banner banner banner
Дельта чувств
Дельта чувств
Оценить:
Рейтинг: 0

Полная версия:

Дельта чувств

скачать книгу бесплатно

Дельта чувств
Виктор Иванович Миронов

Именно поэтому их деяниям было суждено уйти в забвение: быть потопленными мифом об Атлантиде (под островом нужно подразумевать полуостров Крым). Но сохранились обрывки в современной истории, такие как Балтийское море = Баал (сияние) + Тийя (всё сущее, четыре стороны горизонта со складывающимся крестом из четырёх т-символов).Вторая книга цикла "Матриарха". Художник: Ева Никольская. Обложка оформлена автором.

Итак, послушайте наставления сиятельства Тийи; блаженны те, которые хранят четыре стороны пути моего! Будьте мудры не отступайте от них. Блажен человек, который слушает меня, бодрствуя каждый день у врат моих и стоя на страже у дверей моих! Потому что, кто нашел меня, тот нашел жизнь, и получит благодать; а согрешающий против меня наносит вред душе своей: все ненавидящие меня любят смерть.

Притчи Тин – ниТ.

Пещера рождений.

Разум доставляет приятность, разумный действует со знанием, а глупый выставляет напоказ глупость. Дурной посол попадёт в беду, а верный – спасение. Притчи Тин_ниТ.

Видели ли вы пейзаж мистических грёз, залитый весенним свечением, в который погрузилась фантазия древнего воображения в её вечном слиянии с природой. Творческий Разум в этом пейзаже находился во всём, везде и поверх всего, а вакханический крик «Хе Вау Хе!» выражал вечно женственную природу под всеми формами, видимыми и невидимыми. В порыве эротического вдохновения он преображал прекраснейший природный ландшафт маленького островка в Понтийском заливе. То был скалистый участок земли, изобилующий морскими заливчиками, украшенный белыми зданиями и купальнями, садами и рощами: одно – создание природы, другое – искусство людей.

Край Афродисий. Туда на ночь спускалось солнце. Это прекрасное место окаймлено голубой линией морского побережья. Уединённость местности нарушалась многочисленным людом, собиравшимся у погружённого в дрему пруда – зеркала Аштарет, с рощей, которая сужающими уступами спускалась к зеркалу по скалистой складке лобного места. Лес рощи был так густ, что сквозь ветки его совершенно не видно было неба. Внизу под сенью царил полумрак, здесь всегда прохладно и влажно.

Утренний рассвет и вечерние сумерки в роще и в местах, открытых не совпадали по времени. Чуть только тучка облака прикрывала солнце, деревья сразу становились угрюмыми, и погода казалась пасмурной. Зато в ясный день наступившей весны, освещённые солнцем стволы деревьев, ярко-зелёная листва, цветы и сытные луга, принимали декоративный вид, тогда как на складках скал растительный слой почвы был очень незначителен, и от того корни деревьев на них не углублялись в землю, а распространялись по поверхности. Вследствие этого деревья стояли тут непрочно и легко опрокидывались штормовыми ветрами.

Всякий раз, когда мист, вступал в прилонную рощу Великой Матери, он невольно испытывал чувство, похожее на робость. Такое святилище – стихия, и немудрено, что жильцы с периферий Горизонта Хора, прежде чем переступить границу Матери Земли, отделяющей мрак от света, молились Эшмуну, проявлявшегося во всех мужских и женских образах и просили здоровья, замену больных органов и воскресения.

Тут у пещеры разыгрывалось одно и то же мистическое событие. Афродисия совершалась каждый раз на восточном берегу острова в дни весенних, летних, осенних и зимних равноденствий и солнцестояний, прямо под отвесным утёсом, к которому притулилось – дарами богатое и любовью взысканное – святилище Исиды[1 - Исиза – дочь, Дейя – мать.]. Двери в нём блестели пурпуром меди, ступени вели к раковинообразному входу из того же металла.

Этот священный островок назывался Красной Землёй – Ка Ра Аманд. Считалось, что здесь самое крайнее брачное ложе, на которое на ночь опускался Мелькарт. Холм, на котором располагался Пан Ти Капей именовали Гадир, что значит “крепкая скала”. На восточном мысе острова находился храм Мота-Смерти и сам город, а на восточном мысе – храм Мелькарта, известный своим источником, который во время приливов иссякал, а во время отливов наполнялся. Считалось, что храм отстоял от города на десять миль – по числу подвигов Мелькарта, на самом деле расстояние это было больше, оно почти равняется протяжению острова от запада к востоку.

Торчащую из моря скалу, похожую на палец или колосс и называли – Абант. Разломы красного цвета с белыми полосами – стекающего с её вершины птичьего помёта, образовывали на скале карнизы. Должно быть древние люди, очутившись рядом с высокой красной стеной с белыми подтёками и подавленные её размерами, и громким гомоном птиц, испытывали смешанные чувства благоговения, смятения и страха. Абант почитался как итифаллическая святыня, содержащая в себе мощь четырёх светоч луны и солнца. У склона её раскинул дворцы город: свидетель грандиозных мистических церемоний финикийцев. Древние люди видели в этом колосе необоримого змея касающегося покоя Матери в её глубокой резиденции. Колосс (посох с вершиной из зрелого хлебного колосса) считался и символом абсолютизма власти дарованной матерью Хору.

Хор (народ) назначал судей, наделяя (Инь) Ханну и (Ань) Ханнона неограниченной властью, а через пророков толковал сны и давал советы, где и как вести военные действия. В тиникийском мире поклонение необоримому змею (Хор, смертельно жалящий врага) носило глубокий характер. Священного змея одновременно обожали и боялись, не сомневаясь в верховной его власти, даже Мелькарт воплотился в это, смертельно опасное создание, охранял мир Исиды. Изображение змеи являлось символом вершины власти. Но воистину: «Мать дала, Мать взяла», выражая свою волю через жриц, Исида по осени объявляла, что надлежит старику (немощи) умереть, а значит совершить убийство седовласого Мелькарта. Хор[2 - В смысле «народ».] же – плодовитость народа, которая не познавала смерть.

Древние придерживались общей точки зрения на своё происхождение. Легенда гласит, что Баал Хаммон – Свет Тьмы, – человек в красно-чёрной мантии и с выбеленным лицом – посещал покои избранных Ханн[3 - Ханна и Хан – Те, Кто На Вершине (На Троне). Судьи: вроде суда двух истин Маат. Тут согласный символ “М” – женщина мать, и согласный символ “Т” – мужчина отец. Но союз этих двух согласных символов – “Маат” – проявлял женский образ, что утверждало право последнего слова женщины в суде.], после чего те будто бы беременели. Когда в народе рождался человек, женщина представляла его Мелькарту (Солнцу), как сына или дочь Ночного Светила. На весеннее рождество Великая Ханна была приёмной матерью первенца Милька – «Владыки Города».

Пещера рождения вдавалась глубоко в гору. Формы колонн, вокруг скалы, напоминали священные погремушки, которыми отгоняли злых демонов во время родов Мелькарта. А по бокам медного щита входа стояли огромные статуи бога Эбеса – покровителя рожениц и отвратителя бед. Этот чертог символизировал женское начало: таким образом, пещера и колосс, как бы дополняли друг друга.

Как же могла обычная гора заряжать энергией огромный духовный мир? Должно быть, она воплощала в себе логику Власти. Символы эти не только должны были подтверждать присутствие внутри горы плода Милька, но и служить свидетельством благословения Мелькарта. Это является естественным отображением сложных нравов древних в непрекращающейся борьбе за духовное объединение человечества.

Должность «Владыка Города» представлялась весьма зыбкой. Ни одна коронованная особа не была так мучима, как особа «Мощи» Солнца. Из века в век, из года в год, зимой и летом, несла она вахту. На ночь же Белый Человек, преображаясь, погружался в беспокойную дрёму со смертной женщиной в воронкообразной складке Абантской горы. Малейшее проявление телесной немощи и утрата искусства владеть мечом ставили жизнь «Мощи» под угрозу. Седина означала смертный приговор четырём сторонам Горизонта Хора. От стариковского вида прелестный пейзаж мироздания мерк. В немощной фигуре плохо сочетались мечтательная голубизна Дневного Неба, меркла игра светотени в лесах и блеск морских волн на солнце. Немощь избирала долю старикам подобающую.

Давайте вообразим караимский пейзаж таким, каким он предстал перед стариком Мелькартом, когда толпой собрались люди к увядшему богу, по которому ветер пел погребальную песнь. Какую картину – положенную на музыку ханнаана – созерцал старик с седого массива Абанта?

Панорама, увиденная им, производила на зрителя чарующее впечатление: оно усиливалось по мере того, как начинали вырисовываться подробности ландшафта. Непрестанно чередуются острые вершины и пропасти, на дне которых блестят ленты рек и слышен шум водного потока. Это удивительные горы известные под названием Тавры, и они образуют проходы через горную цепь. Если не по высоте над уровнем моря и протяжённости, то по красоте и живописности очертаний гор, эти горы соперничают с самыми величественными пейзажами насыщенных обаянием южного края. Здесь нет ледяных массивов, тут нет картины увядания или замирания природы.

Несмотря на значительную высоту, на которой расположено ущелье и на прохладное время года, температура была так высока, что народ не прикрывался даже плащами. Миновав длинное ущелье люд оказывался на прекрасной равнине, более или менее возделанной и богатой виноградниками. Здесь росли живописные группы сосновых деревьев, здесь же были и оливковые рощицы. Спуск горы закончился. Север окаймлял горный массив. Этот горный массив становится всё грандиознее по мере того, как приближается лето.

Этот живописный предвестник наступающей весны предупреждал о том, что лучшее время года приближается и народу надлежит поспешить в край, где в весеннее равноденствие рождается солнце. С большой радостью народ спешит к волшебному храму девственной Тиннит (Светило Ночи), откуда начнёт очередное путешествие юный Мелькарт – сын и супруг Исиды. Это было место, к которому можно было попасть морским путём, однако море было настолько бурным, что люди предпочли сухой путь морскому несмотря на то, что им приходилось делать большой крюк в горах.

Старик Мелькарт качал головой, глядя с вершины массивной горы по поводу своих отпрысков и их дел, о которых ему было известно больше, чем его Величество имело право показывать. Никто из жрецов не осмеливался показывать, что он знает больше, чем полагалось знать. Действительность они окутывали туманом иносказаний, которые с трудом поддавались определению. Пользуясь предписанными жречеством оборотами речи, каждое светское лицо знало, что кроется за преувеличениями и преуменьшениями, за культовыми прикрасами, а крылась за ними история – миф. При всей своей яркости миф представлялся притягательно популярным, не лишённым праздничного характера, поскольку он представлял мисту повторение и возврат к жизни, иными словами, текущей реальностью того, что было установлено правящей религиозной элитой и знакомо народу с незапамятной древности.

Отвлекать – такова цель лукумона, привлекать – его жизненная задача, его предназначение, а потому – не отвлекаясь для пересказа примеров наших дней – удовлетворюсь преданиями старины. Некоторые ясности в этих вопросах можно достичь, если дать определение им, как таковым: во всяком случае, идеи отвлечения и привлечения прослеживаются в веках от самой глубокой древности, причём люди довели их до совершенства о какой и мечтать не могли праотцы.

Говоря предписанием преданий старины, народ решил посягнуть на жизнь божественного старика: посягнуть несмотря на то, что дни старого Бога, согласно календарю, и без того были сочтены. Мелькарт был стар и болен, и едва дышал, но его Величество не давало повода посягать на его жизнь, а давало – если угодно – прекрасный повод посягать на старость смертного, что делало замысел торжественным. Все знали, что Мелькарт являлся властителем красной земли и природы. Правил Он – во всём своём благословенном величии – покуда находился в юном, зрелом и даже на протяжении значительной части старости. Лишь, когда Бог совсем дряхлел, и к его Величеству приблизилась немощь и хворь, старость предпочитала за лучшее проститься с землёй и поспешить в преисподнюю, где кости его, превращались в серебро, мясо в золото, а волосы в чистейший лазурит. Тут драгоценная форма одряхления, но была она сопряжена с муками и страданиями, прекратить которые ему не удалось, испробовавши тысячу средств, ибо от превращения в серебро, в золото и в камень не спасает никакое лекарство. При таких обстоятельствах дряхлый Мелькарт не держался за земную власть, он видел, что из-за его немощи слабеет его род и духовный мир.

Весной Великая Мать решала, что час настал, ведь знание Исизы[4 - Дочь.], как и знание самого Мелькарта, охватывало небо и землю. Не знала она лишь одного, лишь один изъян был в её сознании: неведомо было ей тайное имя Мелькарта, корень которого «млк[5 - “МЛК” – без гласных букв (финикийцы не использовали гласных букв в письме), позволявшее произносить его в различных вариациях и, как – “молчи” и, как – “молоко” и, как – “не тронь меня” и, как – “мальчик” и, как – “царь города” с символическими дарами трёх времён года. Известно, что первые христиане использовали для символизации своей религии рисунок “рыбки”, то есть то, что она в себе скрывает – “молоку”.]» означал знак «молчи», а с ним и ритуал смерти и воскресения. Неизвестно ей было самое важное его имя, знание которого давало власть над этим богом. (У лукумона Эшмуна имелось много имён и божественных личин, и каждая его ипостась окутывалась большей тайной, чем предыдущее лицо.) Самого же последнего и самого главного своего имени бог вообще не выдавал, по-прежнему именуясь именем «Молчи». Кому Мелькарт это имя назвал бы, тот превзошёл бы его могуществом и, захватив власть, заставил бы его пасть. Поэтому Исиза придумала, а, придумав, сотворила кусливого змея, чтобы тот укусил своё же лоно в двуполой сущности Эшмуна. Нестерпимая боль от укуса, унять, которую могла только та, кем этот змей был рождён, заставит Эшмуна[6 - Эшмун – апеллятив, заменяющий имя бога. По мифологическому словарю: умирающий и воскресающий бог растительности, бог-целитель, наделённый властью воскрешать мёртвых, почитавшийся в Финикии. Символ Эшмуна был змей на шесте. Это Величество, которое орошает поля и имеет одну грудь женскую, а другую – мужскую.] назвать рождённого единственно правильным именем. Как Исиза решила, так и совершила. Урей укусил её сущность и он, в тисках боли проявлявшейся и в нём, выдал одно за другим свои потаённые имена, надеясь, что на каком-то из очень уж потаённых богиня помирится. Однако Мать не отступалась от него до тех пор, покуда он не назвал ей самого тайного имени. Её власть над своим мужским двойником стала совершенной. Таково было предание известное любому человеку.

В идее привлечения и в идее отвлечения – грандиозный пафос! С их помощью должны были произойти серьёзные социальные изменения, чтобы искорка истины переселилась в очередную идею религиозного христианского пантеона, развившей в эволюции мысли идею воздаяния за добрые и злые дела.

Центральное место в религии земледельческого государства, постоянно связанного с годичными циклами развития растительного мира, занимали культы, регулирующие воскресение людей – покровителей плодородия. Религия была целиком ориентирована на земную жизнь. Даже таблицы Некрономикона – Книги Мёртвых, – целиком служили уставом земной жизни, да и награды и наказания от богов, человек должен был получить в этой земной жизни. Поэтому в богатой мифологии мы не находим мифов и гимнов, специально посвящённых загробному миру. Как правило, о нём лишь отрывочно говорится в мифах, рассказывающих об умирающих и воскресающих богах или описывающих подвиги и приключения героев в загробном мире. Тема загробного мира в мифах никогда не являлась основной.

В этом комментарии я рассказал тебе, благочестивый читатель, о первых смутных воззрениях, о «двойнике» человека, о двуполой раздвоенности космоса, о более или менее первом упорядоченном представлении о загробной жизни, от которой до нас лежит дистанция огромного размера. Ещё больше времени потребовалось человеческому воображению пройти путь в развитии представления о том, как в этой реальной жизни человек будет наказан или награждён за свое поведение предками.

Пред чет

Я построила дом, заколола жертву, растворила вино своё и приготовила трапезу и послала слуг провозгласить с возвышенности городской: «кто неразумен, обратись ко мне!» Притчи Тин_ниТ

В 6668[7 - 1160 год.] лето от Сотворения Мира в Звездном Храме. В Пан Ти Капую спешила на мистерию Тейя Ань Нетери[8 - Старшая жена Гет Бел Ра Амона (он же Гай Мельгард).]. Арба её была впряжена крепкими, кряжистыми мулами в красочной сбруе, увешанной бубенчиками, отгоняющих злых демонов. Головы мулов, катящих повозку, были целой поэмой бодрости. Глаза их, в глубоких впадинах, радостные: легкомысленный взгляд этих поддёрнутых синевой глаз, выражали покорность послушной скотины. В нём можно было прочесть равнодушие к ударам возничего, проистекающее от сознания тщеты всяких излишних усилий, ибо щелканье бича напоминало изредка, кто над ними хозяин. Длинные уши валились в такт неровному шагу. Прядь тёмной гривы запуталась в уздечке, а ремни её натирали костлявые выпуклости скул. Дыхание увлажняло ноздри этих животных. Часом ранее с рыжей шерсти этих мулов были смыты все подтёки пота, скопившиеся под брюхами в кольцах шерсти. Здесь струи пота, как правило, склеивались с грязью и отвратительным коростоем налипал на задних конечностях. Легко вообразить это плачевное зрелище. Теперь мулы казались резвыми скакунами, годными красоваться у карусели. Арба катилась не спеша, особливо на подъёмах. Терпеливые животные, пригнув шеи, подстрекаемые бодилом, продвигались вперёд. Солнце миновало свой зенит. Мулы были бодры, шли резвым шагом.

В раскрытой арбе сидела женщина, имя которой – Тейя Ань Нетери, покровительницы подземных сокровищ, будто бы открывавшей тайну их местонахождения. В городе Мосул Кале – главном городе храма Тота[9 - Знания.] – находился богатейший её кремник. Она непосредственно мать Исида и начала всякой вещественной жизни тихо дремали в ней. Она была легка, весела, беззаботна и свободна. Она была подобна кувшинке лилии, что плывёт по зеркалу воды, и не сомневалась, что корень её длинным стеблем пуповины уходит в тёмный ил глубокого дна пруда. В доме Гет Бел Ра Амона её считали посвящённой и сохранённой Гай Мельгарду, проявлявшемся в Гет Амоне, а это кое-что значило.

Противоречия между её единственным глазом и ртом не было, напротив, тут царила выразительная гармония, так как женщина не знала омрачающей строгости. Но соответствие между широким глазом и ртом возникло в ней постепенно, с годами, прожитыми ею в качестве иерофантиды Исизы и почётной Подруги. Что касается её тела, то Гай Мельгард не забывал все его красоты, ибо «сотканный воздух», тончайшая льняная ткань, которую она носила, целиком выставляла его на всеобщее обозрение. Можно сказать, что главным своим выражением тело соответствовало могучей женщине. Принадлежность к почётному женскому сословию подчеркивалось расцветом крепких грудей, тонкой спиной и шеей, нежными плечами и совершенными руками. Благородно стройные ноги, верхние линии, которых самым женственным образом переходили в великолепные бёдра и зад. Она была прекрасным женским телом. Более достойного мнения, чем мнение Гая Мельгарда, Ань[10 - Ханна (Ань) – дочь светоча. Хан – сын неба.] Тейя не знала, и при встрече их глаз у неё возникали туманные, старинно-отрадные желания – образы начала и праначала – связанные с первозданным лунным яйцом. Она в глубине илисто влажной женской сущности была не кем иным как вакханкой пира любви.

При взгляде на тело подруги в душе Гая выплывали из мрака древние предания, он не забывал о почётном положении лунной женщины в темнице храма, о которой напоминали её томные глаза. Это к её лону, колотя раскинутыми крыльями, припадал клювом дивный лебедь, ласково-сильный, белоснежно-пернатый Светило Дня и влюблённо вершил дело с польщённой и поражённой красавицей. Её рот снисходительно улыбался по поводу царственной деловитости лебедя, ведь Тейе было известно, что лучшие мгновения полноты жизни, женское тело испытывает не во время его деловитости, а тогда, когда Она – Исида, по торжественным ночам изгибалась под жезлом с белыми лентами в культовой пляске.

Без сомнения, её волновали дела мистические, притом глубоко лично, затем, чтобы одержать победу в пляске, игре на лютне и пением. Она проявляла интерес чисто личный и собиралась загореться желанием, подтвердить себя первой женщиной на Красной Земле. Она пользовалась особым, по сравнению с другими любимицами, расположением Гет Бел Ра Амона. Это расположение длилось несколько лет, в которых она – Тейя Ань Нетери, благоволила производить потомство – отпрыска Светоча Тьмы, которого она кормила молоком самым изысканным образом. Ради Ханны на Троне ей дано было право носить диадему с коршуном, не такую, правда, чудесную, как у Великой Супруги – Кийи[11 - Великая жена Гет Бел Ра Амона.], но всё-таки серебреную диадему. Это обстоятельство, а также женская слабость к отпрыску своего Величества, играли главную для неё роль. Диадема соблазняла путать себя с хитроумной Исидой и в предопределённый такой ход мысли вмешалась ещё и честолюбиво слепая любовь к усыновленному дитятку. В её находчивом и возбуждённом старинной былью уме рождалась мечта посадить на трон Амона Ра плод собственного чрева.

Мечты, однако, терпели неудачу, хотя тейя слыла наилучшим образом женщины, а все необходимые приготовления Гет Амона велись с величайшей осмотрительностью. Он ухитрился даже похитить из хранилища некие магические предметы. Тейя изваяла из воска фигурки, которые украдкой были разбросаны у святилища. Они должны были содействовать успеху её чаяний, ибо они вызывали магическое воздействие на херусиастов[12 - Херусиасты – члены городской или государственной хоры (сенат, дума).]. Но намеченное это дело сорвалось, а Гай Мельгард не решился надавить своей властью на «могучих». Посадить на трон Тейю Ань Нетери не удалось. Кресло – составленное из двух грифонов с человеческими головами и коническими тиарами – заняла другая женщина. Тейя же приобрела титул старшей супруги и подтверждение – обручение с Владыкой Надзора. В таких социальных отношениях нет ничего удивительного, так как их воззрения отражали естественную стадию развития общества и его социальных отношений, общественной практики древних людей.

Знание мира древними не было лишено патетически-мифотворческого полёта. Это мифотворчество впоследствии было изрядно попорчено мыслью хронистов, многое из него было попросту разрушено и от того невосстановимо, почему и приходится автору этих строк увлекаться фантасмагорией. Сказать, что моё выспренние слов не имеют решительно никакого отношения к действительности нельзя. Я пишу вам, дорогой читатель, о людях незнающих любовного греха, о людях, расхаживающих в одеждах из сотканного воздуха. Я пишу о людях, чей культ Лунного яйца влёк за собой пристрастие к плотскому началу, к вольности сексуальных нравов, достигавших тут логического удовлетворения.

Не моё дело становиться в этих строках порицателем надуманной древними морали и осуждать мироздание, такой большой город, в котором так много жителей. Я отстаиваю безупречность морали, которая по воле возникшей идеи превратилась в неистовую менаду. То, что они от природы были распутниками и распутницами, это совершенно неверное представление и я, истины ради, хочу, во что бы то ни стало рассеять такое предубеждение. Когда вы, в конце концов, прочитаете строки историй, вы уже не будете помнить себя, вы не совладаете со своим прошлым. Вы изойдёте в муке, как жертва, от бичующей мстительной высшей силы, перед которой вы были в долгу из-за не информированности и тогда уста ваши не смогут ответить Мирозданию холодным презрением.

Лунное бдение – 1

Не допустит Тиннит терпеть голод, но стяжание нечестивых исторгнет. Ленивая рука делает бедным, а рука прилежная обогащает. Уста мои – источник жизни, уста мои заградят насилие. Притчи Тин_ниТ.

В 6712[13 - 1204 год.]лето от Сотворения Мира в Звездном Храме. Обстоятельства способствовали тому, что Алорк долгое время находился рядом с самой возвышенной женщиной, которая когда-либо жила на свете. Восхищение ею заставляло его следовать за ней ещё тогда, когда они не были ещё лично знакомы. А когда он близко узнал её, то преданность заставила его навсегда остаться рядом с ней.

Весь мир озарён был лучами её славы, мир не переставал говорить о её деяниях и восхищался ею, но мало кто знал об истинных чертах её характера, о естественных склонностях её души. Алорк восполнял этот пробел и для того, чтобы решать эту задачу, он пользовался дарованным ему судьбой преимуществом писаря. День за днём он постоянно находился рядом с Тейей, собирал и записывал всё, что на его глазах происходило с ней, всё, что она говорила. Но Тейя Нетери никогда не приступала к внимательному прочтению всех важнейших событий своей жизни, полагая, что только понимание всего произошедшего может дать ключ к осмыслению написанного. Поэтому, в свою очередь, Алорк представляя свой дневник, приводил только факты, касающиеся её жизни.

В 6668[14 - 1160 год.] лето от Сотворения Мира в Звездном Храме. Тайт Мосулу – старший сын Тейи Нетери исполнилось четырнадцать лет, когда потребовалась инциация. Требовалось подтвердить звание Осириса[15 - Сословие старших сыновей – в последствии из него сложится сословие «рыцарей».]; вся семья находилась при Пан Ти Капище, а он сам был представлен храму. Имя и положение в обществе давали мальчику надежды, в соответствии со взглядами и обычаями того времени, что он сможет решать дела по своему выбору.

Таким образом, побуждаемый справедливым чувством долга и движимый естественной склонностью к намерению стать солнцем, он был первым, кто поспешил и встал на сторону выбранного ему на подмену, – чтобы, как говорилось, спасти старшего сына от жертвы. Тут образ жизни, в соответствии с которым его воспитывали, который требовал от него здравого мышления, чтобы противостоять надвигавшейся стремительно лавине жизненных событий.

– Скоро роковое событие для того, кто примет в нём участие, – проговорил Тайт Мосул. – Амалек, отвергнутый на собственной земле, не моргнув глазом, высадится на жаркое побережье, где его будет ожидать Величие.

– Тебе очень повезло в том, что не будешь участвовать в такой вот высадке, – ответила Тейя сыну. – Ты посвятишь это время размышлению о прекрасной альтернативе. Твои мысли, принципы и планы будут полностью расстроены или кардинально изменены.

Не впадая в отчаяние от назревавшего события, отрешившись от окружавшего его привычной среды, Тайт полностью посвящал себя образовательному кругу храма Тота, чтобы в результате быть полезным для других.

– По прошествии ряда лет ты сынок, вновь откроешь нам врата солнца.

– Солнечная собственность на небе у меня, закон даёт мне право на это наследуемое имущество; но ничто не может заставить забыть родную землю или уничтожить очарование возможности дышать воздухом.

– Ты спешишь в Пан Ти Капую и будешь благодарен за предоставленную тебе амнистию, воспринятой мною сынок с большой радостью.

– И оттого я смогу с гордостью заявить: я получил солнце без малейшего повода для угрызений совести. Когда скоро будет провозглашено солнце, я буду охвачен весьма своеобразными чувствами, да и моё положение станет очень необычным, – Тайт словно был солдатом, наказанным задело, которое в итоге восторжествовало.

Каждый новый день приближал к прошлым идеям, которыми народ всегда руководствовался: восстанавливалось всё то, что было для него дорого в принципах и убеждениях. Тем не менее, щекотливость подмены жертвы и свойственное подмене этой чувство, обязывало народ держаться от всего этого несколько в стороне.

– И иного ты не признаешь; старые друзья предложат тебе воспользоваться всеми выгодами новой судьбы, которую ты выберешь по своему вкусу, – подсказал мать.

Будучи не в состоянии усмирить противоречивые чувства, будоражившие разум, Тайт продолжал придерживаться самоотречению. А тем временем беспрецедентные события следовали одно за другим с чрезвычайной быстротой. Они были столь необычного характера, что ни один человек, чьё сердце обладало склонностью к чему-то высокому и благородному, не мог безразлично наблюдать за ними. Слава страны возносилась до высот неведомых историй. Ожидаемый порыв к совершенствованию охватил всё; тартессийская армия не имела себе равных, вызывала страх и справедливую гордость. Но Тейя Ань Нетери поставила свою державу впереди Ань о Кийской и построила Киевец у Боровицкого холма в принижательном образе, не делая из него вершительницу судеб. И окружила себя варяжской гвардией.

Быть азсаком[16 - Азсаки: Исиза Саки = Гуси Исизы. Исиза в роли пастушки.] означало, что человек удостоился великой чести. Именно в этот период Тейя Нетери призвала на службу несколько первых родов Сак Ань Тинии[17 - Волжская скандинавия.] и велела распространить среди остальных информацию о том, что она будет рассматривать представителей тех родов, которые останутся в стороне, как плохих азсаков.

– Я не поколеблюсь ни на минуту. Я скажу себе, что выполню обязательства естественной своей присяги, выполню обязательства перед своим происхождением и останусь верна присяге, пока она не исчерпает себя.

– Серьёзное убеждение в величии Сак Ань Тии убеждают меня в том, что у нас появится новый Гай Мельгард, – признавалась мать.

– Долго ли колебались наши предки, когда решили сплотиться вокруг первого Гай Мельгарда?

– Поэтому я отвечаю тебе, что тебе повезло, что таким образом ты имеешь право откликнуться на новый призыв.

– В результате этого призыва я немедленно получу доступ к солнечному двору.

– Не желает ли сынок присовокупить к обязанностям этой почётной должности дополнительное полезное занятие, чтобы принять под свою ответственность всё то, что относится к военно-морскому ведомству, я походатайствую в хоре и надеюсь получить для тебя это занятие.

– Во время последних невзгод, маменька, я получил некоторые утешительные доказательства того, что жители габии[18 - Земля: в восемнадцатом веке подменится словом «Египет».], которых вы посетили, остались довольны вашими действиями.

– Провидение, однако, не положило предел нашему процветанию. В результате моё положение стало ещё более своеобразным, чем оно было четырнадцать лет назад. Дело, ради которого я жертвовала собой, ради которого я так долго пребывала в состоянии самоотречения в конце концов восторжествовало.

– Что может быть более своенравным, чем моя собственная судьба? – Пережевал Тайт Мосул. – В результате я могу потерять свои наследственные права и могу лишиться жизни.

– Я оказалась теперь в числе вершителей власти, но не подчиняться всеобщему призыву невозможно.

– Разве может кто-либо понять, что творится в моей душе? Как сильно, кажется, всё там изменилось! Я пришёл к выводу, что это моя личность претерпела большие изменения, – признавался Тайт.

– Едва лишь ты вернёшься, как придёт новость о том, что на побережье Червлёного моря появился папенька Гай Мельгард; он проделает путь до столицы без единого сражения и пролития крови. Я думаю, что ты станешь свидетелем того, как бесчестья от вражеских рук будет стёрто и наше величие восстановлено.

Алорком было записано:

«Как только я узнал о прибытии Великой Матери к Пан Ти Капищу, то немедленно отправился ко двору, чтобы служить её персоне. Я был непосредственным свидетелем встречи с ней Гай Мельгарда. Она потребовала разрешения принять участие в дальнейшей его судьбе. До этого момента в кремнике царила атмосфера безразличия, некоторые лица сочли её поступок даже безрассудным, поскольку она пребывала в кремнике в качестве Исиды.

Гай Мельгард спросил:

– Вы понимаете, куда может привести вас ваше предложение? – не скрывал своего удивления он.

– Об этом я не думала, – отвечала она.

Гай Мельгард принял её предложение.

«Итак, я напомнил вам о множественном воскресении Мельгарда, посмотрим, сможет ли человек подвергнуть сомнению этот факт. Поэтому я приступаю к решению моей задачи».

В 6660[19 - 1152 год.] лето от Сотворения Мира в Звездном Храме. Гай Мельгард ушёл за Прекрасный Мыс и стал брать угурийские города один за другим. Югурта, уклоняясь от битвы, уходил всё дальше на запад, но был разбит наголову. Это была последняя его битва, в которой участвовал Югурта. С остатками свиты он бежал за Дунай в нумидию. Тем временем Гай Мельгард продиктовал Югурте условия мира, по которым к образовавшейся тракии[20 - Тракия = Фракия, в обратном прочтении – графство. Территориальный округ колонизированный тартессией.] отошли те территории, что были за Прекрасным Мысом. Гет Бел Ра Амону оставалось закрепить за собой сделанные завоевания, особенно на отдалённых окраинах острова Ка Ра Аманда, и организовать приобретённые области.

Состоялся триумфальный въезд Гай Мельгарда в столицу, ему были оказаны неслыханные почести. Однако он распустил когорты. С этого времени положение его в Пан Ти Капуе стало колебаться. Ему не исполнили обещания дать земельные наделы его ветеранам. В это время на помощь ему явилась Тейя Ань Нетери, которая, вооружившись варягами, искала поддержки Гая Мельгарда. Она, во главе комиссии, занялась раздачей земель.

В 6661[21 - 1153 год.]лето от Сотворения Мира в Звездном Храме. Тем временем начались беспорядки ветеранов, они уже не раз нападали и держали в осаде дома. Бездействие Гай Мельгарда произвело переворот в общественном мнении. Он, желая вернуть себе прежнюю власть и силу, предложил не отправляться на войну с бывшими наёмниками, а остаться в Пан Ти Капуе, под предлогом заботы о столице. Гай Мельгард, воспользовавшись беспорядками, выставил свою кандидатуру на продление верховной власти Гет Бел Ра Амона. Но ему, неожидаемо, предстояло выдержать смертельную схватку за само своё существование.

Всё началось с нерасчетливой скупости. Стояла сложная задача вывести наёмных тракиев на родину и выдать им жалованье, но Гай Мельгард вознамерился заставить наемников отказаться от причитавшейся им доли жалованья. В казне недостаток средств. В результате жизнь в городе была нарушена. Гай Мельгард оказался не в состоянии нормализовать положение и, желая избежать худшего, решил отправить наемников на юг, в город Угурсунь, расположенный в самом центре владений Пан Ти Капуи. Отправляя наёмников на юг, Гай Мельгард своими руками создал центр мятежа. Воины отправлялись в Угурсунь, надеясь скоро получить своё жалованье: ведь небольшую сумму на прожитье им все-таки выдали, так что их надежды, казалось, были оправданны. В лагере наемники наслаждались отдыхом, к которому они давно стремились.

И к этим людям наконец прибыл Гай Мельгард, однако он повел совсем не те речи, которых от него ждали. К великому разочарованию своих слушателей, он долго распространялся о трудной борьбе тартессии с раамонеей и положении Пан Ти Капуи. Он настаивал на том, чтобы наёмники согласились отказаться от какой-то доли своего жалованья. Естественно, в лагере начались волнения, на солдатских сходках зазвучали гневные речи.

«Все было наполнено, – пишет Алорк, – непониманием, недоверием, беспорядком».

Прервав переговоры, наемники двинулись к Пан Ти Капуе и расположились лагерем в непосредственной близости от города. Не имея возможности организовать оборону, Гай Мельгард сам, своими руками создал непосредственную угрозу столице. Наёмники считали, что, добровольно отказавшись от командования он их предал. Однако Гай Мельгард явился и приступил к раздаче денег. Однако именно теперь, когда конфликт, казалось, был близок к разрешению, мятеж стал открытым и особенно ожесточенным.

В этой ситуации командование новыми контингентами войск было передано Гаю Мельгарду. В его распоряжении находились всего около 10000 воинов – новые наёмники. Он установил свое господство на всей территории, непосредственно примыкающей к Пан Ти Капуи.

Однако, когда Гай Мельгард расположился в долине, поблизости от него с фронта появились мятежники, в тылу заняли позиции нумидийцы Югурты. Он очутился в западне. Гибель его когорт казалась неминуемой. Обнаружилось, что мятежники допустили серьезную ошибку, приняв помощь нумидийцев. Нумидийцы перешли на сторону Гая Мелькарда и привели в его лагерь отряд численностью около 2000 человек.

Вопреки ожиданиям Гай Мельгард отнесся к пленным миролюбиво. Вместо расправ он позволил желавшим снова поступить к нему на службу, а остальных отпустил кто куда пожелает.

В 6664[22 - 1156 год.]лето от Сотворения Мира в Звездном Храме. Гет Бел Ра Амон принял вызов и перешёл за Прекрасный Мыс. Он торопил военные приготовления и не случайно обратился именно к Исизе Пании. Народы тут объединились в ходе ожесточенной борьбы против Тартесса. И понятно было, что именно Исиза Пания была наиболее удобным плацдармом для организации похода на юг к Босфору. Гай Мельгард решил вторгнуться на Балканы с севера. В течение девяти лет он расширял сферу тартесийского господства, ведя войны и переговоры, пока не погиб в бою.

Высадился Гай Мельгард в Днестровском лимане, а ареной его боевых операций было левобережье реки Дунай. Ему удалось одержать важную победу и стремясь привлечь на свою сторону недавних противников, он включил в свою армию пленных вражеских воинов. Удалось ему и прочно закрепиться, и подготовить расширение тракийского господства в Исизе Пании, основав здесь крупный город, названный Акра Левке – «Белая крепость» или «Белый холм».

Исиза Пания доставила Гет Бел Ра Амону громадную добычу. Он использовал её для раздач воинам; она посылалась и в Тартес для того, чтобы упрочить свою популярность в среде народа. Гай Мельгард имел все основания быть довольным исходом своих дел: он не только не должен был отказаться от сделанных им приобретений, но, наоборот, получил возможность расширять свою территорию. Гай Мельгардд поспешно повёл к Дунаю, 5000 инфантеров и 300 всадниками. Когда известие о приближении Гай Мельгард дошло до Югурты, он удалился с войском на правый берег Дуная.

У Алорка в дневнике записано письмо Югурты тех дней:

«Ты Гет Бел Ра Амон, ведёшь войну с человеком прославленным, могущественным, жадным до власти и удачливым. За мной следуют многие, ставшие твоими недругами из-за того, что считали себя несправедливо обиженными, а также те, кто не связан с тобой родственными узами. Власти не разделил с тобой никто, и, если бы ты смог это стерпеть, война не потрясла бы всего мира».

Три года пребывания у берегов Дуная не прошли бесследно: надо иметь в виду впечатления, полученные Гай Мельгардом в культурной, богатой, упорядоченной Исизы Пании. В конце концов он окончательно занимает сторону Тейи Ань Нетери. Он требует закончить постройку Пан Ти Капища, храма в столице. Тейя Ань Нетери повелела отсчитывать от этого момента новую эру. Сама же она приняла официальный титул Старшая жена Амона Ра.

В 6712[23 - 1204 год.] лето от Сотворения Мира в Звездном Храме. Великий писец наблюдал за этой женщиной, когда она шествовала одна вблизи открытых окон, – видимо для того, чтобы её образ не пропадал. Едва ли он мог поверить, что в проявлении своей досады при виде безразличия к ней она ограничилась бы только тем, что в ярости кусали губы. Тем не менее, именно эта женщина составляла самый фешенебельный круг светского общества столицы! Окна дворца выходили на большую площадь, которая беспрестанно заполнялась возбуждённой и счастливо настроенной к ней толпой: некоторые передавали ей записки, другие шептали какие-то дружеские слова; все они заверяли её в том, что она может чувствовать себя совершенно спокойно, так как благоразумные жители защитят её. Женщины из числа населения в слезах целовали ей руки, многие местные жители предлагали сопровождать её, чтобы она избегала встречи с врагами.

Воспользовавшись первой же минутой, Алорк записывал:

«Исключительная важность события: я нахожусь в составе свиты Тейи Ань Нетери в момент её отъезда в Исизу Тан Бул[24 - Современный Станбул.], я не могу оставить великого человека, которая так доблестно правит нами и которая готовит экспедицию, чтобы способствовать величию её, и былой её мощи. Я не могу не позволить ей не прибить щит к вратам города, уступив своему желанию следовать за ней. В те дни, когда она преуспевала, она удостоила меня чести выказать мне свою благосклонность; теперь я обязан отплатить ей всем, на что я способен, будь то мои чувства или мои поступки».

Тейя Ань Нетери два или три раза появлялся на балконе. Однако было очевидно, что, находясь в центре всеобщего волнения, она сохраняла спокойствие и решительность. Она продолжала оставаться даже несколько безразличной к происходившему вокруг неё. Адмирал флота, который командовал четырьмя сотнями военных кораблём, от всей души хотел осадить и возвратить город Тейе. Он предлагал взять на борта своих кораблей дополнительный десант и таким образом увеличить личный состав армии. Он был готов немедленно отплыть с ней к Исизе Тан Булу. Он просил только небольшую добавку провианта для моряков и солдат. Тейя Ань Нетери согласилась с предложением адмирала. Вечером Тейя Ань Нетери проследовала на флагманский корабль, сопровождаемая приветственными возгласами местных жителей повсюду, где бы не проносили её носилки. Она спала на борту галеры, на которую вступила в тёплый вечер.

Алорк сопровождал Великую Мать, когда она рано утром всматривалась в крепостные сооружения Пан Ти Капуи. Она отправлялась к варяжским военным кораблям, чтобы выдать охранные грамоты, для того чтобы флот мог проследовать до бухты Золотой Рог. Варяжские галеры последовали в море и вскоре бросили якоря в бухте Золотой Рог, чтобы находиться поближе к раамонянам засевших за стенами; таким образом, корабли встали почти вплотную к стенам. Военные галеры заблокировали выход из бухты. Судя по всему, Тейя Ань Нетери находилась в состоянии полной неопределенности в отношении того, какого именно плана ей должно придерживаться. Со всей территории Балкан к ней поступали предложения о пополнении армии.

От защитников же стен пришло заявление, что они придерживается мнения, что Тейе Ань Нетери, вне всякого сомнения, у стен будет оказан нерадушный приём: копьём и мечом, она будет встречена с самым большим воодушевлением, и с ней будут обращаться подобающим образом поскольку она осуществляет деспотическую власть. Что отовсюду в горд шлют предложения возглавить борьбу против вторгнувшихся на территорию страны вражеских войск.

Необходимо было принимать решение. Тейя Ань Нетери собрала всех вместе, чтобы провести некоторое подобие совета, на котором были бы обсуждены все шансы штурма. Попытка прорвать стены была признана перспективной, а об использовании шлюпов уже более никто и не думал. Таким образом оставалось одно: возобновить войну в полном масштабе. Варяги не будут настолько безразличны к своей славе, чтобы не воспользоваться таким счастливым для них обстоятельством.

Исходя из этого предположения, Тейя Ань Нетери диктовала письмо. Алорк аккуратно записывал.

«Являясь жертвой борьбы храмов, раздирающей Габию, и жертвой вражды ко мне великих держав, я возвышаю свой трон. Я, Тейя Ань Нетери, возвратилась к своему очагу. Возвращаю себя под защиту его законов, которые я требую от наиболее могущественного, наиболее непоколебимого и наиболее великодушного из всех моих противников. Ваша Исида.»