banner banner banner
Тридцать три счастливых платья
Тридцать три счастливых платья
Оценить:
Рейтинг: 0

Полная версия:

Тридцать три счастливых платья

скачать книгу бесплатно

Тридцать три счастливых платья
Виктория Габриелян

Что объединяет практически всех женщин, независимо от возраста и сферы интересов? У каждой в гардеробе (или хотя бы в памяти) бережно хранится особенное платье, с которым связаны волнующие переживания. Такое платье – уже история, уже рассказ. Нужно только прислушаться.

Платья, платья… Роскошные и строгие, дорогущие и не слишком, «от кутюр» и сшитые домашней портнихой… Вокруг них, как круги по воде, расходятся образы женщин, их характеры, их судьбы. А еще шире – города и страны, разные языки и культуры, современность и давние-давние годы. Наш огромный мир.

Сборник Виктории Габриелян «Тридцать три счастливых платья» – это ожерелье историй, нанизанных, как на струну, на тему «особенного» платья. Если женщина начнет рассказывать про него – она расскажет всю свою жизнь. Слушайте. Читайте.

Виктория Габриелян

Тридцать три счастливых платья

Сборник рассказов

Посвящается маме

Благодарю всех, кто поделился своими историями. Особенно университетскую подругу Арину Месропян за фонтан идей, поддержку и малиновый сарафан

Предисловие

Резкий химический запах ударил в нос, и я закашлялась. «Так борются с "книжными червями", – подумалось мне, – но нас не так легко победить».

Довольно разрозненная русскоязычная диаспора, проживающая в окрестностях американской столицы, только однажды, лет пятнадцать назад, объединилась и выступила единым фронтом против угрозы сожжения русских книг. Старая фирма книготорговцев Victor Kamkin, Inc., существовавшая в Вашингтоне с 1953 года, объявила о банкротстве и невиданной распродаже книг на русском языке со склада за бесценок. «Всё, что не будет продано, будет предано огню!» – страшными для всех книголюбов словами завершалось объявление. Всем, кому были дороги русский язык и культура, кто хоть раз слышал слово «русский», ринулись спасать книги. Склад, расположенный где-то в индустриальном районе за много миль от Вашингтона, никогда доселе не видел такого столпотворения. Люди хватали всё: драгоценные в полметра высотой альбомы с репродукциями картин русских художников, коллекционные миниатюрные книжки стихов с микроскопическим шрифтом, полные собрания сочинений русских и иностранных классиков, партитуры симфонических произведений. Книги разлетались, как стая встревоженных птиц.

Подруга Аня, активно работая локтями, расчистила нам дорогу в «святая святых»: к полкам и столам, заваленным сериями «Жизнь замечательных людей», «Библиотека всемирной литературы» и «Иностранный детектив».

– Я обожаю мемуары, – кричала Аня. – Хватай всё!

У меня разбежались глаза. Такого великолепия сразу в одном месте, и за копейки, я никогда не видела. Книги всегда были для меня священны. Кто рос в пору советского дефицита и приобщался к прекрасному по книгам, полученным по талонам за сданную макулатуру, тот меня поймет.

Из какого-то угла наши мужья притащили коробки, и мы с Аней бросали в них всё, что успевали схватить.

В это время появился растерянный фоторепортер и, пощелкав камерой толпы покупателей, направился прямо к нам с Аней. Попросил разрешения сделать наше фото в момент выбора книг: видимо, наши лица на фоне взмыленных покупателей показались ему самыми адекватными. Мы, чуть отдышавшись, улыбнулись в объектив.

На следующий день передовица «Вашингтон пост» вышла с большим фото улыбающейся Ани. Позади живописно высились развороченные книжные полки. Я, вероятно, не поместилась.

Статья рассказывала о судьбе и банкротстве торгового дома Виктора Камкина, сына русского финансиста. Когда-то компания Камкина была самой большой иностранной фирмой в мире по продаже и изданию русских книг. На ее складах скопилось двенадцать миллионов томов. Сам Виктор Камкин был большой книголюб и успешный книготорговец. Свой первый книжный магазин он открыл в русскоязычной части китайского Харбина еще в 1933 году. Во времена холодной войны фирма Камкина являлась связующим звеном между Советским Союзом и Соединенными Штатами. Советские издания и периодика продавались только в магазинах Камкина. После его смерти фирма перешла к вдове, а затем – к внуку Игорю. Но времена изменились: Советский Союз, который всегда поддерживал фирму Камкина, канул в Лету, появились конкурирующие фирмы на волне новой эмиграции, и компания обанкротилась.

Мне достался богатый улов: три тома из полного собрания сочинений Льва Толстого 1962 года издания с синей печатью на каждом титульном листе Printed in USSR (точно такое издание стояло когда-то на полках нашей ереванской квартиры), роскошный альбом с репродукциями картин и дневниками Казимира Малевича, «Джейн Эйр» и «Учитель» Шарлотты Бронте, сборник статей Аветика Исаакяна «О России и русской культуре» издательства «Советакан Грох»[1 - ????????? ???? – «Советский писатель» (арм.).]1979 года и многое-многое другое. Из серии «Жизнь замечательных людей» – книги о Федоре Достоевском и Михаиле Салтыкове-Щедрине.

Тогда еще муж, а сейчас – бывший тоже был счастлив. Он откопал в сваленных в кучу книгах, по-видимому, отложенных для сожжения и отдаваемых бесплатно, переписку Энгельса с Каутским (шучу) «Избранные статьи Владимира Ленина» на английском языке. И заявил мне, что это библиографическая редкость.

С той памятной распродажи прошло пятнадцать лет. За это время я успела оформить развод с одним мужем и выйти замуж за другого, у дочери родился сын, я сменила профессию и купила новый дом.

С новым мужем в новом доме у меня наконец-то дошли руки до той коробки с книгами от Камкина. Нет, не подумайте, что они так и валялись забытые все пятнадцать лет, некоторые из них я читала и перечитывала. А некоторые… Аветик Исаакян, например, мирно отдыхал, дожидаясь своего часа.

В новом доме мне отвели целую стену под русскую библиотеку, и я открыла ту коробку. Нашла детские миниатюрное, размером в спичечный коробок, издание афоризмов и эпиграмм Расула Гамзатова. И – «Женские истории от Оксаны Пушкиной». Это были простые житейские истории известных актрис, спортсменок, певиц, в том числе Ады Коджубей и Ирины Запашной. Оксана Пушкина записала рассказы выдающихся женщин о поисках собственного пути, разводах, браках, любви, эмиграции.

Я так увлеклась чтением, что бросила разбирать книги, заварила чаю покрепче и завалилась с «пушкинскими историями» на диван. Книжка была закончена в тот же вечер.

И я подумала: «Жизненные истории моих подруг не менее интересны, а некоторые и покруче пушкинских. Пусть подруги мои неизвестны большому кругу людей, но их истории заслуживают быть рассказанными».

Так родилась идея книги правдивых историй от Виктории. Имена некоторых героев изменены, но не сильно.

Приятного чтения!

Тридцать три счастливых платья

Телевизор слегка напрягся, поморгал и сменил цветную картинку высокой четкости на поцарапанное изображение какого-то пляжа. Знакомый, но давно позабытый голос запел: «Если б жизнь мою, как кинопленку, прокрутить на десять лет назад…» Я прищурилась, пытаясь разглядеть внизу экрана имя певца. Точно, Владимир Маркин. Память тут же услужливо подкинула воспоминание: выпускной моих учеников-одиннадцатиклассников. И «паровозом» к выпускному всплыли кукарские кружева. Но о кружевах позднее.

Маркин приплясывал на пляже. «Наверное, Ялта, – подумала я. – Усы как у Влада Листьева, очки-"хамелеоны". Страсть какие модные были в восьмидесятых». Усы мне напомнили дембельские альбомы двоюродных братьев. За «сто дней до приказа» всем необходимо было отпустить усы и сфотографироваться: грудь колесом в тельняшке, фуражка залихватски набекрень и усы – под старшину.

Моя память как большой сундук, в котором хранится много историй. Время от времени я копаюсь в нем, выуживаю очередную, разглаживаю, наношу новые стежки, кое-где подрезаю, подшиваю, утюжу… и – вуаля! Готов рассказец. А еще я складываю в сундук откровения подруг, рассказанные за бокальчиком белого вина, когда устроимся на уютном диване, расслабившись, скинув туфли… Мы любим прокрутить наши кинопленки назад.

«Пора созвать девичник, – размышляла я. – И повод надо придумать, чтобы собрать как можно больше знакомых и незнакомых женщин. И вдоволь наболтаться».

Когда поблизости нет мужчин и женщины остаются в своей компании, то они более естественны. Если на горизонте появляется хоть один мужчина, начинается кокетство, соревнование, выпускаются коготки. Или наоборот, некоторые женщины замыкаются: слова из них не вытянешь, мол, вот какие мы загадочные… Так что мужчины отпали сразу как класс.

Второй куплет со словами «Не целуйся, слышишь, без любви» всколыхнул кучу новых воспоминаний, и я побежала вниз, к Джеффу в кабинет. Он, как обычно, забаррикадировавшись от внешнего мира четырьмя компьютерами, нервно стучал по клавиатуре.

– Джефф!

– Yes, honey!

– Какой у нас ближайший праздник?

– Пасха.

– Нет, не подходит.

– Mother's Day[2 - День матери – общенародный праздник в США.].

– Тоже не подходит, это семейный праздник.

– А зачем тебе?

– Подруг хочу собрать. Ой, 8 Марта же скоро!

– Это что такое?

– Это Международный женский день.

– Опять подарок нужен?

– Конечно, но не то, что ты подумал. Я хочу пригласить подруг, и чтобы они привели своих подруг, и чтобы мы все разоткровенничались и рассказали друг другу истории из своей жизни.

– А ты уверена, что они захотят с тобой откровенничать?

– Нет.

– Тогда ты должна закинуть удочку, причем так, чтобы никто не догадался, что ты ловишь рыбку, – вычурно выразился Джефф.

– Удочки у меня пока нет, но я что-нибудь придумаю.

– Пригласи на свой день рождения. Более естественного повода и не придумаешь.

– Ждать до августа?!

– Дарлинг, время летит быстро.

Конечно, Джефф был прав. День рождения – отличный повод, да и поиск «удочки» вскоре навел на мысль: мужчина, которому предстоит сделать решительный шаг, думает: «Что я скажу?», а женщина – «Что я надену?».

У каждой настоящей женщины есть особенное платье. Бывает, открываешь шкаф, перебираешь вешалки, прикидывая, что надеть, или копаешься на полках в поисках нужной вещи, и вдруг на глаза попадается уголок старого платья, которое не носишь давно, но выбросить рука не поднимается, – и замираешь, и на минуту забываешь, зачем полезла в шкаф, и что-то уже всколыхнулось в груди, и сердце забилось чаще, и ты вытаскиваешь это платье из небытия, прижимаешь его к лицу, вдыхаешь тот самый, только тебе знакомый аромат, и в голове уже звучат стихи, музыка или особые слова. И, забыв, что уже везде опаздываешь, примеряешь платье, бежишь к зеркалу и видишь себя счастливой, красивой, как в тот незабываемый день.

Вот и придумалась «удочка» – девичник «Платье с историей».

А Джефф придумал ресторан. Культовый для нас с ним. Со стеклянными стенами. И обещал мужей взять на себя.

Ресторан со стеклянными стенами

Тысячелетиями люди задаются вопросом: что такое любовь? Химическая реакция? Электрический разряд, удар молнии? Или особое психическое состояние, сродни эйфории? Почему вдруг вполне адекватный человек начинает думать только об «объекте», все планы подстраивать под кого-то, поступки соизмерять с чьими-то желаниями, а свои желания задвигать на второй план? Хорошо, если любовь взаимная, а если нет?

Безответная любовь – это большое бедствие. Такая любовь может сломать жизнь или вылиться в неконтролируемое состояние, которое американцы называют obsession.

Вот и меня однажды, без объявления войны, сразила обсессия.

Удивительные дела творятся под луной и солнцем: больше года я не замечала человека, но однажды…

День был самый обычный: осенний, с шуршащим ворохом золота и багреца на тротуарах. Домой не хотелось – там ждал нелюбимый муж. Хотелось неспешных разговоров под лампой с абажуром, но не с этим «спутником жизни», и я заехала к друзьям на чашку кофе.

Все сидели за большим столом, пили кофе и красное вино. Среди гостей был офицер американской армии, только что вернувшийся из командировки в Кувейт. Он рассказывал о восточных нравах, о таинственных женщинах, закутанных с головы до пят в черное, о серьезных до угрюмости мужчинах. «Там никто не улыбается», – сказал офицер и посмотрел мне в глаза.

Да, мы встречались раньше, сидели за тем же столом, болтали о пустяках и пили то же вино, но в тот день то ли звезды сложились на небе в какую-то особую комбинацию, то ли магнитная буря незримо вилась над нами, только ударило ножом – да-да, как у Булгакова, – и мы пропали.

Случайность это или нет:
Единство душ, единство лет?
Руками тронули сердца,
Глазами верим до конца.
Случайность это или нет?
И кто-то скажет: «Это бред…»
Щека к щеке, вокруг – туман.
Единство или всё ж обман?
Ревнуем или просто спим,
Болеем или говорим,
А можно обойтись без слов:
К нам просто так пришла любовь.

Спустя несколько дней я переехала к нему.

Его эйфории хватило ненадолго, он поостыл, а во мне закипели страсти. Было всё: битье посуды, уходы, приходы, разъезды и съезды. Стены дрожали, щепки летали, задевая окружающих, полицейские машины, проезжая мимо нашего дома, подозрительно замедляли ход.

Пять лет длилось это действо, а затем ревность съела остатки добрых чувств друг к другу, и мы окончательно разошлись.

Я страдала, надоедала друзьям плохим настроением и навязчивым желанием говорить только о нем. Меня уже избегали.

Приближался День благодарения. В офисе только и говорили об индюшках, стаффингах и греви[3 - Стаффинг – начинка, греви – соус (англ.).], делились рецептами клюквенного соуса, строили планы на четыре выходных дня. Спрашивали и меня. Мне хотелось выть, но я улыбалась и заверяла, что у меня все хорошо.

В американском обществе не завалишься просто так, «на огонек»: «Здрасте, я проезжала мимо». Надо созвониться за месяц, а лучше – за полгода. У друзей на праздники уже всё устаканилось с семьями, детьми, съехавшимися из колледжей, внуками, собаками… Я не звонила никому, не хотелось слушать вежливые отказы.

В среду перед праздником босс летал по клинике, как будто к его спине привязали пропеллер, и мы закончили прием пациентов к трем часам. Все наскоро попрощались, пожелали друг другу happy Turkey Day – и разбежались. Я долго еще сидела перед выключенным компьютером, в тысячный раз прокручивая в голове вечное: «Вчера еще в глаза глядел» и «Мой милый, что тебе я сделала?»[4 - Строчки из стихотворения М. И. Цветаевой.].

Приехала бригада уборщиков, надо было выметаться из офиса.

«Только не домой, только не в ту дурацкую съемную квартиру. Если я окажусь сейчас там, то завою на луну. Бокал красного вина – то, что мне нужно». Пережевывая мрачные мысли, я свернула на парковку у ресторана и поплелась в бар.

Ресторан был выбран мною неслучайно: хотелось вновь разбередить душу.

Пять лет назад в середине ноября вдруг пошел снег. С утра бесшумно и красиво падал большими ватными хлопьями. Через несколько часов весь Вашингтон спрятался под белой шалью, город и окрестности вымерли: закрылись школы, почти все магазины, рестораны, правительственные и частные конторы.

– Ну и что, что снег, не хочу сидеть дома!

– О'кей! – согласился он.

Мы поехали куда глаза глядят. На улицах было безлюдно, встречались только редкие буксующие в снегу машины.

– Я проголодался, – сказал он, – давай найдем ресторан.

– Мы заблудимся, нас завалит снегом по самую крышу, и мы умрем от голода в сугробе. Все закрыто.

– А мы уже заблудились, я понятия не имею, где мы находимся. Поищи в телефоне.

– Ты умрешь со смеху: я забыла телефон.

И вдруг сквозь сплошную белую стену замерцали лампочки.

– О, наконец-то что-то вижу, – сказал он. – Проверим? Через минуту он вырулил на стоянку перед рестораном.

Двухэтажное здание окружали деревья, покрытые пушистым снегом, а сквозь него мигали золотые огоньки. Ресторан был открыт. Мы выбрали место поближе к окну. В зале мерцал камин, а за окном волшебно и тихо падал снег. Мы пили красное вино, держались за руки и объяснялись друг другу в любви…

Любовь не лампочка: захотел – включил, передумал – выключил. И даже понимая, что ты больше не нужна, не можешь разлюбить вот так сразу и придумываешь своему нежеланию видеть очевидное кучу оправданий. Тяжело сказать самой себе: просто он меня не любит. Мы встретились, когда оба разводились, мы поддержали друг друга в непростой период жизни, мы держались за руки, потому что оба оказались в одинаковой ситуации.

«Может, и не было никакой любви? А только привычка быть с кем-то», – думала я, уставившись в бокал с вином. Тоска по бывшему бойфренду стояла в горле комом.

Я чуть не зарыдала, увидев тот самый столик у окна, вспомнила снег и камин, и непокорная слеза сползла по щеке. Я поспешила вытереть ее салфеткой, пока никто не заметил. Да и замечать-то было некому. В баре, кроме меня, был только один посетитель. Он повернулся ко мне и сказал:

– Я открывал этот ресторан.

Я подпрыгнула от неожиданности.