Иноплеменники России в Отечественной войне 1812 г.

скачать книгу бесплатно

Иноплеменники России в Отечественной войне 1812 г.
Валерий Ульман

На плечи военного министра России Барклая-де-Толли в 1810 году легла тяжелейшая задача. Он должен был создать армию, способную противостоять Наполеону, и выработать тактику ведения воины. Изматывая французскую армию, он сберегал свою. Но из-за интриг при дворе царя и в высшем эшелоне воинского начальства, вынужден был уйти в отставку. И как вновь стал главнокомандующим. Прочитав книгу, читатель сможет сделать вывод, действительно ли иноплеменники отягощали русскую армию, или честно и благородно служили России. Книга рассчитана на все категории читателей, особо полезна школьникам и студентам.

Валерий Ульман

ИНОПЛЕМЕННИКИ РОССИИ В ОТЕЧЕСТВЕННОЙ ВОЙНЕ 1812 Г.

ПАТРИОТАМ РОССИИ,

корни которых идут из других стран мира, а сердце отдано России -

ПОСВЯЩАЕТСЯ!

От автора

Прошло уже более 200-от лет со дня победы в войне, которая для многонационального населения бывшей Российской империи была народной и вошла в историю под именем Отечественной войны 1812 года. Свою лепту в победу над общим врагом внесли все национальности и народности жившие в России, демонстрируя на полях сражений смелость и героизм и доказывая свою преданность отечеству, в котором они жили.

Однако и сегодня в России, некоторые рьяные головы продолжают делить Россию на русских и не русских, вот только они не указывают, какое же племя берут для отсчёта русскости: «дикую Ерьзю, Чудь, Весь, Мурому…» (это слова Максима Горького). Они утверждают, что в русском офицерском корпусе 1812 года, по данным Д. Г. Целорунго, носители иностранных фамилий не превышали 9-11,1 %. (Целорунг Д.Г. 185 лет Отечественной войне 1812 года. Саратов 1997. С. 101–109.)».[1 - Отечественная война 1812 года. Биографический словарь. С. 12.] Интересно, кого они относят к носителям русской фамилии? По утверждению Б.Н, Чичерина (русский правовед – философ, историк, публицист и педагог): «Наши бояре, как и западные феодальные владельцы, образовались из членов княжеской дружины. Первые наши князья были сами ничто иное, как вожди дружины…Раз получивши известное значение в дружине, они считали его как бы своею собственностью, и требовали, чтобы оно переходило и на их родственников». Проследить их родословные затруднительно, почти невозможно, так как до XV века на Руси практически не было фамилий.

Разбирая национальную принадлежность отдельных родов, он пишет, «мы находим, что за исключением 164 родов Рюриковичей, потомков князей варягских и 96 родов неизвестно откуда пришедших, – в родословной книге только 36 родов русских и 551 въехавших в Россию из разных стран, как то: из Франции, Англии, Италии, Цесари, Венгрии и проч., из Пруссии 65, из Польши и Литвы 215, из Немцев и Варяг 56, из Греков, Сербов и проч. 17, из разных татарских орд, Сарацынъ, Персии, Кафы, Грузии 143…».[2 - Голоса из России. Кн. III. С. 33–34. 63.]

Род Рюриковичей стал родоначальником княжеских родов: Воротынских, Одоевских, Мосальских, Горчаковых, Барятинских, Мезецких, Волконских, Оболенских, Лыковых, Долгоруковых, Щербатовых, Друцких, Путятиных и других.[3 - Мировая история. История России IX–XVII вв. Кн. 2, С. 130.]

Бестужевы-Рюмины «происходят отъ древней Английской фамилии Графства Кентского. Предокъ ихъ, Гавриилъ Бестъ выехалъ въ Россию въ 1403 году… Въ 1701 году велено Бестужевымъ, по прозванию ихъ прародителя Бестужа, писаться Бестужевыми-Рюмиными».[4 - Бактыш-Каменский Д. Биографии… Ч. 2, С. 1.]

Апраксины происходят «отъ выехавшего, въ исходе XIV столетия, изъ большой Орды… Правнук Солохмира былъ Андрей Ивановичь Апракса».[5 - Бактыш-Каменский Д. Биографии… Ч. 1, С. 273.]

Владимирский-Буданов В.Ф. касаясь русских фамилий тюркского происхождения, отмечает, что в XVII веке примерно 17 процентов русской знати составляли выходцы из верхушки ордынских феодалов.[6 - Владимирский-Буданов В.Ф. Обзор истории русского права. СПб., 1915, С. 123.] Господа историки, любители делить россиян на русских и не русских, вам ещё приводить факты? А к кому вы отнесёте Императора Александра, если его дед – гольштинский герцог Карл Пётр Урлих, а любимая бабуля – принцесса София Ангальт-Цербстская? А как быть с генералом А. И. Кутайсовым? Его отец, И. П. Кутайсов, турецким мальчиком попал в плен, был окрещен в православную веру, а затем, благодаря близости к Павлу I, достиг высших ступеней иерархии.

А, «Милорадовичи вышли в Малороссию из Сербии около 1713 года, в числе трех братьев: Александра, Михаила и Гавриила. Случилось так: в начале 1711 года Петр Великий, готовясь к войне с турками, искал искусных агентов для возбуждения последних против мусульман. Одним из таких агентов вызвался быть серб Михаил Милорадович. В ответ на предложение Милорадовича – служить царю Головкин, в письме от 3 марта 1711 года, отвечал, что царь, «познав искусство и верность Милорадовича в воинских делах против врагов христианского имени и святого креста, определил его полковником христианских войск».[7 - Лазаревский Ал. Люди старой Малороссии // Киевская старина. 1882. Т. 1. С. 479.]

Профессор Н.А. Тройцкий, несмотря на его большой вклад сделанный в восстановлении справедливости в отношении Барклая-де-Толли, и тот считает, что: «Российский генералитет в 1812 г. был отягощён… иностранцами – и обрусевшими, и новоявленными; иные из них даже не знали русского языка (как, например, К.Л. Фуль и Ф.Ф. Винценгероде). Высокие командные посты занимали Л,Л, Беннигсен и П.Х. Витгенштейн, Ф.О. Паулуччи и К.Ф. Багговут, Ф.Ф. Эртель и П.П. Пален, И.Н. Эссен и П.К. Эссен, Ф.Ф. Штейнгель и Ф.В. фон дер Остен-Сакен, А.Ф. Ланжерон и К.Ф. Левенштерн, Ф.К. Корф и К.А. Крейц, К.О. Ламберт и Э.Ф. Сен-При, О.И. Бухгольц и К.К. Сиверс, И.И. Траверсе и Е.Ф. Канкрин, Е.Х. Ферстере и Х.И. Трузсон, принцы Евгений Вюртембергский и Карл Мекленбургский, не говоря уже о тех, кто был в меньших (но тоже генеральских) чинах, как И.И. Дибич, К.И. Опперман, О.Ф. Кноринг, А.Х. Бенкендорф, Г. М. Берг, Б.Б. Гельфрейх, К.Ф. Ольдекоп, А.Б. Фок и др.».[8 - Троицкий Н.А. 1812. Великий год России. М. 1988. С. 65.]

Так вот, эта книга является памятью, тем самым 9-11,1 %, которые, «отягощали» Российский генералитет, тем самым «иностранцам – и обрусевшим, и новоявленным; иные из которых даже не знали русского языка». Избави боже, чтобы меня кто ни будь причислил к последователям теорий: Т. Бернгарди, Г. Бейтцке, А. Грубе, которые всю славу побед над Наполеоном относили на счёт иностранцев служивших в российской армии. Своей книгой я отдаю им только ту славу, которую они заслужили в сражениях с общим врагом.

Закончу я своё повествование, от автора, словами известного публициста и издателя того времени, Николая Ивановича Греча: «Разумеется, если русский и иностранец равного достоинства, я всегда предпочту русского, но, доколе не сошел с ума, не скажу, чтобы какой-нибудь Башуцкий, Арбузов, Мартынов были лучше Беннигсена, Ланжерона или Паулуччи. К тому же должно отличать немцев (или германцев) от уроженцев наших Остзейских губерний: это русские подданные, русские дворяне, охотно жертвующие за Россию кровью и жизнью, и если иногда предпочитаются природным русским, то оттого, что домашнее их воспитание было лучше и нравственнее. Они не знают русского языка в совершенстве, и в этом виноваты не они одни: когда наша литература сравняется с немецкой, у них исчезнет преимущественное употребление немецкого языка. А теперь можно ли негодовать на них, что они предпочитают Гёте и Лессинга Гоголю и Щербине? Я написал эти строки в оправдание Александра: помышляя о спасении России, он искал пособий и средств повсюду и предпочитал иностранцев, говоривших ему правду, своим подданным, которые ему льстили, лгали, интриговали и ссорились между собой. Да и чем лифлян-дец Барклай менее русский, нежели грузинец Багратион? Скажете: этот православный, но дело идет на войне не о происхождении Святого Духа! Всякому свое по делам и заслугам. Александр воздвиг памятник своему правосудию и беспристрастию, поставив рядом статуи Кутузова и Барклая. Дело против Наполеона было не русское, а общеевропейское, общее, человеческое, следственно, все благородные люди становились в нем земляками и братьями. Итальянцы и немцы, французы (эмигранты) и голландцы, португальцы и англичане, испанцы и шведы – все становились под одно знамя».[9 - Греч Н. И. Записки о моей жизни.1990. С. 211–212.]

Ещё обязан предупредить читателей, что биографические данные мною взяты из одного источника: «Российский Архив: История Отечества в свидетельствах и документах XVIII–XX вв.: Альманах. – М.: Студия ТРИТЭ: Рос. Архив, 1996. Т. VII.», поэтому, страницы будут указываться прямо в тексте, без сносок на данный источник.

В тексте будут встречаться различные варианты написания фамилий, например: Винцингероде и Винценгероде, не считайте это за ошибки, я оставлял написание таким, какое было в использованном источнике. Даты даны в старом стиле, то есть, какие они были на момент событий.

Вступление

Причины, приведшие Францию и Россию к войне 1812 года, очень подробно исследованы во многих научных работах, поэтому, я не буду вдаваться в подробности, ограничимся несколькими определениями.

После поражения русских войск в битве под Фридландом в июне 1807 года Александр I заключил с Наполеоном Тильзитский мир, согласно которому обязался присоединиться к континентальной блокаде Англии, полностью отказаться от торговли со своим главным партнёром, исключить экспорт пеньки в Великобританию. Россия выводила свои войска из Молдавии и Валахии, завоёванных у Турции. Наполеона Тильзитский мир вознёс на вершину могущества, а императора Александра поставил в тяжёлое положение. Чувство обиды в столичных кругах было велико. «Тильзит!.. (при звуке сем обидном / Теперь не побледнеет росс)», – писал спустя 14 лет Александр Сергеевич Пушкин.

Как отмечают авторы «Биографического словаря» – «…результаты новейших исследований позволяют утверждать, что обе стороны практически одновременно начали подготовку к войне в 1810 году. Россия благодаря своей военной разведке имела достаточно полное представление о планах и силах будущего противника. Генерал М. Б. Барклай де Толли, назначенный 18 января 1810 года военным министром, сразу же приступил к проведению широкомасштабных преобразований, направленных на усиление армии и совершенствование системы управления вооруженными силами».[10 - Отечественная война 1812 года. Биографический словарь. М. Росвоенцентр; Кучково поле; Росспэн, 2011. С. 6.]

Началом приготовлений Наполеона к войне с Россией считают призыв на службу в декабре 1810 г. 80 000 человек, «под предлогом противодействия высадкам Англичан». Начало «укрепления Данцига и к усилению тамошнего гарнизона». В декабре 1811 г. «последовал декрет о наборе 120 000 конскриптов для пополнения армии и 12 000 для флота». Приготовления России «к войне состояли: в исследовании прстранства, которое должно было служить театром войны; в усилении важнейших пунктов искусственными средствами; в укомплектовании войск, образовании резервов, устройства депо, магазинов, госпиталей и парков, сообразно с потребностями военного времени».

Когда стало ясно, что войны не избежать, «или отдалить её до некоторого благоприятнейшего времени, предстояло одно средство: поставить себя в возможную готовность к отражению силы силою. Всякие другие меры были бесполезны. Там недостаточны извороты политики, где оружие должно решить дело: против меча навостриваемого, надлежало навостривать свой мечь». Россия успела за 1810 и 1811 годы «усилить почти в двое армию; привести совершенно в оборонительное состояние важнейшие старые, и заложить, устроить и вооружить новые крепости; приготовить значительные всякого рода запасы, наполнить арсеналы оружием, учредить многие парки с военными снарядами и другими потребностями всякого рода, и сосредоточить почти неприметным образом силы свои на предположенных пунктах, сводя их из самых отдалённых мест государства. Словом – едва протекло 4 года после мира Тильзитского,… -Россия поставила уже себя в состояние противостать новым наглостям врага своего».[11 - Богданович М. И. История Отечественной,… Т. I. С. 39; 59; 487.]

Всё это удалось исполнить назначенному 18 января 1810 года, Министром военных сухопутных сил России – Михаилу Богдановичу Барклай-де-Толли. Он не был «царедворцем, карьеристом, чурался заискиваний среди приближенных к царской династии особ и фаворитов».[12 - Ольховский Е. Р. Тайны и авантюры в российской истории. М., 2003. С. 170.] А, так как он был «человек весьма умный, образованный, деятельный, строгий, необыкновенно честный, а главное – замечательно знающий все мелочи жизни русской армии».[13 - Кто есть кто в мире (ред. Г. П. Шалаев). М., 2003. С. 96.], Профессор Н. А. Троицкий считает, что именно Барклай-де-Толли «возглавил всю подготовку к войне и повел ее энергично и планомерно… С 1810 года резко пошла вверх кривая военных расходов России».[14 - Троицкий Н. А. 1812. Великий год России. М., 1988. С. 37.] В.Г. Сироткин отмечает, что «в 1809 году они составляли 64,7 миллиона рублей, в 1810 году – 92 миллиона рублей, а в 1811 году – 113,7 миллиона рублей, причем только на сухопутные войска».[15 - Сироткин В. Г. Дуэль двух дипломатий: Россия и Франция в 1801–1812 гг. М., 1966. С. 142.]

8 мая принимается постановление: «Об отдаче Сестрорецкого Оружейного завода в ведомство Артиллерийской Экспедиции». 21 августа: «О учреждении заводов от Артиллерийского Депортамента в С.-Петербурге и Москве для селитроварения», пункт № 3 гласит: «Кроме Петербурга учредить таковые же заводы в Москве, Крыму, в Оренбургской губернии и на землях принадлежащих заводам Шостенскому и Казанскому». 3 октября принимается постановление: «О мерах, приемлемых к заготовке орудий и Артиллерийских снарядов, нужных Военным Депортаментам».[16 - ПСЗ РИ. Т. 31. № 24224; № 24330; № 24368.]

Его касалось всё, от обувки солдат, до вооружения. 25 апреля принимается постановление: «О сапогах для пехотных полевых и гарнизонных войск», предписывающее тачать сапоги «…голенищи несколько короче; подошвы же должны быть по образцу прежнему». Были приняты оптимальные единые штаты гренадерских и егерских полков, бригад и дивизий. Аналогичная реорганизация была проведена и в кавалерии. Он создавал одинаковые условия для прохождения службы в разных подразделениях. Так постановлением от 10 февраля, предписывалось в Лейб-Гвардии полках и батальонах «…содержать на лицо то самое число лазаретных повозок… как в армейских полках». Постановлением от 16 июня вводятся «…новые образцы кавалерийскому ружью, как-то: карабинам гусарским и кирасирским, мушкетам драгунским и пистолетам, вообще одного сорта, для всех кавалерийских полков положенным…».

Он предвидел, что во время будущей войны, войскам предстоит преодолевать очень много водных преград и необходимость быстрого сооружения различных укреплений, поэтому заботился о Пионерных подразделениях (аналог сапёрных войск). 6 ноября принимается постановление: «О назначении в Пионерные роты рекрутов, хотя не так рослых, но молодых и расторопных, а преимущественно грамотных». Штат Пионерного батальона предусматривал; одну минёрную и три Пионерных рот.[17 - ПСЗ РИ. Т. 31.№ 24203; № 24124; № 24263. № 24443; № 24460.]

Летом 1810 года Барклай-де-Толли обратился к Александру I с докладом, в котором обосновал необходимость создания в Военном министерстве, секретного учреждения, специализирующегося на сборе, обработке и анализе разведывательной информации об иностранных армиях.[18 - Кудрявцев Н. А. Государево око: тайная дипломатия и разведка на службе России. М., 2002. С.455.] Получив согласие от императора, Барклай-де-Толли «учредил при посольствах России за границей службу военных атташе с дипломатическим иммунитетом. В Вене таковым был полковник барон Ф.Тейль фон Сераскеркен, в Берлине – подполковник Р.Е. Ренни, в Дрездене – майор В.А. Прендель, в Мюнхене – поручик П.Х. Грабе (будущий декабрист) и т. д. Барклай вменял им в обязанность добывать карты и планы военных операций, данные о численности, дислокации и перемещениях войск. «Употребляйте, – наставлял их Барклай, всевозможные старания к приисканию и доставлению ко мне сих редкостей какою бы то ни было ценою». Агенты доставляли Барклаю «редкости» чрезвычайной цены: Тейль – общую роспись австрийской армии, Ренни – прусской, Прендель – саксонской и польской, Грабе – баварской».[19 - Троицкий Н.А. 1812. Великий год России. М. 1988. С.38.] Новое учреждение получило название Особая канцелярия при военном министре. Это был первый орган военной разведки в России.

Военный историк Д. П. Бутурлин отмечает, что к июню 1812 г. российская армия была доведена до «400 тысяч человек регулярных войск, к коим должно еще присовокупить с лишком 70 тысяч человек гарнизона и более 100 тысяч нерегулярных войск». По его данным, «в российской армии состояло всего 498 батальонов и 409 эскадронов, не считая 97 гарнизонных батальонов. Внутренний состав дивизий также изменился: кавалерия, отделенная от пехоты, разделена была на две кирасирские, восемь кавалерийских и одну гвардейскую кавалерийскую дивизии. <…> Вся пехота разделена была на 27 дивизий, не считая лейб-гвардии, составившей отдельную дивизию». Всё это способствовало созданию «сильных резервов. Высочайшим указом от 16 сентября 1811 года предписан был рекрутский набор, по 4 человека с 500 душ мужеского пола. <…> Сей набор послужил к составлению многочисленных рекрутских депо, расположенных во внутренних губерниях, ближайших к тем, в коих собирались армии».[20 - Военная галерея Зимнего дворца. СПб., 1846. С. 81–83, 99.] Н.А. Троицкий констатирует, что к февралю 1812 года, «вся наша регулярная военно-сухопутная сила, включая гарнизоны, инвалидов и рекрутские депо, простиралась до 600 т. человек. Почти половина их была расположена у западной границы, от Остзейских губерний до Волыни и Подолии».[21 - Михайловский-Данилевский А.И. Император Александр I и его сподвижники… Т. V. С. 39–40.]

Созданное Барклаем «Учреждение для управления Большой действующей армии», заменившее устаревший Устав 1716 года, стало важнейшим законоположением, «в котором, с учетом происходивших тогда значительных перемен в военном деле, по новому регламентировались права и обязанности лиц, причастных к армейскому управлению. Во всяком случае, была создана новая правовая база для взаимоотношений между военачальниками различных уровней. Этот законодательный акт, как показали последующие события, можно назвать прогрессивным для своего времени документом».[22 - Отечественная война 1812 года. Биографический словарь…С. 12.]

Оно предусматривало: «…2. Главнокомандующий Большою Действующею Армиею определяется приказом Его Величества по Армии и вместе указом Правительствующему Сенату…

4. Приказания Главнокомандующего, как в Армии, так и всеми гражданскими чиновниками пограничных Областей и Губерний исполняются яко Высочайшие Именные повеления.

…14. Все воинские чиновники, и самые Члены Императорской фамилии, прибыв в Армию, вступают в непосредственное и полное начальство Главнокомандующего.

…18. Присутствие Императора слагает с Главнокомандующего начальство над Армиею, разве бы отдано было в приказе, что Главнокомандующий оставляется в полном его действии».[23 - ПСЗ РИ. Т. 32. № 24975. С. 44.]

Согласно данного «Учреждения» главнокомандующий получал всю полноту власти, освободившись от мелочной опеки бюрократических центральных военных органов. Он мог назначать и снимать военных чиновников и командиров соединений любого ранга, отрешать от должности и предавать военному суду, мог производить из унтер-офицеров в офицеры, разжаловать и производить в офицерские чины до капитана включительно, мог награждать орденами низших степеней и заключать перемирие. Большое значение придавалось Главному штабу армии, в котором «соединялись все части полевого управления», и впервые в русской армии вводилась должность начальника штаба, наделённого большими и существенными полномочиями.

В это же время Россия всерьёз задумывается о поиске сторонников в предстоящей войне, о создании «Русско-германского легиона», который начал формироваться в 1810 г. по повелению императора Александра I. Мысль сформировать особый отряд из немцев была внушена императору принцем Георгом Ольденбургским; «предполагалось пополнять его, между прочим, перебежчиками из германских войск, действовавших против России, а в случае благоприятного исхода войны с французами он должен был сделаться средоточием всех враждебных французам элементов в Германии. Формирование легиона было поручено полковнику Арентшильду.

С целью разложения морального духа в войсках Наполеона, принимались меры по линии разведывательного ведомства, так в 1810 г. «Прусский министр полиции Грунер был завербован русскими для организации антифранцузской агитации в Германии». Главные усилия были направлены на немецких солдат, находившихся на фронте. «Несколько выдающихся прусских офицеров взялись быть русскими агентами в прусском корпусе Йорка. Майор фон дер Гольц, которому были даны большие полномочия, ручался, что удержит пруссаков от серьезных действий против русских; он соответственно обрабатывал прусское командование и организовывал дезертирство. Таурогенская измена пруссаков Наполеону подготовлялась заблаговременно. В России был организован «Немецкий Комитет» под фактическим руководством Штейна, политического вождя национального движения в Германии, согласившегося взять на себя руководство русской агитацией».[24 - Свечин А.А. Эволюция военного искусства. Т. I, С. 375–378.]

В 1810 году у России преобладала позиция наступательной войны, Александр предполагал «двинуть стотысячную армию в пределы Варшавского герцогства, имея позади вторую такую же армию в резерве; восстановить под своим скипетром «крулевство» Польское, он рассчитывал затем усилить себя его войсками и перейти Вислу. Император Александр пребывал при этом в уверенности, что Пруссия, угнетаемая Наполеоном, поспешит воспользоваться случаем и примкнёт к России, благодаря чему силы союзников уже возрасли-бы до 330 000 человек. Далее ожидалось, что Австрия тоже присоединится к союзу, равно как и мелкие государства Северной Германии, тяготившияся властью Франции».[25 - Ниве П. «Отечественная война» Т. I. С. 34–35.]

Как пишет В.И. Пичета: «Близость развязки чувствовалась, обе стороны слишком нервничали и волновались. Наполеон боялся, что русские начнут войну, и, при некоторых удачах, все верные вассалы перейдут на сторону России. Александр не решался привести свои слова в действие и отделывался только бряцанием оружия, дрожа перед мыслью о возможном восстановлении Польши».[26 - «Отечественная война и Русское общество». Том. II. С. 1–32.]

В самый последний момент Наполеону удалось заключить союз с с Австрией, известие об этом пришло Александру «в то самое время, когда Его Величество был готов дать армии повеление двинуться за Неман… Главнокомандующий 1-ю армиею, Барклай-де-Толли, находившийся в Вилне, испрашивал у Императора разрешения на движение наступательное, донося, что пора трогаться вперёд;… Его Величество отвечал: «Важные обстоятельства требуют зрелого решения о том, что нам предпринять. Посылаю вам союзный договор Австрии с Наполеоном. Если войска наши сделают шаг за границу, война неизбежна, и по сему договору Австрийцы будут находиться позади левого крыла наших армий».[27 - Михайловский-Данилевский. А.И. Описание Отечественной войны в 1812 году. Ч. 1, С. 79–80.]

В основу общей концепции ведения боевых действий были положены соображения Барклая-де-Толли, высказанные им Александру во время их встречи в Мемеле в 1807 году, дополненная «П. М. Волконским, Людвигом фон Вольцогеном, Тейль фон Сераскеркеном, Карлом Толем, Фонтон де Вераноном и д'Алонвилем». Учитывая, что Наполеон ведёт «наступательные войны», предпочитает «вторгаться быстро», исща «решительных сражений и устремляться быстро к столице противника, с той целью, чтобы, заняв её, предписывать условия мира». Предлогалось «вовлечь его в войну медленную и разорительную; в особенности же следует избегать генеральных сражений, отступать внутрь страны, увлекая за собою противника, держать по возможности силы свои сосредоточенными, наводнить области, которые неприятель оставит у себя в тылу, казаками, для действия против французских отрядов, посылаемых для добывания продовольствия… Для противодействия же тем смелым обходам, которыми Наполеон решал судьбу войн, следует иметь позади действующей армии другую армию – резервную, которая могла бы поддерживать главные силы и обеспечивать их сообщения.».[28 - Богданович М. И. История Отечественной… Т. I, С. 94–98…]

В связи с тем, что войска Наполеона были размещены «от Кенигсберга до Люблина», и небыло известно в каком месте он «вторгнется в Россию, побудила наших Главнокомандующих пространно расположить вверенные им армии».[29 - Бантыш-Каменский Д.Н. Биографии российских генералиссимусов и генерал-фельдмаршалов. СПб. 1840. С. 169.]

Глава № 1. От Немана до Смоленска

«О вождь несчастливый!.. Суров был
Жребий твой;
Всё в жертву ты принёс земле тебе чужой.
Непроницаемый для взгляда черни дикой,
В молчаньи шёл один ты с мыслию великой,
И, в имени твоём звук чуждый невзлюбя,
Своими криками преследуя тебя,
Народ, таинственно спасаемый тобою,
Ругался над твоей священной сединою.
И тот, чей острый ум тебя и постигал,
В угоду им тебя лукаво предал…»

    А.С. Пушкин

13-го июня, «французский авангард занял Ковно, без сопротивления; казачий разъезд, там находившийся, отступил и сжёг мост на Вилии. Под вечер Наполеон прибыл в Ковно, где имел первый ночлег на Русской земле».[30 - Михайловский-Данилевский. А.И. Описание… Ч. 1, С. 153.] В этот же день император Александр I объявил своим войскам о начале войны следующим приказом: «Из давнего времени примечали мы неприязненные против России поступки французского императора, но всегда кроткими и миролюбивыми способами надеялись отклонить оные. Наконец, видя беспрестанное возобновление явных оскорблений, при всем Нашем желании сохранить тишину, принуждены мы были ополчиться и собрать войска Наши; но и тогда, ласкаясь еще примирением, оставались в пределах Нашей Империи, не нарушая мира; а быв токмо готовыми к обороне. Все сии меры кротости и миролюбия не могли удержать желаемого Нами спокойствия. Французский император, нападением на войска Наши при Ковно, открыл первый войну. И так, видя его никакими средствами непреклонного к миру, не остается Нам ничего иного, как, призвав на помощь Свидетеля и Заступника правды, Всемогущего Творца небес, поставить силы Наши противу сил неприятельских. Не нужно Мне напоминать вождям, полководцам и воинам Нашим о их долге и храбрости. В них издревле течет громкая победами кровь Славян. Воины! Вы защищаете Веру, Отечество, свободу. Я с вами. На зачинающего Бог».[31 - Богданович М. И. История Отечественной… Т. I. С. 130.] В рескрипте главнокомандующему 2-й Западной армией Багратиону П.И. император предлогал оказать содействие «майору Голтцу в деле формирования легиона из солдат и офицеров германского происхождения, желающих перейти на российскую службу».[32 - РГВИА. Ф. 846. оп. 16, Д. 3646, Л. 18.]

При любом начале военных действий Наполеона всегда интересовало два вопроса: кто из воинских начальников ему противостоит и какова организация командования войсками противника? «Главнокомандующего, Барклая де Толли, военного министра, для суждения о котором у Наполеона не было материала, он склонен был считать не очень превышающим обычный уровень русских генералов, которых в массе Наполеон оценивал весьма не высоко. На второй вопрос ответ мог быть дан еще более оптимистический. Никакого настоящего единоначалия в русской армии не было, организация командования была ниже всякой критики. Да и не могло быть иначе, потому что Александр был при армии и вмешивался в распоряжения Барклая. Наполеон это хорошо знал, еще двигаясь к Вильне».[33 - Тарле Е.В. Наполеон. С. 153–154.]

Защищать Вильну, не было смысла, так как тогда армия Барклая-де-Толли рисковала быть обойдённой слева и справа, а это способствовало «отрезать ему всякий способ к отступлению. Посему и решено оставить Вильну; а Армиям отступить к Двине и Березине. Свенцианы назначены точкою сосредоточения первой Армии,… для достижения предположенной цели лагеря при Дриссе».[34 - Окунев Н.А. Рассуждение о больших военных действиях, битвах и сражениях, происходивших при вторжении в Россию в 1812 году. СПб. 1833 С. 54–55.] Н.Е. Митаревский вспоминает: «После полудня услышали мы сзади пушечные выстрелы. Выстрелы всё как будто приближались к нам и продолжались до самого вечера; это были первые выстрелы, слышанные нами. Потом мы узнали, что сражался в нашем арьергарде граф Пален, удерживая при Михалишках французов, напиравших с этой стороны на наш корпус. Французы старались отрезать и не допустить нас соединиться с армией, которая отступала к Свецянам».[35 - Митаревский Н.Е. Воспоминания о войне 1812 года Н.Е.Митаревского. – М., 1871. С. 15.]

В ночь на 15 июня Барклай получил приказ Александра отвести 1-ю армию к Свенцянам, где находился император и его Главная квартира. Армии Багратиона приказано было идти к Вильке. 18 июня 1-я армия выступила из Свенцян и, выполняя приказ Александра, двинулась к Дрисскому лагерю, куда должна была прийти и 2-я армия Багратиона.

18 июня корпус Графа Витгенштейна «был между Вилькомиром и Колтинянами». «В два дня не случилось никаких особливых приключений в войсках, сближающихся для соединения от Свенцян к Видзам. Сим движением сообщение между корпусом Генерала от Инфантерии Докторова приведено в совершенную безопасность. К нему же в свою очередь присоединился Граф Пален, который при открытии военных действий находился в Гродне. Таким образом различные корпуса по сие время остались неприкосновенны и не потеряли ни одного отряда. Вчера [20 июня] семь эскадронов кавалерии Французской с пушками были жарко отражены арьергардом первой [Западной] армии».[36 - «Северная почта» № 51 от 26 июня 1812]

Пален Петр Петрович «В 1807 г. нанес поражение неприятелю у Морунгена, прикрывал движение главных сил от Лансберга к Прейсиш-Эйлау (награжден орденом Св. Георгия 3-го кл.), а также при Лаунау, Гутштадте, Гейльсберге и Фридланде. 20 марта 1810 г. назначен командиром кавалерийской дивизии. В Отечественную войну 1812 г. командовал кавалерийским корпусом в 1-й Западной армии. Был в сражениях под Витебском, в делах при Головчицах, Поречье, Рудне, после чего по болезни оставил армию. 10 августа 1812 г. произведен в генерал-лейтенанты. Возвратился в строй в 1813 г. Участвовал в боях под Бауценом, Рейхенбахом, ранен в голову под Левенбергом, преследовал неприятеля от Нолленсдорфа до Гисгюбеле, отличился в Битве народов под Лейпцигом, получив контузию в голову и плечо. В 1814 г. во Франции – в делах при Фальсбурге, Бриенн-ле-Шато, взял приступом крепости Мери и Ножан, сражался у деревни Моран, Рюмели, при Бар-сюр-Обе, деревне Лабрюссель, при Труа, Арси-сюр-Обе, Фер-Шампенуазе и под Парижем (награжден орденом Св. Георгия 2-го кл.)». (С. 506)

Польского уланского полка Ротмистр Галева 1-й, «со вверенным ему эскадроном послан был от Генерал-Майора Корфа для обозрения неприятеля. 20-го [июня] в вечеру получил он повеление через местечко Лантупы следовать в город Свенцяны, куда на другой день по утру собрав свои разъезды, он и отправился, надеясь там найти полк свой; но места, через которые ему проходить надлежало, заняты уже были тремя конными неприятельскими полками. Ротмистр Галева, видя себя совершенно отрезанным, сомкнул эскадрон свой в колонну и пошел пробиваться сквозь неприятельскую конницу. Пробившись сквозь оную встретил он еще в лесу конных егерей, которые покушались вторично ему пресечь дорогу; однако ж он и сих обратил в бегство. Потеря его составляла из одного Офицера и 46 рядовых; у неприятеля же убито два эскадронных Командира и не малое число уланов, гренадер и егерей».[37 - «Северная почта» № 52 от 29 июня 1812.]

Корф Федор Карлович: «В 1806 г., уже командуя драгунской бригадой, сражался при Голымине. В 1807 г. участвовал в многочисленных арьергардных боях и в сражении при Прейсиш-Эйлау, где был ранен пулей навылет в левую ногу и за отвагу награжден орденом Св. Георгия 3-го кл. 14 сентября 1810 г. назначен генерал-адъютантом. Вскоре возглавил 2-ю кавалерийскую дивизию, весной 1812 г. – 2-й кавалерийский корпус. После вторжения Наполеона в Россию командовал арьергардом 1-й армии. На Бородинском поле руководил действиями двух кавалерийских корпусов, успешно отбивая атаки неприятельской конницы. Наградой ему был чин генерал-лейтенанта, исчисляемый с 24 августа 1812 г. После Бородина – снова в арьергардных делах, а после Малоярославца – в авангарде армии. В 1813 г. участвовал во многих арьергардных боях. Под Левенбергом его кавалеристы захватили два знамени, 16 орудий и 3500 пленных». (С. 432)

Барклай-де-Толли от Свенциян решил отступать к укреплённому лагерю при городе Дриссве. С 21-го июня натиск французов усилился, арьергард генерала Корфа сумел «остановить неприятеля, не смотря на его превосходство в сем месте кавалерии; и конная артиллерия под командою Генерал-Майора Графа Кутайсова принудила его отступить с потерею. Мы взяли в плен Подполковника Виртембергской службы Принца Гогенлое Кирхберга и 30 рядовых. Главнокомандующий отдает похвалу Генерал-Майорам Корфу и Графу Кутайсову, равномерно храбрости, которую оказали в сем деле лейб-казаки и Польский уланский полк».[38 - Прибавление к «Санкт-Петербургским ведомостям» № 53 от 2 июля 1812.]23 июня состоялся бой под Довгелишками. «К 13 часам Корфу удалось переправить на левый берег Дисны 4-й и 48-й егерские полки. По приказу Барклая де Толли на помощь Корфу отправились генерал Ф.О. Паулуччи и майор В.И. Левенштерн. Паулуччи приказал выдвинуть против неприятеля артиллерию, которая остановила натиск противника. В 18 часов неприятель вновь возобновил наступление, но русская артиллерия заставила его остановить наступление».[39 - Война 1812 года: Хроника. // Спецпроект православного журнала «Нескучный сад»]

29 июня Александр собирает военный совет, который описан у Л.Н. Толстого в романе «Война и мир»: «Заслуживал внимания и план высказанный полковником Толем, который «горячее других оспаривал мнение шведского генерала и во время спора достал из бокового кармана исписанную тетрадь, которую он попросил позволения прочесть. В пространно составленной записке Толь предлагал другой – совершенно противный и плану Армфельда и плану Пфуля – план кампании. Паулучи, возражая Толю, предложил план движения вперед и атаки, которая одна, по его словам, могла вывести нас из неизвестности и западни, как он называл Дрисский лагерь, в которой мы находились. Пфуль во время этих споров и его переводчик Вольцоген (его мост в придворном отношении) молчали. Пфуль только презрительно фыркал и отворачивался, показывая, что он никогда не унизится до возражения против того вздора, который он теперь слышит. Но когда князь Волконский, руководивший прениями, вызвал его на изложение своего мнения, он только сказал:

– Что же меня спрашивать? Генерал Армфельд предложил прекрасную позицию с открытым тылом. Или атаку von diesem italienischen Herrn, sehr schon! [этого итальянского господина, очень хорошо! (нем.)] Или отступление. Auch gut. [Тоже хорошо (нем.)] Что ж меня спрашивать? – сказал он. – Ведь вы сами знаете все лучше меня!».[40 - Толстой Л.Н. Война и мир. Фрунзе. 1981. Т. III. С. 53–54]

Толь Карл Федорович «При переходе через Альпы сражался с французами при Урзерне и Чортовом мосту, Альтдорфе и Муттентале, 3 ноября 1799 г. произведен в капитаны по распоряжению Суворова. 30 апреля 1800 г. произведен в чин майора. Участвовал в кампании 1805 г. против французов. Во время русско-турецкой войны 1806–1812 гг. был в сражениях при Турбате, Журже, Измаиле, Браилове. 15 сентября 1811 г. произведен в полковники. В Отечественную войну 1812 г. был прикомандирован к 1-й Западной армии и назначен на должность генерал-квартирмейстера. Находился в сражениях при Островне, Витебске, Смоленске, при Соловьевой переправе. По прибытии к армии Кутузова был назначен генерал-квартирмейстером всех действующих армий и участвовал в сражениях при Бородине (награжден орденом Св. Георгия 4-го кл.), на р. Наре, на р. Чернишне, под Тарутином, при Малоярославце, Вязьме, Красном, за все эти дела «по совокупности» произведен в чин генерал-майора 22 ноября 1812 г. Участник заграничных походов 1813–1814 гг. После смерти фельдмаршала Кутузова назначен генерал-квартирмейстером при Его Величестве. Участвовал в сражениях при Бауцене, Дрездене, Кульме, Лейпциге, состоя генерал-квартирмейстером при австрийском фельдмаршале Шварценберге, принявшем начальство над союзными войсками. Произведен в генерал-лейтенанты за взятие Лейпцига 8 октября 1813 г. В 1814 г. во время похода во Францию был в сражениях при Бриенн-ле-Шато, Лаферт-сюр-Жуаре, Бар-сюр-Обе, Бар-сюр-Сене, Труа, Арси-сюр-Обе, Фер-Шампенуазе, при взятии Парижа». (С. 575–576)

Армфельт Густав Маврикий Максимович: «С июня 1812 г. находился при Императоре. По прибытии 1-й армии в Дрисский лагерь присутствовал на известном Военном совете. Затем отбыл с Императором в Петербург, в сентябре того же года был послан в Стокгольм для участия в разработке союзного договора». (С. 299–300)

Фуль Карл Людвиг Август: «27 декабря 1806 г. Фуль был принят в чине генерал-майора в русский Генеральный Штаб. В 1809 г. произведен в генерал-лейтенанты. Перед 1812 г. составил план военных действий, исходя из которого был построен укрепленный лагерь на р. Дриссе. В начале Отечественной войны находился при Императоре Александре I, участвовал в военном совете в Дриссе. До августа 1812 г. состоял при главнокомандующем 1-й Западной армии, затем был отозван в Петербург. После взятия Парижа по повелению Александра I был награжден орденом Св. Владимира 1-й ст.». (С. 596–597)

Вольцоген Людвиг Юстус Адольф Фридрих: «Будучи высокообразованным офицером, обратил на себя внимание Императора Александра I, назначившего его своим флигель-адъютантом 11 января 1811 г., 15 сентября того же года был произведен в подполковники. М. Б. Барклай де Толли также поручал Вольцогену ответственные задания. Вольцоген составил свой план ведения военных действий с Наполеоном. В 1812 г. состоял в Свите Императора и в то же время исполнял обязанности квартирмейстера при штабе 1-й армии. На известном совете в Дрисском лагере одним из первых выступил против размещения армии в этом лагере с целью дать сражение французам. После отъезда Императора Александра I из 1-й армии остался в должности дежурного штаб-офицера при Барклае. Участвовал в сражениях под Витебском и Смоленском, за что был произведен в полковники, а за отличие в Бородинском сражении, во время которого он был контужен, награжден орденом Св. Анны 2-й ст. с алмазами. После отъезда из армии Барклая он оставался при Л. Л. Беннигсене и находился в сражении при Тарутине, за что получил золотую шпагу за храбрость. В 1812 г. сражался под Бауценом, Дрезденом и Лейпцигом и 8 октября того же года был пожалован в генерал-майоры. В 1814 г. за отличие под Ла-Ротьером был награжден орденом Св. Анны 1-й ст.». (С. 344–345)

Из присутствовавших на совете «лиц более всех возбуждал участие в князе Андрее озлобленный, решительный и бестолково-самоуверенный Пфуль. Он один из всех здесь присутствовавших лиц, очевидно, ничего не желал для себя, ни к кому не питал вражды, а желал только одного – приведения в действие плана, составленного по теории, выведенной им годами трудов. Он был смешон, был неприятен своей ироничностью, но вместе с тем он внушал невольное уважение своей беспредельной преданностью идее. Кроме того, во всех речах всех говоривших была, за исключением Пфуля, одна общая черта, которой не было на военном совете в 1805-м году, – это был теперь хотя и скрываемый, но панический страх перед гением Наполеона, страх, который высказывался в каждом возражении. Предполагали для Наполеона все возможным, ждали его со всех сторон и его страшным именем разрушали предположения один другого. Один Пфуль, казалось, и его, Наполеона, считал таким же варваром, как и всех оппонентов своей теории. Но, кроме чувства уважения, Пфуль внушал князю Андрею и чувство жалости. По тому тону, с которым с ним обращались придворные, по тому, что позволил себе сказать Паулучи императору, но главное по некоторой отчаянности выражений самого Пфуля, видно было, что другие знали, и он сам чувствовал, что падение его близко»[41 - Толстой Л.Н. Война и мир. Т. III. С. 54.]

Из плана Фуля следовало выделить главное, что «оборонительную войну должно вести двумя армиями, из которых одна удерживала бы неприятеля с фронта, между тем как другая действовала бы ему в фланг и тыл». А не сводить всё обсуждение только к «неудобствам дрисского лагеря». Кроме того Богданович считает, что «Неудобства Дрисскаго лагеря,… могли быть отчасти устранены, еслиб войска 1-й армии усилились, как было предположено, значительными подкреплениями и вошли в связь со 2-ю армиею. Но резервы, прибывшие в укреплённый лагерь, едва могли пополнить убыль, понесённую с начала кампании,… по предложению находившегося тогда в главной квартире, герцога Александра Виртембергского, поддержанному Барклаем, принято направление к Витебску, где Первая армия, заняв выгодную позицию, должна была соединится со Второю».[42 - Богданович М. И. История… Т. 1. С.101; 171-172]

Мнение военного специалиста Александра Андреевича Свечина: «Военный советчик императора Александра, жестокий теоретик Пфуль, исходя из стратегических идей Бюлова, предполагал действовать одной из этих армий на сообщения Наполеона, когда он погонится за другой. В плане Пфуля крупное значение имел укрепленный лагерь у Дриссы – тет-де-пон на Западной Двине, куда должна была отходить 1-я армия, чтобы дать возможность 2-й армии ударить на сообщения Наполеона. План имел в виду принести в жертву нашествия Наполеона только Литву и Белоруссию и сохранить коренные русские области. Однако, сообщения Наполеона на Двине растягивались только на 300 километров. При имевшемся соотношении сил, надо было дать развиться Наполеоновскому сокрушению на 800 км., от Немана к Москве, чтобы сообщения его оказались действительно в беспомощном положении. Сверх того надо было выгадать известное время, чтобы дать развиться процессу разложения в Великой армии, переживавшей крупное замешательство уже в период подхода к русским границам. Ошибка Пфуля была лишь в масштабе; в основе же идеи Бюлова являлись не глупыми «теоретическими бреднями», а заключали в себе здоровое ядро. Разделение наших сил по плану Пфуля принесло ту пользу, что явилось формальным основанием для отказа вступить в начале войны в решительный бой с Наполеоном».[43 - Свечин А.А. Эволюция военного искусства. Т. I, С. 373–374.]

Так уж повелось на Руси, что ещё при Иване III, увидев «искусство иностранных мастеров в строительном деле, то стали вызывать в Россию и других мастеров и знающих людей. Приглашали людей, которые бы умели добывать руду, приступать к городам, стрелять из пушек, литейщиков, серебряников, лекарей».[44 - Острогорский М. Учебник Русской истории. СПб., 1895, С. 53–54.] А как только, что-нибудь случалось, то виноваты всегда были «немцы» или чухонцы. Всегда находился «козёл отпущения». «Первым для удовлетворения гнева русских военачальников на заклание отдали К. Фуля, автора скандального Дрисского проекта. Вторым по счету для генеральского жертвоприношения был подготовлен разработчик и главный исполнитель плана отступления Барклай. Не исключено, что в запасе имелись и другие кандидатуры. Например, быстро восходившая звезда Ф. О. Паулуччи. Но штабные генералы буквально «съели» титулованного итальянца в течение нескольких дней, и он просто не успел стать «козлом отпущения».[45 - Отечественная война 1812 года. Биографический словарь… С.19] Так будет и в Первую мировую войну, когда таким «козлом отпущения» назначат командующего 1-й армией Ренненкампфа, а в Великую Отечественную войну, этим «козлом» стал народ целой Автономной республики России и все жители страны немецкой национальности.[46 - Подробнее в книгах: «Досье России» и «Пасынки России».]

Полагали, что Наполеон непременно пойдёт на Дриский лагерь, чтобы «купить себе вход в древние пределы России ценою сражения с нашими войсками; ибо как отважиться завоевать Государство, не разбив его войско? – Но дерзкий Наполеон, надеясь на неисчислимое воинство своё, ломится прямо в грудь Отечества нашего».[47 - Глинка Ф. Н. Письма русского офицера. М., 1821. С. 44–46.] Однако он «не намеревался идти на Псков или Лифляндию; сделал на левом крыле своём один только вид нападения, а главную громаду сил обратил к правому крылу».[48 - Бантыш-Каменский Д.Н. Биографии… С.172.] Поэтому, на военном совете постановили немедленно оставить Дрисский лагерь, так как главные силы Наполеона направлялись не на Петербургскую дорогу, а в разрез двух наших армий на Московскую, в данных условиях Дрисский лагерь мог превратиться в ловушку для армии, было решено отходить к Полоцку, куда должен был подойти Багратион со 2-й армией.

Мнение Н.А. Окунева: «Направление Армии на Дриссу было столь же ошибочно, как и пребывание ея в сем лагере могло быть опасно. Наполеон, двинувшись центром своим, Корпусом Сенсира и Гвардией на Глубокое; а правым крылом, Корпусом Вице-Короля, из Сморгон на Вилейку, принудил Генерала Барклая де Толли оставить занятое им положение и потянуться вверх Двины, для сохранения сообщений с Смоленском. Он выступил из лагеря 2 июля. Хотя устройство лагеря при Дриссе и движение к нему большой Армии были весьма ошибочны; но внезапный выход из него, с пожертвованием укреплений, стоивших больших сумм и времени драгоценного, делает большую честь соображениям Генерала Барклая де Толли: он понял опасность своего положения и вышел из него».[49 - Окунев Н.А. Рассуждение о больших военных действиях,… С. 72.] Барклай-де-Толли оставляет лагерь при Дриссе и ведёт армию, через Полоцк, к Витебску.

Александр принимает решение «отказаться от командования армией, временно поставить во главе всех войск генерала Барклая, сперва отправиться в Москву, а оттуда в Петербург, чтобы повсюду ускорить работу по усилению армии, позаботиться о снабжении ее продовольствием и другими запасами и организовать ополчение, в котором взялась бы за оружие значительная часть населения страны. Несомненно, что лучшего решения император принять не мог».[50 - Клаузевиц К 1812 год. С. 38.] Покидая армию он сказал Барклаю-де-Толли: «Поручаю вам мою армию, Не забывайте, что у меня нет другой, и пусть мысль эта никогда вас не оставляет».[51 - Харкевич В.И. Барклай-де-Толли в Отечественную войну. С. 5–6.]

Одновременно отдаёт приказание полковникам: Флигель-Адъютанту Чрнышеву, Мишо и Эйхену «ехать в Москву и отыскать в окрестностях её места, удобные для укреплённых лагерей, назначая их служить опорою для армий, в случае перенесения театра войны к Москве». Полковнику Мишо он добавил: «Может быть, не будете вы иметь времени приготовить лагери надлежащим образом, тогда поезжайте к Волге, даже дальше. Ежели судьба захочет испытать Мою твёрдость, то у Меня останется ещё много способов и пространства, и Я могу далеко завести неприятеля».[52 - Михайловский-Данилевский. А.И. Описание… Ч. 1, С. 229–230.]

Мишо Де Боретур Александр Францевич: «С 1809 г. воевал против турок в Молдавской армии. Участвовал во взятии крепостей Исакчи, Тульчи, Измаила, Браилова, Туртукая (награжден орденом Св. Георгия 4-го кл.), сражался под Рущуком, Шумлой, Батином и Ловчей. В 1811 г. произведен в полковники, в 1812 г. переведен в 1-ю Западную армию. Во время Военного совета в Дриссе дал критическую оценку укрепленного лагеря, построенного по предложению генерала К. Л. Фуля. По приказу Императора Александра I выбирал места для строительства укрепленного лагеря у Москвы и на Волге. По возвращении в армию дважды посылался М. И. Кутузовым к Императору с сообщениями о сдаче Москвы и о Тарутинском сражении, за что 20 сентября 1812 г. был пожалован в флигель-адъютанты. В 1813 г. сражался при Люцене, Бауцене, Дрездене, Кульме, Лейпциге». (С. 476–477)

Фёдор (Фридрих-Август) Яковлевич Эйхен 2-й В 1801–1805 гг. Эйхен находился при цесаревиче Константине Павловиче. В 1805–1806 гг. Эйхен состоял при корпусе генерал-лейтенанта Эссена 1-го и был прикомандирован к армии графа Буксгевдена, расположенной в Моравии. За боевое отличие в битве при Прйсиш-Эйлау он 22 апреля 1807 года был награждён орденом св. Георгия 4-й степени. В мае Эйхен находился при изгнании неприятеля с Гуттштадтской позиции, в битвах при деревне Анкендорфе и при Гейльсберге, и 2 июня – в сражении при Фридланде. В 1811 г. Эйхен в чине полковника, по особому Высочайшему повелению, находился в Витебской губернии. Во время Отечественной войны 1812 года и в Прусской кампании 1813 года он участвовал в сражениях с французами.[53 - Википедия.]

Пока Император находился в первой армии, лве другие армии подчинялись его распоряжениям, но как только он покинул её, «Барклай-де-Толли, Багратион и Тормасов становились вполне самостоятельными, и согласование их действий зависело всецело от взаимного их соглашения, достигнуть которого именно в данном случае оказывалось весьма трудным».[54 - Ниве П. «Отечественная война» Т. I. С. 73.] Такая ситуация ставила Барклая «в положение крайне двусмысленное, создав, если можно так сказать, военно-юридические предпосылки развязывания борьбы против него в верхах армии… С одной стороны, в глазах множества военных и гражданских лиц Барклай представал в роли предводителя всех русских армий на театре военных действий, а с другой, – не имея на то от царя официальных полномочий, был предельно скован в своих полководческих усилиях, будучи к тому же обречен проводить непопулярную в армии и обществе стратегическую линию».[55 - Тартаковский А. Г. Неразгаданный Барклай. Легенды и быль 1812 года. С. 57.]

Не имея полномочий верховного главнокомандующего, Барклай-де-Толли не мог отдавать приказы другим главнокомандующим и даже в разгар военных событий, «видя необходимость действовать согласованно, – как он писал в письме к царю от 26 июля, – мог выразить генералу Тормасову токмо частным письмом мое желание, чтобы он поддался, насколько возможно, вперед».[56 - Русская старина. 1892. № 12, С. 620.]

О взаимоотношениях с Багратионом, Барклай писал: «Я должен был льстить его самолюбию и уступать ему в разных случаях против собственного своего удостоверения, дабы произвести с большим успехом важнейшия; словом, мне следовало исполнить обязанность для меня непонятную и совершенно противную характеру и чувствам моим. Несмотря на то, думал я, что в полной мере достиг своей цели; но впоследствии удостоверили меня в противном, ибо дух происков и пристрастия скоро открылся; обидныя суждения и неблагопристойные слухи…»[57 - Барклай-де-Толли. Изображение военных действий 1812 г. С. 10–11.]

Князю Багратиону, он писал: «Глас Отечества призывает нас к согласию. Оно есть вернейший залог наших побед и полезнейших от них последствий, ибо от единого недостатка в согласии славнейшие даже герои не могли предохранить от поражения. Соединимся и сразим врага России. Отечество благословит согласие наше!».[58 - Михайловский-Данилевский. А.И. Описание… Ч. 1, С. 298.]

После трудного и опасного перехода армия Барклая 11 июля вступает в Витебск «Переправя через Двину большую часть своей Армии, он стал пред Витебском и послал сильный отряд на Бабиновичи. Сия мера осторожности достигала двух важных целей: прикрывая точку Лиосны. Отряд сей составлял уступ, соприкосновенный с Армиею Князя Багратиона, которого Генерал Барклай де Толли полагал пробившимся уже к Орше».[59 - Окунев Н.А. Рассуждение о больших военных… С. 78–79.]

13 июля состоялось сражение в Островне, 14 – го близ корчмы Печонка. Авангардом, принявшим сражение командовал Граф Петр Пален «Многочисленный неприятель приблизился к нему и сразу развернул свои силы. Бой был продолжительный и кровопролитный, наши войска, сохраняя хороший порядок, отступили до оврага. Там, будучи преследуем только кавалерией, граф Пален сосредоточил свою конницу в одном месте и атаковал с такой стремительностью, что отброшенный неприятель, опрокинутый на свою пехоту, не осмелился продолжать движение. Обе армии стали лагерем на виду друг у друга на расстоянии 3–4 верст».[60 - Бенкендорф А.Х. Воспоминания. 1802–1837 гг. 2012. С. 189.]

В сражении 13 июля при местечке Островне, 14 июля при селениях Какувячине и Комарах (близ города Витебска). Были убиты: Селенгинского пехотного полка лекарь 12 класса Гаст, лейб-гвардии Драгунского полка капитан Глазенап 1-й. Умерли от ран: Ревельского пехотного полка капитан Петерсон, 20-го егерского полка майор Нейдгардт. Ранены: Начальник артиллерии 1-й Занадной армии генерал-майор граф Кутайсов, Лейб-гвардии Драгунского полка капитан Линденер 3-й, Нежинского драгунского полка поручик Вичфинский, штабс-капитан Сакен 1-й, Ревельского пехотного полка майор Швенцен, капитан Миллер 1-й (контужен), поручик фон Шредер 1-й. Штабс-капитаны Бер 1-й, Цытович, поручики Бер 2-й, Гун 1-й, подпоручики Вагнер, Гейкинг, прапорщики Бистром, Глушков 2-й, Троян. Черниговского – капитан Эйхлер; Копорского – штабс-капитан Рейхель, поручик Рапен-Детоар.[61 - Поликарпов Н.П. «Боевой календарь – ежедневник Отечественной войны 1812 года»]

Либгарт Антон Иванович: «В 1806–1807 гг. участвовал в военных действиях против турок, командуя батальоном. В 1807 г. назначен шефом Полтавского пехотного полка, во главе которого начал кампанию 1812 г. в составе 2-й Западной армии. 11 июля в сражении при Дашковке был ранен пулей навылет в правую руку и отправлен на излечение». (С. 454)

Е.Н. Щепкин отмечает, что «неудача Багратиона и его отступление за Днепр к Смоленску разъяснили первой армии ее положение под Витебском. Получив донесение о наступлении значительных сил неприятеля вдоль левого берега З. Двины, Барклай в ночь с 12 на 13 июля (ст. ст.) двинул там же по дороге на Бешенковичи пехотный корпус Остермана, усиленный драгунами, гусарами и конной артиллерией. Высылкой этого арьергарда он надеялся задержать противника и выиграть время, чтобы облегчить сближение и соединение со 2-ой армией. Так возник 13 июля бой под местечком Островно между французским авангардом Мюрата и отрядом Остермана, задержавший на целый день наступление неаполитанского короля, но кончившийся все-таки отступлением русских на новую позицию. Убедившись из боя при Островне в приближении значительных сил противника по дороге из Бешенковичей, Барклай отказался от опасного при таких условиях движения на Оршу. Чтобы отвлечь, однако, внимание противника от 2-ой армии, которую он сам настоятельно призывал ускорить движение к Орше, Барклай готов был даже принять сражение под Витебском…К тому же в ночь на 15 июля адъютант Багратиона привез известие о неудавшейся попытке 2-ой армии боем открыть себе дорогу для соединения с Барклаем. Эта новость освобождала 1-ую армию от необходимости выжидать Багратиона у Витебска под страхом битвы в плохо защищенной от природы местности с превосходными силами противника. Поручив Палену составить арьергард армии и выдвинуть его на левый берег речки Лучосы, Барклай после совещания старших начальников 15 июля решил продолжать отступление на Смоленск тремя колоннами через Поречье и Рудню».[62 - Щепкин Е.Н. От Вильни до Смоленска.//.//«Отечественная война и Русское общество». Том III. С. 180–194.]