стажа морского. Это я, значит…
– Да ты опьянел окончательно, Исидор? – подивился Бендер. – Говори в чем дело, выпивоха? – шагнул Остап к выходу.
Кутейников предупредительно распахнул дверь, пропустил своего капитана вперед, и пошел за ним, дрожа от обиды и с горечью говоря:
– Если бы вы были, Остап Ибрагимович, то этого бы ни за что не случилось… Великий предприниматель, чувствуя боль в суставах, обернулся и раздражен но спросил:
– Вы, старовозрастной юноша, можете, наконец, сказать, чего не случилось бы?
– Да моего увольнения из «Двух якорей», – рыдающим голосом прокричал Кутейников.
– Как – увольнения? Без меня? – возмутился капитан клуба. – Так быстро? Скоро выпишусь, боцман, восстановлю, не тушуйся, Корнеич. Я этому Пристройкину…
Капитан «Двух якорей» и его боцман-тренер вышли на свежий воздух. Здесь Остапа встретили его друзья-компаньоны и Савва Мурмураки. Они по два раза на день приходили к Бендеру. Приносили фрукты и все другое, вкусное и лучшее. Участливо справлялись о здоровье своего начальника и рассказывали новости.
Бывший заврыбой услышал жалостливое сетование Кутейникова на его увольнение и тоже загробно промолвил:
– И меня вычистили из клуба, капитан.
– Да как они посмели? – возмутился организатор «Двух якорей».
– Сейчас там новый начальник, командор, – сообщил Балаганов.
– Новая метла по-новому метет, – вставил Козлевич, – покручивая кончики кондукторских усов.
Всей компанией они сидели в больничном дворике и разговаривали. А когда Кутейников и Мурмураки ушли, Остап спросил своих единомышленников:
– Так что там за деньги в мешках?
Об этом при посторонних поговорить в палате было нельзя. И бывший уполномоченный по копытам, а сейчас стивидор «Алых парусов» сообщил:
– Все мешки с печатями отделений банков, командор: «Азово-Черноморско-го», «Русско-Азиатского», «Юнкер и Ко» и отделения какой-то конторы в Париже…
– И во всех мешках негодные уже деньги, – покачал головой Адам Казимиро-вич. – Царские кредитки, деникинские «колокола»…
– Что еще за колокола? – удивился Остап.
– Тысячерублевые купюры с изображением Царь-колокола, – пояснил Козлевич, как знающий лучше прошлые времена. – В других мешках, капитан, лежат пачки врангелевских коричневых пятисотрублевок. Есть там и «грузбоны» – это денежные знаки Грузии. Есть мешок и «керенок» Временного правительства и «карбованцев» Центральной рады, Остап Ибрагимович, – усмехнулся Козлевич.
– Одним словом, командор, все уже негодное, – вздохнул Балаганов. – Хотя бы один мешочек иностранной валюты…
Бендер молчал, глядя в сторону. Потом засмеялся и промолвил:
– За мешки отживших денег – кессонную болезнь… Вот так, камрады…
– Если по справедливости, то так, командор, – согласился Балаганов, тряхнув своими рыжими кудрями.
– Ничего, детушки-голуби, – резко встал со скамьи Бендер и скривился от боли в ногах. – У нас есть еще крымский вариант, – рубанул он рукой воздух.
– Что еще за вариант? – уставился удивленно на своего командора Балаганов.
– В Крыму я как-то побывал со своей матушкой, – сообщил Козлевич.
– А может, откроем свое дело как нэпманы, Остап Ибрагимович? Без всякого варианта? – спросил рыжеволосый компаньон.
– НЭП на грани отмирания, Шура. Газеты надо читать. Нэпманское предпринимательство под налоговой пятой не даст нам нужных миллионов, чтобы сделать Советам ручкой адье. Золото нам надо срочно ковать, пока до него не добрался НКВД со своим ОГПУ, верные мои камрады.
– Загадочно говорите, командор, – заерзал на скамье Балаганов.
– Загадочно, – кивнул Адам Казимирович.
Оба выжидающе смотрели на своего предводителя.
– Я вас посвящу в это дело несколько позже. Сейчас я в обдумывании его. Приходил не раз и бывший водолаз – инструктор Бендера Прихода. В первый день своего посещения он сочувствующе сказал:
– Ничего бы этого не произошло, капитан, если бы рядом была декомпрессионная камера. Часок отдохнул бы в ней и снова готов бы был под воду. А то пока сюда доставили, прошло время, азот и сработал отрицательно…
– Что же произошло, Федор Николаевич? Кто там был еще, глядя на меня световым лучом? Я же явственно видел…
– А никого там и не было, капитан. Приезжал мой сын из мореходки в отпуск, так он спускался туда с ребятами. Так знаешь, что они установили? – засмеялся Прихода.
– Ну-ну, что? – с невероятным любопытством смотрел на бывшего водолаза Бендер.
– В том салоне катера, где ты был на переборке, висело большое зеркало. И хотя оно заросло, облезло, но частично свет отражало. Когда, как ты рассказывал, осветил фонарем это место, оно и отразило твое изображение. Вот ты и рванул наверх с перепугу, решив, что это духи утопленников, – улыбнулся Прихода. – Такие случаи бывают, я же рассказывал, что на глубине может произойти все что угодно. Такой был случай. Поднимали пароход. Пошел под воду водолаз. Переговаривается с верхом. Все шло нормально, и вдруг крики молчание. Срочно пошел к нему второй водолаз. Подняли потом обоих. У первого, который закричал, – разрыв сердца. Оказалось, первый спустился и запутался шлангом, когда прошел в каюту А там его вдруг обнял плавающий мертвец в черной рясе. Вот такое даже бывает в водолазном деле, – взглянул с улыбкой на Остапа Прихода.
Великий искатель подводных сокровищ лечился около месяца, освобождаясь от мучительных болей в суставах своего крепкого тела. А когда выздоровел, то пошел со своими друзьями к созданному им морскому клубу «Два якоря». Пришел, и невольно остановился. Вокруг бывшего мариупольского рыбоприемника царило оживление. Два бравых моряка стояли на мостике и один, приложив рупор ко рту, кричал:
– Под водой дышать размеренно! Строем, рр-раз!
Человек семь ровным фронтом бросились с причала в море и, оставив пенный след на поверхности, скрылись под водой.
– На шлюпках, старт! – скомандовал другой моряк и взмахнул красным флажком.
Три двухпарные шлюпки, блеснув лопастями весел, вспенили воду носами, отходя от берега.
– Фигурные прыжки в воду выполняют спортсмены нашего морклуба «Два якоря» Никодим Иванов, Касатый… – начал перечислять фамилии и дальше моряк с рупором.
С вышки красиво, в разных позах, поочередно начали прыгать юноши и девушки.
Присутствующие зрители зааплодировали. Знакомый уже Остапу борзописец из газеты «Приазовский пролетарий» только успевал их фотографировать и записывать репортаж с места событий.
– Мд-да-а, как всегда отмечал факты один мой хороший знакомый из Бердичева, – произнес вслух Бендер в окружении своих товарищей.
– Командор, хорошо, что мы отвели свои «Алые паруса» к Приходе, а то бы… – покачал головой Балаганов.
– Катер оформлен на меня, и клубу он не принадлежит, – засмеялся Бендер. И все же правильно сделали, чтобы не вызывать у общества тяжбу.
Остап, оставив своих сопровождающих на улице, вошел в здание, где размещалось общество помощи утопающим. Вошел и с удивлением остановился. Перед ним у двери с угодливой улыбкой стоял вахтер.
– Пристройкин! – воскликнул искатель подводного клада.
– Он, Пристройкин, – растянул свое лицо в улыбку тот. – Вот сняли, перевели вниз вахтером, – отвел в сторону глаза бывший председатель мариупольского отделения ОСВОДа и погладил неизменный шарик своего живота.
– Ну и ну – покачал головой Остап, – столько изменений, – и поднялся в кабинет нового председателя.
Когда вошел, то вторично был удивлен. За столом стоял не кто иной, как отставной капитан Ступин.
– Вот ваш расчетный лист, – сказал он Бендеру улыбаясь во весь рот, как хорошо ему знакомому. Ступин был в униформе морского капитана и спросил немного погодя: – Удивлены? После Пристройкина меня направили сюда, Остап Ибрагимович. – Вот и приказ… – подал он бумагу. – Вы увольняетесь за развал в морклубе «Два якоря»… Но учитывая, что именно вы организовали этот замечательный клуб, я счел возможным потопить этот приказ, не афишировать его, уважаемый товарищ Бендер. Увольняетесь числом после вашего лечения… Так что… – протянул руку новый председатель мариупольского отделения помощи утопающим, отец бывшей квартиросдатчицы Остапа Елены Викторовны.
– Благодарю, товарищ капитан, – ответил крепким рукопожатием Ступину Бендер. – Удачи вам в спасении утопающих, капитан.
– Спасибо, товарищ Бендер, – продолжал улыбаться тот. – Извините, что так… да, там в бухгалтерии мой приказ на оказание вам материальной помощи, уважаемый Остап Ибрагимович.
– Благодарю, очень кстати, – засмеялся Остап.
Взгляд организатора морского клуба «Два якоря» задержался на шкафе, где еще совсем недавно стоял кубок-сирота за перевыполнение плана по сбору членских взносов. Его на полке не было. Остап ухмыльнулся и вышел.
Когда великий организатор после бухгалтерии выходил из здания, Пристройкин угодливо распахнул дверь перед новатором отделения общественности, помогающей утопающим.
На улице его ждали друзья, и Остап им сказал:
– Вот всегда так: я организовываю, а государство пожинает плоды моего творчества.
