скачать книгу бесплатно
Я уж почти в бомжи подался, да знакомого встретил. И посоветовал он мне в армию по контракту пойти. И деньги будут, и отомстить смогу. А он с этим поможет. Я согласился. Только сказал, что не стрелять, а взрывать этих уродов хочу…
Повзрывал я боевиков за полгода немного, больше их ловушки обезвреживал. Но вот однажды получаем мы приказ: выдвинуться в горы, уничтожить банду. Боевики под видом строителей на автобусе поедут. И автобус нам описали.
Выбрал мой командир место для засады, я мину у дороги поставил и к пацанам наверх. Они там уже залегли – добивать тех, кто после взрыва останется. Ждем, дорога пустая. За два часа лишь три «жигуля» проехали. Скучно мне стало. Дай, думаю, «веселую» сигаретку закурю, что на пачку обычных выменял.
С нее и поплыл. Так хорошо мне стало. Лежу, на природу любуюсь. Небо синее, горы красивые. А в голове всего одна мысль: «Вот уродов этих взорву, и совсем хорошо станет. Моя семья мне с небес улыбнется».
Вдруг слышу: на дороге звук мотора, не легковухи. Гляжу: из-за поворота автобус выныривает. А «картинка» у меня в глазах с сигареты уже расплываться начала. Едва разглядел, что кабина водителя возле мины оказалась, и на кнопку нажал.
От взрыва бросило автобус на край дороги и он с обрыва упал. Слышу: пацаны вниз не стреляют, значит, некого уже добивать, я один всё сделал. Мне от этой мысли совсем захорошело.
Тут ко мне командир подбегает и хрясть меня кулаком в морду. Орет: «Ты какой автобус взорвал, сволочь?! Длинный от короткого не отличишь, две двери от одной? Ты мирных взорвал, понимаешь?!»
Кайф у меня разом пропал. А за обрывом грохнуло – у автобуса бензобак рванул. И черный дым оттуда повалил.
Потом мне сказали: в этом автобусе односельчане невесты из села жениха со свадьбы ехали. Женщины, старики, дети. Никто не уцелел. А бандиты на дороге так и не появились, видно, дым увидели…
Командир меня отмазал. Вернее, себя отмазал, ему бы тоже влетело. На боевиков всё свалил. Вроде это их мина была, для нас готовили, да мы до нее не доехали. Но контракт со мной всё же расторгли…
В родной город я не вернулся. Не хотел еще и старую рану на душе бередить, когда новая саднила. Сел на вокзале в первый же отходящий поезд, да на конечной станции и вышел. Здесь. А в дороге мне так тошно было, что решил я, как приеду, пойти исповедаться. Может полегчает.
Но когда приехал, сразу в церковь пойти не смог. Всё казалось: там на меня каждый пальцем станет показывать, будто знает, что я сделал. Три дня я в съемной комнате пил, почти все деньги спустил, до «боярки» докатился. И все-таки решился.
На четвертый день утром проснулся, а меня колотит. Будто я не на исповедь иду, а на страшный суд. Но всё же пошел. Только немного принял для храбрости.
Священник молодой поморщился от моего перегара, вздохнул, но выслушал. И присоветовал окреститься и церковь посещать. Да еще молиться и добрые дела творить. Тоже мне совет. А то я не знал. Даже рассердился на него. Хотел выдать пару фраз покрепче, но сдержался – храм все-таки. Вышел я из церкви, достал из кармана бутылек «боярки» и вместо крестного знамения заглотил его одним махом прямо из горла.
Старичок на лавочке у входа покачал головой, на меня глядя. Я к нему подсел.
«Что, дед, – говорю, – не одобряешь? Потому что у церкви или вообще?»
А он мне: «Не одобряю, что ты совесть свою заглушить пытаешься. Только так не получится».
«Может, – говорю, – ты способ знаешь? А то этот попик советует покреститься и добро делать».
Дед говорит: «На батюшку нашего не гневись. Он человек хороший, но еще молодой – не достучался до тебя. А советы добрые дал. Только ты креститься сейчас не будешь, грехи тебя гнетут. Тяжкие».
«С чего ты взял?» – говорю.
А он мне: «Из-за блуда или воровства перед храмом не пьют. А вот из-за отнятой жизни могут. Это грех посерьезней. И искупление должно быть равноценным».
«Это каким это равноценным?» – спрашиваю.
«А таким, – отвечает. – Если ты жизни отнимал, то сколько отнял – столько и сбереги».
И дает он мне эту коробочку. Легкую, почти невесомую. Говорит: «Положи сюда камни, по числу жизней, тобой отнятых. Носи на себе, не снимая, чтобы тяжесть этих грехов чувствовать. Как сбережешь одну жизнь – выброси один камень».
«Странный, – говорю, – способ искупления грехов. Сомнительный. Спасу кого, а он может урод моральный. Педофил, к примеру, или маньяк».
А старик мне: «Разве ты судья здесь? Ты свое добро делай и верь, что оно в другом отзовется. Избежавший смерти по-иному на жизнь смотрит. И урод может человеком стать».
«Ладно, – говорю. – А камни какие?»
«Да любые, не в этом дело».
«А как сброшу я их все, что дальше делать?»
«Живи, как захочешь. А коробку пустую отдай тому, у кого в ней потребность будет. Я ведь тоже получил ее от другого. Очень давно, моложе тебя был. И наполнил своими камнями… Лишь вчера она опустела… Этот путь у каждого свой. У меня он был длинным. Надеюсь, у тебя будет короче».
И старик ушел. А я подобрал на обочине дороги тридцать девять камней и в коробку сложил. С тех пор, если жизнь сберегу – камень из нее бросаю. Двенадцать уже их осталось».
«А когда ни одного не останется? Что делать будешь?» – спрашиваю я у Серого.
«Не знаю, – говорит. – Дожить надо».
Я, конечно, никому эту историю не рассказал. Но с той поры считать начал, сколько у Серого камней осталось. А их медленно, но убывало. И настал день, когда последний остался.
Как раз тогда в Японии землетрясение случилось и часть наших на подмогу местным спасателям отправили. Я и Серый в эту группу тоже попали. Приехали мы в город на побережье, работаем, завалы разбираем. А Серый скучный какой-то. «Нет, – говорит, – здесь живых». И на развалины по другую сторону улицы смотрит. А там спасатели местные галдят, на товарище своем повисли, чуть ли не драка у них. Но он малый крепкий – на сумоиста похож. Раскидал всех и под завал полез.
Тут меня начальник позвал и не видел я, что Серый к ним пошел. Потом узнал, что произошло. Спросил у них Серый, чего шумят. Оказалось, что у их товарища в этом доме жена в пекарне работала. Тот будто бы стоны ее услышал и полез спасать. А там не то что в завал лезть, рядом находиться опасно – из-под руин газом несет, видно, баллон раздавило. Не ровен час, что-то сдвинется, металл о металл чиркнет – искру выбьет. И рванет.
А Серый сказал: «Пока не рванет. Еще не сильно пахнет, время есть. Только не вашему здоровяку туда соваться, нора не по размеру. Час будет ползти или вообще застрянет. Я вместо него пойду, я потоньше».
Взял у них веревку и следом полез. А спасатель тот вскоре вернулся. Злой, как черт. На ноге та веревка тугим узлом затянута, да так, что развязать не смогли – резать пришлось. А другой конец Серый в начале завала закрепил, чтобы спасатель тот как на привязи оказался и дальше не лез. Вот и пришлось ему возвращаться. А Серый дальше двинул.
Но через пять минут из развалин вдруг так газом поперло, что все спасатели оттуда свалили. Наверно, еще один баллон раздавило. А еще через пару минут рвануло…
Пробились мы к Серому лишь на следующий день. Живого нашли, хоть и не чаяли. Стиснуло его – мама не горюй. Ребра сломаны, рука, ноги. И всё равно повезло – вокруг места уцелеть еще меньше. Был бы там тот японец, точно бы раздавило. Да и у Серого шансы выжить невелики были. Кроме травм еще и ожоги. Но врачи боролись…
Пришел он в сознание на третий день. Меня увидел, просипел обожженным горлом: «Ну, вот и всё. Жаль, с грехом ухожу. Не успел».
Не стал я ему говорить то, что поначалу хотел. Другое сказал.
«А ты успей, – говорю. – Рано с жизнью расстаешься. Кто пустую коробку следующему отдаст? Он ведь ее не от меня должен получить, а от того, кто таким же был, как он сам. Кто прошел этот путь. Иначе веры не будет».
Посмотрел он на меня, улыбнулся и говорит: «Да, ты прав». И в глазах его прежняя твердость появилась…
Лишь через три месяца, когда Серый совсем поправился и на работу вышел, сказал я ему то, о чем в больнице промолчал. Говорю: «Камень последний можешь выбросить».
Он на меня посмотрел удивленно.
«За чью жизнь? – спрашивает. – Не спас я женщину».
«И не успел бы, – говорю. – Ты ее мужа спас. Если бы его не вернул, прополз бы он дальше и со своими габаритами там бы точно погиб».
Серый с моих слов растерялся, глазами хлопает. Потом понял.
«А ведь правда, – говорит. – Так это что… значит, всё?»
«Всё, – говорю. – Живи дальше».
После этого из отряда Серый не ушел. Работал, как прежде, но какой-то задумчивый стал. А потом случилось у нас большое наводнение – река из берегов вышла. И в один из дней дамбу защитную прорвало. Вода резко на подъем пошла, в городе частный сектор затопило. Хорошо хоть людей оттуда заранее эвакуировали.
И вот плывем мы на лодке мимо уже отселенных домов. А Серый вдруг как крикнет: «Стой! Там люди». И на ближний дом показывает. А у того только крыша над водой торчит. Я ему говорю: «Откуда там люди? Мы их вчера вывезли». А он на своем стоит: люди там и всё тут.
Ладно, подплыли мы к окну на крыше, влезли на чердак. Никого. Люк вниз открыли, а там вода у самого потолка плещется. Да еще и прибывает. Ну какие там к черту люди? Если и был кто, уже утонул. Хотели уж в лодку садиться, а Серый взял и нырнул туда. Почти в темноту – свет в окна лишь между ставнями проникал.
Через две минуты выплыл, утопленницу держит – бомжиху. Нам ее передал, сказал: «Работайте» и снова в воду. Две минуты ждем – не появляется, пять прошло – нет его. А вода уже выше потолка. Всё, думаем, захлебнулся.
На шестой минуте вынырнул. Воздух открытым ртом хватает, надышаться не может. За руку мужика утопшего тащит, тоже бомжа. И смотрит так, будто с того света вернулся. Да, в общем, так и было. Никто из нас столько времени под водой не выдерживал.
Бомжа и бомжиху мы откачали. В дом они за едой полезли, когда еще большой воды не было. Да на свою беду нашли там самогон, вдрызг напились и уснули. И даже не помнили, как утонули.
Поплыли мы дальше, а у Серого улыбка до ушей. Как дурак на всех смотрит, будто в первый раз видит. На вопросы невпопад отвечает. Ну, думаю, вот и тебе психолог понадобился. И не мудрено после такого.
А назавтра Серый на работу заступил, как ни в чем не бывало. Такой же, как прежде.
Я его спрашиваю: «Всё нормально?»
«Лучше всех», – отвечает.
«А чего вчера лыбился, чуть рот не порвал»?
«Я, – говорит, – думал: раз камней нет, не полезу больше, где опасно, не смогу. Всё ждал этого и боялся. Раньше коробку на груди чувствовал и лез – страха не было. А теперь я без нее».
«Но ведь смог же», – говорю.
«Смог, только поджилки тряслись. Со страху в панику ударился, когда за что-то под водой зацепился. Задыхаться начал, думал: конец. И тут словно голос внутри себя услышал: «Наверх». А куда наверх? Вода до потолка, надо к люку на чердак. Но чувствую: не доплыть мне до него. Глянул всё же над собой. А там у потолка пустые пластиковые бутылки плавают. Вот из них я воздуха и глотнул. И знаешь, как будто другое на груди почувствовал».
И достает крестик – на шнурке от коробки.
Говорит: «Крёстным станешь? Теперь я готов».
Я, конечно, согласился… Вот такая история.
Петрович умолкает. Все тоже молчат. Только вой ветра снаружи слышен.
– Не законченная она какая-то, история эта, – говорит, наконец, Пашка.
– Так считаешь? А тебе надо как в сказке: и жили они долго и счастливо?
– Да неплохо бы. А то непонятно, что с Серым дальше было.
– Дальше? – улыбается Петрович. – Ладно, слушай окончание… Проработал Серый у нас еще год. И так же всюду лез, где жизнь чужая на волоске висела. А потом послали его на повышение квалификации – спасработы в горах совершенствовать. И надо ж было такому случиться, что в это самое время там лавина сошла. Пятерых туристов накрыло.
Отправилась его группа на поиски в помощь местным спасателям. Четверых быстро нашли – живых, а девушку, последнюю из пропавших, никак не могут. Где она должна была быть, собака ничего не учуяла. А время идет и шансов найти ее живой всё меньше.
Вдруг Серый оглядел место поиска и говорит: «Нет ее здесь. Там она». И показывает на самый край снежного языка. Местные спасатели на него накинулись. Мы, дескать, здесь всю жизнь работаем, а ты, умник, вчера приехал и сразу решил нам «пару ненормальных» способностей показать. Будем, говорят, искать, где искали.
Серый спорить не стал, пошел на указанное им место и копать начал. По макушку зарылся. И тогда решили все-таки собаку к нему привести. А она сразу человека под снегом учуяла, залаяла. В общем, нашли девушку, выжила.
А Серый возьми, да и влюбись в нее. Да так сильно, что от нас уволился и к ней поехал. Я у них на свадьбе гулял и еще пара наших ребят. Помню, они над Серым всё подшучивали: «Где такую красивую откопал? Мы тоже хотим».
Сейчас он там спасателем работает. Иногда созваниваемся. Трое детей у них. Счастлив.
– Ну что, теперь доволен? – спрашивает один из спасателей у Пашки.
Тот улыбается – доволен.
– Ладно, давайте спать, – говорит Петрович. – Завтра вставать рано. Откапываться будем – вон как завьюжило… А я первым подежурю. Что-то память растревожил, не усну. Посижу, что-нибудь еще повспоминаю. Всякое было.
ИМЯ СПАСИТЕЛЯ
Хорошо, когда на озере бывают такие тихие летние вечера. Солнце золотит верхушки сосен на том берегу, а на водной глади ни единой морщинки волн. Как в зеркале, отражаются в ней почти неподвижные ватные облака, подкрашенные краснотой заката. В густой тишине слышен скрип уключин далекой лодки, который изредка перебивают всплески – это рыбы секут поверхность воды плавниками, то ли резвясь, то ли удирая от хищника.
Рыболов я никакой, а вот покататься на лодке не против. Особенно в такой дивный вечер. Выталкиваю ее с пляжного песка на воду и вдруг слышу позади себя:
– Извините, можно Вас попросить?
Оборачиваюсь. Стоит пожилой мужчина с мальчиком лет десяти.
– О чем? – спрашиваю.
– Вы, я гляжу, на лодке собираетесь покататься. Не могли бы и нас захватить. Внук очень хотел вон на том островке побывать. Мечтает карту его составить и клад поискать. Или Вам туда путь не лежит?
Я смотрю, а у мальчишки глаза чуть ли не на мокром месте. Глядит на меня с надеждой, садовую лопатку к груди прижимает, аж стиснул ее от волнения.
– Да мне, – говорю, – без разницы, куда плыть. Можно и на остров. Садитесь.
Мальчишка вспыхивает радостной улыбкой и стремглав забирается в лодку. Дед его на корме устраивается. Поплыли.
– А почему, – спрашиваю, – внук Ваш так сильно переживал, что я вас не возьму? Словно это последний корабль из гибнущей Атлантиды.
– Так он про путешествие на этот остров с прошлого лета мечтал. Тогда Сашка с матерью здесь был, а она воды жутко боится, в лодку ни за что не сядет. В этом году уже я смог сюда поехать, правда, всего на три дня. И вот приехали мы, а лодки нам, к сожалению, и не досталось. Лодочник сказал: надо было в понедельник приезжать, а теперь их отдыхающие уже разобрали.
– Ну так мою берите, если захотите еще покататься. Я в восьмом домике живу.
– Спасибо. Это если Саша карту не успеет нарисовать и клад не найдет.
Мужчина улыбается и ласково ворошит внуку волосы.
– Ну ты как, за раз успеешь? До темноты.
– Угу, – рассеянно бурчит мальчик, разглядывая свою руку, погруженную в воду.
Едва мы пристаем к острову, как Сашка тут же прыгает на берег и принимается рисовать в мятой тетрадке его очертания, медленно двигаясь вдоль кромки воды. Его голова прекрасно видна среди редкого кустарника и полудюжины деревьев, покрывающих этот плоский клочок суши, и потому дед за него нисколько не беспокоится.
– Дорвался, – с улыбкой говорит он, усаживаясь на один из камней, обрамляющих кем-то устроенное на берегу кострище. – Еще раз спасибо за лодку. Выручили.
