скачать книгу бесплатно
Второе условие из тех, что требовалось соблюсти, состояло вот в чем. Новый министр должен быть моим человеком! А то ведь в свое время Лаврентий Павлович Берия недооценил возможностей армии во внутренней политике, понадеявшись исключительно на органы, за что и поплатился жизнью. Нет уж, я таких ошибок повторять не хочу.
И, наконец, условие номер три – кандидат должен по опыту, свойствам характера и по умственному развитию соответствовать высокому посту. Например, Драгомиров – опыт есть, да еще какой, с мозгами все более чем в порядке, но больно уж увлекающийся человек. Из совершенно справедливой посылки о важности воспитания высокого боевого духа войск он сделал вывод, что все остальное вообще дело десятое. И, главное, не жалел энергии на пробивание своей точки зрения! Попутно при всяком удобном случае заявляя о бесполезности пулеметов и командно-штабных игр. Вот его бы с Куропаткиным сложить в одну посуду и взболтать до равновесного состояния, а потом снова разделить – получилось бы сразу два прекрасных министра обороны. Но увы, требуемый миксер не был изобретен даже в двадцать первом веке, и уж тем более его нет сейчас. Присмотреться, что ли, к Редигеру? Правда, он пока всего лишь полковник, но мне ведь не завтра военного министра менять. Года два-три пусть еще поработает, а за это время нужный кандидат вполне сможет подрасти в чинах, особенно при высочайшей поддержке, а уж мне-то ее обеспечить нетрудно – должность позволяет.
Сразу после беседы с военным министром меня ждал подарок на своеобразный юбилей, известный только мне. В коридоре ошивалась Людмила, старательно делавшая вид, что она здесь оказалась совершенно случайно. Моя бывшая ненаглядная теперь была при императрице не только личным парикмахером и визажистом, но и кем-то вроде постоянной няньки.
– Ох, ваше величество, – громким заговорщическим шепотом возопила мышка, – труды-то ваши неустанные наконец-то успехом увенчались! Риточка сама еще не понимает, но я думаю, что она уже ждет ребеночка.
Глава 3
Борис Григорьевич Луцкой смотрел на письмо, пытаясь сообразить: кто же это может писать ему из Берлина? Почему-то молодому человеку показалось важным понять это еще до прочтения послания. Но ничего хоть сколько-нибудь убедительного в голову не приходило, и Борис вскрыл конверт. Внутри оказался еще один, только с его именем и фамилией, написанными по-русски. Вскрыв и этот, Луцкой начал читать, но сразу же со словами «Что за дурацкий розыгрыш?» отложил бумагу. Ибо прочесть он успел вот что: «Здравствуйте, уважаемый Борис Григорьевич. Мы с вами никогда не встречались лично, но я недавно узнал о ваших работах в области двигателестроения, а вы тоже наверняка слышали обо мне хоть краем уха. Зовут меня Александр Александрович, фамилия Романов, и в настоящий момент я занимаю должность российского императора. У меня к вам следующее предложение…»
Дальше Борис поначалу читать не стал, но потом его разобрало любопытство. Чего хочет этот неведомый мистификатор?
Правда, приписка в самом конце письма заставила слегка усомниться в правильности первого впечатления. Она гласила: «Если вы захотите удостовериться в том, что данное письмо не есть глупый розыгрыш или даже попытка какого-то жульничества, то в любое удобное вам время зайдите в российское консульство, оно недалеко от вашего дома. Там просто назовите свое имя, фамилию и послушайте, что вам скажут».
Действительно, подумал Луцкой, идти от силы минут двадцать. Правда, сегодня воскресенье, но в письме четко сказано – в любое время. Так будет даже лучше: дальше привратника, или кто там у них будет на входе, сведения о том, как меня разыграли, не уйдут.
Однако после похода в консульство Борис уже не считал письмо мистификацией. О его приходе доложили наверх сразу, и уже минут через пять к нему спустился пожилой чиновник, представившийся дежурным делопроизводителем Коровиным. После чего извинился за отсутствие консула в связи с выходным днем и спросил, чем он может быть полезен уважаемому Борису Григорьевичу.
Вот тут Луцкой убедился, что письмо если и было розыгрышем, то уж во всяком случае не дурацким и далеко не дешевым. Ибо назвал он при входе только имя и фамилию, а про отчество ничего не сказал. Однако что теперь говорить-то? Хм, а почему бы и не сказать все как есть…
– Понимаете, мне пришло довольно странное письмо, и там в числе прочего сообщалось, что убедиться в его серьезности я смогу здесь.
– Совершенно верно. Я уполномочен заверить, что письмо действительно отправлено той самой высокой особой, чья подпись там стоит. Хотя и не знаю, чья именно, но распоряжение пришло к нам за личной подписью самого Николая Карловича Гирса. В нем требуется подтвердить подлинность полученного вами послания и при необходимости оказать любую входящую в нашу компетенцию помощь, включая финансовую. Правда, если вам потребуется более десяти тысяч марок, придется обратиться к послу в Берлине. Будьте уверены, он примет вас без всяких задержек.
– Спасибо, – пробормотал ошарашенный Луцкой, – мне сейчас ничего не надо… может быть…
– Если что потребуется, заходите, не чинясь, – напутствовал его на прощание Коровин. Еще бы, в письме из МИДа было черным по белому написано, что о работе консульства там составят впечатление по рассказу Луцкого.
Как он дошел до дома, Борис не помнил, да и весь остаток дня прошел в перечитывании письма. Если оно действительно написано рукой императора, в чем вроде уже не приходится сомневаться, то до чего же интересный человек сидит сейчас на российском троне!
Во-первых, с хорошим инженерным образованием. Во-вторых, что вовсе уж неожиданно, с неплохим чувством юмора! И он собирается построить большой и оснащенный по последнему слову техники завод по производству двигателей внутреннего сгорания, на который ему нужен главный инженер. Оклад – для начала три тысячи рублей в месяц. Ого, подумал Луцкой. Вдвое больше министерского и втрое – того, что он получает здесь. Из начальства только директор завода, кандидатура которого будет согласована с ним, и сам император. Неустойку Нюрнбергской машиностроительной компании, где Луцкой уже почти год работает главным инженером, выплатит император из своих средств. Кроме того, он просил передать руководству компании, что если оно не полезет в бутылку и не станет хлопать ушами (именно так император и написал), то при высочайшем содействии сможет получить весьма выгодные заказы в России.
Директор, выслушав Бориса и в тот же день получив подтверждение серьезности намерений русской стороны в консульстве, заявил, что неустойку компания требовать не будет. Александр, еще не будучи не только императором, но даже наследником престола, уже имел авторитет как разработчик двигателей внутреннего сгорания, а его научно-технический комитет давно доказал, что может быть выгодным и надежным партнером. В силу чего упускать столь удобный случай закрепиться на русском рынке руководство совершенно не желало и сразу сообщило об этом в Петербург.
Луцкой из принципа поехал на родину за свой счет, хотя дорогу ему предлагали оплатить и русские, и немцы. Ну вот уж нет, подумал тогда Борис, я все же успешный инженер, а не какой-то нищий, не имеющий денег на билет первого класса в поезде Берлин – Санкт-Петербург.
В поезде Борис познакомился с морским офицером, капитаном цур зее Альфредом Тирпицем, тоже направляющимся в Россию. Поначалу моряк, узнав, что молодой инженер русский, попытался расспросить его о последних новостях из Санкт-Петербурга, но, узнав, что Луцкой последние шесть лет почти постоянно жил в Германии, свернул беседу. И все равно было понятно, что моряка интересует новый русский император, причем в основном почему-то не как государственный деятель, а как инженер.
– Жалко, что вы не можете хоть немного удовлетворить мое любопытство, – вздохнул моряк.
Почему же не могу? – мысленно усмехнулся Борис. Очень даже могу, но не стану. Зачем делиться непроверенными предположениями с первым встречным? Мало ли, вдруг они окажутся ложными? А если нет, то тем более.
Примерно в это время получил письмо из России заведующий отделением Пастеровского института Илья Ильич Мечников. Правда, по стилю и содержанию сильно отличающееся от послания, пришедшего Луцкому. Подписано оно было вице-председателем Императорского научно-технического комитета Евгением Сергеевичем Боткиным. Мечников хорошо знал и глубоко уважал его отца, а с самим Евгением встречался давно, когда тот был еще слишком молод, но нынешняя должность младшего Боткина наводила на размышления. И уж тем более вызывало интерес содержание письма.
В нем вице-председатель сообщал, что в России организуется медико-биологический институт и средств на его деятельность жалеть не будут. Затем следовало упоминание о том, что недавно у императора умер от туберкулеза любимый брат, в силу чего его величество твердо решил всемерно содействовать поискам средств борьбы с чахоткой.
Боткин, кстати, не был уверен в необходимости включения в письмо такого пассажа, но Александр настоял. В отличие от своего лейб-медика, он знал, что после смерти жены, причем именно от туберкулеза, Мечников решил посвятить остаток жизни борьбе с этой болезнью. Правда, получилось у него несколько иное, но то было в другой истории, а что будет в этой – еще бабушка надвое сказала.
Далее Боткин писал, что не видит никаких причин для конкуренции столь близких по целям научных организаций, как Пастеровский и Александровский институты, в силу чего приглашает Илью Ильича посетить Санкт-Петербург для знакомства с тем, что уже сделано, и согласования планов на будущее. Дорогу и проживание оплачивает российская сторона, и (если вдруг уважаемый Илья Ильич верит той чуши, что пишут о России парижские газеты) гарантии безопасности Мечникова подтверждает лично его императорское величество.
Похожее письмо получил и проживающий в Париже известный электротехник Лодыгин, только подписано оно было главой ученого совета того же комитета Менделеевым, а познакомиться Александру Николаевичу предлагалось с последними разработками в области электротехники, проведенными в рамках долгосрочной программы упомянутого комитета.
В отличие от первых двух адресатов, этот сразу пускаться в путь не стал, потратив почти три месяца на раздумья и осторожное наведение справок, но в конце концов любопытство все же пересилило осторожность.
Однако полученные из Гатчины известия не всех подвигли на путь в Россию. Некоторых наоборот.
Молодая семейная пара, всего второй день как снявшая квартиру в доходном доме на Якиманке, утром обнаружила на журнальном столике в гостиной ярко-желтый пакет размером примерно с большую книгу, перевязанный красной ленточкой с бантиком. Под перевязь был подсунут листок бумаги, на котором хорошо знакомым обоим молодоженам почерком было написано: «Великокняжеское содержание за текущий год поровну фунтами, франками и рублями. Ни отменять, ни уменьшать это пособие я не намерен. Александр».
– Ой, – сдавленно пискнула Марина. – Значит…
До Георгия тоже дошло, что появление пакета говорит не только о том, что Александру известен их адрес, но и о том, что для его людей запертая изнутри входная дверь ни малейшим препятствием не является.
Тут особым образом дзинькнул звонок на входе – так предупреждала о своем появлении консьержка.
Георгий посмотрел на жену, она кивнула. Действительно, чего уж теперь-то прятаться!
– К вам Сергей Васильевич Зубатов, – сообщила женщина с порога.
– Просите, – вздохнул Георгий и подумал, что Сергей, московский друг Михаила Рогачева, пришел на редкость вовремя. Благодаря случайной помощи Михаила они с Мариной познакомились, а Сергей помог тайным молодоженам устроиться в Москве. Может, он и сейчас поможет разобраться в ситуации?
– Плохо дело, ваше высочество, – сразу заявил Зубатов. – Вам, как мне кажется, угрожает нешуточная опасность. Великий князь Владимир Александрович, узнав про ваш тайный брак, срочно выехал в Москву и вечером будет здесь. Думаю, что ему и московскому генерал-губернатору удастся найти вас, пусть и не сразу. А это означает угрозу жизни.
– Но почему? – не понял Георгий. – Ведь я им нужен живым…
– Ваше высочество, вы наверняка отлично понимаете, зачем именно вы нужны этим людям. И знаете своего брата уж во всяком случае лучше, нежели я. Сейчас перед ним может встать выбор, кому остаться жить. Вам или ему? Неужели вы сомневаетесь, какое решение он примет? А действия ваших дядей предоставят прекрасную возможность сделать все чисто. Ведь именно их люди будут пытаться вас как-то задержать! А уж вмешаться в процесс или даже подкупить кого-либо из исполнителей нетрудно. Для Александра получится двойная выгода – и вы оставите наш грешный мир, и оба великих князя окажутся в этом замешаны. Поэтому, как мне кажется, вам лучше срочно покинуть и Москву, и Россию. Новые документы для вас уже готовы. Вот они: на некоторое время вы стали господином и госпожой Семецкими. Юрий Михайлович – так вас теперь зовут, – лучше выехать прямо сейчас, киевский экспресс отходит через три часа. К своим настоящим именам можно будет вернуться не раньше чем вы окажетесь во Франции. А можно и не возвращаться, это уже ваше дело.
– Спасибо, Сергей, – кивнула Марина, а потом задала заранее согласованный вопрос: – Извините, наверное, это бестактно, но я все же спрошу. Вы ведь революционер?
– Да, госпожа Семецкая, я глубоко убежден, что России необходимы перемены, и как можно скорее.
– Благодарю за откровенность. Хоть мы с мужем и не сочувствуем вашим идеям, но добро помним. И в случае возникновения у вас каких-то трудностей обращайтесь к нам. Если это будет в наших силах и не войдет в противоречие с понятиями чести, мы обязательно поможем.
Глава 4
– Потрясающе! – с энтузиазмом воскликнула Рита. – Никогда не думала, что русский балет – это столь захватывающее зрелище. А прима – просто прелесть! Такое впечатление, что она прямо создана для этой роли.
С мнением жены я был полностью согласен, ибо убедился в том, что Юля – действительно прелесть, уже довольно давно, когда о нашей женитьбе с Ритой ни у кого даже мысли не возникало. И тогда же, не откладывая дела в долгий ящик, неофициально посетил Мариинский театр. Так как о моем визите заранее сообщил Михаил, то прямо там мне – наверное, совершенно случайно – встретился директор санкт-петербургских императорских театров князь Всеволожский.
– Иван Александрович, – заявил я ему, – благодарю вас за то, что успешно пестуете молодые таланты. В частности, танцы балерины Юлии Кшесинской приводят меня в восторг. – В какой постановке, ваше высочество? – попытался вывести меня на чистую воду директор.
– Во всех! – отмел его неуместные поползновения я, ни в одной из жизней ни разу не посещавший балет, правда во времена серийных похорон генсеков неоднократно видевший «Лебединое озеро» по телевизору. – Надеюсь, что и в дальнейшем Юлия будет украшать собой русскую сцену, причем на более серьезных ролях. Я, конечно, понимаю, что до настоящего ценителя искусств мне еще далеко, но надеюсь на вашу помощь в данном вопросе. Разумеется, и вы можете обращаться за помощью ко мне, если вдруг в ней возникнет надобность.
Князь тут же рассыпался в заверениях, что всегда считал точно так же и отныне будет лично присматривать за тем, чтобы эту безусловно очень талантливую балерину не затирали.
Ни малейших угрызений совести я не испытывал, ибо уже знал, что эти самые императорские театры по совместительству являются элитным борделем для семьи Романовых и особо приближенных к ней лиц и карьера балерины здесь зависит не только от ее таланта, но и от того, чей любовник круче. Кроме того, Юля действительно хорошо танцевала – во всяком случае, намного лучше меня. Для развития успеха ей не хватало только достаточно высокопоставленного любовника, вот я и решил помочь девушке. Ну и себе, конечно, тоже.
Дело в том, что в театральном «борделе» действовала своеобразная система оплаты. Почти все Романовы были жмотами даже почище меня и дарили своим любовницам такие крохи, что девушки стали активно искать пути увеличения доходов. И, ясное дело, быстро нашли. Способ приработка назывался «лоббирование». То, что оный процесс происходил не в парламенте, а в койке, сути дела не меняло нисколько. Поэтому я считал необходимым завести связи в театральных кругах Петербурга.
Но это было сравнительно давно, а теперь мне все-таки удалось выкроить полдня и сходить на «Спящую красавицу» с Ритой, которой кто-то уже успел сообщить, что русский балет – это нечто фантастическое. Так как императору вроде было положено время от времени появляться на подобных мероприятиях, то я вздохнул и привел молодую жену в храм Терпсихоры. В принципе, там оказалось не так уж скучно, Юля талантливо изображала из себя Аврору (не крейсер, а древнюю богиню), а в третьем акте я неплохо вздремнул. Мне даже приснились похороны Брежнева, хоть на сцене в это время шло и не «Лебединое озеро». А потом я очень вовремя проснулся и, увидев, что молодая жена аплодирует, присоединился к ней.
Вечером у нас был намечен ужин, на который я пригласил Мосина, причем вместе с супругой. Услышав историю их любви, Рита разохалась: «ой, как это романтично», а узнав, что я собираюсь встретиться с Сергеем Ивановичем, предложила позвать его вместе с женой на ужин в узком кругу.
– Но учти, что мы с ним будем обсуждать технические вопросы, – предупредил я жену.
– Ты их даже со мной иногда обсуждаешь, так что переживем, – отмахнулась Рита. – Лучше скажи, как зовут его жену, чтобы не получилось неудобно.
– Варвара Николаевна. Да ты не волнуйся, они же небось сразу представятся.
– Во-первых, могут и забыть от волнения – не каждый день в такой компании ужинают. А во-вторых, я могу забыть – не у всех такая память, как у тебя.
На встречу с Мосиным меня, если быть честным, подвигла банальная жадность. В докладе управляющего морским министерством Чихачева Столыпин выделил покупку трех пулеметов Максима под патрон от берданки по цене две тысячи триста рублей за штуку и заказ еще пяти, уже под новый патрон Роговцева, по цене две семьсот. Далее Петр Аркадьевич приписал, что генерал Драгомиров считает пулемет оружием не только бесполезным, но и вредным, способствующим бестолковой трате патронов. Ну, про закидоны генерала я знал и раньше, но сама цена меня возмутила. Да что же это такое: какой-то паршивый «максим» обходится дороже моего первого автомобиля?! Правда, дешевле второго и третьего, но не так уж сильно. Это при том, что комиссия определила на расходы по изготовлению мосинской винтовки двенадцать рублей! Ну ладно, что такое проектная себестоимость, я знаю. Хорошо, если винтовки будут обходиться казне рублей по двадцать за штуку, но уж дороже двадцати пяти они никак не будут. И все равно, один пулемет обойдется армии недостачей сотни с лишним винтовок. Тут поневоле задумаешься, нет ли в позиции Драгомирова рационального зерна.
Опять же, флоту-то пулеметы зачем – обстреливать броненосцы или линейные крейсеры? Нет, пулеметы пригодятся армии, но не по таким заоблачным ценам, решил я. И, когда ужин плавно перешел в беседу на вольные темы и дамы заговорили о чем-то, понятном только им, я поинтересовался:
– Сергей Иванович, а можно ли модернизировать вашу винтовку так, чтобы рукоятка затвора двигалась исключительно продольно, без поворота, а сам затвор поворачивался отдельно от нее?
– Можно, но зачем?
Во взгляде Мосина ясно читалось сожаление – мол, только-только начал считать его грамотным человеком, а он вон что городит.
– Удобство стрельбы от этого возрастет незначительно, – решил пояснить Мосин, – а сложность в производстве вырастет заметно. А это значит – увеличится цена и упадет надежность.
– Так это будет только первый этап. Второй – примерно посередине ствола просверлить маленькое отверстие, через которое пороховые газы попадут в специальную трубку, где своим давлением будут двигать поршень. А он, в свою очередь, взводить затвор. Такая система сможет стрелять непрерывно, если, конечно, магазин сделать побольше. Патронов на тридцать, а лучше сразу на пятьдесят. И отъемный, разумеется.
– Вы имеете в виду пулемет наподобие того, что предлагает господин Максим? – дошло наконец до Мосина.
– Да, пулемет, но не наподобие. Вы в курсе, сколько этот хапуга хочет за штуку? Почти три тысячи рублей! В общем, мне кажется, что дать вам денег на разработку и получить свой пулемет по цене рублей семьсот, если не меньше, будет гораздо выгоднее. Система с газоотводом под патент Максима не попадает, это я уже выяснил.
– А ведь может получиться, ваше величество, – загорелся Мосин. – У вас тут не найдется карандаша и бумаги?
– Вообще-то у меня все найдется, но обратите внимание, с каким выражением лица на вас глядит Варвара Николаевна. Да и Ри… в смысле Анна Федоровна на меня тоже взирает без особого восторга. Давайте лучше сделаем так – вы все обдумаете, нарисуете эскизы, и, скажем, во вторник утром мы с вами обсудим детали в спокойной обстановке. Часов в девять вам не рано? Отлично, тогда я предупрежу секретариат о вашем визите, вас сразу проводят до моего кабинета.
Однако, когда Мосины уже ушли, до меня дошло, что возмущение ценой максимовских пулеметов было слегка преждевременным. Вот когда свои запустим в производство, тогда да, а пока надо засунуть жадность куда поглубже и купить штук пять под новый патрон. Один отдать Мосину: пусть посмотрит, что в нем хорошо, а что плохо. Ну а четыре на всякий случай оставить себе.
Несмотря на выбывание Георгия из цепочки наследования престола и вообще отъезд во Францию, похоже, что дядя Володя, он же великий князь Владимир Александрович, продолжает вынашивать какие-то планы. Ну то есть как «какие-то»? Ясное дело, переворота – чего ему еще осталось желать? А по натуре он большой любитель изящных искусств и покровитель театра, так что переворот он наверняка представляет в виде стройных рядов гвардии, выстроившихся на площади перед Гатчинским дворцом. Как в лучших литературных образцах. И по таким-то рядам садануть из четырех пулеметов, да еще с водяным охлаждением – это будет натуральная картина маслом. Небось не хуже, чем у какого-нибудь Рафаэля. Отсюда вывод – заниматься экономией будем потом, а пока лучше заказать Максиму не пять, а десять пулеметов. Мало ли, вдруг какой из них сломается в самый неподходящий момент, так что должен быть небольшой запас.
– Какие милые люди! – отвлекла меня от раздумий об искусстве жена. – Их любовь достойна описания самим Шекспиром. И раз уж речь зашла о театре, позволю себе еще раз восхититься восходящей звездой Мариинского театра Юлией Кшесинской. Давай ее пригласим на следующий подобный ужин? Не волнуйся – я хоть и знаю, что вас с ней связывало, вы же практически не скрывались, но не считаю, что ты начнешь изменять мне прямо за ужином.
Я давно заметил, что Рита весьма неглупа и умеет делать правильные выводы даже из не очень очевидных посылок, поэтому только спросил:
– Тебя не будет смущать общение с моей бывшей… э… подругой?
– Меня же не смущает ежедневное общение с Людмилой, – с невинным видом возразила моя дражайшая половина.
Вот это да, ошарашено подумал я. Неужели мышка проболталась? Да нет, не может такого быть. Скорее Рита расколола ее на косвенных вопросах, заданных в разные дни. Против такого в общем-то довольно наивная Людочка беззащитна.
– Не обязательно спрашивать прямо, – кивнула Рита. – Кроме того, я все-таки была не до конца уверена в своих выводах, но ты сейчас полностью их подтвердил своим видом.
Да уж, прямо не жена, а какой-то натуральный Мюллер в юбке, подумалось мне. Рита же продолжала:
– Я уже знаю, какие нравы царят в императорских театрах. И думаю, что тебе не стоит упускать такую возможность – во-первых, получать нужные сведения, а во-вторых, в желательном направлении воздействовать на нужных людей. И мне интересно: достаточно ли твоя Юлия умна, чтобы потянуть такое?
– Думаю, что да, и она уже не моя, а наша. Хорошо, прикинь, когда будем приглашать, а известить ее, не привлекая лишнего внимания, я смогу.
И тут меня осенило. Сам же хотел создать какую-то контору, полностью независимую от канцелярии! И не мог сообразить, кому же поручить такое деликатное дело. Так вот она сидит, готовая руководительница, бери ее и запрягай работать. Для начала действительно пусть потренируется на балеринах и певичках, а с приходом опыта можно будет расширить как штаты, так и круг задач. Причем в обозримом будущем у Риты вряд ли появятся какие-то свои интересы, вступающие в решительное противоречие с моими – ну, разумеется, если я не начну вести себя как свинья, однако уж на это у меня силы воли хватит. А так – не станет меня, и ей останется только возвращаться в Германию, приживалкой к брату Вильгельму, ибо иначе ее тут быстро скушают. И Рита, умница, наверняка все это отлично понимает.
Далее я в который раз не самым добрым словом вспомнил отправившего меня сюда в дикой спешке Шахерезада. Ну куда он торопился, как голый на это самое? Ладно там курсы акций, я сейчас и без них не сказать, что очень бедный. Но ведь и про принципы формирования спецслужб я знаю только из творений Юлиана Семенова и Богомила Райнова! То, что стало называться детективами в девяностые, всякие там «Бешеный против Кривого» и «Слепой против Недотраханного», лучше вообще не вспоминать. Как ни жаль, но придется учиться по ходу дела.
А ведь я, кажется, понимаю, почему он спешил, да и вообще более или менее представляю себе все кажущиеся нестыковки краткой эпопеи с моей отправкой в девятнадцатый век. Зачем Шахерезаду позарез нужно было в будущее? Да затем, что он сам наверняка родом оттуда, а вовсе не из двадцать первого века. И тот организм, что встретился мне в сквере, был просто временным носителем сознания. Шахерезад спас его от одной болезни, но у реципиента тут же развился рак – наверняка ведь выбор был не очень тщательным, требовалось всего лишь найти в двадцать первом веке кандидата на путешествие в прошлое.
То есть все логично. Наверное, в будущем наука как-то смогла вплотную подойти к пониманию того, что есть душа и по каким, блин, законам она существует. Но наверняка там век Шахерезада по тем или иным причинам подходил к концу, и он скорее всего уже подыскал себе недавно скончавшегося младенца из хорошей семьи. Однако переселиться в его тело из своего времени не мог, поэтому и затеял авантюру с промежуточным путешествием в прошлое. А что? Гипотеза как гипотеза, она объясняет почти все странности произошедшего со мной двадцать лет назад, но практически бесполезна как руководство к действию. В общем, думать надо, напутствовал я себя. Причем головой, а не местами, расположенными симметрично ей относительно желудка. Хоть спереди, хоть сзади. И тогда все будет хорошо.
В этом я убедился сразу, ибо мысль тут же вернулась к пулеметам. Да, изделие Максима под патрон от берданки есть ублюдочность в чистом виде, но этих патронов сейчас в Гатчине завались, и в любой момент может стать еще больше. А с патронами к мосинке – увы. Поэтому даже такой несовершенный пулемет под морально устаревший патрон все же лучше, чем вовсе никакого. Мало ли что может случиться до того времени, пока придут десять штук, кои еще надо заказать. Поэтому следует вызвать к себе Чихачева, обласкать его, похвалить за правильное отношение к внедрению технических новинок во флоте, а потом попросить один пулемет из тех трех, что он уже купил. Не насовсем, разумеется, а на время, потребное для его тщательного изучения. Или, другими словами, до тех пор, пока не придут десять штук уже под нормальный патрон. Причем этот первый пулемет Мосину лучше вообще не показывать.
Еще в двадцатом веке я твердо уяснил алгоритм решения задач, требующих элементов изобретательства. Так вот, первым делом следует в самых общих чертах изучить проблему. Но сразу детально знакомиться с тем, что на эту тему придумали другие, нельзя! Сначала надо самому поломать голову. И лишь когда начнут вырисовываться какие-то решения, можно смотреть, к чему привели чужие усилия. Только так есть вероятность получить что-то действительно новое, а не слегка измененную копию давно существующего образца. В общем, пока у Мосина не появится проработанных эскизов его собственного изделия, «максим» на изучение я ему не дам.
Когда мы собирались ложиться спать, Рита повторила мне то, что несколько ранее я уже слышал от мышки.
– Можешь теперь так не стараться, выбиваясь из сил, ты свою задачу уже выполнил, – так закончила свое сообщение жена.
Я натурально ощутил себя оскорбленным в лучших чувствах.
– То есть как это могу не стараться – а если я не хочу? В смысле наоборот, хочу продолжать, и с ничуть не меньшим усердием. Ты что, против?
– Разумеется, нет, – улыбнулась Рита и стянула ночную рубашку, даже не попросив отвернуться.
Глава 5
Смею вас уверить, что, скажем, крыса – вполне приличное домашнее животное.
Если, конечно, она одна, максимум две и живут они в клетке. У меня, например, в двадцатом веке одно время жили, и никакого вреда от них я не видел, хотя довольно часто выпускал зверюшек из клетки погулять по квартире и поиграть с сыном. Но десятки этих поодиночке довольно милых животных, да еще на свободе, способны быстро сожрать и квартиру, и ее хозяев. То есть в этом случае без дератизации никак не обойтись.
Аналогичная картина сложилась в Российской империи с великими князьями. Поначалу их было совсем немного – настолько, что у Елизаветы даже возникли определенные трудности с назначением наследника. При Павле великие князья начали потихоньку плодиться, при Александре Первом их количество достигло оптимального значения, а уже в конце правления Николая Первого стало избыточным. Так как ситуация продолжала развиваться в том же направлении, то к концу девятнадцатого века я уже не видел иного выхода, кроме проведения дератизации. Или, если по-русски, то обескрысивания, в документах же этот процесс лучше назвать оптимизацией высшего звена управления. Или даже как-то еще более обтекаемо.
А то ведь сожрут, заразы, больно уж их развелось много. И меня, и страну заодно.
Вот только не надо обвинять меня в излишней кровожадности. Если бы эти крысы вели себя прилично, как те, домашние, никто бы против них ничего не замышлял, несмотря на количество. Но ведь грызут же, твари! Все подряд. Жалко, что их нельзя перетравить всех разом, придется потихоньку, по одному.
Примерно такие мысли одолевали меня в процессе прочтения совместного доклада Столыпина и Бунге, в котором они по моему заданию попытались хотя бы приблизительно подсчитать, во что обходится России содержание императорской фамилии. Цифры получились удручающие. Прямые расходы на всякие выплаты – порядка десяти миллионов в год, общие – двадцать один миллион, а с учетом разнообразных доходов великих князей, в значительной части левых, не меньше тридцати пяти. Да чтоб я так жил! И ведь это уже после основательного урезания выплат, произведенного отцом в восемьдесят шестом году.
Тот же дядя Алексей имел официальных доходов на триста с небольшим тысяч в год, а тратил миллиона по полтора. Ему же, бедному, отец уменьшил содержание, вот и приходится добирать, где только получится.
Однако эмоции в таких сложных вопросах только мешают, и я поручил составить два документа. Первый – секретариату, в котором великие князья выстраивались в порядке уменьшения нагрузки на казну, то есть начиная с самых дорогих в содержании и заканчивая самыми дешевыми. И второй – его должна была подготовить канцелярия, то есть совместно Рыбаков, Рогачев и Зубатов. В нем великих князей следовало классифицировать по степени потенциально возможного вреда, который они мне могли нанести.
Что было вполне ожидаемо, на первом месте в обоих списках гордо красовался дядя Володя, но дальше пошли странности. На втором я и там, и там ожидал увидеть генерал-адмирала, но в финансовой классификации он оказался третьим, а как потенциальный вредитель – вообще шестым.
– Почему так? – поинтересовался я у Рогачева, представлявшего мне творение канцелярии.
