скачать книгу бесплатно
Когда Алексей Федорович окончил окропление нового здания святой водой и рабочие стали подходить целовать крест, то некоторые из них целовали при этом руку Фуллона. Это так возмутило Алексея Федоровича и его помощников, что он на этот раз не мог скрыть своих чувств, и когда генерал Фуллон уехал, то он горячо стал говорить с рабочими. Рассказав им историю бедного Лазаря, разъяснил им, что на свете есть бедные и богатые и отношения между ними никогда не могут быть хорошими. Фуллон на стороне богатых, и ему нет никакого дела до бедных, и если он оказывает им какие-либо милости, то это только евангельские крохи Лазаря со стола богатого, и заключил упоминанием о сохранении собственного достоинства и самоуважения.
Все отделы союза были связаны между собой совместной работой, направленной на преуспевание рабочего движения. С этой целью они пригласили поляков, финнов и евреев примкнуть к ним. Через шесть месяцев своего существования наш союз и свечной заводик стали приносить доход, и они открыли потребительские лавки и чайные.
В начале октября заболела Lise, болезнь была настолько жестокая, что развивалась стремительно. Тяжесть от нее нарастала как снежный ком, катившийся с высокой вершины, но Lise стойко переносила потерю веса и аппетита. Алексей Федорович немедленно взял отпуск по уходу и почти не появлялся на собраниях. Если были какие-то неразрешимые вопросы, то рабочие сами приходили к нему домой и сидели допоздна, а он постоянно прерывался, заглядывая в их с Lise комнату, спрашивая, не надо ли чего ей.
Вот и сейчас, оставив Lise с их дочерью, Алексей Федорович занялся написанием проповеди, он был готов немедленно вернуться к своей жене и что-то сделать для нее.
– Алексей Федорович, папа, папа, открой мне скорей, – кричала Екатерина Алексеевна, барабаня в дверь кабинета Алексея Федоровича.
– Да что случилось такое, – сказал Алексей Федорович, отрываясь от рукописи, и, встав тут же со стула, немедленно открыл дверь. – И отчего такая тревога?
– Мама, мама, мамы больше нет, – сказала, всхлипывая сквозь слезы, Екатерина Алексеевна. – Мы говорили о моем будущем, мама наставляла меня, а потом замолчала и все…
Дальше Алексей Федорович слушать не стал, а направился в их с Lise комнату. Увидев ее бездыханное тело, он подошел к ней вплотную и, встав на колени, горько зарыдал.
Дневник Николая II: Встал в 8 час. и, окончив утренние бумаги, поехал в Петергоф. Охота происходила в Знаменском фазаннике; принимали участие: т. Михень, д. Алексей, Петюша и Галл. Погода стояла очень приятная, тихая, серая оттепель. Охота началась в 10? и кончилась в 3 часа, с часовым перерывом для завтрака в домике конторы охоты.
Убил 144 фазана; всего убито: 522, фазанов 506, зайцев 16. Вернулся в Царское в 4 часа. Милица пила с нами чай. Принял доклад Мирского.
БРАТ ИВАН И ЕГО СЫН РОДИОН
Обжившись в квартире, снятой Алексеем Федоровичем, Иван Федорович решил отправиться на встречу с сыном Родей. И вот воскресным утром в десять до полудня он сел в конку и поехал туда, где раньше жил. Откуда однажды ушел и не вернулся, и теперь с замиранием сердца он возвращался обратно с надеждой, что его простят, ему поверят и все образуется в положительную сторону.
Позвонив в знакомую дверь, Иван Федорович начал гадать, кто ему откроет, но ждать пришлось недолго. Скрипнув, дверь распахнулась – на пороге стояла женщина в летах.
– Вам кого? Откелево будете? – спросила она сразу, оглядывая с ног до головы Ивана Федоровича.
– А Родион Иванович здесь проживает?
– Видимо, так.
– Доложите тогда обо мне.
– А вы кто будете?
– Я отец его, Иван Федорович Карамазов.
– Ждите, – ответила она и закрыла дверь, а Иван Федорович остался ждать на лестничной площадке.
– Заходьте, – неожиданно вновь появившись, сказала служанка.
Иван Федорович тут же зашел в квартиру, думая о том, что надо же, в свою квартиру когда-то, он будет ожидать, чтобы войти. «Да, времена меняются», – подумал он, пока снимал обувь в передней.
– Проходьте в гостиную, – сказала служанка.
Иван Федорович, войдя в гостиную, увидел Родиона Ивановича, стоящего около круглого стола.
– Чем могу служить? – встретил его вопросом Родион Иванович.
– Сын, я вернулся, чтобы тебя увидеть, – сказал Иван Федорович.
– Так у вас нет никакого дела ко мне?
– Я бы хотел жить с тобой, загладить свою вину перед тобой, – сказал Иван Федорович.
– Боюсь, что это невозможно.
– Как невозможно, что ты такое говоришь. Родя, я твой отец! Да, я виноват перед тобой и покойной мамой твоей безмерно, но ты должен дать мне попытку исправиться.
– Может, вы стесненные в средствах и пришли просить у меня помощи? Так я помогу вам, вот, возьмите, – сказал Родион Иванович, подавая двадцатипятирублевую ассигнацию.
– Это лишнее, Родя. Как ты не поймешь, за свой поступок я выстрадал очень много, и теперь я пришел к тебе с повинной. Я тысячу раз раскаялся в том, что бросил вас, и теперь неужели ты будешь таким черствым, держа обиду на меня.
– Отнюдь, я давно простил вас и начал новую жизнь после смерти мамы, спасибо огромное Алексею Федоровичу, который помог мне разобраться во всем. Я просто не хочу иметь с вами дело, папа.
– Ты презираешь меня?
– Так неверно думать, скорей, вы просто умерли для меня.
– Но я, приняв страдания за свой поступок, воскрес. Почему ты с миром не примешь меня?
– Да я и ссориться с вами, папа, не желаю. Вы просто предали всех своих родных: меня, маму, Алексея Федоровича. Маменька вас до конца дней своих любила, теперь сходите к ней на могилку, там покайтесь, а меня прошу оставить в покое.
– Я не знаю, знакомы ли вы с Евангелием. Там есть одна притча: «Возвращение блудного сына». Так вот, отец, когда вернулся сын, зарезал лучшего быка. У меня, конечно, сложилась ситуация ровно наоборот. Видимо, и вы действуете ровно наоборот, прогоняя меня.
– Я знаком с этой притчей, но вам хочу сказать, что есть жизнь и мы выбираем свой путь согласно нашему умонастроению. Вы сделали свой выбор, потому примите плоды вашего избрания. И не жалуйтесь, что все сложилось очень печально и не такой финал случился, как вы ожидали.
– Сын, а в Бога ты веруешь или так?
– Верую, насколько могу, исполняю Его требования.
– Тогда почему ты гонишь меня?
– Дело в том, что я при поступлении в университет дал письменный отказ от вас, и при поступлении в царскую канцелярию, где я сейчас имею удовольствие служить, также дал письменный отказ от вас, папенька. Так что я просто выполняю условия его, и ничего личного.
– Это очень жестокое требование.
– Да, в первый раз мне было очень тяжело, но во второй раз я уже был лояльно настроен.
– Значит, сейчас уйду и мне больше нельзя будет прийти?
– Лучше не надо.
– Но я не могу, у меня бездна нерастраченной любви к тебе, сынок. Своим поступком ты обрекаешь меня на вечные муки.
– Я бы хотел не делать этого, но договор обязывает, и вы должны понять меня.
– Меня сам Государь наш простил, не значит ли, что этот пункт в вашем договоре отменяется?
– Не думаю, хотя я могу на этот счет навести справки.
– А если я прав окажусь, тогда мы сможем видеться?
– Если мой отказ уже денонсирован, тогда встретимся и поговорим, но только не в этих стенах, а на нейтральной территории.
– Почему не дома?
– Мне так удобней будет.
– Хорошо. Сейчас же ты разрешишь ли мне с тобой чаю выпить, и я уйду после этого.
– Я не против, можете располагаться, я немедленно прикажу, чтобы поставили самовар, – сказал Родион Иванович и позвал служанку, дал ей необходимые распоряжения, а Иван Федорович выдвинул стул и присел на него.
– Сынок, как ты вырос и возмужал. Тебе, наверное, уже тридцать?
– Тридцать один, – поправил его Родион Иванович.
– Да, время бежит, а о женитьбе ты не задумывался?
– Извините, но это личное и я никого не склонен в это посвящать.
– Прости, прости меня, старого дурака. Разумеется, это личное, а я лезу, совсем отжил мозги свои.
Тем временем на столе уже появились две чашки, сахарница и конфетница. В заключение всего служанка принесла дымящийся самовар и заварочный чайник.
– Как полагаешь, война с япошками еще долго продлится? – спросил Иван Федорович, беря чашку и наливая в нее заварку.
– Даже не знаю. Все зависит от того, как долго продержится в осаде Порт-Артур. Яков Дмитриевич пошел на эту войну добровольцем.
– Сын моего брата Дмитрия?
– Да. Сам-то Дмитрий помер два года назад, и все дела его ведет теперь жена Аграфена.
– Печальная новость для меня. Груша, конечно, боевая бабенка, но все же без мужского плеча ей, наверное, тяжело.
– Об этом я не знаю, но рядом с ней братья: Николай и Осип.
– Мне надо будет ее навестить, может, я чем-то ей помочь сумею, – сказал Иван Федорович, допив чай.
– Все, извините, но меня ждут еще другие дела, – заметив, что у Ивана Федоровича пустая кружка, сказал Родион Иванович.
– Сынок, подожди минуточку, – сказал Иван Федорович и начал копаться в карманах. – А, вот она, – сказал он, найдя вчетверо сложенный лист бумаги. – Вот возьми.
– Зачем мне это?
– Это адрес мой, пошли по нему мне весточку, если будет положительно решен вопрос об отцовстве.
– А, вот вы о чем. Конечно, я тут же извещу вас.
– Вот и хорошо, теперь я могу идти со спокойной душой, – сказал Иван Федорович, вставая со стула и выходя из-за стола.
– Значит, до свидания. Евдокия, проводи, пожалуйста, гостя, – сказал Родион Иванович и позвал служанку в гостиную.
Дневник Николая II: После чтения утренних бумаг пошел гулять. Принял доклады д. Алексея и Ермолова. Вместе с Аликс простился и благословил офицеров и команды подводных лодок: «Фельдмарш. гр. Шереметев», «Касатка», «Дельфин» и «Скат», отправляемых во Владивосток. После завтрака был доклад Мирского. Гулял. Много читал до обеда.
«ЧАСТНОЕ СОВЕЩАНИЕ ЗЕМСКИХ ДЕЯТЕЛЕЙ»
(Общеземский съезд)
В дни, когда Lise лежала на смертном одре, в Петербурге состоялся общеземский съезд. Алексей Федорович, конечно, не мог пропустить такое важное событие и отправился на его заседание, которое проходило на Фонтанке (https://ru.wikipedia.org/wiki/Фонтанка), 52 в квартире земского деятеля И.А. Корсакова. На собрание прибыли около ста участников: председатели почти всех 34 земских губернских управ, полтора десятка председателей уездных управ, остальные были их членами. Он хотел, чтобы ему, как представителю общественной организации, предоставили возможность сказать несколько слов собравшимся. Но получилось все иначе: ему сказали, что на этом собрании могут записываться для выступления только делегаты съезда, а представители общественных организаций могут иметь лишь статус наблюдателей.
Итак, шестого ноября в два тридцать после полудни состоялось открытие заседания. И первым делом было избрание председателя (им стал Д.Н. Шипов), товарищей председателя – князь Г.Е. Львов и И.И. Петрункевич, секретарями – Ф.А. Головин, Н.Н. Хмелев, Л.Д. Брюхатов и Ф.Ф. Кокошкин. Надо сказать, что все выбраны единогласно.
Далее слово взял новоизбранный председатель Шипов:
– Я сердечно благодарю делегатов нашего съезда за избрание меня председателем и товарищей председателя. И хотя оно состоит из частных лиц, выражающих лишь свои личные мнения, тем не менее решения его будут иметь огромное общественное значение, причем ответственность членов его усугубляется тем, что они не являются лицами, уполномоченными на обсуждение тех или иных вопросов от каких-либо общественных групп.
Избранное ранее организационное бюро, созванное председателем Московской губернской управы, Ф.А. Головиным, 3 сентября 1904 года признало необходимость созвать совещание на 6 и 7 ноября и поставить на обсуждение его следующие четыре вопроса: 1) о ревизиях земских учреждений, произведенных за последнее время министерством внутренних дел; 2) об утверждении земских должностных лиц как выбранных, так и приглашаемых управами; 3) об устранении земских учреждений от участия в пересмотре крестьянского законодательства; 4) о нуждах, вызываемых войной.
Когда программа эта уже была установлена, до сведения бюро дошло, что пятого октября министр внутренних дел представил Государю Императору записку, в которой, доложив, что в последние годы происходили частные совещания председателей губернских земских управ и некоторых гласных по вопросам, входящим в компетенцию земских учреждений, и что совещания эти встречали противодействия со стороны правительства, ходатайствовал, чтобы названные совещания по примеру совещаний губернских предводителей могли впредь собираться с высочайшего соизволения. На означенный доклад министра последовало испрашиваемое им высочайшее соизволение.
Получив вышеприведенное известие, члены бюро решили собраться вновь для пересмотра программы совещания. В то же время прибывший в Москву начальник главного управления по делам местного хозяйства, С.Н. Гребель, передал мне приглашение приехать в С.-Петербург для переговоров относительно назначенного на 6 и 7 ноября совещания председателей губернских управ. Организационное бюро, собравшись 17 октября, решило пересмотреть программу. Имея в виду как известные слова г. министра внутренних дел о доверии к общественным учреждениям и населению, так и испрошенное им высочайшее соизволение на совещания председателей управ, организационное бюро пришло к заключению, что прежняя программа, носившая характер протеста против отдельных мероприятий правительства, является несвоевременной и что ныне предстоит другая задача – выяснить недуги нашей общественной и государственной жизни и основы, на которых должно быть построено взаимодействие правительства и общества. Ввиду этого было решено поставить на обсуждение совещания общий вопрос – об условиях, необходимых для правильного течения нашей общественной и государственной жизни, и некоторые частные вопросы, указанные в приглашениях.
25 октября состоялась моя поездка в Петербург и беседа с министром внутренних дел, из которой выяснилось, что министр был введен в недоразумение доставленными ему главным управлением по делам местного хозяйства не вполне точными сведениями относительно состава прежних совещаний и вопросов, на них обсуждавшихся. Когда я сообщил о программе и составе предстоящего совещания, г. министр, не встречая против программы возражений по существу, выразил мнение, что подобные вопросы могли бы быть обсуждаемы лишь выборными представителями общественных учреждений. Находя поэтому, что совещание следовало бы отложить, министр считал себя обязанным доложить Государю Императору, по возвращении его Императорского Величества в Петербург, о составе и программе совещания.
Для дальнейших переговоров с г. министром организационное бюро избрало депутацию в составе князя Львова, Петрушкевича и меня. Названные лица были у министра 31 октября и 1 ноября. После доклада Государю Императору министр, руководствуясь указаниями его Императорского Величества, пришел к заключению, что тот съезд, на который испрошено высочайшее соизволение, не совпадает ни по составу, ни по предметам, намеченным к обсуждению, с предложенным на 6 и 7 ноября совещанием. Официальное разрешение совещания с намеченной программой невозможно, так как это значило бы, что правительство, считая необходимым обсуждение этих вопросов, поручает это обсуждение частному кружку лиц. На вопрос, не встретится ли препятствий к устройству частного совещания на прежних основаниях, министр ответил, что частные беседы на частных квартирах не могут быть воспрещаемы на основании закона и что поэтому такое совещание не встретит противодействие со стороны полицейских властей. На основании изложенного организационное бюро решило оставить в силе первоначальное постановление свое о созыве на 6 и 7 ноября частного совещания земских деятелей, перенеся лишь место совещания из Москвы в Петербург.
Затем членом организационного бюро В.Е. Якушкиным были доложены приветствия и пожелания, адресованные съезду земских деятелей от учреждений, общественных групп и отдельных лиц, включая и «Собрание русских фабрично-заводских рабочих г. Петербурга» – всего двадцать семь приветствий.
Единогласно выразили всем учреждениям, общественным группам и отдельным лицам искреннюю благодарность совещания и обязательство сообщить им в копиях его постановления.
Обсуждение вопроса
об административных ограничениях работы съезда
Князь Н.С. Волконский: Я желаю выяснить практическое значение совещания. Того официально разрешенного съезда, к которому, собственно, обращены доложенные заявления и который мог бы обратиться с известными ходатайствами к правительству, нет. Сочтет ли настоящее совещание возможным обратиться с каким-либо заявлениями к министру внутренних дел? Разрешение этого вопроса тем более важно, что обсуждение большинства затрагиваемых в приветствиях вопросов в земских собраниях невозможно.
В.Е. Якушкин: Бюро при составлении программы имело в виду официально разрешенный съезд, почему и полагало, что кроме подготовки вопросов для внесения в земские собрания следует иметь в виду доведение решений совещаний до сведения правительства и общества. Что меняет отсутствие разрешения? Министр внутренних дел не обязан принимать от совещаний его протоколов, но едва ли ему останутся неизвестными постановления совещания. Отношение к обществу останется то же. Таким образом, обращение к земским собраниям останется лишь как дополнительная цель.
Гр. П.А. Гейден: Я полагал, что о решениях совещания необходимо довести до сведения министра внутренних дел и просить его доложить о них Государю Императору. Без этого обсуждение общих вопросов теряет практическое значение.
Гр. В.В. Стенбок-Фермор: Я прошу организационное бюро разъяснить, отчего приглашенные не были своевременно извещены об отсутствии официального разрешения и отчего различные губернии представлены на совещании неодинаковым количеством лиц.
Председатель: Я вам объясняю, что последовавшее 1 ноября со стороны министра внутренних дел разъяснение, что на настоящее совещание не может распространяться высочайшее соизволение, испрошенное на совещание председателей губернских управ, не могло быть сообщено на места за краткостью оставшегося срока, почему пришлось ограничиться принятием мер для уведомления о том лиц, прибывающих в С.-Петербург, до принятия ими участия в совещании, и состав совещания определен организационным бюро, согласно постановлению совещания, происходившего в мае 1902 г. Состав совещания, несомненно, носит до известной степени случайный характер. Поэтому на будущее время следует подумать о более правильной организации совещания.
Н.Н. Глебов: Я полагаю, коренной вопрос о центральном земском представительстве не выходит из пределов компетенции земских собраний, не вижу препятствий к обсуждению на этих последних означенного вопроса.
В.В. Измайлов: Соглашусь, что решения съезда должны быть доведены до сведения министра внутренних дел и общества в целом, полагаю так же, что следует кроме того принять конкретную, может быть, более узкую программу с нравственным обязательством для членов совещания проводить ее на земских собраниях. Постановления земских собраний и для общества, и еще более для правительства будут иметь большое значение, нежели мнения частного совещания.
