скачать книгу бесплатно
Молодёжи тут было относительно много, поскольку жители не бедствовали и могли себе позволить рожать и растить детей. Чему способствовала изначальная пригодность объекта гражданской обороны к эксплуатации, и к тому же военные сталкеры постоянно привозили с поверхности немыслимые богатства: еду, лекарства, одежду и топливо.
– Фух, – тяжёлый выдох, ладони расставлены на ширину плеч, руки разгибаются и снова сгибаются с шумным вдохом. Отжимание в вертикальной стойке, два подхода по десять повторений – выполнено. Подъём на выдохе, сгибание рук в локтях на вдохе. Голова и тело вытянуты в струну, глаза смотрят в пол. Подмётка кроссовок легко скользит по крашеной стене. В ритмичном движении серый бетон то приближается, то отдаляется. Пот, преодолевая рельеф напряжённых вен, тонкой струйкой медленно стекает по мышцам, капая на пол.
Вдоль стен стояли тренажёры, болтались боксёрские мешки, а посреди помещения лежали серо-зелёные маты. В дальней части – испещрённые следами тренировок деревянные мишени, на которых были нарисованы мелом человеческие силуэты – в полный рост, с обозначением наиболее уязвимых и болевых точек. На полу валялись, дожидаясь своего часа, ножи, заточенные обрезки арматуры, несколько сапёрных лопат с заострёнными краями и прочее железо.
В круге кадетов на матах два бойца зашлись в причудливом танце, время от времени нанося друг другу удары. Кисти рук – в лёгких перчатках без пальцев. На ногах – штаны от маскхалата, закатанные до колен. Босые ступни ловко скользят по поверхности матов, отрываясь от них для выполнения очередного приёма. Гладко обритые головы блестят от капель пота. Лица серьёзные и сосредоточенные, словно перед ними реальный враг, а не партнёр по спаррингу.
На скамейке, приняв упор лёжа, тянет от груди штангу ещё один боец. Коротко стриженные волосы, редкие, с проседью, торчат ёжиком. Лоб так же блестит от пота. От внутреннего края брови глубокой бороздой через левый глаз на скулу выходит неровный шрам. Серые глаза уставились в потолок, движения плавные – вдох-выдох.
Скрипнув петлёй, отворилась дверь. Вошёл рослый человек средних лет в чёрной толстовке с высоким горлом и длинными рукавами, которая обтягивала стройную подтянутую фигуру. На нём также были штаны цвета хаки с большими набедренными карманами и чёрные шнурованные кроссовки с тремя белыми косыми полосками. Подросткам в любые времена было свойственно с ходу придумывать окружающим «подпольные» клички, вот и этого человека такая судьба не миновала: кадеты ласково называли его про себя просто Длинным. А он всегда отшучивался – мол, это когда я лежу, я длинный, а когда стою, то высокий.
Кисло пахло потом, отчего тот подёрнул носом, поморщившись.
Пройдя по тренировочному залу, он замер, покосившись на бойца, который секунду назад стоял на руках вниз головой, а теперь ловко перевернулся и уселся на пятую точку, уперевшись в стену спиной.
– Послушайте! – выдержав паузу, произнёс Длинный и скрестил руки на груди, дожидаясь внимания.
На матах прекратилось движение – недавние оппоненты повернулись и посмотрели на мужчину. Громко лязгнул гриф штанги, опускаясь в захваты. Штангист приподнялся и принялся вытирать лоб и руки небольшим полотенцем, поглядывая исподлобья.
– Хорошо. Через двадцать минут сбор у командира, – убедившись, что его слушают, объявил вошедший.
– Что случилось, Марти? – спросил штангист.
– Группа вернулась из рейда. Шеф собирает всех наших, – сказал Мартин и вышел.
Мартин по прозвищу Пуля, он же Длинный, был помощником командира отдельного тактического подразделения специальной диверсионно-разведывательной группы команды боевого управления сил специальных операций вооружённых сил США «Красные береты»
.
В 2012 году властями Соединённых Штатов Америки и Союзным контингентом НАТО велась работа по открытию своей военной базы в этом городе. Американское правительство через подкупных чиновников пыталось протолкнуть идею на самом высоком уровне, обещая всякие выгоды. На тот момент 150-тысячная группировка войск НАТО размещалась в Афганистане. Однако сколько-то серьёзные боевые задачи решить она не могла по одной простой причине: Пакистан перекрыл канал снабжения войск через свою территорию. Единственным способом обеспечить войска необходимым оставался так называемый Северный путь, то есть через Россию. Поэтому для НАТО это был вопрос выживания группировки.
Такова официальная версия попытки заброски на российскую территорию военного контингента. А некоторые деятели и влиятельные чиновники России за хороший гонорар согласились дать этой натовской группе воздушный мост с базой в Ульяновске, потому что аэропорт «Ульяновск-Восточный» был способен принимать самолёты любых классов, располагая одной из самых длинных в мире взлётно-посадочных полос. Этот аэродром являлся основным для завода «Авиастар-СП», а также для 31-й гвардейской десантно-штурмовой бригады ВДВ.
Для продвижения идеи командованием было принято параллельное решение – заброска диверсионной группы на территорию врага (то есть уже России). Главной целью была диверсия на промышленных и военных предприятиях Ульяновска. Необходимо было подготовить аэропорт к принятию скрытого десанта и других особых групп. В том же 2012 году на территорию города для этих задач прибыло подразделение «Красные береты».
Военные сталкеры выстроились вдоль стенки в кабинете командира отряда, отбрасывая на неё стройные тени в свете настольной лампы. Выглядели они усталыми и озадаченными. Командир выглядел примерно так же и задумчиво крутил в руке карандаш, уставившись в стол. Присутствующие переминались с ноги на ногу, нетерпеливо посматривая на дверь и переговариваясь между собой вполголоса в ожидании сбора всех членов отряда.
В коридоре послышались быстрые шаги, и в помещение вошёл Пуля. Спустя несколько минут подошли и остальные. Зайдя внутрь, плотно прикрыли за собой дверь.
– Хорошо, теперь все здесь. – Командир приподнялся из-за стола, отчего лицо его растворилось в полумраке комнаты. – Прошу, изложите ещё раз результаты рейда новоприбывшим.
Слово взял мужчина, единственный, кроме командира, сидевший за столом. Коротко, без подробностей он описал удачный штурм телецентра и его итоги. Когда он закончил, снова заговорил командир:
– Итак, наши парни воспользовались случаем и отправили в Центр запрос на эвакуацию. Благо рабочих спутников над головой болтается предостаточно. Как приятно было получить обратное сообщение… Но на этом приятности закончились, – командир вздохнул и уселся обратно.
– И что там за неприятности, босс? – Пуле не терпелось всё узнать.
– А то, что в эвакуации нам отказано. К нам летит транспорт с десантом. Приказано встретить и оказать содействие.
– И что же от нас потребуется?
– Больше нет никакой информации. Старший десанта назначается руководителем операции, он же разъяснит обстановку и поставит задачу.
– И когда же их ждать?
– Сутки. Может, двое.
– Точное время неизвестно?
– Да. Операция секретная. Марти, на тебе организация круглосуточного наблюдения за периметром и за небом.
Глава 4
Алексей Зорин двигался вдоль заросших стен двухэтажных домов по проспекту Нариманова в сторону центра. Шёл по тротуару, щедро засыпанному битым кирпичом, осколками выбитых стёкол и опавшими ветками. Неспешно, стараясь не хрустеть этим мусором, переступая на слегка согнутых в коленях ногах, перенося тяжесть тела с пятки на носок. Отойдя от здания телецентра и оставив туман позади, он вышел на хорошо просматриваемый отрезок пути.
Стемнело уже давно, стало много прохладнее. Ветер порвал кое-где облака и теперь лениво гнал их по ночному небу, освещаемому раскатами зарницы. На дороге в обоих направлениях, разделённых широким участком, где местами в зарослях травы тускло блестел трамвайный рельс, ржавели остовы автомобилей. Ветер неспешно гонял между ними мёрзлую пыль, сухую листву и мусор. Тихо скрипели, чуть покачиваясь на проржавевших креплениях, ржавые антенны, боковые зеркала и прочие незакреплённые детали. Мертвенно-бледными искрами сверкали осколки окон домов, стёкол автомобилей, магазинных витрин и фонарных столбов. Рваные грязные занавески вывалились из окон и, словно призраки, колыхались на ветру в тусклом лунном сиянии. Тени лысых кривых ветвей, порождённые далёкими безмолвными вспышками, извивались в причудливом жутком танце, подобно каким-то щупальцам.
Вдруг впереди, правее, на другой стороне дороги, боковое зеркало автомобиля издало резкий скрежет, на секунду ослепив Зорина отблеском лунного света. Застыв от неожиданности, Алексей тихо присел на колено, всматриваясь в темноту. По телу побежала мелкая дрожь. В голове промелькнула мысль: «Что за тварь?! Она смотрит на меня, она меня видит!» Внутри похолодело, от страха волосы встали дыбом. Сталкер перекатился к остову ближайшей легковушки и вскинул оружие.
Будучи предусмотрительным человеком, он заранее прикрепил на винтовку ночной прицел 1ПН51
. Прильнул к нему. Улица окрасилась в светло-зелёные тона, с белой расцветкой шкалы. Приподнявшись над кузовом автомобиля, Зорин направил оптику на ту подозрительную машину. И наконец разглядел чёрное тощее тело, обхватившее зеркало длинными пальцами. В прицеле ярко блеснули широко открытые глаза существа, которое будто почувствовало, что его обнаружили. С хлопком выстрела оно тут же рванулось прочь и исчезло, в спешке задев жестяную банку, что с грохотом прокатилась по асфальту и замерла.
Попал или нет, Зорин выяснять не хотел. Развернувшись, он бросился к ближайшему провалу дверного проёма двухэтажки. Деревянная дверь, покрытая трещинами вспучившейся краски, лежала на полу подъезда вместе с дверной коробкой и частью кирпичной кладки. Алексей оказался в большом тамбуре с тремя деревянными ступенями посередине, за которыми начиналась широкая площадка с массивными деревянными перилами и двумя дверьми по сторонам. Зорин повернул направо, дёрнул дверь. Створка не выдержала рывка и сорвалась с петель, грохнулась на пол. Луч фонаря высветил коридор, заставленный различным скарбом сгинувших жильцов, густо затянутый паутиной. В глубине коридора за паутиной показалось шевеление. Выпустив в том направлении короткую очередь, сталкер отпрянул назад и метнулся к противоположной двери.
Дёрнул. Она оказалась крепче предыдущей и со скрипом отворилась. Ствол винтовки первым заглянул в открывшийся проём. Паутины не было. Алексей вошёл в коридор, прикрыв за собой дверь. На секунду замер, прислушиваясь. Тишина. В углу сталкер заметил табурет на металлических ножках, подхватил его и всунул одну из ножек в металлические ручки на двери.
Осторожно открыл дверь в первую попавшуюся комнату. Заглянул. Окно целое, занавешено покрывалом, выходит во двор дома. При входе, на расстоянии около метра, сразу напротив двери – высокий деревянный шкаф, справа двухъярусная полочка для обуви с запылёнными старыми ботиночками, сразу видно, женскими, сапожками и галошами. С левой стороны – стол и два табурета, низкий холодильник «Саратов».
Зорин прошёл за шкаф. Пусто. Подойдёт. Опрокинув шкаф на входную дверь, он прижался спиной к ближайшей стене, оглядывая комнату. Под окном стояла неширокая пружинная кровать с железными дужками, застеленная некогда белым постельным бельём. Дно её провисало, но одеяло имело рельеф. На подушке чернело что-то лохматое. Даже думать не хотелось, что это могло быть. Хотя Зорин знал наверняка: очередной труп человека, осознавшего свою участь и смиренно принявшего её.
Некоторые горожане не спешили покинуть город вместе с остальными. Покорно ложась в кровать, застилали её свежим бельём и, надев красивую одежду, а кто-то брал с собой фотографии своих близких, детей, родителей, братьев и сестёр, спокойно дожидались смерти. О чём думали в эти часы? Вспоминали родных, детей, прожитую жизнь? Одному богу только известно… Зорин даже не заметил, как ласково погладил свой левый карман куртки, размышляя над этим.
Из нагрудного кармана разгрузки Алексей достал полный магазин к винторезу, отстегнул полупустой и поменял их местами. Отсоединив от пояса фляжку с водой, отвинтил крышку и сделал небольшой глоток. Посидев ещё с полчаса и не услышав ничего подозрительного, поднялся. Дозиметр молчал. Включив подсветку экрана, посмотрел на часы. Глубоко за полночь – пора двигаться дальше.
Ближе к утру Зорин, петляя между автомобилей, вросших в проезжую часть проспекта, вышел к кольцу улиц Верхнеполевой, Гагарина и Кролюницкого. Тут стоял памятник «Нариману Нариманову – соратнику В. И. Ленина, видному деятелю коммунистической партии и советского государства», – так гласила выбитая на нём надпись. Рядом был сквер, который, как и всё остальное, сильно зарос. Дорожки, разделявшие клумбы, еле угадывались – они превратились в тропинки, узкие и потрескавшиеся. Мелкая трава пробивалась сквозь трещины в асфальте.
Зорин присел возле памятника перевести дух и осмотреться. На противоположной стороне, через дорогу, возвышалась башня в восемнадцать этажей, всегда казавшаяся ему какой-то нестандартной. До одиннадцатого в ней шли встроенные лоджии, а выше торчали неровные балконы. На четырнадцатом этаже в одном из окон моргал тусклый свет, будто кто-то смотрит телевизор. Аномалия, которую видно было только с улицы. Зорин заходил в ту квартиру, но она ничем не отличалась от остальных. Разве что в середине комнаты стояло большое кресло, – наверняка когда-то удобное и мягкое, – в котором сидела мумия в майке и семейных трусах. В правой руке у неё был зажат пульт от того самого телевизора, а в левой – стеклянная пивная бутылка. Пустые глазницы уставились в экран.
Поднявшись на шестнадцатый этаж, Зорин вошёл в одну из квартир, запер дверь и сразу направился в одну из комнат, где с куском стены было выбито окно, обгоревшая рама которого вместе с закопчёнными осколками кирпича ввалилась внутрь. Подойдя к проёму и прижавшись к его краю, Алексей выглянул наружу.
Мрачные городские руины напоминали отсюда тёмные холодные скалы с чёрными прямоугольниками крыш, ржавыми телевизионными антеннами и обвисшими проводами. Из-за рваных облаков ровными лучами пробивались вспышки зарниц. Будто неведомая сила прожекторами ощупывала землю с небес, выискивая последних выживших – чтобы закончить то, с чем не справились бомбы и радиация. Дальше, через дворы, на таких же крышах располагались охранные дозоры полицейской общины. До них уже совсем немного, но требуется переждать. Здесь, наверху, в открытых окнах и щелях свистел злой холодный ветер, но Зорин остался именно тут, в этой квартире.
Отпрянув от окна, Алексей неспешно направился в другую комнату – детскую. Дверь отворилась бесшумно, петли не издали ни скрипа. Войдя, Зорин закрыл её за собой. Здесь были яркие смешные обои, розовые пузатые шкафы с полочками, на которых прижались друг к другу детские книжки. У окна с кружевной занавеской и цветными шторами стояла маленькая кроватка, аккуратно застеленная и с множеством плюшевых игрушек. В центре комнаты – низкий детский столик с такими же маленькими стульчиками. Напротив шкафчиков – трельяж с большим прямоугольным зеркалом. На столике была ваза с высохшими цветами, детские фотографии в маленьких рамках, много резиночек, заколок и бантиков. На спинке стула у трельяжа аккуратно висело маленькое платьице в мелкий красно-белый горошек с молнией на спине. И маленькие белые колготки.
Зорин подошёл к трельяжу и выдвинул верхний ящик. В картонной коробке, сияя тусклым розовым свечением, лежал детский набор для чаепития. Пластмассовые чашечки, блюдца и ложечки, чайничек и заварник. На душе растеклось тепло и умиротворение. Он сходит с ума? Ну и пусть! Весь мир слетел с катушек и погиб раньше него. Алексей достал коробочку и разложил часть её содержимого на столике. Три блюдца, три чашки, три ложечки, чайник. Винтовку прислонил к стене комнаты, стянул противогаз и положил прямо под ноги, на когда-то мягкий ковёр. Аккуратно достал из левого кармана маленького плюшевого медвежонка без одной лапы. Вместо лапы в игрушке была дыра, откуда торчала вата с обрывками нитей. Усадив игрушку напротив, за чайные приборы, Зорин расстегнул пуговицу куртки и, просунув руку внутрь, достал небольшую фотографию с обгоревшим краем. Пристроил её между лап медвежонка.
Это был портрет милой шестилетней девочки. Красивое личико повёрнуто в полупрофиль, голова чуть наклонена вперёд. Светло-русые волосы заплетены в две косы. В тот день он заплетал их лично. Взгляд серых, с небольшим прищуром глаз под густыми ресницами серьёзен не по годам. Губы сжаты в тонкую полоску, а на щеках румянец. Кадр, сделанный в день её рождения много лет назад. Она тогда почти не переставала смеяться и шутить. Настроение у неё было приподнятым. Ещё бы – столько гостей, подарков, сладостей и добрых слов. Но в момент, когда он её фотографировал, вдруг стала серьёзной, всего на миг – и он запечатлел её такой навсегда.
***
В ту летнюю ночь Алексей Зорин, лейтенант федеральной службы безопасности, находился в области по служебным делам.
После ракетных ударов, выйдя из ступора, он рванул в город. Там, в их квартире, осталась жена Елена с дочкой Василисой.
На въезде он увидел картину апокалипсиса. Улицы пылали в огне. Люди в панике куда-то бежали. Всё заволокло дымом. Город со страшным многоголосным криком погибал жуткой смертью. Обходными путями мужчина пробился к себе домой. Жили они тогда на девятом этаже дома на улице Любови Шевцовой – в непосредственной близости от развязки на Президентский мост. Мост был одной из целей ракетного удара. Взрыв был такой силы, что рухнул не только он, но и ближайшие строения, что были просто сметены с улиц. Дом, где жили Зорины, частично обрушился.
Пулей взлетев на верхний этаж по шатким крошащимся ступеням, он увидел, что стены их квартиры рухнули вместе с десятым этажом. Тело его жены наполовину размозжило обломками. Зорин заметался по квартире в надежде отыскать дочь и выкрикивая её имя, вперемешку с воем отчаяния, и заметил маленькую ножку, чуть подрагивающую под завалом из кирпича и бетона. Алексей приложил все силы, пытаясь раскопать Василису, освободить её из западни, достать, прижать к себе и сказать, что всё будет хорошо. Однако судьба распорядилась иначе. Слишком тяжёлыми оказались обрушившиеся перекрытия. Единственное, что смог сделать в голос ревущий отец, – это добраться до лица дочери. Она была ещё жива.
Зорин прополз под перекрытие и с ужасом обнаружил, что маленькое, худенькое тельце ребёнка в двух местах насквозь пробито прутами арматуры. Девочка периодически кашляла, задыхаясь. Из носа и ушей шла кровь. Серые глаза выражали обречённость и в то же время веру, что папа поможет ей, спасёт. И Зорин заплакал. Заплакал так, как не плакал никогда в жизни. Протянув руку, сжал запястье дочери, эту худенькую бледную ручку. Она была холодной и слабо дрожала. Замёрзла. Так они и лежали непонятно сколько времени. Алексей думал, что и он умрёт здесь вместе с ней, ему больше незачем жить. Он просто не сможет жить дальше. И вдруг его дочь еле слышно спросила:
– Пап, где мама? – закашлялась. Отец молчал, не в силах ответить. – Пап, ты не плачь, я пойду вместе с мамой, она ждёт меня. Просто помни нас, не забывай. Мы любим тебя. И будем тебя ждать там.
Зорин посмотрел в её глаза. Взгляд вмиг повзрослевшего ребёнка был серьёзен, как и тогда.
– Нет, мы уйдём вместе, только погодите… – От слёз было трудно видеть.
И детская ручка обмякла. Глаза застыли, уставившись в пустоту. Зорин зарычал, забился в ярости и отчаянии. Ещё очень долго, даже после того, как от усталости и изнеможения на смену ярости и отчаянию пришла пустота, он лежал неподвижно, надеясь, что здание наконец рухнет и прикончит его. Но нет, смерть не приходила, не торопилась она.
Пролежав бог знает сколько времени, он заметил плюшевого мишку – Тобика, любимую игрушку Василисы, с которой та никогда не расставалась. В тот миг в нём что-то проросло, какое-то новое чувство, прежде никогда его не посещавшее, а следом проснулась ненависть. Чёрная, сухая, лишённая оттенков ненависть. Он должен жить и отомстить тому, кто во всём этом виновен. Или хотя бы постараться. Зорин вытянул Тобика из-под тела дочери, оторвав зацепившуюся левую лапу. Пошарив по квартире, нашёл обгоревшую фотографию дочки, чудом уцелевшую. Фото жены почему-то найти не смог. Со временем он забудет её лицо…
Закинув в обнаруженный тут же рюкзак Василисин набор для чаепития, Зорин собирался было идти, но остановился в дверях и оглянулся. Просто так уходить было нельзя. Анатолий снял с шеи серебряную цепь с православным крестиком и повесил её на прут арматуры, торчащей над завалом. Какой-то тряпицей привязал перпендикулярно пруту ножку стула, так что получилось наподобие креста над могилой.
– До встречи, мои родные, мы скоро увидимся, – почти неслышно произнёс голосом Зорин и, пошатываясь, спустился в тёмный провал многоэтажки.
***
На карнизе шестнадцатого этажа за мутным грязным стеклом пристроилась чёрная птица. Сквозь слегка колышущуюся от сквозняка занавеску ей было видно, как в глубине комнаты над детским столиком с пластиковой чашечкой в руках неподвижно сидит сутулая фигура. Сидит и даже, кажется, будто не дышит. Глаза уставились на плюшевую игрушку, но словно не видят её, смотрят сквозь.
«Ка-а-ар-р-р-р-р», – встрепенулась ворона, и, захлопав крыльями, улетела прочь.
***
«Ка-а-ар-р-р-р-р».
Громкое карканье и хлопанье крыльев вернули Зорина в реальность, вырвав из плена горьких воспоминаний. Как раз вовремя. Краем уха можно было различить лязг металла об асфальт. Лейтенант собрал чайный набор, закинул его в ящик трельяжа и перешёл на кухню. Со стороны проспекта, петляя между остовами ржавых машин, двигалась бронированная коробочка. К антенне БМД крепилось и при движении развевалось полотнище российского флага, а ниже флаг ВДВ – красная звезда, запутавшаяся в стропах купола парашюта, и транспортные самолёты на фоне сине-зелёных полос. Это был БМД-2 полицейской общины. Пора было спускаться, если не хотел пропустить попутку.
Глава 5
Занимался рассвет. Красное холодное солнце медленно старалось занять своё место на небе. Сквозь рваные дыры облаков его нежно-розовые косые лучи, словно от далёкого и мощного прожектора, упирались в предрассветный туман, расстилавшийся над землёй. Давно ставшие привычными глазу, преимущественно серо-ржавые краски города теперь приобретали розовые оттенки. Прозрачная дымка тумана сплошь преобразилась, и издали став напоминать сахарную вату.
Командир не существующего больше взвода БМД-2
, капризами судьбы единственного, в котором уцелели боевые машины после удара крылатых ракет по дислокации не существующей больше 31-й гвардейской отдельной десантно-штурмовой бригады ВДВ, старший лейтенант Сергей Герасимов сидел на своём привычном месте, на правом борту машины, прислонившись к башне спиной. Выцветший, когда-то чёрный танковый шлем был сдвинут на затылок, оголив короткие, чуть волнистые светлые волосы с небрежной косой чёлкой. Могучую фигуру, которая выделяла его среди остальных десантников, обтягивал камуфляжный серо-коричневый комбинезон. На ногах – чёрные шнурованные ботинки с высоким берцем. Поверх комбеза – бронежилет с защитным нагрудником и модульным жилетом-разгрузкой. На левой стороне груди к разгрузке крепился штык-нож, прямо на груди висел бинокль. На левом плече был закреплён противогаз. На поясе, в чёрной кожаной кобуре – ПМ и два запасных магазина к нему.
Автомат АК-74 со сложенным прикладом лежал на коленях, отбрасывая светло-розовые блики воронёным стволом и подпрыгивая в такт движению боевой машины. Серые глаза внимательно осматривали прилегающую к маршруту территорию. Лёгкие совершали глубокие вдохи, всасывая горький дым сигареты, услужливо поднесённой к губам кистью правой руки в кожаной митенке.
Справа в ряд сидело ещё трое бойцов. С другого борта – четыре человека. Все вооружены автоматическим оружием – старым добрым АК-74, и один с СВУ (ОЦ-03)
.
Память из раза в раз возвращала его в ту тёплую летнюю ночь, когда взвод старшего лейтенанта Герасимова, состоявший из четырёх БМД-2, замыкал идущую на марше после долгих учебных манёвров колонну…
***
«Бригада почти в полном составе возвращалась с учений, длившихся несколько месяцев. Настроение у всех было приподнятым. Поэтому, когда на крутом подъёме последняя машина взвода зацепила предыдущую, оборвав траки обоим, у меня не то что желания ругаться не возникло – даже наоборот, захотелось помочь. Сообщив командиру о происшествии, я отправил в расположение две другие машины взвода вместе с колонной, а сам, спешившись со своей машины, остался с обездвиженными БМД-2, прозванных нами «будками» из-за их формы.
Стояла глубокая ночь, темно – хоть глаз выколи. Пахло пылью и чем-то сладко-цветущим. Дул тёплый ветер, шумно шелестя листвой в кронах низких придорожных деревьев, иногда принося из оврага прохладу. В высокой траве сверчки исполняли свои стрекочущие песни. Я размял затёкшие за время марша мышцы и закурил. Метрах в сорока впереди, на подъёме с крутого оврага застыли две «будки». Вокруг вертелся экипаж и десант, высыпавший из отсеков и теперь активно разминавший мышцы. Особо участливые и неравнодушные десантники, попутно высказывая в резкой и нецензурной форме свои соображения по поводу случившегося, пытались влезть между механиками для оказания посильной помощи, за что были отосланы по известному всем адресу. Сержант Ефименко и сержант Филатов, командиры машин, уставились на сорванные гусеницы, видимо, соображая, с чего тут лучше начать: с намыливания шеи механикам-водителям или непосредственно с ремонта ходовой, о чём вполголоса переговаривались.
Насладившись ночной прохладой и выбросив окурок в ближайшие кусты, я потопал к месту аварии. Мехводы, согнувшись над порванными траками, уже работали над устранением повреждений, разбросав вокруг инструменты. Электропереноска с яркой лампой на конце, выползая и извиваясь по броне из открытого люка машины, свисала с края, обеспечивая достаточную видимость.
– Хрен его знает, командир, как так вышло, – начал было оправдываться сержант Николай Филатов, вообще-то толковый парень.
Я только махнул рукой – мол, и так понятно, продолжай. Десантники, дремавшие в отсеках во время марша, теперь развалились в траве по обочинам дороги, неспешно и тихо о чём-то беседуя. Вдали, чуть ближе к горизонту, уже виднелись прожектора, освещавшие место дислокации бригады. И к ней ярко-красной змеёй задних стоп-огней двигалась колонна десантников, оставляя за собой плотный пылевой след. Чуть дальше, но уже за горизонтом, в посёлке Поливно, ждала меня беременная жена. В предвкушении встречи аж табак не казался горьким, даже наоборот.
Я поднял голову вверх, залюбовавшись звёздным небом с тусклым огрызком от луны. За спиной ребята лязгали металлом о металл и негромко бормотали традиционные для таких случаев матерные заклинания.
– Почти готово, командир! – выныривая откуда-то из-под машины с большим разводным ключом в руках и вытирая рукавом нос, доложил Филатов. – Сейчас только гаечку затянем, гуску натянем и поедем.
Ремонт был уже завершён, когда высоко в небе, у самого горизонта, появились инверсионные или, как их ещё называют, конденсационные линии – сперва короткие, они стремительно вытягивались. С каждой секундой их количество возрастало.
Внутри у меня тогда что-то оборвалось. Но голова продолжала трезво мыслить. Заглянув в открытые люки, я отдал всем распоряжение отвести машины обратно, на самое дно оврага. Спустившись, стали ждать. Стояла могильная тишина, даже дыхания слышно не было, но чувствовалось напряжение, оно, будто густой кисель, заливало десантное отделение «будки».
А потом это случилось.
Земля содрогнулась, ещё раз и ещё, сквозь оптику внутрь бронированных машин врывались яркие вспышки, резкие, словно разряды молний. Не буду рассказывать, что творилось в машине и кто и что испытал каждый из нас в тот момент. Всем нам, кто выжил, и так всё это известно».
Иногда Сергей за бутылочкой-другой рассказывал о себе, о жене, о годах службы и о друзьях, оставшихся за бело-оранжевой чертой следа от крылатой ракеты, разделившей жизнь на до и после. Но, изрядно захмелев, всегда заканчивал рассказ той последней ночью «до» и проклятиями в адрес тех, кто устроил судный день. Также рассказывал, как долго скитались, опасаясь радиации, истребляя в пищу зверьё. А когда пыль пожарищ стала потихоньку оседать, то решили заехать в город, точнее, в то, что от него осталось, чтобы попытаться обнаружить выживших и примкнуть к ним. Узнали, что дислокацию 31-й гвардейской отдельной десантно-штурмовой бригады ВДВ разбомбили основательно, не оставив, как говорится, камня на камне. А поскольку служили в ней по большей части контрактники, квартирующие в соседнем посёлке Поливно, то и посёлок этот сровняли с землёй – ни единого уцелевшего домика.
***
При выезде с проспекта на кольцо Сергей заметил, как от угла высотки из тени выделилась рослая тёмная фигура с закинутым на плечо автоматом. Фигура встала возле дороги и выставила руку с поднятым большим пальцем вверх, будто голосуя на трассе.
«Это ещё что за турист, ёпрст?» – подумал Герасимов.
– Иваныч? – с вопросительными нотками послышался голос мехвода из открытого люка.
– Не тормози, Костян, подъедем, глянем, что там за бродяга! – крикнул внутрь машины Сергей и добавил уже десанту на броне: – Так, смотрим по сторонам и сидим на стрёме!
Бойцы на броне стали активнее крутить головами, вытягивая шеи и пытаясь разглядеть, из-за чего оживление.
Для начала сбросив скорость, «будка», подкатив к фигуре, и вовсе остановилась – покачалась по инерции всем корпусом взад-вперёд, и замерла.
На дорожке, идущей вдоль проезжей части и отделённой лишь высоким серым расколотым бордюром, стоял высокий человек средних лет худощавого телосложения в уверенной позе – широко расставив ноги. Кисть правой руки обхватывала рукоять снайперской винтовки, небрежно прицелом уложенной на плечо. Пальцы левой обхватили пряжку чёрного тактического ремня, подпоясывавшего костюм «Горка». Поверх костюма – лёгкая пластиковая защита спины, груди, конечностей. Кажется, Сергей видел такие на мотоциклистах в прошлой жизни.
На груди разгрузка с боекомплектом, две РГД-5
, восемь магазинов к винтовке, по два в каждом кармане разгрузки. На поясе торчала из кожаных ножен чёрная рукоять ножа, поблёскивая серой сталью гарды и навершием, куда через сквозное отверстие крепился шнур. На правом бедре в кобуре – АПС
