скачать книгу бесплатно
Река времен. Портной
Вера Капьянидзе
Мы живем, не ощущая себя созидателями истории. А ведь это так очевидно – она вокруг нас, и каждый наш день – как ее кирпичик. Эта книга об истории жизни одной семьи, начиная с 1910 года. Первая ее часть – "Портной" – о жизни одного поколения – основоположников семьи Шепелевых.
РЕКА ВРЕМЕН
Река времен в своем стремленье
Уносит все дела людей
И топит в пропасти забвенья
Народы, царства и царей.
Г.Державин
.
Во все века ясновидцы и кудесники всех мастей пугали концом света, но назло всем предсказаниям крутится наша старушка планета. И течет бесконечная река времен. А мы – мельчайшие капли в ней. И нет числа этим каплям! Эти животворящие капли-судьбы сливаются в капилляры, артерии, вены, образуя семьи, кланы, фамилии и династии, пополняя реку времен. И до той поры, пока эти капли в движении – будет жить и наша планета.
Но, как гласит китайская мудрость: «Камни прошлого – это ступени к будущему». И каждому интересно: а что же было там, в невозвратном временном пространстве, в самом начале, в истоке наших родовых потоков? Как жили наши предки в далеком прошлом, уже ставшем историей?
Строго смотрят они на нас с пожелтевших от времени фотографий. Глядя на их суровые лица, понимаешь, что именно они ваяли историю, будучи современниками судьбоносных событий. Что мы по сравнению с ними? Мы просто живем: работаем, любим, растим детей, болеем, решаем какие-то мелкие насущные проблемы. Увы, времена не выбирают, в них живут и умирают. А может быть, и наши предки просто жили, не взирая на времена и события?
ПОРТНОЙ
I
Вечерело. Солнце лениво заваливалось за потемневшие воды Кубани. На хуторе Романовском пастух прогнал стадо, уже улеглась пыль, поднятая сотнями копыт, затихло ленивое мычанье коров и призывные окрики хозяек, зазывающих домой своих кормилиц. Отзвенели веселые молочные струйки по подойникам. Печально вздыхая в хлевах, сладко пахнущих свежим сеном и парным молоком, коровы грузно оседая, устраивались на ночной отдых.
Кое-где в домах уже теплился слабый свет трехлинеек. Семья Барабашевых, как и остальные хуторяне, собирались вечерять. Анна накрывала на стол, когда на крыльце послышался стук оббиваемых от пыли сапог. Анна выглянула в окно, не узнавая походки мужа.
– Ох, батюшки-светы, гостюшка к нам! Нюся, поди сбегай за отцом. Он на берегу, лодку смолит.
– Здравствуйте, дядька Никола! Проходьте, проходьте в дом, я за тятей побежала.
Николай долго смотрел вслед племяннице, улыбаясь и удивленно качая головой.
– Анют, выйди-ка, слей мне!
– Опять, что ли на паровозе приехал? – вышла на крыльцо с кувшином Анна.
– А то на чем же еще? Да неужто, на телеге трястись целый день, когда такая чудо-машина есть?
– И не боисся? Я как вспомню, как мы к вам на свадьбу ездили, инда сердце заходится. Дымища, искры в разные стороны летят, а сам весь черный. Не к ночи будь сказано, как из пекла вылетел. А мы-то, – расхохоталась Анна, – сами не лучше его приехали – в саже все, как из преисподней.
– Неча было в окна высовываться. – Усмехнулся Николай. – Зато вот сели и тихо спокойно доехали. Ни тебе ухабов, ни рытвин. И лошаденку не надо мучить.
– Так интересно же было поглядеть… А то может, в баньку пойдешь? У меня чугунок воды в печи стоит.
– Да нет, я так, пыль чуток смыть. – Отказался Николай.
– Ну, здравствуй, что ли, сестра! Как здоровье-то? – обнимая Анну, поинтересовался он. – Исхудала совсем, смотрю.
– Ох, Никола, и не спрашивай. Худо мне совсем. Видно, зря я Ванятку в такие годы рожать удумала. Все после родов никак в силу не войду. Да Петр уж больно просил казака ему родить.
– Ты что несешь-то? – Осерчал Николай. – Тебе Бог ребеночка дал, а ты казнишься. Грех-то какой! Выкинь эти мысли из головы. Ребенок – это Божий промысел, и не тебе судить зря или не зря. И мужика не кори за то. Ты вон себе помощниц наделала, а ему как быть? Как казаку без помощника в дому? Да и какие еще твои годы? Ты лей, лей!
– Да как какие? Уже четвертый десяток давно разменяла.
– Рази ж это годы? Еще баловство одно, поди, на уме-то? – хохотнул Николай, шумно отфыркиваясь от воды. – Ох, хорошо-то как!
– Оставь, – остановила Анна брата, увидев, что Николай потянулся за пропыленной рубахой, – я тебе Петину дам. Пойдем в дом-то, застынешь еще. Вечера ныне прохладные.
– На вот, – Анна вытащила из сундука чистую рубаху. – Поди, в пору будет, а твою простирну, за ночь просохнет. Все ты правильно гутаришь, Никола, да только после родов здоровья совсем не стало, чахну. Боюсь, как бы сиротой не остался. И сам Ванятка болезный растет.
– Чего ты несешь-то? Сиротой… – досадливо махнул головой Николай. – Говорил тебе, приезжай к нам в Екатеринодар. В больничку бы устроили, глядишь, все по-другому вышло. Может, сейчас поедешь, хорошие врачи посмотрят?
– Не привычные мы к вашей городской жизни, мы уж по старинке.
– Вот я и говорю, все как дикари живете. Паровоз вам пустили, вы его боитесь, пуще огня, от больниц как черт от ладана шарахаетесь.
– Да ходила я к фельшерице. – Безнадежно махнула рукой Анна.
– Ну и что говорит?
Из боковой комнаты вышла Настя с только что проснувшимся Ваняткой.
– У них один разговор: золотуха, дескать, – забирая ребенка у Насти, вздохнула Анна. – Вон, вишь, скоро два годочка, а он и не думает ходить. Беда! Все руки уж оттянул. Хорошо, хоть няньки есть.
– А про тебя фельдшерица чего гутарит?
– Да кто ж знает? Говорила что-то, только я по-ихнему, по медицински не бельмеса не понимаю. Вон пилюли выписала какие-то. Попью, вроде как полегчает, а потом опять все то же. То бок правый болит, а то все нутро так схватит, что и вздыхнуть не могу. Насть, ты спустись в погреб, сальца да солонинки принеси. А сперва-то в огород, пока не стемнело, огурчиков, помидор да зеленухи какой набери. Давай-ка доча, стол надо накрыть. Что ж не сообщил, что едешь-то? Я бы гусака зарубила, да пирог затеяла.
– Да не суетись ты, Анютка. Не гостевать я приехал, по делу. Ты мне лучше молочка парного налей. Сто лет не пил.
Анна кивнула Насте, та тут же принесла из чулана дяде кринку с молоком, накрытую марлечкой и большую кружку.
– На-ка вот тебе подарочек от меня. – Николай вынул из-за голенища сапога холщовый кошелек и вытащил из него сторублевку.
– Да что, ты, братец! Такие-то деньжищи!– ахнула Анна. – Да и не обедняли мы покуда. Петруша довольствие казацкое получает. Живем – грех жаловаться. Девчонки вон и в гимназии учатся на царевом обеспечении…
– Бери, бери. Раз даю, значит есть с чего. Заказ выгодный был, и заказчик не из бедных попался. Мабуть и вы когда мне чем поможете. Девчонкам обновки какие справишь. Им сейчас много чего надобно, не то, что моим ребятам. Тебе сейчас деньги в самый раз придутся, – хитро подмигнул Николай.
– Это ты о чем? – не поняла Анна.
– Да это я так, к слову. – Отмахнулся Николай. – Ох, и девки-то у тебя хороши получились! Красавицы! – наливая молока, похвалил Николай.
– Ну, спасибо тебе, братец за такой подарочек. Царский прямо.А девчонки что? В баушку, знать, пошли. Баушку-то нашу – гречанку, помнишь, поди? Ай не зря же дед ее с какой-то Крымской экспедиции умыкнул! Всю нашу породу красотой одарила.
– Дед наш, видать еще тот ходок был! Ты-то вон в молодости тоже какая красавица была! Отбою от парней не было. Еле поспевал отбивать твоих женихов, – захохотал Николай.
– Ты чего несешь при девчонке-то? Еще подумает про мать невесть что.
Настя, накрывавшая на стол, и вправду прислушиваясь к разговору, удивленно взглянула на Анну.
– А что я сказал? Что красавица была, так ты и теперь, не дурнушка, а уж девчата у тебя – всем на зависть.
– Вот я и думаю, а не зависть ли чужая меня грызет-то? Может, кто сглазил?
– Меньше думай про то, и никакой глаз не прицепится.
– Мама-то как? – вздохнула Анна. – Не хворает?
– Да как? По-стариковски. То руки болят, то спину ломит, но так еще ничего, молодцом держится. Я, говорит, еще правнуков, должна дождаться.
Тут подоспели и Петр с Нюсей.
Нюся принялась помогать младшей сестре, и вскоре на столе уже дымилась в чугунке картошка, распаренная в печи и смачно политая шкварками с луком. На одной тарелке розовели ломти сала, аппетитно лоснясь закопченной корочкой, а на другой чинно и чопорно улеглась сухая солонина. Зеленые пупырчатые огурчики нежно жались к стыдливо краснеющим помидорам в миске. Отдельной горой на доске лежали зеленый лук, молодой чеснок, укроп и петрушка, поблескивая бриллиантами колодезной воды. С самого края стола на блюде лежала вяленая и копченая рыба, покромсанная на куски.
– Ну, здоров будь! – обнялись мужчины.
– И тебе не хворать, шурин! А ты что припозднился-то? Паровоз-то уже давненько прошел.
– Да в станице Кавказской задержался. По кузнецам ходил. Товар искал. Мужик мастеровой заказал штуковину одну, а я нигде отыскать ее не могу. И сделать никто не берется. Вот я заодно и попытал счастье. Мабуть, у вас кто сделает.
– Ну и как?
– Сговорился с одним кузнецом, к завтрему обещался сделать.
Николай, родной брат Анны в Екатеринодаре держал скобяную лавку.
– Ты-то сам как? Все на службе?
– А куды ж еще мне деваться? – уныло махнул рукой Петр.
– Уходить не надумал?
– Да думку энту еще с пятого году держу, когда нас против свово же народу бросили[1 - 9 января 1905 года – событие, известное, как «Кровавое воскресение» – разгон рабочих в Санкт-Петербурге.]. Поверишь, я ведь тогда чуть умом не тронулся после этакой кровищи. Много чего передумал. После того и в депо ходил, про работу узнавал. Только там все больше мастеровой народ нужен, а я что? Только шашкой махать, да землю пахать обучен. Подмастерьем идти в мои годы вроде как не пристало, да и семью не прокормить. А тут еще и атаман пригрозил, что землю отберет, коли из казаков подамся. А куды ж нам без землицы-то? Эх, видать, на роду мне написано до смерти из казаков не выбраться. Ну, да что уж там, разговорами сыт не будешь, давай-ка, брат, за стол. Как говорится, чем богаты…
–Рыбка-то своя никак? – хитро прищурившись, поинтересовался гость.
– А то чья же? – гордо приосанился Петр.
– Эх, порыбалить бы! – позавидовал Николай. – Давненько я ушицы не едал. Да еще с костерка бы…
– А что, пошли, что ли? С утра и спроворим. У меня тут недалече место одно прикормлено. Вот и лодку ко времени просмолил, как знал, что приедешь. Караси там – во! – развел Петр руки чуть не на метр.
– Ну, это ты, брат, загнул, – засомневался Николай.
– Ничего не загнул. Завтрева сам увидишь…
– Будя вам, рыбаки, – остановила их Анна. – Садитесь вечерять, а то картоха простынет.
Все чинно перекрестились и сели за стол. Девочки сели вместе со всеми. Петр порезал огромный подовый каравай на ломти, и положил посреди стола. Ванятке дали кусок корочки, и он с удовольствием принялся ее грызть.
– Ну, что сестра, рюмочку не нальешь ли за встречу-то?
– Кака рюмочка? – возмутилась Анна. – Петров день ныне. Быдто не знаешь, что гулять в энтот день нельзя. Грех великий!
– А тебе кто сказал, что мы гулять собрались? Грех будет, коли мы за встречу не выпьем. – Поддержал шурина и Петр. – Давай-ка, тащи ее сюда, сердечную.
– Ох, греховодники! – ворчала Анна, доставая из закутка за печью припрятанную бутылку. – Ты мне лучше расскажи, как твои молодые живут?
– Да живут, что им сдеется?
– Наталье-то невестка к душе ли?
– Да разве на вас баб угодишь? Вам ведь все не так да не эдак.
Никола на Красную горку женил старшего сына Данилу и Барабашевы всем семейством ездили на свадьбу. Теперь Анне не терпелось выведать, как живут молодые.
– А прибавленья-то еще не ждут?
– Я в эти дела не встреваю. Вот приедешь, все сама у Натальи и выведаешь.
– Что ты в самом-то деле прицепилась к мужику? Словом не дашь перемолвиться. – Возмутился Петр.
– С чего это я поеду? Я после той поездки больше и не сяду в энтот паровоз.
– Сядешь, еще как сядешь, – усмехнулся Николай. – Идите-ка, девчатки, погуляйте пока. Разговор у нас будет.
Девочки безоговорочно встали и пошли из дому. Хотя по лицам было видно, как им хочется послушать. Особенно Насте.
– Давай подслушаем, – шепнула она в сенях Нюсе.
– Ты чего? Хочешь, чтобы тятя выпорол?
– Да не выпорет. Стращает только.
– Пошли уже, нехорошо это. Надо будет, сами скажут.
– Приданное-то Нюсе собрали? – вслед девчонкам поинтересовался Николай.
– Ты к чему это спрашивашь? – насторожилась Анна.
– Тут такое дело. Я вроде как сватать ее приехал. – Развел руками Николай.
– Тю, никак сдурел?! – опешила Настя. – Мы ведь родня, да еще какая близкая!..
