– Значит ты видела машину Тома, – было непонятно, вопрос это или утверждение. – Он здесь, Надя. Это к лучшему.
Эта фраза была припрятана, как козырь в рукаве. Большего Николай просто не мог дать. Но ничего не получилось.
При упоминании этого имени плечи Нади медленно поднялись и опустились. Она выдохнула и посмотрела на начальника Суда, и по взгляду этих прекрасных карих глазах Николай понял, что сказал что-то лишнее. Сморозил чепуху.
Надя покачала головой.
На ней был форменный пиджак с серебряной эмблемой Суда, который она накинула поверх строгого повседневного платья. Старик грустно улыбнулся. Как сказала эта молодая женщина двадцать пять лет назад «Я никогда не появлюсь в Суде не в форме», так и продолжала держать своё слово.
Это была та черта, по которой Николай и выбрал её из всех претендентов на должность главного Судьи: она всегда говорила прямо о своих принципах и никогда их не нарушала. Надежда Соло соблюдала Кодекс от начала и до конца.
«И вот, – подумал мужчина, – она пришла, хоть и знает, что родственникам подсудимого нельзя присутствовать на заседании ни под каким предлогом».
– Прошу, Надя, уходи.
– Надя, – женский голос заставил её резко обернуться, и густые каштановые волосы хлестнули начальника Суда по лицу. – Надя!
Николай в негодовании обхватил голову руками.
«Только не это, пожалуйста. Я не выдержу».
Женщина в форме присяжного стояла в тени деревьев и смотрела прямо на них. Мужчина зло сощурился и замахал руками, умоляя её говорить потише. На площади ещё оставались люди из отдела контроля Министерства, а Николай очень боялся за свою репутацию.
По правилам он сразу должен был заявить о Наде. Здесь были все признаки превышения допустимого уровня отрицательных эмоций. «Мать на пороге здания Суда, где проходит заседание по делу её совершеннолетнего ребёнка», – так и было написано в Кодексе.
– София! – прошипел Николай, когда женщина поднялась на крыльцо. – Почему вы не в зале?!
Женщина испуганно посмотрела на Надю, пытаясь понять, насколько несчастной та себя чувствует. От этого зависело, что она позволит чувствовать самой себе.
Надя видела Софию, но сил бросать вызов и снова тягаться в любви, больше не было. Она просто отметила, как поседели её иссиня-чёрные волосы, собранные в тугой пучок.
– София!.. – снова вклинился начальник Суда. – Присяжным нельзя опаздывать на заседание!..
– Я не смогла пройти через толпу, и.. – она не отрывала глаз от Нади, – … ведь судья Соло ещё здесь, значит, заседание не началось…
– Она здесь, потому что она не будет судить сегодня, – раздражённо воскликнул мужчина и взмахнул руками. – Что в этом непонятного! Это правила, ПРАВИЛА! И по ним вам, София Франкс, нужно уже быть в зале!
– Это правда, – кивнула Надя
За её спиной редела толпа, качались деревья. В Городе начиналось утро.
София всё смотрела на статную женщину, стоящую перед ней. Она до сих пор чувствовала вину. За то, что так привязалась к её ребёнку. За то, что не смогла его найти, помочь. Ей, себе, им.
Две женщины отчаянно старались не встречаться друг с другом все эти пять лет, которые каждая из них потратили на поиски. Судьба сталкивала их в окраинных больницах, на заправке возле автострады или в грязных хостелах, но за всё это время они обменялись друг с другом меньшим количеством слов, чем за сегодня. Говорить об этом было нельзя, слишком опасно, слишком больно.
И сегодня Надя поняла, что простила незнакомой женщине то, что те сделала поиски чужого ребёнка своим смыслом. Она простила ей то, что та его не нашла, не помогла. Ни себе, ни ей, ни им.
«Просто для учителя нет чужих детей».
– Он вернулся, – голос Нади дрогнул, и София поняла, что невозможно сегодня быть несчастнее, чем эта женщина.
– Это неправильно… – она повернулась к Николаю и умоляюще свела брови. – Неправильно, что мать не может увидеть своего ребёнка, разве нельзя…
– О, прошу! – начальник Суда в негодования закатил глаза и строго указал на дверь. – Прошу вас, София, идите! Там сегодня министерский представитель, всё очень-очень-ОЧЕНЬ серьёзно!
София виновато посмотрела на Надю.
– Иди, – кивнула она, и Николай Евгеньевич с облегчением выдохнул.
– Ты справишься? – София вдруг протянула руку в утешительном жесте, но вовремя остановила себя. – Думаешь, я должна быть там?..
– Я бы всё за это отдала, – холодно сказала Надежда и шагнула на ступеньки. – Но сегодня он сам себя во всём обвинит.
– Надя! – София отчаянно замотала головой. – Что ты говоришь, зачем?!
– Вот в таких решениях и познаются родители, – продолжала Надя, глядя под ноги. – Мы остаёмся рядом, даже когда всё катится к чёрту. Мы тащим их назад. Мы верим в их светлое будущее сильнее, чем они сами в него верят. А ты…
– Всё, баста! – Николай нервно подтолкнул присяжную Франкс к двери.
– Я вытащу его, слышишь?
В ответ женщина хмыкнула, пожала плечами.
– Ты пытаешься спасти свою веру в этот мир, а не моего сына.
Николай взглянул на часы и почти завопил от своей беспомощности. София зашла внутрь, и он с силой закрыл за ней дверь. Надя продолжала стоять на ступенях спиной к нему.
Этому холодному, сильному мужчине было очень её жаль. Он ведь тоже был родителем, он тоже любил и терял. Он был человеком. Они были так похожи.
Николай Малеев знал Надежду Соло ещё студенткой.
Двадцать пять лет назад он принял её на работу в свой Суд, а на днях рекомендовал Министерству как кандидата на место начальника Суда после своей отставки. Он боялся в этом признаться, но привязался к Наде. Он не имел на это права, но восхищался её мудростью и принципиальностью.
Николай Евгеньевич мог бы как-нибудь ей помочь, но Кодекс давно стал для него выше человеческих отношений. Служба заменила ему семью, дружбу и совесть. И, собравшись с силами, он вытянул руку в сторону служебной парковки. Ветер коснулся его холодных пальцев.
– Уходи, прошу, иначе… – сглотнул он, – ты знаешь.
Надя и не собиралась оставаться здесь дольше.
Она молча спустилась с лестницы, сделала глубокий вдох. Город пах как-то необычно, в воздухе висело напряжение. Надя постаралась вспомнить сына: его юношескую весёлость, лёгкость жить. Таким она его помнила. Что она упустила?
С фотографии, вклеенной в дело, на Надю смотрел уставший, опрокинутый взрослый. Таким он и хотел стать, чтобы помериться с ними силами? Он, что же, совсем её не любил?
«Ты выиграл, Леон».
Сегодня был первый надин выходной за долгое время, и она хотела навестить старшую дочь. Но планы рухнули, как только она открыла папку с предстоящим делом, как только увидела фотографию сына, прочитала фамилию человека, который обнаружил это преступление. А потом город оглушил гудок поезда, и люди ринулись на площадь.
Всё вдруг перестало существовать, замерло, затаило дыхание в ожидании надиной реакции. Леон вернулся домой, но вернулся не так, как она себе представляла.
Он всегда всё делал не так.
«Уходи, уходи».
Когда Надя повернула в сторону служебной парковки, Николай поправил золотой значок на своей груди и вдруг крикнул.
– Надя, здесь представитель Министерства! Я должен соблюдать Кодекс. Я ДОЛЖЕН, слышишь?
Она слышала.
Николай снова вспомнил о чемоданах в своём кабинете и покачал головой, отгоняя вредные чувства. Ему ещё предстояло пройти несколько детекторов – до и после заседания, так что сейчас для мыслей об уходе в отставку было не самое подходящее время.
Он уже давно научился это контролировать. Такая профессиональная деформация, необходимая для выживания.
Больше ни престиж, ни величина зарплаты, ни социальный пакет для всей семьи не умаляли то, чем он пожертвовал, когда сел в высокое кожаное кресло в отдельном кабинете. Да, он мечтал об этом, но тогда он был глупым мальчишкой из бедной семьи, который только недавно стал отцом. Что ещё они от него ждали?! Что он откажется?!
Тогда это казалось зна?ком свыше. Должность начальника Суда сделала его семью привилегированной ячейкой общества, а заодно превратила всю их жизнь в неподъёмную груду из сожаления, грусти, отчаяния и безысходности. Они не имели права об этом говорить, они должны были молчать об этом сильнее остальных.
Пепел.
То, что происходило в огромной серой коробке за его спиной, больше не давало ему никаких ответов и никаких оправданий. Когда-то и Николай верил в справедливость, больше – сегодня – нет.
Заступая на эту должность, он не думал о том, что однажды захочет уйти. Он не знал, что сделать это будет так непросто.
В Министерстве Николай числился как «особо опасный для общества» за свои частые контакты с негативными человеческими эмоциями, и поэтому он жил в здании Суда, а после увольнения должен был отправиться на долгосрочный карантин в закрытый город.
Долгосрочный карантин – это значит провести остаток жизни в изоляции от общества, лишиться всех контактов со своей семьёй. И хоть Николай и сделал шаг к этому очень давно, на большее он был не готов.
Он до сих пор боялся позвонить в Министерство и сказать, что уходит. Он надеялся, что за хорошую эмоциональную репутацию его не никуда не отправят, что отпустят домой. Он искал другие пути, он даже предложил Министерству Надю на место начальника Суда.
И там обрадовались. Надежда Соло давно была им интересна.
Может быть за это его не отправят в закрытый город, и он успеет обнять жену?
Николай не был плохим человеком, но он слишком легко нарёк Надю своим преемником, слишком просто пожелал ей эту злополучную должность. Странно?
Здание Суда, холодное и внутри, и снаружи, сразу не понравилось новоиспечённому судье Тому Фроззи. Он шёл по длинным коридорам с квадратными окнами и смотрел под ноги, разглядывая свои ботинки.
Ему очень хотелось остановиться, но в голове звучало «Министерство будет довольно тобой, Том, и не предпримет никаких строгих мер». Это мотивировало, это пугало.
Судья Фроззи остановился возле несоразмерной для узкого коридора двери зала заседаний и опустил мобильный телефон в контейнер, который держал охранник. Молодой парень быстро закрыл ящик, щёлкнул замком и вопросительно взглянул на мужчину, который протянул ему свою дрожащую руку.
– Доброе утро, – Том отлично знал, как по протоколу должен вести себя подсудимый, но забыл, положено ли судьям здороваться с работниками охраны.
Парень молча кивнул.
В начале длинного коридора появился начальник Суда, и охранник прижал контейнер к себе, вытянувшись по струнке.
– Том, давно пора в зал! – на ходу гаркнул Николай и нервно поправил галстук. – Том!
Судья опустил руки по швам и попытался избавиться от страха, который сейчас был особенно некстати.
Николай бросил на него нервный взгляд и, наконец отпустив охранника, хмуро улыбнулся.
– Прости, – он хлопнул Тома по плечу. – Правда, прости.
Начальник Суда открыл дверь в зал заседаний, и судья прищурился от яркого света. Нужно было сделать всего один шаг, но переступить порог было легче, чем переступить свой страх.
Только не я.
«Трус».
Том никак не решался войти, пока его не подтолкнула твёрдая рука начальника Суда. Николай отлично умел это делать. Двадцать пять лет назад он так же втолкнул в зал заседаний Надю.
Рамка детекторов чувств подозрительно пикнула, и от волнения у мужчин свело низ живота, они напряглись. Но индикатор показал зелёный сигнал, и Том с Николаем шумно выдохнули.
Не в этот раз.
Всего пара секунд, и вот судебный консультант Том Фроззи оказался в ловушке, которую ему подготовила судьба ещё в Университете.
В тот день после окончания торжественной церемонии посвящения в первокурсники Том задержался в концертном зале, чтобы поговорить со старостой.
– Так что же? – Том спросил у него, можно ли будет перевестись в другую группу, куда поступил его друг, и теперь ждал ответа. – Будут какие-то трудности?
– Сильно нужно? – парень прищурился и почесал затылок, явно показывая, что не хотел бы в первый учебный день заниматься такими вопросами.
– Я думал, что чем раньше, тем лучше…
И в этот момент их окликнула девушка.
Её чёрный сарафан не сильно прикрывал длинные ноги, а красные туфли разбивали тишину концертного зала звонким постукиванием. Переведя дыхание, она остановилась рядом с ними, и староста постарался изобразить самую обворожительную свою улыбку.
– Могу чем-то помочь?
– Ты староста? – её брови изогнулись, и карие глаза в кайме тёмных ресниц стали ещё выразительнее.
Том с замиранием сердца смотрел, как движутся её губы на вдохе и выдохе. «Красота – их главное оружие!», – повторял его отец, закрывая дверь за очередной девушкой. После развода он дал себе слово, что больше ни одна женщина не выпросит у него любви. Это было его оправданием.
– Я Костя, – рассмеялся парень и положил руку ей на плечо.
Девушка смотрела на него прямо и сосредоточенно, что сильно сбивало спесь.
– Отличные туфли, – не так уверенно продолжил он.
Том следил за их разговором и очень долго подбирал слова. Он никогда не умел общаться с женщинами. Отец внушил ему страх перед ними, недоверие на грани с неуважением.
– Туфли большеваты и слетают при каждом шаге. Достались от бабушки, – сказала Надя, и Том расслышал в её голосе любовь.
Надин смех был мягким и невесомым, как облака в самый весенний день. Она посмотрела на Костю, а потом перевела взгляд на Тома и улыбнулась. По-особому, будто бы сразу выделив его из других.
– Ты же в моей группе? – перебил староста.
– Да, меня зовут Надежда Колизина, – кивнула она. – Не хотела вас отвлекать, но совсем забыла, на каком транспорте можно доехать отсюда до университета. Не подскажете?
Надя подняла глаза и снова посмотрела на Тома. И он сдался, обомлел. Эти глаза, в которых, как в ночном небе, мелькают звёзды; волосы, обрамляющие по-детски пухлое лицо; алые щёки и тонкие губы, которые сложились в скромную улыбку.
Том больше её не боялся. Теперь он боялся её потерять.
«Вопреки», – подумал он.
– Я иду на вечеринку, составишь компанию? – Костя усмехнулся и подтолкнул девушку плечом.
Его огромная ладонь скользнула по самому краю её сарафана.
– Я сейчас еду в университет, – неожиданно для себя почти выкрикнул Том.
Староста покрутил пальцем у виска.
– Ты вообще в порядке, парень?! Чего ты орёшь?!
– Могу показать дорогу, – кивнул Том Наде и улыбнулся, давая понять, что он выделил её из других.
И девушка впервые за всё время широко улыбнулась. Она кивнула, она согласилась. И Том сделал шаг.
Ловушка.
В зале заседания её не было. По крайней мере, Том её не увидел.
В глубокой тишине он опустился на холодное кожаное кресло судьи и посмотрел на подсудимого, которого сразу подвели к деревянной трибуне.
В большом окне напротив судейского стола стояло утреннее солнце. Его лучи преломлялись об капли дождя на стекле и давали яркий свет, к которому неопытные глаза судьи не сразу привыкли. И Том зажмурился.
Он мог бы просидеть так всё заседание.
В любом случае, ему не нужно было видеть подсудимого, который стоял перед ним. Том Фроззи знал наперёд всё, что будет происходить сегодня в суде. Он мог бы пересказать ту уверенную речь, которую произнесёт Леон Соло, как он будет шевелить плечами в такт своим словам, как он будет сам себя уличать.
Том знал о подсудимом гораздо больше, чем положено знать судье в начале заседания. И так было задумано. Это была его проверка.
На столе лежало дело человека, чья судьба давно уже была предрешена. И поэтому тоже Тому казалось ужасно унизительным всё это судебное представление.
Пока солнце мешало ему широко открыть глаза, Николай, как и полагалось, раздал присяжным папки с делом и объявил заседание открытым. Холодными пальцами Том катал ручку по столу и пристально всматривался в лица людей в поиске поддержки.
Он никак не мог отделаться от воспоминаний.
Перед глазами стояла женщина, по вине которой он был здесь, и, пожалуй, впервые он был готов отречься от этих чувств. Но Надя была права, Том никогда не отказывался от своих истин.
Делать её счастливой было его смыслом и раньше получалось гораздо лучше. В студенчестве он просто приносил Наде шоколадные конфеты или подсказывал на экзамене, а сегодня – подарить свободу её сыну, о встрече с которым она грезила больше пяти лет – у него не получится. Он это знал.
Как и раньше Том был готов всем ради неё пожертвовать. Но сегодня, здесь, это уже никому не поможет.
Голос начальника Суда вырвал Тома из размышлений. Николай оповестил всех присутствующих о правилах поведения и представил судью.
– Том Фроззи, судья второй категории! – Том медленно поднялся и вышел из солнечного плена.
Он улыбнулся людям и поверх макушки подсудимого заметил знакомые глаза где-то в зале. Они оценивающе смотрели на него, они его не обвиняли. Том испуганно посмотрел на Леона. Взгляд Нади продолжал преследовать его.
Разумом мужчина понимал, что это невозможно: родственникам подсудимого нельзя присутствовать на заседании, но сердце бешено заколотилось в груди.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
Здесь представлен ознакомительный фрагмент книги.
Для бесплатного чтения открыта только часть текста (ограничение правообладателя).
Если книга вам понравилась, полный текст можно получить на сайте нашего партнера.
Купить и скачать книгу